***
— Ну, не буду загадывать, но… Я бы сказал, что это было не особенно удачно. — …Думаешь? — Эй, не я ведь посоветовал ему сделать это. — Но именно ты заставил нас прийти сюда и наблюдать за тем, как всё летит в тартарары. — Это самое малое, что мы можем сделать, после того как ты сказал Кеву прекратить слоняться по дому и ныть об этом парне. Типа… Блин, почему он вообще ему нравится? Я не понимаю. — …Серьезно, Джостен? — Что? — … — А. Я понял. Ну, тогда почему он не может просто подойти к этому парню и сказать, что считает его привлекательным? — Что бы ты сделал, если бы кто-нибудь подошел и сказал тебе такое? Особенно в месте, где ты работаешь? — Уф, я бы определенно… Оу. — Ну неужели. Наконец-то он с нами, друзья. — Ой, Миньярд, заткнись. Фырканье. — Ну, по крайней мере он прекратил ходить кругами по помещению. — Благодаря мне. — Ах, да, твоё сообщение. То самое, в котором было сказано «Если ты все ещё в океанариуме и НЕ разговариваешь с тем придурком, о котором просто заткнуться не можешь, захвати по дороге домой ужин в Cantina La Vida». Так вдохновляет. — Сработало, разве нет? — Смотря что ты понимаешь под словом «сработало». — Мы поедим мексиканскую кухню, что ещё? — Я имел в виду Кевина. Пожимает плечами. — Дэю нравятся сложные задачи. — А тебе нравится быть зачинщиком. — И? Он поговорил с ним. Пластырь сорван. Дело сделано. — А если бы этот парень с порога отшил его? — Не мои проблемы. — … — … — …Что? — … — Мне плевать, Джостен. — … — Мне буквально насрать. — …Ага. Лжец. — Кто бы говорил. — Как будто это не у тебя дома его ждут три пинты мятного мороженого с шоколадной крошкой и бутылка Бейлис. Просто на всякий случай. — Кто сказал, что это всё для него? Может, это для меня. — Ага-ага. Продолжай убеждать себя в этом.***
— Гм. Жан моргает, поднимая взгляд и уже испытывая раздражение. Кто, черт возьми, говорит «гм» в наше время? Ах, да. Этот парень, вот кто. Мистер Ботан вернулся, и сегодня на нём костюм-тройка. Он из мраморного твида, в дополнение — бледный шалфейно-зеленый галстук с мелким рисунком в клетку. На его ногах — коричневые лоферы, а волосы аккуратно уложены на одну сторону. В этот раз Жан замечает и часы Oris на правом запястье — значит, он левша. — Да? — спрашивает он коротко и весь так и светится едва скрываемым раздражением. Он поднимает глаза, чтобы встретиться взглядами с мистером Ботаном, и наблюдает за тем, как тот моргает под тяжестью его взгляда. — О, эм… Здравствуйте, я, э-э… В общем… — бормочет молодой человек, прежде чем глубоко вдохнуть и закончить: — Киты. Ладно. Хорошо. Киты. Жан смотрит ему прямо в глаза и говорит: — Второй этаж, специальная выставка. Или вы можете записаться на пристани, если хотите получить живой опыт. Он вынужден признать: ему приносит удовольствие наблюдать за тем, как складка между бровей мужчины становится глубже. — Нет, нет, я… но вы… В прошлый раз… — он вздыхает с отчаянием, проводя ладонью сквозь волосы. Наблюдая за этим движением, Жан чувствует, как по венам будто проходит слабый разряд тока. Он хмурится и отгоняет это ощущение. Мужчина делает ещё один глубокий вдох, прежде чем спросить: — Вы не расскажете мне какие-нибудь факты про китов? Если вас не затруднит. Жан смеряет его ещё одним молчаливым, но определённо осуждающим взглядом. Что этому парню нужно на самом деле? Но он не может ответить на этот вопрос, поэтому неохотно вылавливает в памяти очередной факт из тех, что выучил. — Голубой кит — это самое большое млекопитающее на земле. Уголок губ мужчины чуть дергается, прежде чем он поправляет: — Вообще-то, они в целом самые большие животные, которые когда-либо существовали на Земле. Даже больше любого динозавра. — Под взглядом Жана он, однако, спешит добавить: — Но продолжайте. Жан с трудом воздерживается от того, чтобы фыркнуть. — Киты делятся на два парвотряда: усатые киты и зубатые. Это разделение происходит из-за главного отличия, которое заключается в том, чем они питаются и что находится у них во рту. Усатые киты имеют ряд роговых пластинок, которыми они фильтруют морскую воду, отделяя ее от добычи. У зубатых китов есть острые зубы, и они активно охотятся, например, на рыб и кальмаров. Он переводит взгляд на парня, но на этот раз тот выглядит достаточно удовлетворенным, чтобы не перебивать. Уголок его губ едва заметно изгибается, и он кивает Жану. — Еще одно различие между усатыми и зубатыми китами заключается в их дыхательных отверстиях: у усатых их два, а у зубатых только одно. Парень снова кивает. — Эм… Есть только пятнадцать видов усатых китов, но они всё равно крупнее, чем все семьдесят семь видов зубатых китов. Все, за исключением кашалота, который является самым большим из всех зубатых китов. Ещё один кивок. По какой-то дурацкой причине Жан чувствует жар, поднимающийся сзади по его шее. — Э-э… Усатые киты включают четыре семейства: гладкие, серые, карликовые и… И п… По… Мужчина ждет, его взгляд прикован к Жану, всё его внимание — на нём. Щеки Жана краснеют. — Этого не достаточно? — огрызается он, чувствуя себя неловко из-за того, что не может вспомнить название этой дурацкой четвертой семьи усатых китов, несмотря на все его попытки выучить. Вдвойне его раздражает тот факт, что этот парень, кажется, тестирует его, как будто он какой-нибудь инспектор морской фауны или что-то в этом роде. — Чего ещё вы хотите? Мужчина медленно бледнеет. — Ох, я… Я не хотел… Всё в порядке, вам необязательно… — Приношу свои извинения, сэр, но у меня официальный перерыв на обед, — Жан холодно перебивает его. — Пожалуйста, не стесняйтесь пройтись по всему океанариуму самостоятельно. Он встает и переворачивает табличку на его столе надписью «закрыто» вперед, не обращая внимания на поникшие плечи парня и убитое выражение на его лице. Он начинает уходить, когда молодой человек нерешительно говорит: — Кстати, они называются полосатиковые. Четвертое семейство. Вы почти угадали. Дерьмо. Он прав. Ещё одна искра раздражения пробегает сквозь тело Жана. Отлично, помимо всего прочего этот парень ещё и всезнайка. И как он сразу не догадался. Он отвечает ровно тем, чего этот мужчина заслуживает — проходит мимо, не удостоив его и крупицей своего внимания.***
— Окей, окей, я вернулся! Что я пропустил? Было что-нибудь? — В двух словах? Да. — Черт, что случилось? Я думал, Кев по-прежнему прячется в секции с анемонами! — Очевидно, пялиться на морских ежей для Кевина — хороший способ набраться смелости. Фырканье. — Должно быть, он увидел в них что-то общее с этим парнем. — Что же? — И они, и он симпатичные, но колючие. — … — Ой, да ладно. Тебе же понравилась шутка. — Я тебя ненавижу. — Ты всегда так говоришь. А теперь прекращай тянуть время и выкладывай, надо ли нам по дороге домой покупать большую порцию салата Цезарь, чтобы Кевин мог заесть грустные эмоции, или я наконец могу начать подшучивать над ним по поводу этого. Вздох. — Высокий, Красивый и Темноволосый буквально сказал ему, чтобы тот отъебался. — …дерьмо. Серьезно? — Ага. Неразборчивое бормотание, сопровождаемое тяжелым вздохом. — Окей… Я сделал заказ. Через двадцать минут должен быть готов. — А ты добавил… — Смузи из трилистника? Ага. — А что насчет… — Банановый сплит с двойной помадкой и радужной посыпкой? Спрашиваешь. — … — Ну, давай. Скажи это. — Я реально тебя ненавижу. — М-м, я знаю. — Поцелуй. — Я тебя тоже.***
— Как думаешь, он придет сегодня? — с энтузиазмом спрашивает Джереми, его сосед по квартире. — Надеюсь, нет, — ворчит Жан. Джереми ухмыляется и бросает на него многозначительный взгляд, который Жан игнорирует. В конце концов, именно Джереми — главная причина, по которой он оказался во всей этой дурацкой ситуации. После окончания колледжа Жан путешествовал по стране, чувствуя себя потерянным и одиноким, потеряв цель, просто плыл по течению, пока Джереми не удалось заземлить его и задержать на месте. И теперь он живет с ним в дешевенькой двухкомнатной квартирке в центре города, и они вдвоем влачат своё жалкое существование. Джереми даже сумел достать ему место на этой дурацкой работе в океанариуме. В том же океанариуме, где сам Джереми работает гидом (и он, конечно, этой работой доволен, этот идиот, любящий людей и животных), тогда как Жан сидит за информационной стойкой. — Я просто хочу посмотреть, как он выглядит, — признается Джереми, оглядывая открытый атриум, словно надеется каким-то образом высмотреть его. — О, ты сразу поймешь, — отвечает Жан сухо. — Правда? — задумывается Джереми, прежде чем ухватиться за кого-то взглядом и распахнуть глаза. — Эм… Это он? Хотя, знаешь что, забудь об этом и, пожалуйста, скажи мне, что это не он, чтобы я сам мог забрать его себе. Жан прослеживает за направлением взгляда Джереми и едва не роняет свой стаканчик с гребаным кофе. Потому что это действительно тот самый парень… Но одет он совершенно не так, как обычно. Сегодня на нём чёрные ботинки и облегающие синие джинсы, которые плотно сидят на его бедрах и идеально обхватывают его задницу. Его широкая точеная грудная клетка идеально очерчена тесной белой рубашкой, слегка заправленной спереди, а зеркальные очки-авиаторы сидят в его черных, растрепанных ветром волосах. А значит — с изумлением осознает Жан спустя секунду, — он без своих фирменных очков: то есть, Жан сможет без труда разглядеть его великолепные зеленые, словно морское стекло, глаза. — Это он, — он слышит свой собственный слабый шепот. — Эм, что? — Джереми давится вдохом. Жана, однако, отвлекает аккуратная серебряная цепочка, которую он видит на шее мужчины. Подвеска на этой цепочке выглядит как какой-то кельтский символ: круг с тремя вплетенными в него листьями. Он впервые видит на молодом человеке эту подвеску и думает, не была ли она на нём всегда, просто спрятанной под слоями одежды. Потом внимание Жана переключается, как только мужчина оказывается возле стола, а его сосед по квартире мгновенно использует свое обаяние. — Приветик, — он широко улыбается этому чертовски привлекательному ботану, весь такой с загорелой кожей и белыми зубами, и склоняет голову ровно под нужным углом. — Меня зовут Джереми, а вы..? Парень раздумывает над протянутой рукой Джереми, прежде чем медленно пожать ее, пока на его лице возникает короткая улыбка. — Кевин. Кевин, — эхом вторит разум Жана. Он мысленно хмурится самому себе. — Рад познакомиться, Кевин! Замечательная погодка сегодня, неправда? — Отличный день для поездки, — мужчина кивает. — Поездки? — повторяет Джереми. — Ехал сюда на байке, — Кевин пожимает плечами, поясняя. — И под байком вы имеете в виду… Мотоцикл? — уточняет Джереми с широко распахнутыми глазами. Кевин кивает. — Обычно я предпочитаю ездить на корвете, но гул мотора между ног и ветерок в лицо тоже ощущаются прекрасно, — отвечает он абсолютно серьезно. Жана на мгновение глючит, потому что перед глазами появляется картинка этого великолепного мужчины на мотоцикле — и в корвете? — пока Джереми издает какой-то неразборчивый звук. Но Джереми приходит в себя раньше, чем Жан, и тут же спрашивает: — Ну конечно! Что ж, мы рады, что вы решили заскочить с визитом в океанариум! Хотя даже не представляю, как мы можем соревноваться с поездкой на байке в такой прекрасный денек, но мы с Жаном очень постараемся! Как мы можем помочь? Красивые зеленые глаза Кевина переходят с Джереми на Жана словно в замедленной съемке. — Жан, — повторяет он, и легкий незнакомый трепет пробегает вдоль позвоночника Жана от его акцента. Он не совсем французский, но и точно не американский — что-то между, что-то, определенно вызывающее желание услышать побольше. Что, черт побери, с ним не так? Джереми смеется: — О! Прошу прощения. Виноват, я должен был сразу представить вам моего коллегу — я так давно знаю Жана, что иногда даже забываю, что другие его не знают! Наверное, так обычно случается, когда вы вместе с самого колледжа. Кевин на мгновение замирает, анализируя услышанное, и чуть сдвигается. — О. Так вы..? — Соседи по комнате? — немедленно вставляет Джереми. — К сожалению. Мне приходится терпеть его неумение готовить, а он мирится с моей неряшливостью — но каким-то чудом мы выживаем. Могу предположить, это и есть свои плюсы и минусы того, что мы лучшие друзья, и при этом оба не в отношениях. Ага… Одни-одинешеньки. Полностью свободны. Совершенно и абсолютно одиноки — мы оба. Жан посылает ему ледяной взгляд, который Джереми напрочь игнорирует. Уголок губ Кевина, впрочем, приподнимается: — Вот это совпадение. Я тоже. — О, действительно? — спрашивает Джереми, еще сильнее наклоняясь через стойку. — Вы только взгляните на это. Какая трагедия. Три одиноких горячих парня, как мы, тусуются в океанариуме. Ну каковы шансы? — Реальная трагедия заключается в том, что ты не умеешь держать свой язык за зубами, — шипит на него Жан по-французски. Не то чтобы кто-то его поймет, что, впрочем, большая жалость, но в то же время — и облегчение. (Возможно). Но Кевин, кажется, смотрит на него с потрясением, прежде чем сглотнуть и неуверенно ответить Джереми: — Ага… Вот это совпадение. — Так что, в тайне надеетесь кого-нибудь подцепить? — Джереми склоняется ближе и театрально шепчет, словно рассказывает ему большой секрет. — Океанариум стал вашим излюбленным местом для поиска своей любви? Неустанно ищете шанс встретить ту самую девушку, которая будет разделять вашу любовь к рыбкам? На щеках Кевина выступает легкий румянец, на который Жан просто не может не пялиться. — Эм… Нет… Ну, то есть, не совсем… — А, — кивает Джереми. — Тогда, может… Того самого парня? Румянец становится алым, пока Кевин волнуется всё сильнее. — А… Может быть… Джереми посылает ему победную улыбку — как будто ему удалось поймать Кевина с поличным. В глазах Джереми появляется знакомый блеск, который Жан узнает: он совершенно точно видел его раньше, еще когда они учились в колледже. Он задается вопросом, понимает ли Кевин, что в образной пищевой цепочке он только что из хищника превратился в жертву. Почувствовав внезапное раздражение, Жан встревает в их подшучивания с подчеркнуто острым: — Мы можем вам чем-то помочь, сэр? Кевин в ответ глядит на него так поражённо, словно Жан только что его ударил. — Ох… А… Я пришел спросить об… акулах. И прежде чем Жан вообще успевает что-либо сказать, Джереми огибает информационную будку и мягко берет Кевина под локоть. — Ну, вы прямо-таки счастливчик, потому что акулы — как раз моя специальность! Идём, я проведу для вас персональную экскурсию. Большинство наших акул находятся на третьем этаже… Он начинает тянуть Кевина за собой, а Жан остаётся стоять там, словно его пригвоздили к месту, и его взгляд прикован к сплетению их рук, словно к отдаляющемуся маяку. Однако, прежде чем они успевают отойти слишком далеко, Кевин оборачивается: — Эм… Жан ждёт. — Да, сэр? — спрашивает, когда понимает, что продолжения, кажется, не предвидится. Кевин сглатывает. — Вы… Вы можете называть меня Кевином, знаете, — говорит он застенчиво. — А-м… Ну, только если хотите, конечно. Мгновение Жан пялится на него. Не понимает, зачем делает это, чувствуя себя глупо и как-то нелепо, даже когда слова слетают с его губ: — Тогда, надеюсь, вы отлично проведете время… Кевин. Всё лицо Кевина, кажется, начинает светиться, как только он слышит свое имя на устах Жана. Он посылает Жану одну из тех ослепительных улыбок, которые тот ещё не видел до этого, а после снова поворачивается к Джереми, который тянет его за собой. И оставляет Жана с трепещущим сердцебиением, которое, как бы ни пытался, он не в силах успокоить.***
— Вау. — Я же сказал, что одежда сработает. — Ха, ещё бы. Ты серьезно? Ты ведь подбирал ему одежду. Конечно это сработало. — …Это правда невероятно, как ты умудряешься в одном предложении одновременно и оскорбить человека, и сделать ему комплимент, Джостен. — Прекрати флиртовать и сфокусируйся, Дрю. Кажется, в этот раз у нас настоящий прогресс. Всё благодаря Джереми, конечно… — Джереми? — Ну, этот, блондин? Тот, который справа. Сосед Жана? — …Этого парня зовут Жан? — Да. — Типа как… Жан Вальжан? — …да? — … — Эндрю, ты не можешь подшучивать над ним до того, как Кевин начнет с ним встречаться. Ну или, знаешь, до того, как он его отошьет. — … — …серьезно? Выбрось эти мысли из головы! Вздох. — Ладно. Так, значит, Солнышко и Луна соседи. И об этом ты знаешь… откуда? — Потому что я умею читать по губам. — …Ну, конечно. — Короче, что я там говорил, очевидно, что Жан начал выходить из себя, когда Джереми говорил с Кевином. — А. Так, значит, они на самом деле не соседи. — В смысле? Я буквально только что сказал, что они соседи? — Забей. Так, значит, Жан ревнует Джереми из-за того, что он флиртовал с Кевином… — Погоди, они флиртовали? Ты уверен? С чего ты взял? — Блондинчик хлопал ресницами, склонялся ближе к Кевину, касался его руки, заставлял Кевина краснеть — очевидно, он заигрывал с ним. Возможно, даже спросил, по парням он или по девушкам. — Чёрт возьми… именно это он и спросил. Откуда ты знаешь? — Потому что это тот же самый парень, который проводил нам экскурсию, когда мы были здесь впервые. Помнишь? С этими своими дурацкими осветленными кончиками волос, раздражающим смехом и с тем, как он произносит это своё «капец» без всякой иронии… — Ну, да, но это не особенно объясняет… Твою мать. Он с тобой флиртовал, да? — …возможно. — … — Что? — О, я понял. — Понял что? — … — Сотри эту чертову улыбку со своего лица, Джостен, и скажи уже. — Теперь я понял… Тебе это понравилось. — Нет, мне не понравилось. — Ты считаешь его милым. — Не считаю. — О, ты думаешь, что он очень милый. Типа, он просто прелесть, да? Типа, ты был бы не против поехать с ним к себе домой и… — Может, заткнешься наконец и мы вернёмся обратно к теме Кевина? — Конечно… Но если ты думаешь, что мы закончили с этой темой, то позволь мне первому наставить тебя на путь истинный… или ложный, если можно так выразиться. — Кролик. — М-м. Короче — самое главное достижение это, очевидно, то, что теперь Кевин знает, как его зовут. Но вот что ещё — Жан тоже говорит по-французски. — …Да? — То есть, ты понимаешь, что это значит. Фырканье. — Il est temps de commencer les cours. — Прекрати шептать в мое ухо, придурок. — Только если ты для начала перестанешь краснеть, Миньярд. — Пф. — Если хочешь, могу ещё начать говорить «капец». — Попробуй, и я оставлю твою задницу здесь. — Эй. Капец как грубо. — … — Ай, черт. Я иду домой пешком, да?***
Жан смотрит на часы, раздраженный тем, как медленно двигаются стрелки, и хочет, чтобы время шло побыстрее, чтобы он смог поскорее увидеть… Чтобы он смог поскорее пообедать. Да, в этом всё дело. Потому что скоро у него перерыв на обед, а он голоден. Именно поэтому. Не потому что он хочет увидеть кого-то конкретного. Нет — вовсе не из-за этого. Жан вздыхает и проводит ладонью по лицу. Он не знает, почему его так вывело себя то, что в прошлый раз Джереми забрал у него Кевина, лишив их привычного еженедельного взаимодействия. Если уж на то пошло, он вообще должен быть ему благодарен. В конце концов, этот привлекательный ботаник для него — заноза в боку, а не что-то, чего стоит с нетерпением ждать каждую неделю. Совершенно точно нет. Ему было всё равно, как Джереми и Кевин провели время — так что он даже не стал спрашивать. Его бы даже не удивило, если бы сразу после этого Джереми уже навсегда занял его место. Но, к счастью… (погодите, к счастью? Нет, нет, он имел в виду…) …в любом случае, тем же вечером Джереми рассказал ему за ужином, что, хотя Кевин был «вежливым, уважительным, очаровательным и убийственно красивым», он, кажется, не выглядел заинтересованным в Джереми больше, чем в плане зарождающейся дружбы. В ответ Жан нахмурил брови: — Тогда почему он продолжает возвращаться? Джереми склонил голову, бросая на Жана странный взгляд, а потом его губы изогнулись в улыбке. — Может, ему просто нравятся рыбки, — саркастично заметил он. И Жан полагает, что Джереми прав. В конце концов, именно за этим Кевин продолжает приходить и именно об этом спрашивает. Так что он просто ботаник. Который крайне заинтересован морской фауной. И он выбрал единственный имеющийся океанариум в радиусе ста миль, чтобы предаться своему хобби. Океанариум, в котором по счастливой случайности работает Жан. И снова: это странное чувство разочарования уколом пронзает грудь, и Жан фыркает, злится на самого себя. Но уже спустя пару секунд его отвлекает вспышка света, который отражается от стены атриума. Входная дверь открывается, и Жан тут же оживляется при виде посетителя, мгновенно узнавая телосложение и походку. Вот он — Кевин, которого Жан знает. Волосы идеально уложены, очки — снова на нём. Одет в очередной костюм-тройку, на этот раз — яркого темно-синего цвета, с узорчатым галстуком и сочетающимся платком в кармане пиджака, а на его руке… Охренеть, это часы Omega Seamaster? Конечно, классика для глубоководных дайверов, но стоят они добрые восемь тысяч, если не больше. Ещё раз, чем этот парень, черт побери, занимается? Взгляд Жана скользит с чертовски дорогого запястья Кевина ниже, к его рукам, в которых он держит экологичные картонные стаканчики с кофе. Он моргает, глядя на них. — Эм, доброе утро, Жан, — мягко говорит Кевин, и его лицо чуть розовеет. — Я… Я заметил, вы как-то пили кофе, так что… Надеюсь, вы не против, я принес вам café viennois в качестве благодарности за… За помощь. Слишком много для одного предложения, чтобы Жан мог переварить всю информацию за один раз. Во-первых, Кевин принес ему кофе? И не просто какой-нибудь кофе, а — сам декаданс, напиток, который напоминает Жану о его родном городе? Откуда он вообще мог знать, что этот кофе — один из любимых у Жана? Во-вторых, что это за акцент? И почему он так ему нравится, когда, очевидно, он настолько чудовищно искажен? В-третьих, Кевин принёс ему кофе в качестве благодарности за то, что тот просто выполнял свою работу? Почему? Но он не произносит вслух ничего из этого. Он просто с осторожностью берет стаканчик из рук Кевина, а после шепчет: — Merci. — De rien, — шепчет Кевин в ответ, прежде чем улыбнуться. Жан внезапно чувствует жар в лице и винит во всём пар от горячего кофе. Он делает глоток на пробу, и его губы едва не расплываются в улыбке от божественного вкуса. Кофе идеален: эспрессо, сваренный именно так, как надо, немного шоколада и взбитые сливки. Жану еще нравится иногда добавлять щепотку корицы, но это — хитрость, о которой Кевин никак не мог знать. Но уже то, что он сумел попасть ровно в яблочко, угадав одно из пристрастий Жана, — впечатляет само по себе. Он делает ещё один глоток и громко выдыхает от этого великолепного лакомства. А потом — с интересом наблюдает за тем, как по шее Кевина сзади вверх, к ушам, расползается краска. Он отводит взгляд от Жана, и Жан принимает решение. Он переворачивает табличку на столе на сторону «закрыто» и обходит стол сбоку. Улыбка на лице Кевина слегка потухает, его глаза становятся грустными — но ровно до того момента, как Жан останавливается прямо рядом с ним. Склоняет голову. — И что мы обсуждаем сегодня? Кевину требуется мгновение. А после его глаза снова загораются, и он вскидывает голову, прежде чем неуверенно спросить: — Осьминогов? Свободной рукой Жан указывает по направлению к лестнице и говорит: — Второй этаж. И он доволен, когда Кевин подстраивается под его шаг. В океанариуме сегодня немноголюдно, что дает им больше места для того, чтобы пройтись. Поднимаясь, они не разговаривают, просто наслаждаются тишиной, пока идут к теплому аквариуму с соленой водой. Однако на этот раз, вместо того чтобы сразу переходить к фактам, Жан начинает иначе: — Это Олли. — Он указывает на большого осьминога, который прямо сейчас пробирается сквозь кораллы на другой стороне аквариума. Кевин улыбается, наблюдая за животным. — Ваш талисман? Жан кивает. — Хотя, строго говоря, это уже наверное седьмой с таким именем, потому что в неволе осьминоги обычно живут около пяти лет. Кевин молчит, присаживаясь на корточки, чтобы быть с животным на одном уровне. — Конкретно этот Олли любит сбегать, — продолжает Жан. — Или, по крайней мере, так мне постоянно говорит Тея, его смотритель. Он продолжает находить способы, как обхитрить ее — и она от этого в восторге. На самом деле, осьминоги очень умные. Они могут решать задачки и запоминать решения, а также могут обладать ярко выраженными личностными качествами — как этот. Кевин с улыбкой смотрит на Жана. Жан прочищает горло: — У осьминогов, кстати, три сердца, ты знал? И у них голубая кровь — особенность, которая помимо них есть у улиток и пауков. Это благодаря белку гемоцианину, который переносит медь, а не железо, как гемоглобин в нашей крови. Кевин снова молчит в ответ, поворачиваясь обратно к аквариуму. Нахмурившись, Жан продолжает: — После спаривания и самка, и самец, к сожалению, вскоре умирают. Самец месяцами бродит в одиночестве в безрассудном состоянии, в то время как самка… — …охраняет яйца, пока они не вылупятся, а вскоре после этого умирает, поскольку до смерти морит себя голодом, чтобы обеспечить своим малышам надежную защиту, — мягко перебивает Кевин, заканчивая за него. Его рука, кажется, машинально взлетает к груди — опускаясь ровно там, где должна быть подвеска, которую Жан однажды видел, тем самым подтверждая его теорию о том, что мужчина носит её под одеждой. Он слышит тоску в голосе мужчины и осторожно добавляет: — Иногда матери готовы на всё что угодно, чтобы защитить своих детей, даже ценой огромных потерь для себя. Он сжимает челюсти, отводит взгляд в сторону после произнесенных слов, и его поза становится все более напряженной. Кевин оборачивается на Жана, прежде чем шагнуть ближе и опустить ладонь на его предплечье. Его глаза, кажется, проникают в самые глубины души Жана, пока Кевин шепчет в ответ: — А иногда — нет. На мгновение Жан оказывается в плену этих зелёно-морских глаз, ладонь на его руке успокаивает, как прибой мягкой волны. У него возникает внезапное желание податься ближе. Под этим взглядом он чувствует себя в тепле и безопасности, словно может погрузиться в его глубину, и Кевин сразу поймает его. Словно, если он потеряет контроль, Кевин ни за что не позволит ему утонуть. Поэтому он делает шаг назад, прежде чем волна успевает накрыть его. — Ох, прошу прощения, у меня сейчас обеденный перерыв, так что… — быстро выпаливает Жан, не понимая, почему его сердце стучит в груди отбойным молотком. — Нет-нет, это я виноват, что задержал вас, — Кевин отпускает его так же быстро, отступая на безопасное расстояние. — Но спасибо, что показали мне все это. И что провели время со мной, хотя у вас был перерыв. Жан кивает, быстро и коротко, а после начинает уходить. Однако, не отойдя слишком далеко, он поводит плечами и оборачивается: — Но… Вы ведь вернетесь на следующей неделе, нет? Он мысленно проклинает себя за возвращение к старым привычкам, а его французские корни проявляются без предупреждения из-за его волнения. Но Кевин лишь улыбается. — Bien sûr, — он кивает. А после добавляет мягко: — Je reviendrai chaque semaine aussi longtemps que vous voudrez bien de moi, Jean. От этого обещания во рту Жана сразу становится сухо, как на песочном пляже. Всё, что он может сделать, — кивнуть в ответ, прежде чем быстро развернуться и уйти от Кевина, пока смысл сказанных им слов эхом отдается в ушах. Конечно. Я буду возвращаться каждую неделю, до тех пор, пока вы будете ждать меня, Жан.***
— Дрю, ты всё пропустил. — О, серьезно? — Ага. Кажется, Кевин делает успехи. Короче, он принес ему кофе, как я предложил, из-за которого Жан просто пришел в восторг… Фырканье. — …и в ответ на это он действительно закрыл будку и пошел с Кевом к аквариуму с осьминогами. У меня немного больше времени заняло их преследование — здесь сегодня вообще никого нет, и мне пришлось прятаться за угрями, чтобы они меня не заметили, но оно того стоило, потому что я уловил момент, когда между ними проскочила искра. — Искра? — Ну, знаешь? Как во всех этих романтических фильмах, которые ты любишь? Когда двое главных героев вдруг замирают и смотрят друг другу в глаза. Бормотание. — Так или иначе, я не особенно расслышал, о чем они говорили, но, кажется, речь была об их ма… Дрю. Что ты, черт возьми, ешь? — … — Это рыбные палочки? В океанариуме? Где, блин, ты их достал? — …в рыбном ресторане при океанариуме. — ЧТО? При океанариуме есть ресторан морепродуктов? Что за бред? Это типа как… предупреждение для рыб? «Ведите себя хорошо, а не то мы бросим вас в кастрюлю»? То есть их друзья исчезают и больше никогда не возвращаются? Интересно, у них когда-нибудь был такой травмирующий опыт, что они выглянули из своего аквариума, увидели это и такие: «Ой! Твою мать, это ж Фредди! Этот монстр ест Фредди!». — Не уверен, с какого перепуга у рыб был бы акцент кокни, но продолжай. — А что, если ты прямо сейчас ешь Фредди, Дрю? Что, если ты поедаешь лучшего друга вон той рыбки, которая сейчас перед нами плавает? Что бы ты ей тогда сказал? — …сказал бы «твой лучший друг очень вкусный». — … — Хочешь одну? — … — … — …да.***
Кевин возвращается каждую неделю, как и обещал. Стандартный сценарий: Жан поднимает взгляд, и его настроение тут же взлетает вверх, когда он видит улыбку на лице мужчины, направляющегося к нему. — Ракообразные? — пытается угадать он, и Кевин качает головой. — Сегодня кальмары, — он улыбается, прежде чем они направляются к экспозиции, если она свободна, а если нет — то к столикам или скамейкам на улице. Обычно Кевин приходит с кофе, но иногда может принести и десерт — например, кусочек куинь-аман, который они делят на двоих, или тарт тропезьен. Однажды он даже принёс милое пирожное «Мария-Антуанетта» — макарон с розовым кремом и малиной. Этот случай для Жана стал особенно запоминающимся не только из-за вкусного десерта, с которым тогда пришёл Кевин, но и из-за того, как он поднес ладонь к лицу Жана, медленно проводя большим пальцем по его нижней губе. Очевидно, там осталось немного крема, который Жан не заметил, но прежде чем Жан успел что-то сделать или сказать, Кевин сам слизал крем с пальца, лишь сказав, что это было «сладко». Румянец, вспыхнувший на щеках Жана, не сходил несколько часов. В конце концов, Жан очень, очень бисексуален — а Кевин очень, очень красив. Жан не может не замечать, какие взгляды кидают на Кевина в океанариуме и мужчины, и женщины, — но он замечает и то, как Кевин всегда (вежливо) отвергает их. Это сбивает Жана с толку. Его это просто не интересует? Если бы он отталкивался только от собственного мнения, он бы ухватился за эту мысль как за единственную правду. Несмотря на то, как Жана к нему тянет, Кевин никогда не предпринимает никаких действий — никогда не обозначает словами или мыслями, что он сам чувствует к Жану. Он с энтузиазмом вступает с ним в разговор о сокращении популяции морских звезд-подсолнухов, а Жан признается, что он всегда был неравнодушен к дельфинам. Жан делится с ним тихими воспоминаниями о его детстве во Франции, пока Кевин вспоминает, как бродил по ирландским холмам и зеленым полям. Они оба отмечают, как они, куда бы ни переезжали, всегда находились рядом с океаном — соленый морской воздух был необходим для того, чтобы чувствовать себя как дома. Это — маленькие сокровища, которые они находят спрятанными друг в друге и выставляют на обмен, как гладкие камешки или ракушки, выбитые на песочный берег теплой волной. И все-таки, несмотря на дистанцию, которую Кевин держит в речи, именно его действия заставляют Жана теряться в недоумении. Это вежливое открытие дверей перед ним или дружеское прикосновение к плечу или локтю. Ладонь, которая иногда ложится на поясницу Жана, направляя его через толпу, но исчезает так же быстро. Мягкое прикосновение пальцев, когда он временами убирает отросшую прядь челки Жану за ухо. Это блеск в его глазах, когда он пристально смотрит на Жана, или его беззаботный смех, когда они вместе. Это мизинец, который замирает так близко к его собственному на поверхности стола или на скамейке, так и не касаясь. Если честно, это немного сводит Жана с ума. Но, возможно, единственное намерение Кевина — это дружба. Жан несколько раз видел Кевина в океанариуме, когда он перекидывался шутками и смеялся вместе с Джереми, Теей или другими смотрителями. Может, Кевин рассматривает Жана исключительно как друга — может, это единственное, чего он от Жана хочет. Но если это так, тогда почему? Почему он прикладывает к этому так много усилий? — Это… Ты изучаешь научные журналы о морской жизни? В свой выходной? — Джереми удивлённо моргает, широко распахнув глаза, когда склоняется над диваном и заглядывает в экран Жана, на котором как раз открыта статья под названием «Экология и миграция морских черепах». Жан резко захлопывает ноутбук. — Нет, — упрямо отвечает он, несмотря на то что его только что поймали с поличным. Губы Джереми расплываются в улыбке. — Это из-за Кевина? Жан чувствует, как горят его уши. — Нет. Джереми приземляется на край дивана, прежде чем опереться локтем о колено и подпереть ладонью подбородок. — Давай, рассказывай. Жан смотрит на него с каменным выражением несколько секунд, а потом вздыхает и проводит ладонью по лицу. — Нечего рассказывать. — Точно. Этот парень ухаживает за тобой уже два месяца, а ты хочешь сказать что… — Он не ухаживает за мной, — Жан хмурится. — Ему очень интересна жизнь подводных обитателей. Просто так получается, что каждый раз, когда он приходит, именно я оказываюсь тем, кто сидит за стойкой информации. Джереми кидает на него взгляд. — Точно. «Просто так получается» говорит он, ага. — Я серьезно, — настаивает Жан. — Кевин никогда… Он никогда не показывал, что он… хочет чего-то большего. — Ладно, — Джереми кивает. — А ты? Жан моргает. — Я имею в виду… Не пойми меня неправильно, Жан, но… ты можешь показаться слегка бесчувственным, когда люди впервые с тобой знакомятся. Прежде чем они узнают тебя ближе и поймут, какой ты замечательный, я об этом, — спешит он пояснить. — Возможно, Кевин не предпринимает никаких действий, потому что он не уверен в том, что ты к нему чувствуешь. — Что я… к нему чувствую, — тупо повторяет Жан. Джереми приподнимает бровь. — Так… Что ты к нему чувствуешь? Жан молчит. Эмоции закручиваются и переворачиваются в его груди, хлынут и тянут его за собой, стремительно и смертоносно, как подводное течение. Он пытается войти в воду, но она ледяная, и шок от холода заставляет его застыть на месте, пока вода мчится мимо, омывая его ноги, и грохотом отдается в ушах. Джереми осторожно берет ладонь Жана в свои руки, и тепло прикосновения пронзает тело точно разряд. — Возможно, — он коротко улыбается ему, — прежде чем спрашивать его, тебе стоит разобраться с собственными чувствами. — Его губы изгибаются в ухмылке, когда он добавляет: — Не забрасывай удочку, если не хочешь, чтобы рыба клюнула. Точно. Потому что, если Жану это не нужно, какая ему разница, заинтересован ли Кевин? В конце концов, в море ещё полно рыбы — для них обоих. Это не обязательно должен быть именно Кевин. Так ведь? — Ну, давай, — Джереми тянет Жана за руку, вытаскивая его из водоворота собственных мыслей. — Больше никаких разговоров про океанариум — нам и так хватает! И я голоден... о-о, я знаю! Что скажешь насчет итальянской кухни на ужин? Уголок губ Жана поднимается, как только Джереми начинает рассказывать историю о ресторане итальянской кухни, в котором он работал официантом, когда учился в старшей школе, и мысли о Кевине выветриваются из его головы, чтобы вернуться в другой день. В конце концов, у него есть время. Кевин никуда не денется.***
Отголоски этих слов ножом вонзаются в его грудь, когда он видит, как Кевин направляется к нему под руку с потрясающе красивым рыжим парнем. Он гораздо ниже Кевина, глаза — пронзительно синие, словно океан, окруженный милями теплой светло-песочной кожи. Единственный непосредственный изъян, который Жан тут же замечает, — это уродливые шрамы, украшающие острые скулы мужчины. Они должны отталкивать, но наоборот, кажется, притягивают Жана, являются его естественным очарованием, пока он смотрит на Жана сквозь длинные ресницы и тяжелые веки. Кевин сглатывает, прежде чем прочистить горло. — Эм, Жан, — говорит он взволнованно, — познакомься с Нилом. Он… очень близкий мне человек. Взгляд Жана устремляется на Кевина после этой фразы, а после скользит обратно к Нилу. Раздражающий рыжий ухмыляется ему. — Здравствуйте, Жан, — говорит он на чистом французском с идеальным акцентом, вежливо кивая. — Кевин так много мне о вас рассказывал, что кажется, будто мы с вами уже давно знакомы. Рад наконец познакомиться. Жан слегка сжимает зубы. А вот Кевин, в свою очередь, ничего не рассказывал ему об этом… близком ему человеке. Разве он не говорил, что он не в отношениях? Или это была ложь? Или они вместе не так давно? Но он никогда не приводил с собой в океанариум еще кого-то, так что… Значит ли это, что у них всё серьезно? И вообще, с чего Жану об этом беспокоиться? Это не его дело, чем Кевин занимается или с кем встречается в своей личной жизни вне океанариума. И всё-таки: что-то царапает и разрывает его изнутри, словно тёмные воды бьются о скалистый берег. — Не сказал бы, что я тоже, — отвечает он парню жестким тоном. Такой колючий ответ Нила, кажется, только веселит: его ухмылка становится шире. Он поворачивается к Кевину, тыкает его в ребра. — Пингвины, Кев. Жан внутренне вздрагивает. Кев, говорит он, этот маленький зануда. Милое прозвище, на которое Кевин и глазом не моргнул. Наверное, это прозвище часто используется между ними двумя. Его кровь кипит под кожей. — Ой, точно, — Кевин прокашливается. — Эм, я рассказал, что в океанариуме есть выставка с пингвинами, и что ты очень хорошо в них разбираешься. Может, ты мог бы… Потратить несколько минут на то, чтобы показать нам? Нил вскидывает бровь, с вызовом глядя на Жана. — Я не хотел бы вам мешать, — сжав челюсти, Жан цедит сквозь зубы. Нил фыркает. — Ну конечно не хотели бы, — отвечает он саркастично. Кевин в панике кидает на него взгляд, а потом снова прокашливается и отвечает: — Нет, конечно нет! Мы были бы рады, если бы ты к нам присоединился. Э-э, если… Если ты не занят, конечно. Нил демонстративно оглядывается, тем самым указывая на полное отсутствие людей вокруг, прежде чем снова вызвать у Жана раздражение этой своей изогнутой бровью. Он практически слышит, как мимо них по земле с шорохом пролетает воображаемое перекати-поле. — Нет, мне не составит труда, — бормочет он сквозь сжатые зубы, переворачивая табличку на столе стороной «закрыто» с резким и решительным стуком. — Отлично! — Кевин улыбается, оживляясь, когда Жан выходит к ним из-за стойки. Нил улыбается тоже — острой, смертоносной улыбкой, — склоняя голову к Жану. — Просто отлично, — повторяет он, и почему-то эти слова звучат как угроза. Ощетинившись, Жан расправляет плечи. Он бросает на Нила укоризненный взгляд, а потом указывает головой направление движения и холодно произносит: — Нам сюда. И Жан не обращает внимания на ехидную усмешку Нила, которая звучит, как только тот поворачивается к ним спиной.***
К концу проклятого визита Жан вполне уверен в том, что он презирает Нила всеми фибрами своего существа. К сожалению, этот мужчина оказывается очень умным и заваливает Жана вопросами при любом удобном случае. Его вопросы превращаются в откровенный допрос, в зависимости от того находится ли Кевин в пределах слышимости (и, как ни странно, вопросы эти не всегда о пингвинах). Жан мечется между короткими, отрывистыми ответами и полным игнорированием — и то, и другое, похоже, Нила безмерно веселит. Рыжий еще и постоянно касается Кевина — с беспечной фамильярностью двух людей, которые знают друг друга очень, очень долгое время. Кевин никогда не задумывается над ощущением руки Нила на себе — иногда он даже тянется назад и, не глядя, касается его в ответ. Это всё вызывает у Жана какое-то тянущее чувство в груди, тоска лентой обхватывает его горло и сжимает каждый раз, когда он это видит. У этих двоих определенно одинаковый юмор, потому что Кевин порой не может сдержать смешок, когда слышит очередную остроумную и язвительную вещь, сказанную Нилом. А Нил, в свою очередь, кажется, отвечает — на его лице всегда возникает выражение легкой снисходительности, когда он фокусирует внимание на Кевине. Жан внезапно чувствует себя лишним, сторонним наблюдателем. Хотя до этого он всего лишь саркастично шутил, теперь он действительно чувствует себя так, словно вторгается во что-то — в какую-то связь, которая зародилась задолго до того, как Жан вообще появился в поле зрения. Их с Кевином отношения — как плетеный шнур: красивый, декоративный элемент для адмиральского мундира. И он не идёт ни в какое сравнение с прочной, потрепанной морскими волнами длинной веревкой Кевина и Нила — достаточно сильной, чтобы притянуть корабли к берегу после сильного шторма. К тому моменту, когда они все возвращаются обратно к стойке информации, Жан чувствует себя так, словно присутствие Нила основательно ставит его на место. — Эм, что же, — осторожно говорит Кевин, чувствуя неловкое напряжение, наполняющее воздух вокруг них, — спасибо, что провел время с нами. — Он благодарно улыбается: сначала Жану, потом — Нилу, а следом признаёт: — Я так рад, что вы двое наконец встретились. Нил в упор смотрит Жану в глаза, произнося: — Как и я. Жан не говорит ничего. Кевин слегка хмурится. — Эм, Нил… Дашь нам минутку? Уголок губ Нила взлетает вверх, а потом он пожимает плечами: — Конечно. Он дает им немного личного пространства, но слишком далеко не отходит — на самом деле, Жан с горечью отмечает, что он даже остается в пределах слышимости. Кевин, однако, сразу поворачивается к Нилу спиной и спрашивает: — Жан? Ты в порядке? Звук его имени, слетающий с губ мужчины, причиняет внезапную боль, и Жан вздрагивает внутри. — Конечно, — он отворачивается от Кевина, возвращаясь за стойку, чтобы сохранить между ними некоторую дистанцию. Кевин хмурится. — Ты уверен? Ты не выглядишь… — Я в полном порядке, Кевин, — резко отвечает Жан. — Я могу чем-то ещё помочь тебе и твоему… Нилу? Кевин пялится на него пару мгновений, сбитый с толку. Потом медленно качает головой. — Нет… Нет, спасибо. Жан кивает. — Тогда мне нужно возвращаться к работе. — О… Конечно. Эм… Увидимся на следующей неделе? — уточняет Кевин. Жан прикусывает губу изнутри и мгновение молчит, прежде чем пренебрежительно ответить: — На следующей неделе у меня выходной. — Ох. Ну, тогда я… — Может, вам стоит снова прийти в океанариум с Нилом, если ему все еще будет интересно, пока меня здесь не будет. Джереми с удовольствием проведет вам экскурсию по закулисью океанариума. Он достает записную книжку и начинает писать что-то бессмысленное, даже не видя, что записывает, но замечает, что мужчина, стоящий перед ним, все равно напрягается. — Джереми? — озадаченно спрашивает он. — Но… Я думал… Жан сглатывает, ничего не отвечая. Тишина царит между ними довольно долго. Наконец Кевин спрашивает твердым голосом: — Ты бы хотел… Чтобы он больше не приходил? Жан молчит. Он слышит, как Кевин сглатывает, прежде чем мягко продолжить: — Ты бы хотел, чтобы я больше не приходил? Жан не может посмотреть ему в глаза, когда признается: — Наверное, так будет лучше. Спустя несколько секунд он слышит, как Кевин шепчет хриплое «ладно», — а после уходит от стойки. Внезапно Жан чувствует себя так, словно снова может дышать, и сокрушительное давление от присутствия этого мужчины наконец ослабляет свою хватку на его ребрах. Он наблюдает за тем, как широкая спина Кевина направляется к Нилу, как он шепчет ему что-то грубое, заикаясь, как Нил сводит брови, а после — смотрит на Жана. Он пытается ответить, опускает ладонь на предплечье Кевина, но тот вырывается из его хватки. Он разрезает воздух ладонью, глядя на Нила, после чего направляется к выходу из океанариума и выскальзывает за дверь. Что-то в груди Жана вздрагивает от этого последнего взгляда Кевина, чувство такое, словно связь между ними вдруг оборвалась. Он пытается убедить себя в том, что так будет лучше, что… то, что между ним и Кевином, чем бы оно ни было, невозможно. Что это никуда не приведет. Что в долгосрочной перспективе он будет счастлив тем, как все сложилось. Но его вдруг отвлекает Нил, который, разочарованно пробежавшись ладонью по волосам, вдруг разворачивается на пятках и — как ни странно — идет в противоположном от Кевина направлении. Жан хмурится, наблюдая за тем, как этот бесячий рыжеволосый подходит к блондину, сидящему на скамье перед аквариумом с лобстерами. У них происходит какой-то интересный обмен репликами, в ходе которого рыжий возмущается, восклицает и отображает всю гамму эмоций, в то время как блондин и бровью не поводит. Затем он вдруг вытягивает руку и сажает Нила к себе на колени. Рыжий глубоко вздыхает, прежде чем обвить его шею руками. А затем, прямо посреди гребаного океанариума, где их могут увидеть все кому не лень, эти двое начинают целоваться. В Жане закипает ярость. Да как этот мудак смеет так использовать Кевина? Ещё и так открыто! Ему плевать, что Жан буквально стоит прямо перед ними. Должно быть, он уже давно изменяет Кевину с этим блондином, судя по тому, как страстно их губы двигаются вместе, вырывая из груди Нила тихие звуки. Господи — не прошло ведь и пяти минут с тех пор, как бедный Кевин вышел отсюда! Что если он сейчас вернётся и увидит? Этот прелестный молодой человек будет совершенно раздавлен. Это не твоё дело, повторяет Жан сам себе. Но когда эти двое продолжают целовать друг друга до умопомрачения перед всем океанариумом, он не может больше терпеть. Практически выходя из себя, Жан несется к скамейке и срывается: — Ну и хватает же у тебя наглости, придурок. — Что? — мямлит Нил, моргая и глядя на Жана затуманенными глазами. — Я сказал, у тебя хватает наглости так открыто изменять Кевину. Что, ты отправил сообщение этому ублюдку, пока был в уборной? Или это такая мерзкая игра, в которую вы вдвоем играете — когда твой парень на стороне приходит туда же, куда Кевин отводит тебя на свидание? Ну, скажи, тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие причинять ему боль? Нил снова моргает, глядя на него, но с колен блондина не слезает. — Что? — повторяет он, но теперь уже более отчетливо и — гораздо более удивленно. — Вот почему ты идиот, — блондин закатывает глаза, прежде чем посмотреть на Жана. — Но и ты — тоже. — Прошу прощения? — горячо восклицает Жан. Блондин мягко снимает Нила со своих колен, сажая его на скамейку рядом, а после поворачивается к Жану и смотрит ему прямо в глаза, прежде чем выпалить: — Так в чем именно дело — ты тупой или тебе просто не нравятся мужчины? Наступает очередь Жана моргать. — Что? — М-м, — Нил улыбается, обнимая Эндрю за поясницу и прижимаясь к его спине, пока шепчет в его ухо: — так его, детка. — Он может встречаться с кем угодно — и я имею в виду, буквально с кем угодно, — но почему-то ему нужен именно ты, — язвительно отвечает блондин, глядя на Жана. Жан делает шаг назад от хлесткого тона его голоса, а после — также делает пару шагов назад мысленно, в своих воспоминаниях. Шестеренки в его голове, кажется, крутятся и с щелчком встают на место, прежде чем до него доходит. — …вы друзья Кевина, да? — говорит он медленно. — Соседи по квартире, — поправляет его блондин. — Лучшие друзья! — радостно восклицает Нил из-за его спины. Блондин дает ему локтем в живот, не глядя, заставляя Нила закашляться и уставиться в его затылок. — Эндрю! — досадует он. Эндрю не оборачивается. — Или отшей его совсем, или ответь ему взаимностью, но перестань держать его в этой неопределенности, — предупреждает блондин. — Он заслуживает лучшего, чем это. — Я не держу никого в неопределенности, — говорит Жан сквозь сжатые зубы, потому что злость и раздражение снова вспыхивают в его груди. — Он просто приходит сюда узнать факты о морских обитателях — я тут совершенно ни при чем! Эндрю фыркает. — Думаешь? — он засовывает руку в задний карман джинсов, а следом в Жана летит визитная карточка. Жану едва удается поймать ее, но он хватается за кусочек картона, прежде чем взглянуть на Эндрю. Эндрю встает, берет Нила за руку, не глядя. Нил тут же сжимает его ладонь в ответ. Жан с некоторым удивлением отмечает, что блондин каким-то образом ниже рыжеволосого. — Разберись уже наконец. Потому что я задолбался ходить сюда, — Эндрю хмыкает. Делает паузу, а после добавляет: — У вас ужасная картошка фри. Нил фыркает, когда Эндрю начинает тянуть его за собой к выходу. Жан пару секунд наблюдает за тем, как они уходят, а потом переводит взгляд на визитку в его руках. А затем, прочитав золотую надпись мелким шрифтом, он чувствует, как его желудок падает вниз, а пол уходит из-под ног. Д-р Кевин Дэй Морской биолог и профессор Саутгемптонский университет***
— Не стану врать… Это было горячо. — Заткнись и залезай в машину, Нил. — М-м, обожаю, когда ты так со мной говоришь, детка. Бип. Щелчок. — Я буквально оставлю твою задницу здесь, если ты сейчас же не посадишь её на это сиденье. — Хм-м… А если я вместо этого посажу её на другое место? — … — … — …продолжай. — Что если я… — щелчок, шарканье. — …пойду дальше и… — шорох, скольжение. — …позабочусь об этом прямо сейчас? — Хм-м-ф. Хватка. Скрип. Поцелуй. — Хотелось бы посмотреть, как ты будешь стараться сделать это, наркоман. Смешок. Стон. — Иди сюда, Дрю. Укус. Дрожь. Наклон. Язык. Замедление. Уииииррррр. — М-м, кто-нибудь по-прежнему может… Ах… Увидеть нас. Вне зависимости от того… м-м… как далеко ты отодвинешь это сиденье, Дрю. — Благодаря тебе Жан и без того наверняка добавит нас в черный список океанариума. — Благодаря мне? Это ты назвал его идиотом! — Но именно ты устроил ему допрос с пристрастием, притворяясь парнем Дэя. — Его парнем?! Я не делал такого… — Заткнись, Нил. Фырканье. — Ладно — только не приходи ко мне плакаться, если нас арестуют за непристойное поведение в общественном месте. — Хм-м. Прикосновение, поцелуй. — Вызов принят. — Э, Дрю… — Шипение. — Нил. — Я не… Ах-х. — Ш-ш, Нил… — Дрю… — Стон. — Почему бы мне не показать тебе, каким неприличным может быть твой парень на стороне? — Дрю! Погоди… Ах… секунду… м-м… Я, ох, м-мм… ох-х-х…***
Жан медленно заглядывает в лекционный зал, радуясь, что свет приглушен. Проскальзывает внутрь, на задний ряд, занимает единственное пустое место в аудитории. На экране стая горбатых китов медленно плывет сквозь воду, подпевая друг другу. Он опускает взгляд вниз, на возвышение, и замечает Кевина, сидящего на углу парты. Его пиджак снят, белые рукава закатаны, обнажая загорелые предплечья. На нем — темные изумрудно-зеленые брюки и такого же цвета галстук в полоску. На запястье красуются очередные дорогие часы, но отсюда Жан не может разглядеть марку. Металл на ремешке кидает отблеск, когда Кевин тянется к экрану и ставит видео на паузу. — Ладненько, давайте быстро повторим, прежде чем разойтись. Это… — Горбатые киты, — тут же отвечают его студенты единым оглушительным хором. — …которые являются частью… — Семейства полосатиковых! — …которое включает сколько видов усатых китов? Взлетает лес рук, заставляя Кевина засмеяться. — Десять, да, именно. И от какого слова произошло название семейства? Руки, пожалуйста! Руки взлетают воздух, и Кевин указывает на одну девушку. — Оно происходит от французского слова «rorqual», — говорит красивая девушка с темной кожей, и её французский акцент слишком грубый, но пригоден для понимания. Кевин кивает. — А откуда пошли корни этого французского слова? — он кивает парню индийской внешности, сидящему на пару рядов выше. — От норвежского слова «røyrkval», — с гордостью заявляет молодой человек. — Которое переводится как..? Парень морщится. — Ну, первая часть, «røyr», вероятно происходит от древнескандинавского слова, обозначающего «красный» — «reyðr», которое используется для описания этого вида китов. А вторая… Она, э-э… Она происходит от… Кевин дает ему немного времени, но, когда ответа так и не следует, он улыбается и добавляет: — И вторая часть происходит от древнего скандинавского слова «hvalr», которое означает «кит» в целом. Очень хорошо, Вирадж, вы почти угадали! Парень улыбается ему в ответ. Кевин поворачивается к остальным в аудитории. — Запомните, очень многое в науке корнями уходит в историю. Вам нужно понимать основы и происхождение вещей, а также знать, откуда они взялись, чтобы расширить свои границы для исследований. В его словах присутствует такой дух уверенности и энтузиазма, который Жан впитывает почти против воли, наблюдая, как Кевин проходится вдоль мимо возвышения и улыбается своим студентам, продолжая рассказывать. Очевидно, он был рожден для этого дела, и, наблюдая за ним, Жан испытывает странное чувство гордости. Наконец Кевин опускает взгляд на свои часы, а после говорит: — И на сегодня наше время закончилось. На следующей неделе у вас тест, ребята! И знайте, что я не буду делать для вас поблажек! Толпа студентов недовольно стонет, пока они встают и собирают свои сумки. Кевин улыбается, глядя на них. — Эй! Если вы внимательно слушали на занятиях и делали записи, то на вашем месте я бы не беспокоился — у вас все будет отлично. — Да, профессор Дэй, — Жан слышит, как студенты бубнят в ответ, хотя в их голосах слышится симпатия и многие из них улыбаются. Он остается на заднем ряду, наблюдая за тем, как некоторые из студентов подходят к Кевину, задают ему вопросы, шутят или смеются с ним. И лишь когда последний студент выходит, Кевин разворачивается и начинает собирать вещи в свою сумку. Жан сглатывает, начиная спускаться по ступенькам. Он знает, что у Кевина это последняя лекция на сегодня — услышал от любезной и чересчур дружелюбной секретарши на кафедре. Поэтому он осознает, что если не поймает его сейчас, то ему придется начать заново в понедельник. И он не уверен, что его нервы выдержат целые выходные. Кевин перебирает бумаги, выключает свой ноутбук, но останавливается, как только слышит шаги подходящего Жана: — Ох! Прошу прощения. Я думал, все уже ушли. Как я могу вам… Но его дружелюбный вопрос тут же затихает, как только он поворачивается и видит, что перед ним стоит Жан. Долгие несколько секунд они просто пялятся друг на друга. — Жан? — шепчет Кевин сдавленным голосом, распахнув глаза. — Что ты… Как ты… Я не… И есть миллион вариантов, как Жан мог бы ему ответить — но, иронично, в ответ звучат лишь два слова, с паникой и придыханием: — Морские коньки. Кевин моргает, глядя на него: — Морские коньки. Жан сглатывает, на его щеках вспыхивает легкий румянец, когда он произносит с запинкой: — Эм, да… морские коньки. Т-ты знал, что они находят одного партнера на всю жизнь? Кевин смотрит на него еще мгновение, которое для Жана длится целую вечность. А после крохотная улыбка возникает на его губах. — Да, — он кивает. — На самом деле, у них очень замысловатые ритуалы свиданий. — Правда? — отвечает Жан, но звук получается унизительно похожим на вскрик, потому что Кевин шагает ближе. — Как только они находят своего партнера, они начинают танцевать вокруг него, медленно кружась… — Ох? — выдыхает Жан. — …а после они делают это в течение восьми часов. Без остановки. — Ох, — решительно отрезает Жан, морща нос. — И, кстати, ты знал, что у морских коньков беременным становится именно самец? А потом, когда подходит время для рождения детенышей, они начинают выталкивать их из своего тела быстрыми, пульсирующими волнами… — Ладно, эта аналогия уже правда перестала быть романтичной, merci, доктор, — Жан чувствует, как его лицо и шея становятся свекольно красными, потому что он невольно представил себе эту картинку. Кевин смеется, прежде чем шагнуть ближе и взять обе ладони Жана в свои. От этого нежного действия сердце болезненно сокращается у Жана в груди. — Но они всегда возвращаются друг к другу снова и снова, каждое утро, и танцуют друг с другом, чтобы поприветствовать новый день. — Ох. Правда? — спрашивает Жан, когда Кевин поднимает его ладони к своей шее, прежде чем притянуть Жана ближе; его большие ладони обхватывают его талию. Он начинает медленно покачиваться с ним в танце, и Жан склоняется к нему. — Думаю, я мог бы привыкнуть к тому, чтобы танцевать с тобой каждый день, — шепчет он и слышит, как Кевин судорожно вдыхает в ответ. После он чуть отстраняется, чтобы взглянуть Кевину в глаза. — Просто чтобы убедиться, у вас с Нилом точно..? — Что? Нет! — резко отвечает Кевин. — Нет, мы братья. Ну, строго говоря, приемные братья, хотя для меня это не имеет значения. — Он вздыхает, прежде чем прислониться своим лбом ко лбу Жана и закрыть глаза. — Это долгая история. — Я был бы не против её послушать, — мягко шепчет Жан, проводя пальцами сквозь волосы Кевина на его затылке. — Если ты хочешь поделиться. — Думаю, хочу, — отвечает Кевин с улыбкой на губах. Он подается назад, чтобы Жан мог смотреть ему в глаза. — Я могу отвести тебя поужинать? — Да, — Жан улыбается, а потом вдруг делает паузу. — Только если мы будем есть не морепродукты. — Хорошо, — Кевин улыбается в ответ, — никаких морепродуктов. — Он прикусывает нижнюю губу, притягивая взгляд Жана к своим пухлым губам, и добавляет: — Но сначала я бы хотел кое-что сделать. Если ты не против. Иначе, думаю, это будет сводить меня с ума весь вечер. Жан ухмыляется, притягивая голову Кевина ближе к себе. — Да, — шепчет он, прежде чем их губы находят друг друга. Этот поцелуй — поразительно сладкий. Кевин поглаживает его по спине невесомым прикосновением и мягко касается его губ — легкое касание заставляет колени Жана подгибаться. Вздох соскальзывает с его губ даже раньше, чем он успевает осознать, что издал какой-то звук. Кевин отстраняется, содрогаясь, его глаза все еще прикрыты, и он прижимается своим носом к носу Жана. А после — шепчет Жану в губы признание на французском: — Слава Богу. После он подхватывает Жана на руки и сажает его на стол, заставляя его таять под напором своих губ. Жан легко поддается, раскрывая губы и целуя Кевина, вкладывая в это все свои чувства. Всё то, что он сдерживал в себе с того самого момента, когда этот красивый мужчина вошел в его двери. Они оба чуть оглушены и тяжело дышат, когда отстраняются. После Кевин улыбается, опуская ладонь Жану на щеку, и покрывает поцелуями его лицо. — Tar, a ghrá, — шепчет он ему. — Tá an oíche óg. Lig dom grá duit. Вдоль позвоночника Жана пробегает слабая дрожь, когда он слышит эти слова: вот и объясняется странный акцент Кевина, который он замечал. — Что это за язык? — шепчет он в ответ. Кевин замирает, прежде чем тихо ответить: — Гэльский. Это был язык… моей матери. Жан нежно поглаживает шею Кевина сзади. — И что это значит? Кевин отстраняется, чтобы посмотреть в его глаза, на его щеках — слабый румянец, когда он отвечает: — Давай, милый. Ночь только начинается. Позволь мне полюбить тебя. Жан смотрит в глаза цвета морской волны, снова ныряя в их глубины. В этот раз вода теплая и приветливая, а мягкие волны, кажется, зовут его за собой, манят, как песни сирен. Поэтому, сквозь последнюю волну дрожи, он отпускает себя, и воды накрывают его с головой, когда он целует Кевина в уголок губ и шепчет в ответ одно лишь слово: — Да.***
Кевин: я приведу Жана к нам домой, мы собираемся выпить. Сматывайтесь. Нил: ИЛИ ты можешь привести его на ужин, и мы устроим ему прожарку 😈 Эндрю: перестань издеваться над угрюмым парнем Кевина, кролик Нил: но его так весело поддразнивать! Эндрю: и если к нам придет этот ворчун, Дэй, скажи ему, что его друг тоже может заглянуть Кевин: ЭЙ! Он НЕ ворчун! Кевин: и погоди… ты имеешь в виду Джереми? Нил: АГА! Я так и знал! Кевин: почему ты хочешь, чтобы я пригласил Джереми? Нил: потому что Дрю считает, что он ГОРЯЧИЙ 🥵 Эндрю: …без комментариев Кевин: я ненавижу вас обоих Нил: ав-в, мы тебя тоже ненавидим! 💖 Эндрю: еще раз используешь эмоджи, Джостен, и я заблокирую тебе доступ в наш дом Нил: 😉 Нил: 😘😍🤣🍑🍆❤️🔥🔥🥰 Нил: …Дрю? Нил: серьезно? Ты спрятал мои отмычки? Нил: И ты куда-то дел лестницу? Какого черта, Дрю! Нил: черт, Кев? Можешь впустить меня в дом, когда вернешься? Кевин: хм-м Кевин: …без комментариев