***
– Чарли, милая, скажи, почему ты не прошла тогда мимо? Спальня двух влюбленных дев располагала ко сну, объятая занавесками, что оберегали от васильково-розовых огней никогда не спящего города. Моя любимая Шарлотта позаботилась о стирке простыней, и сейчас те, бархатно обнимая прижатые друг к другу руки уже готовых засыпать девушек, создавали ощущение пленительных облаков... – Вэгги, ну как я же могла пройти мимо? Я бы не позволила себе. Ты была так изнемождена...***
Чем этот день мог быть спасён? Троя́ минувшие годы, прошло очередное истребление, унёсшее жизни некогда обыкновенных людских душ. Власти Рая не повиновались бы Люциферовой дочери, и я заново, словно волчок, пущенный по кругу, пыталась мириться с холмами мёртвых тел бывших людей, когда-то свернувших не туда, что на сейчас навечно исчезли с лика загробного мира... Но думала ли я, что моё дыхание сможет замкнуть ещё больше, когда я повстречала девушку – раненую, но живую? Могла ли я подумать, что, избегая ангельские клинки, кто-то без укрытия уцелеет? Дыра, злобно оставленная в месте, где до того красовался её светлый глаз, была черна, заставляя ужасаться. О счастье! Моя робкая надежда была утверждена, когда та, ослабшая, но с пульсом изнутри, подняла на меня взгляд, испуганная этим местом, моля о спасении. Без мыслей в голове, оставляя одно желание помощи, я поровнялась с незнакомкой, усаживаясь пред той на колени поперёк наследственному статусу. Мгла её утерянного глаза быстро сменилась в палитре, накрываясь белоснежной лентой бинта, и мы подняли губные углы в улыбке друг другу, безмолвно заявляя дружелюбие...***
– Я не могла оставить полуживую тебя на съедение часто враждующим улицам, – рука возлюбленной замкнулась с моей на замок, а пальцы судорожно сплелись, – и нашла своего партнёра в лице тебя. – Я польщена, Чарли, – цвет естественных румян, облюбовавших мои щёки, будто от звонкой пощёчины, накрыла собственными оттенками темнота. Но даже если не слабая улыбка, брошенная на уста, то ускоренное биение моего сердца знатно меня выдавало, – я смущена, как тогда. – Ты говоришь о том вечере?***
Наша дружба с Шарлоттой была крепка. Уже тогда мне открылись сказочные вселенные её молодых целей, что ежедневно восполнялись ярым желанием их воплощения. Я устоялась, как реалист, но, всё больше посвящая принцессу в свою повседневную жизнь, училась мечтать. Да, мы открылись грёзам, как грешники открываются судьбе правонарушений, и даже имея шанс вершить всем, чем желаем, и делать всё, на что гораздо руки, мы выбрали мечты. Она воспевала о своей жажде мира кон амор, и иногда гнусными вечерами, проходя чрез новый громкий день, я была расслаблена, засыпая под свирели её дивных песен. Таким этот вечер был и тогда. Тогда она, по обыкновению дождавшись катарсисной тишины вокруг, запела. Песня её лилась о любви, радужных концах земных природных явлений и груженной любовными чувствами душеньке... Но её пение было отяжелено, точно на связки её взвалили тонны грустных минут, настигших в одночасье, и я с осторожным вопросом подняла к её губам и фонящему неспокойством лицу свой глаз. Замечая то, Шарлотта вдалась в дрожь; песенный голос тогда стал её оружием против неё же самой – неуверенной, пытающейся рассказать. – В чём дело, Чарли?, – проговорила я на вздохе. – Безумный мир вокруг царит, Любовь внутри, хранясь, горит. И пусть открыта я, как книга, Мой тон из губ всё говорит, – рифмовала та на ходу, затеребив пальцами по низу пиджака, – Не осуди сейчас меня, Я думала о том три дня, Теперь, опомнившись, скажу, Умру взволнованной, люблю. Прекрасна ты, как лу́ны в ночь, Красива, будто Солнца дочь. Позволь, скажу, ты так любима Принцессой Ада, что невмочь...***
– Я помню наш первый поцелуй, когда ты только закончила петь, – нежно, будто плавящееся сердце под зорким взглядцем партнёра, шептала я, слонясь к уху любимой, на что она, накрывшись мурашками, содрогнулась. – Ты не представляешь, как тогда я готова была умереть от волнения, – женский глас заглушался, и Шарлотта, с трудом возобновляя вздохи, подрагивала в моих руках. Она была неспешна, как музыкальное адажио. – Знаешь, во мне тогда было не меньше тревоги, – моя грудь, едва ли вздымаясь от груза ощущений, приподнялась на локтях вместе с верхней частичкой тела, и я, робея, нависла над краснеющей принцессой, поджимая её тонкие, словно у теленка, бёдра, меж своих сизых колен, – тогда я впервые позволила себе раствориться в человеке. – Вэгги..., – глухо хрипя, Чарли плавилась под моим ненастойчивым натиском, как сталь под внешними температурами, – ты уверенна, что хочешь? – Чарли, если ты не готова, так и скажи, – но, пускай и проникаясь глубоким пониманием к ответам любимой, я была бессознательно доведена до той точки, где хочется на долгие часы впиваться губами в губы, раздеваясь и жаждуще дотрагиваясь... – Я видела нас во снах в этом же положении не одну ночь, – её когтистая ладонь, обременённая тряской, протянулась к овалу моей щеки, – я желаю тебя. Я хочу этого. И боле, не вторясь ни словом, тела двух слились, затягиваясь нитью столь же пряного, что и первый, поцелуя. Мои лопатки прогибались, как кошачьи, только бы настигнуть её лица и не прервать наше сладчайшее слияние, ведущее к ночи, что останется нам памятной, как день, в который обе впервые завидели собственными очами смерть и ночь, когда впервой признались. Позвонки моей спины, словно танцуя фламенко на весенней улочке Сельвии, прогибались, рифмуясь с частотой касания наших губ. Большие пальцы моих серебристого свечения рук, перебираясь по мягкости постельного белья и поднимаясь до вершины подушки, аккуратно массировали её излюбленную мною шею, на что Шарлотта, забившись в чувствительной судороге, взмолилась в наш поцелуй стоном. И тогда наши губы, пламенно расцелованные друг дружкой, расстались между собой, давая волю тому, чтобы я впилась в родную шею ласковым почмокиванием, покидая каждый участок королевской кожи лишь после поцелуя, лёгкого засоса. Теперь на то, чтобы испустить в воздух все звуки девичьего желания, не было препятствий, и моя возлюбленная раз за разом, нарастая в частоте, выпускала из лёгких постанывания, становившихся репризой прошлых звуков. Держать себя в руках становилось тяжко, а Чарли – тот запретно-добрый плод, извивающийся подо мной, как безобидный уж при косновении к нему – растила в себе страстную сторону, кормя демона похоти, бойко вырывающегося в движениях женских туловищ. Да, я верно чуяла, как она была в меру личности жестка и доминантна, что позволило мне в божественном ритме заново сойти с ума, перенеся в главенствующие надо мной ощущения волнительный ком внизу живота. Две пижамы, скрывающие молодую наготу обеих, старались быть попыткой нас остановить, но тут же, не справляясь с противостоянием, были скинуты в свободные части постели. Тогда мы предстали друг перед другом в решающем перед шагом в бездну нижнем белье, которое осталось, пустяк, лишь только сорвать. Их кружева давалось не увидеть, а только прочувствовать, скромно касаясь партнёрской груди, что я и совершала, впившись в грудку дамы своего сердца пятернёй озорных коготков, которые в момент встретили ответ – её с концом сжигающий мой рассудок в горсти пепла стон. Лишая Чарли тонкого бюстгальтера и, с тем вместе, ритмичного дыхания, я не держала себя в былой узде, а выпускала всё чувство, что испытывала к той, в наше первое соитие. Язык мой, еле нарушая барьер уст, огибал ореолы женских сосков, пока адская наследница, в попытке перенести весь несдержанный наплыв чувств, сжимающий всякий миллиметр её тела, рвала под собой простынки цвета сахара. Руки её, накидываясь мне на спину безболезненными царапинами, плыли по той, как по ровному течению, разбивая последние замки́ между влюбленных. Избавив меня от верхнего белья, Шарлотта выгнулась, прогнав свои музыкальной длины пальцы к моей промежности и принудив меня тем воинственно сдаться, пасть в её грудь и застонать от тонкого распознания партнёршей точки G, что принялась скомкано массироваться на моём клиторе. Заключая цепочку раздевания, адская владычица сняла с меня последней в сия последовательности нижний элемент белья, представляя меня себе голой не просто физически, но голой и безобразно влюбленной душой. Я потеряла тот миг, когда Шарлотта заняла верх надо мной и во свободолюбивом наслаждении проникала в меня перстами, начиная входить с концов пальцев и оканчивая половиной их длины. В дикости собственных эмоций слушаясь её действий, я утопала в стометровых глубинах дарованных мне ощущений, разрезая последние нити, связывающие меня с реальностью. Эти реалии стали мне чужды. Я забывалась, когда та вновь и вновь погружалась в меня. Первый оргазм, сбивший ритм сердца, настиг меня малоожиданно, и, как восклицая о том своей милой, я изогнулась, в жгучей пиковой истоме простонав её имя. Когда первейшие вздохи были восстановлены, я по новому кругу овладела Чарли, жаждуя не оставить её желание обделённым. Бессовестно изводя ту и дразня, я докасалась промеж её ног поначалу бесспешно, пытаясь поддать себе её разгоряченный нрав, а после, убрав с той укрывающие обнаженную кожу трусики, закинула чуткую женскую ногу себе на плечишко и начала в скорости возрастающего скерцо соприкасать промежности двух, становясь в приторно удовлетворяющую обеих позицию ножницы. Набирая бит, воздух комнаты всё точнее скрашивал запах духоты, локоны длинных волос слипались на сосредоточенном темени, а стонущие звуки, издаваемые нашей жаждой изнутри, брали победную над другими, проникающими с ночных троп и дорог Ада. – Ч-чарли, – сквозь с треском бьющиеся зубы и порванные в кровь уста, я подалась к ней со стоном. – Вэгги... Мне так хорошо, – притрагиваясь к знакомым даже в темнотах очертаниям лица, принцесса, в одно мгновение обрывая наш ритм, коснулась меня губами, начиная от их уголков и кончая поцелуем в нос, когда тут же обе слились в симфонии крика, возвышаясь до самого Рая заключающим оргазмом, разделённым поровну до секунды на двоих. Я слегла по бок от неё, усмиряя быстроту поднятия груди от неусмиряемого дыхания, когда обе руки, оставившие с лёгкой ранкой места, где заросли мои фантомные крылья, обняли мои плечи. Я осознала её чувства вне слов и времени, отчего, пронизанная усталостью конечностей, вполголоса промолвила: – Я тоже люблю тебя, Шарлотта.