Our meeting was a cornerstone

      Когда Джордж в восемь вечера открывает дверь служебки и окидывает взглядом кухню, появляется непреодолимое желание запереть ее обратно и вернуться домой спать, а утром многозначительно посмотреть в глаза управляющему и написать заявление по собственному.              Нет, он, конечно, понимает, что и клиенты иногда доводят до белого каления, и коллеги иногда бесят, но надо же иметь совесть.              Джордж ничего не имеет против ночной смены — он даже, наоборот, любит тихую и спокойную работу, тем более начальство стабильно отсутствует, и можно не беспокоиться лишний раз по пустякам. И видит бог, Джордж — добрый человек, но красноречивое «уроды» само вырвалось в пустоту помещения.              В дневную работали Шарль с Максом, и просто уму непостижимо, что они не поделили на сей раз. Ну, потому что засохший томатный соус на всех поверхностях и, буквально готовая, основа для пиццы, прилипшая к кафелю и служившая теперь украшением стены — это перебор.              А Джордж так надеялся на спокойную смену комфортных разговоров с Алексом ни о чем, который, кстати, недавно написал, что опоздает с абсолютно беззаботной припиской: «Не злись 😘». В прочем, если бы здесь не было полнейшего раздрая, Джордж бы и не злился. Радовало только то, что сегодня вторник — будний день — так что звонков с заказами будете мало, а с улицы в эту забегаловку на выезде из города занесет разве что какого-нибудь алкаша.              Парень обреченно вздохнул и, с осознанием полной безысходности, поплелся в подсобку за шваброй и ведром воды. А воды понадобится много, потому что белая плитка с томатным соусом — далеко не самая совместимая пара.              Менять воду Джордж ходил раза четыре, а спина уже неприятно ныла от перетаскивания тяжелого ведра и попыток залезть тряпкой в каждую щель между стеной и рабочими поверхностями. Еще и фритюрницу пришлось поставить на кипячение, ибо масло посторонние жидкости тоже не прощает, а это значило, что никаких куриных крылышек и картошки сегодня не будет, в целом, хоть чуть-чуть легче. Соскребать тесто с кафеля было веселее всего, потому что оно прилипло, кажется, намертво, пришлось аккуратно поливать кипятком и поддевать ножом каждый кусочек.              Только спустя час Рассел смог облегченно выдохнуть и выпрямить спину, тут же поморщившись от хруста позвонков, встающих на свои места. Он огляделся — почти все было вычищено. Оставалось только дождаться Алекса и протрепаться с ним до конца их рабочего дня. Иногда ему казалось, что он все еще терпит все дерьмо только ради коллеги с доброй и искренней улыбкой. Тем не менее, Джордж пообещал себе, что после Леклера и Ферстаппена кухню больше не примет никогда. Нет, правда, пусть срутся где хотят, но он ебашит в общепите после пар не ради кардио тренировок с тряпкой.              Алексу ужасно неловко, он опаздывает уже на час и сейчас летит к входной двери, усилием воли пытаясь не перейти на бег. Ему слишком неудобно перед Джорджем, и Алекс просто надеется, что тому не было тяжело в его отсутствии.              Джордж, удивительным образом, обнаруживается сидящим на ступеньках прямо под неоновой, светящейся вывеской «Пиц-ца 24 часа» и нервно курящим.              — Привет, ты чего тут сидишь? — парень резко тормозит и торопливо здоровается с другом. Они, может, и считались просто коллегами, но за почти год совместных смен, так или иначе, нельзя было не сблизиться.              — Привет, ты чего опаздываешь на час? — Джордж поднимает голову и смотрит на собеседника уставшим взглядом, сразу спрашивая о насущном.              — Машина сдохла, пришлось идти пешком, — Алекс думает, что Рассел удивительно похож на несчастного брошенного щенка с этими своими огромными глазами, — почему ты в резиновых перчатках?              — Пришлось убирать место преступления.              Джордж устало улыбается, со вздохом поднимается на ноги и, попрощавшись с сигаретой, хлопает парня по плечу.              Они сидят в стаффе и молчаливо пьют кофе — первый, но, очевидно, не последний за эту смену. Рядом с Алексом лежит рабочий телефон. В качестве извинений, ебаться с вечно недовольными клиентами будет он.              — Так а что здесь случилось? — все-таки интересуется Албон, кивая на швабру в углу.              — Страшная вакханалия. Я отскребал пиццу от стены, — парень усмехается, пока Алекс непонимающе пялится на него, — Я принимал кухню после Макса с Шарлем, тут абсолютно все, блять, было в соусе.              — Они подрались что ли?              — Да я даже знать не хочу, если честно, — Джордж делает последний глоток кофе и опускает взгляд в черноту на дне картонного стаканчика.              — Знаешь, в конце концов, раз есть чуваки, которые все время спорят и ругаются, должны быть и чуваки, которые все время милуются, — Алекс усмехается и тоже допивает свой, по праву бесплатный, напиток.              — Это что, вызов? — Джордж хлопает глазами, изображая святую невинность. Албон в ответ только пожимает плечами и отвлекается на рабочий звонок.              Мельком прислушиваясь к разговору, Рассел с сожалением вспоминает, что он вообще-то на работе, поэтому заранее встает и неторопливо надевает, и завязывает фартук. Алекс тем временем что-то уточняет, рассказывает про условия доставки и иногда делает пометки ручкой в специальном блокноте, в перерывах зачем-то покусывая колпачок на противоположной от пишущего кончика стороне. Когда все решено, оговорено, и звонок наконец сброшен, он поворачивается к парню с деланно шокированным лицом, выглядящий невероятно забавно и умилительно с открытым ртом и поднятыми бровями.              — Джордж, у нас код-красный.              — О боже, нет, — Рассел принимает участей в этой игре каждый раз с того момента, как она была придумана кем-то из сотрудников, — Только первый заказ сегодня, и сразу так?              — Дорогой, если тебе настолько сложно, я могу сам положить ананасы на пиццу. Для тебя, что угодно, — Алекс смеется и встает, чтобы переместиться на кухню за напарником.              — Спасибо, но со страхами надо бороться, — Джордж снова улыбается и старается отвлечься работой, подготавливая все ингредиенты и поверхность. Ну зачем вот Алекс с ним так разговаривает? Он просто не в состоянии не думать снова и снова обо всех Алексовых шутках «в стиле флирт».              Албон сидит на разделочном столе в углу кухни и слегка болтает ногами. Просто за компанию. Он с удовольствием бы помог парню с готовкой, но это настолько механически просто, что он, скорее, будет мешать тому, если влезет. Он мог бы поспать на маленьком диванчике в зале или заняться своими делами, потому что делать пока нечего. Тут сейчас в принципе не нужны два человека. Но ему приятно просто сидеть тут и обеспечивать моральную поддержку. Он наблюдает, как Джордж работает. Как тот усиленно упирается руками в скалку, пока раскатывает основу из теста. Как в этот момент напрягаются мышцы на руках, и под кожей на предплечьях гуляют венки, и костяшки на пальцах характерно белеют. Вообще, вид старательного Джорджа за работой Алекса невероятно умиляет. Но потом дыхание перехватывает. О боже. Этот удивительный человек заставит его умереть здесь и сейчас. Алекс просто видит, что парень настолько погружен в собственные мысли, что, видимо, не замечает, как высовывает кончик языка и зажимает у самого края рта. И это, ну, очень мило, и в то же время, ну, как-то чертовски горячо. Алекс смущенно опускает взгляд, чтоб его не спалили за наглым разглядыванием чужого лица. Да что уж лица. Он тупо пялится на тонкую фигуру Рассела, пока тот занят и ничего не замечает. Черные широкие брюки, черная широкая футболка, черный фартук, плотно затянутый на талии, кажущейся на контрасте такой узкой, что Алекс почему-то гадает, получится ли обхватить ее ладонями при желании. А еще кудрявые светлые волосы, по правилам, должны быть скрыты под кепкой или косынкой, но следить за этим некому, поэтому сейчас, выбившиеся из укладки, прядки падают на лоб, и Джордж явно не может их убрать, потому что руки в муке.              Как-то все это слишком. Алекс нервно сглатывает ком, вставший поперек горла. Он давно просто смирился, что Джордж — это всегда слишком для него. Слишком милый. Слишком добрый. Слишком сексуальный, по его скромному мнению, потому что до работы с Расселом, Алекс не ставил свою гетеросексуальность под вопрос даже в шутку. Но самое главное — Джордж был слишком недосягаемым. Потому что, ну, есть он, о котором хочется говорить только в превосходной степени, а есть Алекс, который просто Алекс.              Рассел ставит пиццу запекаться в электронную печь, вздыхает с облегчением и поворачивается к напарнику, отряхивая руки и наконец-то поправляя мешающие волосы.              — Больше заказов не было? — Албон бы его, конечно, предупредил, но уточнить стоит. Парень напротив дергается, вырванный из каких-то своих мыслей и смотрит на него удивленно, будто на секунду забыл, где находится. Джордж машинально извиняется, за то, что прервал.              — Нет, ничего не было. Удивительно, что хоть что-то вообще прилетело, — он неловко чешет затылок и соскакивает со стола, потому что по небольшому помещению прокатывается звонок, оповещающий о прибытии курьера. Одновременно с этим раздается и пищание таймера духового шкафа, — вот это тайминг, ты просто бог пиццы.              — Кошмар. Больше так не говори, это звучит, как приговор, — Джордж с легким отвращением фыркает, пока перекладывает пиццу в коробку, чтобы передать заказ курьеру через прилавок, — если бы я был богом пиццы, я бы отправлял всех любителей сраных ананасов на ней в ад.              — Справедливо.              За неимением другой работы, они снова садятся за столик в стаффе. Стандартный разговор, в котором Рассел жалуется на соседа по общаге, смотрящего тик ток без наушников, пока он старается выспаться после ночной смены и пар, а Алекс рассыпается в эмоциональных клятвах отчислиться, чтобы не писать диплом в следующем году, помогает бороться с постепенно накатывающей усталостью.              Пролетает целый час. Час тотального отсутствия звонков с новыми заказами. В целом, ожидать другого в такое время было бы странно.              — Пошли покурим, что ли? — Джордж прерывается, чтобы озвучить озарившую его идею, от которой невозможно отказаться. Албон помнит, что тот закурил, только когда устроился сюда. Конечно. Это же гребаный общепит, тут по-другому просто нельзя.              — Пойдем, конечно. Я уже думал, ты не предложишь.              На улице предсказуемо темно. А еще сыро. Но есть своя особенная атмосфера в этой умиротворяющей тишине, пустой парковке, с редко пролетающими по шоссе за ней, машинами. В радиусе пары сотен метров, наверняка, нет ни одной неспящей души. Только неоновая вывеска над головой и легкое дуновение прохладного ветра, который заставляет поежиться и потереть плечи больше ради приличия, нежели от неприятного холода. Кажется, пока они сидели внутри, моросил легкий дождь, потому что роса не оставила бы на асфальте и ступеньках едва заметные лужи.              Рассел почти наступает в одну из них, как только переступает порог, и Алекс осторожным движением ловит его за талию, чтоб придержать на месте. Чисто автоматически. Всего лишь жест заботы. Джордж вздрагивает от неожиданности и замирает.              — У тебя кеды замшевые, легко промокнут, — поясняет парень, чтобы успокоить, не вызывая подозрений.              — Да, спасибо.              Джордж не двигается, стоит, замерев в полушаге, будто в запечатленном на фотоснимке моменте. Алекс осторожно убирает руки, неловко проходит вперед и садится на край ступеньки. Джордж плавно опускается рядом и ежится от холода влажной плитки, пробирающего через ткань. Он протягивает другу сигарету и услужливо подпаливает кончик. Методично проделывает это еще раз, но уже для себя самого.              Они курят в тишине. Только умиротворяющая, спокойная тишина и свежий ночной воздух, днем такого не бывает, днем стоит неприятная духота и клубится придорожная пыль.              — Тебе нравится здесь? — сигарета выкурена, и теперь молчание можно прервать.              — Это временно, ты же понимаешь.              — Конечно.              — Уволишься, когда закончишь учиться?              — Нет, — Алекс усмехается и качает головой, — Пока не могу. Точнее, не смогу себе простить.              — А что тебя может тут держать?              Вопрос ребром. Без сомнений, Алекс легко мог бы придумать какую-нибудь дурацкую причину. Но это была бы очевидная ложь. Он не может сказать, что работа ему нравится или зарплата хорошая, или он хотя бы живет рядом.              — Тебе не понравится, — он надеется, что Рассел просто подумает что то свое и не станет переспрашивать, потому что он на грани, и, если бы не страх быть посланным, он бы давным-давно ему признался.              — Не думаю, что существует что-то настолько извращенное.              Алекс поворачивается всем корпусом и в упор смотрит на парня. У него сердже сжимается от его вида. Он такой красивый сейчас. Всегда. Ему бы не торчать здесь, в какой-то дыре, и вдыхать своим милейше-аккуратным носом прибитую дорожную пыль, а сидеть в ресторане на какой-нибудь панорамной площадке Эйфелевой башни под луной и слушать ночной Париж где-то внизу. Алекс искренне так считает. Он не понимает, чем заслужил этого удивительное человека, и чем обязан за возможность смотреть на него так часто, и даже прикасаться иногда.              — Проблема в том, что это именно нечто ужасно извращенное.              — Алекс, мы все — те еще извращенцы.              Он тоже поворачивается и заглядывает Алексу прямо в глаза. Алекс думает, что он своими огромными, невероятными, голубыми, как безоблачное небо в ясный майский полдень, глазами наверняка может разглядеть всю его душу за темной радужкой. Алекс думает, что они сидят слишком близко, чуть соприкасаясь плечами. Алекс неловко опускает руку и случайно задевает бедро Джорджа. Он просто не знает, что сказать, потому что любая фраза окажется неправильной и неподходящей. Он даже дыхание нервно задерживает, слишком страшно все испортить.              — Я вот, например, влюблен в одного чудесного парня, но ничего ему не говорю, боюсь, потому что меня наверняка пошлют, — вдруг выдает Рассел, ласково усмехается и опускает взгляд вниз, куда Алекс только что передвинул руку.              Албон неосознанно закусывает губу, где-то в самых смелых мечтах, Джордж сейчас говорил о нем. И он просто не представляет, что его кто-то мог бы отшить, если одного вида этих оленьих глаз достаточно, чтобы утонуть без возможности всплыть на поверхность.              Джордж слегка опирается на его бедро, осторожно обхватывая ногу длинными пальцами, плавно наклоняется и, так же осторожно, проводит большим пальцем другой по его нижней губе.              — Ты сейчас только, пожалуйста, не кричи.              У Алекса происходит тотальная остановка сердца, и его потряхивает, когда Джордж наклоняется еще ближе и почти невесомо прижимается к его губам. Через мгновение, он начинает отстраняться, и Алекс в панике обхватывает его лицо, возвращая обратно. Так, наверное, правильно. У Джорджа холодные руки и теплые мягкие губы, Алекс пытается не суетиться, потому что, ну, он столько раз грезил об этом, а сейчас он готов рассыпаться, потому что чувства выливаются через край. Он никогда не думал, что поцелуй может быть настолько трепетным и нежным, и он сейчас боится случайно сломать Рассела, потому что тот кажется страшно хрупким, когда приоткрывает рот, позволяя Алексу провести языком по зубам, по нижней губе, и немного оттянуть ее, смакуя. Алекс обхватывает его ладони своими и прячет под его же футболку, хитро, чуть заметно, улыбается в поцелуй и невесомо водит подушечками пальцев по спине, бокам, животу прямо под ребрами.              Внезапно начинает играть надоедливая мелодия, и Алекс одной рукой лезет в карман за телефоном, чтобы показательно сбросить вызов, отвлекающий так невовремя от самого желанного за последние месяцы.              — Алекс, — Джордж отстраняется и перехватывает его руку, — мы же на работе, придется ответить.              Албон мысленно проклинает человека на другом конце провода. Он может и старше, но, видимо, не стал от этого серьезнее и ответственней. Он по-лисьи прищуривается, коротко смотрит на Рассела и все-таки принимает входящий вызов.              — Солнце, если ты думаешь, что я теперь отстану от тебя, то ты ошибаешься.