крашеный

пол. холодный кафель, который чувствуешь даже сквозь джинсовую ткань. облезлая белая дверца и тусклый свет, режущий глаза и отражающийся на высветленных тайком волосах. на удивление, отец довольно быстро смирился, но разбитый нос всё помнит, ведь "красят волосы только педики". что ж, возможно, он прав. губы сами собой кривятся, а зубы скрипят друг о друга от одной только мысли. Трэвис не слышит тихих шагов, раздающихся в небольшом помещении. он не слышит ничего, поглощённый своим горем и отвращением, сидя на кафельном полу и сжимая пальцами потемневшую от времени розовую ткань кофты. так что, когда он слышит до боли в груди знакомый, приглушённый пластиком мягкий голос, вздрагивает так, словно его окатили ледяной водой. "есть тут кто?" Трэвис мысленно хмыкает. лучше бы не было. лучше бы его никогда не было. - усохни, урод, – вырывается неосознанно, слишком быстро, чтобы он успел замаскировать дрогнувший, озлобленный голос. - Трэвис, ты что...плачешь? этот хренов вопрос таким обеспокоенным голосом звучит, как выстрел. как выстрел, который вышибает все мозги и воздух из лёгких. впервые не находится ничего колкого и обидного, что можно бросить в сторону этого голубоволосого уёбка. "крашеный педик." - дай мне побыть в одиночестве, черт возьми! завязывается небольшая словесная перепалка. точнее, таковой она является только с его стороны. голос Салли-кромсали, на удивление, звучит нихрена не иронично, и это сбивает с толку. слышен шорох одежды, и Трэвис, опустив глаза на щель между полом и дверью кабинки, понимает, что никуда, нахер, теперь не денется. вот дерьмо. - почему ты так ненавидишь меня? – вкрадчивый голос звучит так громко сейчас, что разрывает перепонки, и, вместе с ними, что-то глубоко-глубоко в груди. - потому что ты и твои дружки чертовы педики. Бог никогда тебя не полюбит, так почему я должен?! – выпаливает, не подумав, и тут же прикусывает язык, испуганно задерживая дыхание. следует напряжённая, долгая, виснущая над головой тишина. сердце колотится, как бешеное. - да ты буквально носишь розовую кофточку, чувак, – беззаботно доносится в ответ, на что Трэвис рычит, что это "нихера не твоё дело, протезированный урод", так что Сал понимает, что носит он её не просто так. - чей-то подарок? - отъебись, – звучит не так злобно и отрешённо, как хотелось бы. скорее надломленно и жалко. пальцы сжимаются сами собой. чёрт. - прости, чувак. мне жаль, – виновато доносится по ту сторону двери. - не смей жалеть меня, Фишер! мне не нужна твоя жалость! – привычно скалится, сжимая мягкую ткань, даже спустя столько лет всё ещё едва пахнущая родными духами. его собеседник устало выдыхает, но не отступает. - мне кажется, что у тебя не всё окей, чел, – Фелпсу повезло, ведь он не видит, как одноклассник слегка распрямляет смятый клочок бумаги в руках с накрашенными ногтями, иначе точно разбил бы голову об раковину от едкого, душащего стыда. - ты же знаешь, что нам необязательно быть врагами? сердце пропускает удар. - что тебе нужно? это нихера не твоё дело, – что-то трескается внутри. "всё не окей." бля, если бы ты только знал, Сал Фишер. заживающий синяк под глазом заботливо напоминает о себе уже привычной, фантомной болью. - чувствовать — это нормально. я тоже иногда плачу, – звучит дохуя философски, и Трэвис тут же раздражённо закатывает глаза. - ты можешь поделиться со мной, если хочешь, – звучит так непривычно заботливо и беззаботно, что "картонного задиру" передёргивает. - почему ты так добр со мной? – раздаётся тихо, но Сал слышит. - я думаю, что под всей этой агрессией скрывается хороший парень, который просто боится быть самим собой, – левым видящим глазом скользит по неровному почерку в записке, размышляя вслух. у Трэвиса перехватывает дыхание. он впервые слышит "хороший" в свой адрес за эти несколько лет. глаза предательски намокают. - если вдруг захочешь поговорить, или сбежать ненадолго от предков, то ты всегда можешь позависать со мной, – карие, заплаканные глаза моментально расширяются в неверии. - прекрати стебаться! - голос так уёбищно дрожит. Трэвис не верит ни слову, судорожно вытирая солёные дорожки с щёк. - я не стебусь, – за новым шорохом, от которого Фелпс рефлекторно напрягается, вдруг следует просунутая в щель рука с протянутым мизинцем (и как он только извернулся?!), – пообещай мне, окей? он завороженно смотрит на палец с чёрным, глянцевым ногтём, красиво отражающим зеленоватый свет лампочки, как на спасательный круг, и не решается двинуться первые несколько секунд. но Сал терпеливо ждёт. ждёт. его. Трэвис вздыхает, жмурясь, чтобы не разрыдаться снова, как какой-то педик. крашеный педик. "обещаю."