***
Была в этом всём, пожалуй, львиная доля мазохизма. Потому что влюбиться в своего соседа по квартире — тот ещё аттракцион невиданной удачи, в котором Юнги неожиданно получил главный приз. Это конечно не миллион долларов в лотерее, но тоже достаточно неплохо. По крайне мере, Юнги всячески искал плюсы, и иногда ему это удавалось. Как минимум, Чимин с ним жил. Он практически всегда был рядом и радовал, а порой и раздражал, своими смешными привычками, без которых повседневность Юнги переставала быть такой приятной. Когда у Чимина случается стресс, то он начинает нервно убираться, чтобы выпустить пар, а особенно ему нравится выкидывать вещи. Эту фишку Юнги понял далеко не сразу и пару раз даже возмущался о том, куда делись их старые кухонные полотенца, которые, как оказалось в итоге, попали под горячую руку соседа и были выкинуты в мусорку, потому что «застиранные, страшные и старые». В этом был смысл, потому что в тот же день в доме появились новые полотенца. Юнги не думал, что когда-то его будут радовать новые полотенца, если честно. И ничего плохо в этом не было. С Чимином их познакомил, вообще-то, Сокджин, сказав, что на первом курсе реставрации есть один хороший паренёк, который ищет, с кем снимать квартиру. А тут удачно на горизонте появилась фигура Мин Юнги, у которого за год от проживания в общежитии уже начала ехать крыша, так что он пару раз встретился с Чимином, пообщался и понял, что надо соглашаться. Первое время им было немного неловко и непривычно, но спустя пару совместных пьянок и ночных походов на кухню за перекусами, они смогли найти подход друг к другу. — Йоу. — В телефоне звучит радостный голос Хосока. Юнги мычит в ответ, давая знать, что он весь во внимании. — Мне очень нужна помощь. Я где-то посеял свою флешку со всем важным, не могу найти уже чёрт знает сколько. Глянь у себя? — Она у меня в кошельке. Срочно надо? — вспоминает Юнги. — Сейчас не горит, но завтра нужна уже. Можешь проверить на всякий случай? — Хосок тянет гласные и, судя по звукам на заднем фоне, старается перебежать дорогу до того, как загорится красный свет. — Попозже проверю. Чимин спит. — Мин усаживается в позу лотоса и включает компьютер. — Как это связано? — Кошелёк в гостиной. Чимин спит там. Проснётся — проверю и напишу тебе. Улыбку Хосока практически слышно. — Договорились, жду. Охраняй его сон, как драконы охраняют золото, — поддевает он беззлобно и хихикает. — Да пошёл ты. Юнги слышит заразительный смех, позволяет себе улыбнуться уголком губ и сбрасывает звонок. Несмотря на плюсы, его положение было весьма шатким: мало того, что для лучших друзей он был слишком очевиден, и те быстро раскусили новую симпатию Мина, так ещё и признаться никак не получалось, от чего оставалось ему вариться в котле собственных догадок и переживаний. Потому что, кто его знает, как отреагирует Чимин на его признание, а им ещё и жить потом вместе. По младшему особо не ясно, испытывает ли он что-то к Юнги и всего-навсего хорошо это скрывает или просто остаётся заботливым другом, как и для всех остальных. Так что стратегия была предельно простая: ждать и наблюдать — с чем Юнги успешно справлялся. Если принять во внимание, что бывший Чимина, с которым они расстались почти год назад, был полнейшим мудаком, а сейчас младшему точно никто не нравился, то у Юнги не было абсолютно никаких конкурентов. И это безусловно радовало. Да, возможно он мыслит так, будто собирается стратегически вести маленькую войну, но это имело смысл. Юнги бездумно перемещается между открытыми вкладками на компьютере, а потом шумно вздыхает и откидывается на спинку рабочего кресла. В целом, карантин его не слишком пугает: для Юнги не выходить из дома — проще простого, но всё равно он осознаёт, что привычный уклад жизни вот-вот изменится. Он скидывает тапочки, чтобы не издавать лишних звуков, и высовывается из своей комнаты, прислушиваясь к тишине квартиры. Проходит в гостиную и практически ощущает, как его всего от радости скручивает пополам, когда он видит, как крепко спит Чимин, у которого плед уже полностью оказался в ногах. И, может быть, у Мина случилось помутнение рассудка или он поймал какой-то сигнал из космоса, но желание поправить соседу плед стало таким невыносимым, что уже нет сил ему сопротивляться. Юнги задерживает дыхание и, сверкая красными кончиками ушей, одним слитным, медленным движением натягивает плед повыше. А потом, поверив в себя и свои силы, наклоняется и, помедлив лишь на долю секунды, оставляет невесомый поцелуй на чужом лбу, там, куда не упала растрёпанная светлая чёлка. Как выясняется, Юнги весьма многозадачен: боится и делает одновременно. Он быстро отскакивает и замирает на несколько секунд, наблюдая за тем, как Чимин продолжает мерно дышать и даже не шевелится. У него слегка приоткрыты обветренные губы, а домашняя майка смешно перекрутилась. Юнги думает, что он сходит с ума, поэтому бесшумно сбегает в комнату и старается занять себя чем-то, но в итоге только измеряет маленькое пространство шагами и пару раз ударяется головой об стол. В порыве.***
Сначала всё идёт не так уж и плохо. Чимин, безусловно, в стрессе. Учиться дистанционно тяжело, хочется выбраться вечером в торговый центр или даже сходить в кино, но теперь такой возможности у него нет. Не то чтобы он раньше постоянно ходил с кем-то в кино, но, как говорится: «Имевши — не ценим, потерявши — плачем,» — если это вообще можно применить к походу в кино. Стены комнаты начинают на него давить, и привычный распорядок дня разрушается. Теперь он может вставать на полтора часа позже, потому что ему не надо собираться и ехать в университет, но и это со временем перестаёт быть плюсом, потому что весь отлаженный режим Чимина нарушается. Он начинает позже ложиться, позже вставать, теряет привычную рутину в виде сборов куда-либо. И, казалось бы, это такая мелочь, но в какой-то момент Юнги застаёт своего соседа, сидящим на кухне посреди ночи у открытого нараспашку окна и выглядящего, как самый несчастный человек на свете. Для начала, Юнги оказывается растерян и напуган. На кухне такой холод, что у него даже начинают побаливать конечности от соприкосновения с ледяным полом, а Чимин сидит в одних только шортах и с мокрой головой после душа. — Ты сдурел? — возмущается Юнги, рывком отодвигая Пака и захлопывая окно. — Ты же сдохнешь от холода, Чимин-а. И я тоже, к слову. Чимин молчит и поднимает на него глаза, такие расстроенные, что Юнги не знает, что нужно сказать. Он касается холодных плеч Пака горячими ладонями и начинает растирать кожу, чтобы тот хоть немного перестал быть похожим на ледышку. — Я так хочу в кино, — скулит Чимин и, кажется, его глаза блестят. — Что? — пыхтит Юнги, не сразу понимая суть. — Я очень сильно хочу в кино, но теперь нельзя даже в магазин нормально сходить. Я хочу в кино, — не унимается Чимин и рвано выдыхает. — Так. — Юнги присаживается на соседний стул и всё равно ёжится от пробирающего ночного холода. — Ты из-за кино расстроился? — он наклоняет голову и ласково смотрит в чужие глаза. — Да, — растерянно отвечает Пак, ладонью поправляя мокрые волосы. — Я просто устал сидеть дома. Дело не в том, что у нас дома плохо, а в том, что мне хочется… не знаю, обычной жизни. Я не думал, что это будет так сложно, хён. Мин поджимает губы. Он бросает взгляд на настенные часы, которые показывают четыре утра, и не знает, что может сделать в данную секунду, чтобы помочь Чимину. Кроме одного. — Тебе нужно высушить голову и поспать, Чимин-а. Ты ещё и заболеть можешь. — Я не хочу спать в комнате. — Почему? — удивляется Юнги. — Потому что я там теперь круглосуточно. Мне там душно. — Чимин выглядит так, будто признаётся в какой-то страшной тайне, и Юнги понимает, что дело вовсе не в открытом окне или тяжёлом воздухе. Видимо, только сейчас Чимин начинает чувствовать холод, наполнявший кухню, так что его плечи чуть подрагивают. Юнги вздыхает. — Ложись в гостиной. Тебе же нравится там спать, — предлагает он. — Я не хочу мешать тебе утром, потому что ты точно захочешь попить кофе, а наш чайник… — Чимин не заканчивает предложение, но Юнги и так всё понимает. Чайник и правда звучит так, будто надвигается апокалипсис. — Чимин-а, — зовёт он, вставая и перемещаясь к дивану в гостиной, чтобы убрать с него оставленную днём книгу. — Я могу пережить утро и без кофе. В сравнении с тем, что ты не высыпаешься, кофе — полная херня. Чимин замолкает. Юнги задумывается, расправляя плед, и вспоминает, что Чимин уже несколько недель не спит днём в их гостиной на диване. Мин раньше не придавал этому значения, но, видимо, стоило, потому что он осознаёт только сейчас, что нарушенный ритм жизни даже сбил Чимину привычные часы сна, когда он мог бы перезагрузиться и отдохнуть. — Правда можно? — раздаётся тихо у него за спиной. — Не спрашивай так, будто ты не живёшь в этой квартире. Я не изверг, Чимин. И никогда не согнал бы тебя с дивана, — ворчит Юнги. — Где твой второй плед? Ты всё ещё мёрзнешь. — В моей комнате, на полу валяется. Юнги уверенно шагает в чужую комнату, сразу замечает развороченный на полу тёмно-синий плед, поднимает его и вдобавок прихватывает с незаправленной кровати подушку. Когда он возвращается в гостиную, Чимин сидит на краю дивана, а у него на голове уже лежит полотенце, которым он подсушивает волосы. Старший кладёт на диван подушку, расправляет два пледа и включает тусклую лампочку на тумбе. — Ложись, — командует он. Чимин откладывает полотенце, вешая его на спинку дивана, и действительно молча укладывается, тут же заворачиваясь в пледы по самый кончик носа. Под тканью видно, как он потирает друг об друга холодные ступни. — Спи, — Юнги опускается на корточки около него и поглаживает ладонью по плечу. — У тебя же завтра выходной. Выспись. Ещё бы ты не заболел — вообще было бы отлично. — Я не заболею. — Чимин морщит нос. — Ага. — Юнги поднимается и идёт по направлению к своей комнате. — Спи. — Спасибо, хён, — бормочет Чимин негромко и прикрывает тяжёлые веки. Юнги ложится в кровать и долго не может уснуть.***
Чимин окончательно просыпается только в тот момент, когда замечает, что солнце за окном начинает садиться. Он удивлён, но не слишком, потому что сегодняшний день он провёл на диване: просыпался, тревожно переворачивался и снова проваливался в дрёму, совершенно не желая покидать своё теплое убежище. Приподнимаясь на локтях, он поджимает губы, вспоминая, что ему снова снился этот сон. Уже второй раз, и оба раза он спал здесь. Сон этот был едва уловимым, но таким приятным, что внутри всё сладко сжимается. В нём Юнги целовал Чимина в лоб перед пробуждением, и это ощущалось каждый раз так правильно, что крыша начинала потихоньку ехать, ведь так Чимину хочется, чтобы этот сон стал явью. — Доброе утро, спящая красавица. — В голосе Юнги сквозит добрая насмешка, когда он входит в гостиную. — Как ты? Старший выглядит свежо, а в руке у него кружка с кофе. — Когда ты заварил кофе? Я не слышал чайник, — удивляется Чимин, потирая переносицу пальцами. — Я трижды кипятил воду в кастрюле, — гордо начинает Юнги, но тут же замечает, как Чимин приподнимает брови, явно думая, что доставил своему хёну неудобства. — К слову, я теперь ещё больше уверен, что этот чайник пора выкинуть. Кастрюля кипятит воду быстрее в два раза. — И спешит добавить. — Если что, это не было проблемой. Ты мне никак не помешал. Пак расслабляет плечи и посмеивается. — Мы не будем выкидывать чайник, — предупреждает он. — Жаль, — пожимает плечами Юнги. — Умывайся. У нас сегодня по плану кино. — Что? — Кино, говорю. Домашнее. Иди умывайся, я сейчас всё сделаю, — командует Мин. — Но… — Пак Чимин, бегом в ванную. Или ты собираешься сегодня вообще зубы не чистить? Чимин поднимает раскрытые ладони в знак капитуляции и стремительно уходит в ванную, чтобы привести себя в порядок. Глядя в зеркало, неосознанно улыбается. Что задумал Юнги? На щеке у него нелепый след от подушки, но глаза наконец-то выглядят более живыми, чем последние несколько дней. Если признаваться честно, то Чимин вообще не думал, что хён обратит внимание на его слова про кино, так что он так вдохновляется, что даже успевает сбегать к себе в комнату и надеть чистую футболку. Пока он совершает этот марш-бросок, то видит суетящегося Юнги, который активно перемещается между кухней и гостиной. — Всё готово, можешь идти, — зовёт Мин через пару минут. Чимин заходит в гостиную с таким чувством, будто он ребёнок, которому на Рождество преподносит подарок настоящий Дед Мороз, потому что в комнате горит только нижний свет, на диване раскиданы пледы и подушки, телевизор включён, а на журнальном столике стоит несколько банок газировки, миска попкорна и тарелка с виноградом. — Хён… — Чимин поджимает нижнюю губу в умилении и еле сдерживает хихиканье, видя смущённого Юнги. — Правда домашний кинотеатр? — Чонгук помог мне найти слитые фильмы, которые крутят сейчас в кино, но в хорошем качестве, — бурчит Мин, садясь на диван. — Падай. Чимин садится не так близко, как хотелось бы, потому что их отношения и без того в шатком положении: стоит чуть сдерживать себя, чтобы в случае чего не жить потом в неловкости и не избегать друг друга на одной жилплощади. Юнги накрывает их ноги пледами, и Чимину кажется на секунду, что он готов даже рискнуть их соседством, но наконец-то уткнуться носом в чужую макушку и оставить там лёгкий поцелуй. Эти мысли он отбрасывает как можно скорее. — Спасибо тебе большое. — В голосе Чимина столько неприкрытой искренности, что Юнги весь покрывается мурашками. — Правда. — Не за что, Чимин-а, — отвечает он. — Включай любой. Странно, что за всё время карантина они ни разу не садились вот так вдвоём что-то посмотреть в гостиной, потому что прятались в своих комнатах в надежде не докучать друг другу. Это и было ошибкой, как выяснилось теперь. Чимин чувствует, что, если бы он разделил это заточение с Юнги, то ему самому было бы гораздо легче, потому что такое нужное присутствие дорогого человека делает вечер по-настоящему важным. Теперь даже стены дома не кажутся бетонной клеткой. К середине фильма они оба растягиваются на диване, оперев свои подушки на подлокотники по разные стороны, так что Юнги чувствует, как пятка Чимина упирается ему в бок. Все закуски уже сметены, газировка выпита, а младший снова проваливается в сон. Ракурс не самый удобный, но Юнги вполне может видеть лицо Чимина, освещённое светом телевизора, и то, как его глаза постепенно закрываются. Юнги и сам не может сопротивляться одолевающей его дремоте, потому что фильм, откровенно говоря, не затягивает, а Пак такой тёплый и спокойный, что самого Мина отпускают все волнения и сомнения. Проваливаясь в сон, он даже немного жалеет, что раньше никогда не спал на этом диване. Или дело только в наличии Чимина рядом.***
Чимину снова снится сон, где хён целует его в лоб, и это ощущается до того реально, что он спустя время открывает глаза и растерянно моргает. Вместо ощущения тёплого тела Юнги рядом — развороченный плед и чужая подушка, а на кухне — звук ложки, мерно ударяющейся о стенки кружки. Хён уже встал и пьёт кофе. При всём этом, они ещё и вместе уснули вчера вечером. Чимин стремительно краснеет. — Доброе утро, — раздаётся голос Юнги с кухни. — Который час? — Восемь. Мы вчера так рано уснули, что, кажется, восстановили себе режим. — Они оба усмехаются. И это правда срабатывает. Они наконец-то находят эту хрупкую точку равновесия и баланса, чтобы не сойти с ума в изоляции, так что Чимин наконец-то начинает нормально спать и налаживает режим дня. Они с Юнги периодически занимаются какими-то совместными делами по типу просмотров фильмов или игр в настолки, найденные где-то в закромах шкафов и покрытые столетним слоем пыли. Однажды Юнги даже едет по каким-то срочным делам, которые невозможно решить дистанционно, а возвращается домой с игровой приставкой, одолженной у Чонгука, и в итоге они не спят три ночи, проходя какую-то долгую сюжетную игру и соревнуясь в гонках. В общем, жизнь налаживается, а тревога из-за гуляющего вируса остаётся маячить на подкорке сознания. Вместе с тем, Чимин начинает сходить с ума. Он счастлив, что наконец-то каждый божий день около часа уделяет на дрёму в гостиной, но сон, где Юнги целует его в лоб, повторяется каждый раз, и ему начинает казаться, что это какие-то больные игры воображения. Юнги замечает, что младший сильнее, чем раньше, может погрузиться в свои мысли, а после пробуждения выглядит донельзя растерянным и даже немного смущённым, но Мин даже не догадывается, что Чимин думает об этих поцелуях днём и ночью, во время каждого приёма пищи, пока делает домашку или чистит зубы. Самое странное — что сон никогда не повторяется по ночам, только днём, так что в какой-то момент Чимин даже боится засыпать на диване, потому что после каждого такого пробуждения ему хочется заорать во всё горло от переполняющих эмоций, но он позволяет себе только крепко зажмуриваться до белых пятен перед глазами. — Чимин-а, — зовёт Юнги с кухни, пока Пак заканчивает делать доклад в университет. — Иди ужинать! Чимин улыбается до боли в щеках и быстро закрывает ноутбук, потому что хён сказал, что устроит им сегодня какой-то вкуснейший ужин, а потом они будут играть в очередную настолку. — Что тут у нас? — заинтересованно тянет Чимин, в припрыжку заходя на кухню и скользя взглядом по Юнги, который закатал рукава толстовки до локтей, обнажая жилистые руки, и помешивал что-то в сковороде. — У нас сегодня мясо под арахисовым соусом. Джин-хён скинул рецепт, сказал, что можно сдохнуть от того, как вкусно, — усмехается Мин. — О, хорошо, я сейчас! — Чимин на десять секунд убегает из кухни и возвращается, когда Юнги уже достаёт из верхнего шкафчика две тарелки и стаканы. — Это что? Юнги озадаченно смотрит на маленький блистер таблеток и знает, что он никогда не замечал, чтобы Чимин принимал какие-то лекарства. — Это? — растерянно переспрашивает Пак, наливая себе стакан воды и усаживаясь за стол. — Таблетки от аллергии. — Чего? — Юнги откладывает лопатку, которой он перемешивал горячий соус. — На что у тебя аллергия? — На арахис, хён, — осторожно отвечает Чимин, не понимая, почему его сосед так резко реагирует, выглядя действительно озадаченным и встревоженным. — Что? Чимин, ты не будешь это есть, — хмурится Юнги, тут же снимая сковороду с огня и отставляя в сторону. — Почему? Я сейчас заранее выпью лекарства и всё будет хорошо. — Ты в своём уме? Ты считаешь нормальным есть то, что потенциально может убить тебя, вызвав анафилактический шок? — Юнги начинает раздражаться, ходя по кухне из угла в угол. — Но, хён… Ты старался, приготовил нам вкусный ужин, и, ну… Ты важный для меня человек, так что я бы хотел съесть то, над чем ты старался, — лепечет Чимин, вжимая голову в плечи. Да, у него была сильная аллергия на арахис, но в прошлых отношениях он вполне привык к тому, что его бывший парень обожал любые проявления арахиса в еде, так что Чимин постоянно носил с собой таблетки и принимал их чуть ли не перед каждым приёмом пищи. И сейчас отказаться от ужина выглядело как предательство Юнги. — Чимин. — Юнги шумно выдыхает и садится на соседний стул, смотря пристально в глаза младшему. — Я не знал, что у тебя аллергия. Если бы знал — ни за что в жизни не решил бы кормить тебя арахисом. — Но ты так старался, и я бы хотел попробовать… Да и я не думал, что тебе нужно говорить, потому что я могу просто выпить таблетки. Ты потратил время и силы на вкусную еду для нас. — И ты решил, что лучшим способом выразить свою благодарность будет съесть что-то, что может тебя убить? — Вопрос звучит риторически, и Юнги встаёт из-за стола. — Ты не будешь есть это. Я заказываю пиццу. — Ты не обижен на меня? — Чимин отводит взгляд в пол. — За что я должен быть на тебя обижен? — За то, что я перевожу наши продукты. И ты потратил время впустую, — голос младшего звучит тише с каждым сказанным словом. — Я в ужасе, потому что ты мне ничего не сказал об аллергии за почти два года совместной жизни, и я чуть не убил тебя собственными руками. Но я никак не обижен на тебя, — мягко произносит Юнги, оплачивая в телефоне доставку пиццы. Он снова возвращается к Чимину и на этот раз садится перед ним на корточки, кладя ладонь тому на коленку, чтобы удержать равновесие. — Посмотри на меня, Чимин. — Он дожидается, пока Пак поднимет глаза. — Выкинь это всё из головы. Ты тоже важный для меня человек, и последнее, чего я бы хотел — чтобы ты ел опасную для тебя еду только с целью выразить мне благодарность за старания. Чимин поджимает губы, откладывает блистер, который всё время до этого нервно теребил в руках, и поджимает губы. — Я понял. Спасибо, хён. — Иди сюда. Юнги приподнимается и за руку тянет Чимина к дивану, усаживая туда их обоих и накрывая пледом. — Подождём пиццу минут двадцать. Я потом уберусь на кухне, — командует он и включает первый попавшийся канал на телевизоре, чтобы скоротать время. Сидеть сейчас рядом с Чимином кажется самой важной вещью на свете, всё ещё неосознанно не отпускать его руку — самой правильной. Он чувствует, как младший подвигается ближе и кладёт голову ему на плечо. Сердце Юнги стучит бешено, пока Чимин плавится от растекающихся по венам эмоций. В этот вечер они едят пиццу, а потом Чимин выигрывает в настольной игре. Юнги всеми силами не показывает, что на этот раз точно поддался.***
Чимин снова перестаёт спать днём. Они сидят на карантине уже третий месяц, и все три месяца он продолжает сходить с ума от сна, посещающего его каждый день. Сна, который нестерпимо хочется воплотить в реальность, потому что Юнги остаётся самым чутким и добрым человеком, который иногда смешно ворчит или ругается на Чимина за то, что тот снова забыл отжать губку после мытья посуды. Тем не менее, Пак всё ещё не решался признаваться соседу в своей влюблённости, хотя терпение было на исходе, и это дошло до абсурда, потому что младший стал бояться, что ему снова приснится этот сон и он не сдержится и самостоятельно поцелует Юнги. Сам Мин начинает вновь беспокоиться. Он помнит, чем закончился прошлый вынужденный отказ Чимина от своего дневного сна, и не хочет повторения этой истории. Пак становится более рассеянным и дёрганым, но что ещё важно — у Юнги пропадает возможность безнаказанно целовать соседа, пока тот спит. Пусть это и было меньшее, что он мог себе позволить, но ему не хотелось лишаться и этих ценных моментов. — Ты себя нормально чувствуешь? — аккуратно спрашивает он, когда Чимин посреди дня готовит себе какой-то перекус и точно не собирается спать. — А? — Пак хлопает глазами. — Да, всё хорошо. Почему ты спрашиваешь? Юнги присаживается на стул и старается принять максимально расслабленное положение. — Ты опять перестал спать днём, — объясняет он, и Чимин на секунду замирает, словно чего-то испугался, но потом продолжает готовить, как ни в чём не бывало. — Просто… просто не хочу, — мнётся младший, доставая специи из навесного шкафчика. — Мне кажется, что ты врёшь, Чимин-а, — признаётся Юнги как можно мягче. — Мне просто днём снятся сны… Странные, — решает поделиться Чимин осторожно. С одной стороны, сказал правду, а с другой — умолчал о деталях, чтобы не нарушить их повседневную жизнь. Юнги не нужно знать о том, что он стал частым гостем в его снах. Он старается звучать максимально непринуждённо, но как это бывает обычно: такое всегда заметно чуткому человеческому взгляду, особенно человеку, который с тобой живёт. — Так что вот так. — Что снится? Моя мама говорила, что полегчает, если расскажешь, о чём сон. И он больше не будет приходить. Чимин сглатывает и чувствует, как у него всё внутри начинает тревожно сжиматься. Он абсолютно не умеет красиво врать и даже не представляет, какой сон можно выдумать, чтобы хён ему поверил. Но и остаться без этого сна не хочется. С его стороны это, конечно, достаточно противоречиво: не спать, чтобы его не видеть, но и не хотеть рассказать, чтобы не лишиться его совсем. Чимину кажется, что он потеряет последнюю крупицу того светлого, на что он втайне надеется. Ведь Юнги наверняка не будет его целовать в реальности, как бы это не было грустно признавать. Может быть, Чимин решится на признание в любви только после их разъезда, но и он вообще-то пока не планируется. С другой стороны, может стоило бы действительно отпустить этот сон? Жить нужно реальностью, а не в собственных сладких грёзах. Чимину приходит в голову вполне неплохая идея. — Я расскажу тебе потом, хён. Обещаю, — он улыбается, на этот раз искренне. Юнги разминает ладонью шею и молча кивает.***
Следующим днём Чимин чувствует себя так, будто готовится к какой-то смертельной битве, решающей всю его жизнь, или, как минимум, к Олимпиаде. Он знает, что сегодня последний раз увидит свой любимый сон, а потом поделится им с Юнги. И тогда сон перестанет его посещать изо дня в день. Все будут в плюсе: Юнги посмеётся над его содержанием, а Чимин снова будет спокойно спать днём. По крайней мере, он старается убедить себя в том, что это плюс, а не минус. В гостиную заливается тёплый свет, и Чимин укутывается в плед, прислушиваясь к тишине квартиры. Юнги работает у себя в комнате, оттуда периодически доносятся едва различимые маты. Чимину неожиданно становится очень грустно. Не то, чтобы он себя накрутил, но что-то печальное было в том, чтобы попрощаться с тем желанным Юнги, который поселился в его воображении так прочно. Он устраивается поудобнее и, пытаясь унять нарастающий в груди протест, закрывает глаза. Курсируя на границе сна и реальности, слышит, как Юнги выходит из своей комнаты и проходит через гостиную, направляясь скорее всего на кухню. У Чимина в груди что-то болезненно скручивается. Он уговаривает своё сознание уснуть как можно скорее. Юнги останавливается посреди комнаты и смотрит на соседа, умиротворённо лежащего на диване и, видимо, погрузившегося в сон. Часть переживаний проходит, оставляя после себя только вопрос о том, что же снилось Чимину всё это время, что так его тревожило. Он решает не нарушать свой ценнейший ритуал и подходит бесшумно, а потом, задержав дыхание, наклоняется и прикасается обветренными губами к чужому лбу. Задерживается в таком положении на секунду, а потом отстраняется. Когда Юнги хочет выпрямиться, ему это не удаётся, и внутри всё испуганно замирает. Чимин, резким движением вцепившись в его футболку, крепко удерживает Мина над собой, глядя на него широко распахнутыми глазами и сверкая краснеющими щеками. — Чимин-а, — взволнованно шепчет Юнги, предпринимая очередную попытку сбежать, но терпит неудачу, так что рефлекторно вытягивает руку, чтобы не потерять равновесие, и опирается ладонью на диван прямо около лица Чимина. Он готовится получить удар и оправдываться. — Ты… — Твою мать… — На губах Чимина расползается ошеломлённая улыбка. — Так это был не сон. Юнги не успевает сориентироваться или хотя бы успокоить бешено колотящееся в груди сердце, как ему приходится выставить вперёд и вторую руку, ведь Чимин рывком тянет его на себя и заставляет их двоих столкнуться губами. Младший весь вытягивается, как струнка, а свободную ладонь запускает парню в волосы, короткими ноготками еле ощутимо проходясь по затылку, от чего всего Мина прошибает приятной дрожью. Он действует, наверное, под страшнейшей дозой адреналина, но действительно целует Пака осторожно и уверенно, удерживая себя на весу. Чимин отстраняется первый, тяжело дыша от накатывающих эмоций и без возможности контролировать свою улыбку. — Ты. Мне снилось, как ты меня целуешь в лоб. Я думал, что это сон, — шепчет он. Юнги зажмуривается и шумно выдыхает, роняя голову тому на грудь и оседая на диван, потому что ноги его совершенно перестают держать. — Прости, — роняет он. — Не надо. Я рад, что это правда, — Чимин осторожно берёт его за руку и переплетает пальцы, чувствуя, как Юнги поглаживает его тыльную сторону ладони подушечкой большого пальца. — Я чуть не сошёл с ума от того, что ты целовал меня во сне, но я был уверен, что ты никогда не поцелуешь меня в жизни. Мин резко поднимает голову и щурится, глядя младшему в смеющиеся глаза. Чимин кажется таким спокойным, словно познал дзен, а не узнал о том, что в него влюблён его сосед по квартире. — Я всегда хотел тебя поцеловать, пока ты не спишь, — низко шепчет он и видит, как Чимин глубоко вдыхает. — Залезай, — младший приподнимает край пледа и помогает Юнги удобно улечься, так что они оказываются нос к носу и с переплетёнными конечностями. Они молчат. — Давно? — Не знаю, — честно пожимает плечами Юнги, ладонью поглаживая изгиб чужой талии и медленно перемещаясь на спину. — А ты? — Тоже не знаю. Надо было отметить в календаре, — шутит Чимин, жмурясь от приятных ощущений. Тревога постепенно уходит, сменяясь радостью и умиротворением. — Ты всё ещё хочешь целовать меня, пока я не сплю? — Однозначно. — Юнги набирается смелости и оставляет звонкий поцелуй на щеке Пака. — Я бы тебя съел. А ты… хотел бы, чтобы я целовал тебя, пока ты не спишь? — Да, — со смешком отвечает Чимин, медленно моргая. Они и до этого частенько обнимались, но, чтобы так близко — впервые, от этого было слишком непривычно, но до того приятно, что Юнги готов не двигаться целую сотню часов. — Но я всё ещё очень хочу спать, если честно, — бормочет Чимин, кончиком носа соприкасаясь с носом хёна. — Спи, — Юнги выдыхает это младшему в губы. — Я полежу рядом, хочешь? — Хочу. Юнги начинает кончиками пальцев неторопливо выводить на чужой коже незамысловатые узоры, и, если бы на его пальцах были краски, то Чимин стал бы похож на самую красивую картину в галерее. Уж Юнги бы точно постарался. Он прикрывает глаза и прислушивается к ощущениям: к тёплой коже Чимина под футболкой, к лёгким мурашкам, пробегающим под подушечками собственных пальцев, к глубокому дыханию рядом, к запаху стирального порошка и шампуня и к тёплым лучам солнца, падающим на них из окна и подсвечивающих витающую в воздухе еле заметную пыль, от чего та становится похожа на маленькие мерцающие блёстки. Юнги ещё не знает, что им предстоит многое. Как минимум — выкинуть злополучный чайник, а как максимум — съехаться теперь уже полноценно. Чимин засыпает. На этот раз ему не снится ничего, кроме тёплого света.