Beloved Child

Лу встала на ноги, покачнулась и застонала — тяжёлый живот кренил её, тянул вниз, и благодаря большому сроку она не видела даже своих ног. — У-у, — сердито пробормотала она. — Беременность не болезнь, как же. Отекла вся, живот болит, спина болит, ног не вижу, спасибо хоть блевать на третьем месяце закончила. — она посмотрела вниз. — На животе не спи, острое не ешь, фильмы ужасов не смотри. Я кабачки могу только тушёные есть, слышишь? А про байк вообще забыла, стоит, пылится там, в городе… Это чтобы тебе не навредить. Ответом ей послужил едва ощутимый толчок. Лу вздохнула и невольно улыбнулась — ей казалось, что ребёнок, растущий внутри неё, всё прекрасно слышит и понимает. Июнь выдался невообразимо жарким, и она, будучи глубоко беременной и уставшей, маялась от жары, много пила, с трудом ела и засыпала только под кондиционером, хотя Кей беспокоился о том, что она простынет; но она просто не могла уснуть, когда вокруг собиралась плотная стена зноя, сквозь которую невозможно было продышаться. Временный переезд в загородный дом у озера немного облегчил положение, но здесь Лу чувствовала себя одинокой и иногда, когда Кей был на работе в городе, выходила на террасу, садилась в подвесное кресло и говорила с ребёнком. Клала руки на живот и рассказывала обо всём — о своём прошлом, о том, как познакомилась с Кеем; о родителях; о Приоре и работе на него, о том, как думала, что у неё никогда не будет детей; могла пожаловаться на жару, на плохое самочувствие, или просто читала вслух какую-нибудь книгу. Ребёнок толкался, словно отвечал ей, и у них происходил какой-то забавный диалог, который казался Лу особенным, сокровенным. Она забеременела неожиданно — конечно, никто не мог этого предсказать, и они с Кеем пребывали в шоке, когда на горизонте их жизни замаячил новый человек, но, в конце концов, последний год они провели в горах, где велись работы по строительству нового санатория, организованного Приором, и там они не скупились на близость. Лу не знала, когда точно это случилось — или тогда, когда они опробовали один из жилых домиков, или рядом с озером, или на горе, или… Короче, шанс забеременеть у неё был, и, совершенно не целясь, они попали. Лу думала над абортом, но, видя глаза обалдевшего от счастья Кея и поразмыслив, решила, что в этой жизни соглашалась на слишком много безумных идей, чтобы отказаться от этой. Так, с помощью Мартена был организован декретный отпуск (девушка скрежетала зубами), и на шестом месяце беременности Лу была отправлена за город, где жила уже два с лишним месяца. Здесь было хорошо, спокойно — полупустое, но цивилизованное поселение на юге от Нью-Пари, близкое к густым зелёным лесам, широким полям и прозрачным прохладным озёрам в тени плакучих ив, в которых было приятно купаться, когда Лу ещё была способна карабкаться на берег самостоятельно. Здесь было всё для полноценной жизни — магазины, местный офис, поликлиника, маленькая школа. За будущей матерью приглядывала молодая девушка-врач, вызванная из медицинского университета, и она приходила дважды в неделю, проверить Лу, убедиться, что у той всё в порядке и она ни в чём не нуждается. Лу действительно ни в чём не нуждалась — целыми днями она гуляла, купалась, насколько ей позволял стремительно растущий живот, читала, смотрела фильмы и маялась от безделья настолько, что научилась печь оладьи с голубикой и готовить картофельную запеканку. Экономная натура не позволяла заказывать готовую еду на постоянной основе, а есть всё время варёные кабачки и растворимую кашу было разновидностью пищевого насилия над собой, поэтому Лу пришлось учиться готовить. Всё равно делать было больше нечего. Сегодня — очередной приятный, но скучный беременный день. Лу встала поздно, покачиваясь под весом своего же живота, умылась, переоделась в длинное белое платье, широкое, просторное, специально предназначенное для беременных. Кей, будущий беспокойный отец, обеспечил её одеждой, обувью, едой, головными уборами, кремом от солнца, таблетками, в общем, всем необходимым, чтобы облегчить её состояние. Лу предпочла бы, чтобы он просто остался с ней, но ему нужно было работать, и он уехал задолго до того, как она проснулась. Её трогало то, как трепетно и нежно Кей относится к растущей внутри её тела жизни. Уверенность в том, что эмпатик будет хорошим отцом, немного компенсировала неуверенность относительно того, будет ли она хорошей матерью… Небольшая уютная кухня была залита светом; на столе стояли подсолнухи, нарванные ими вчера на поле. Большие «цветы солнца», как их назвал Кей. Лу снова обратилась к собственному животу: — Надо позавтракать. Ты что хочешь? — молчание. — Только не надо мне тут! Я от этой жары есть не хочу вообще, но надо, иначе твой отец меня загрызёт. Если ты не против, я позавтракаю у озера. В большую плетёную корзину она кинула бутылку холодной воды, бутылку свежевыжатого апельсинового сока, коробку бутербродов с сыром, портативную зарядку, таблетки, тёмные очки и крем от солнца. Намазалась им, повязала голову косынкой и, легко похлопав по животу, сказала: — Извини, сегодня без царских завтраков. Приедет Кей — пошикуем. Она понятия не имела, мальчика ждёт или девочку, и просто говорила с ребёнком на «ты». Лу казалось, у них родится сын. Кей надеялся на дочку. Лу вышла из дома к полудню. Жёлтое, как спелое манго, солнце уже вовсю палило, пахло нагретой землёй, цветами и мёдом. Она спустилась вниз по улице, благо крепкая каменная лестница с низкими широкими ступенями представляла минимум опасности для неё, распухшей от беременности и неповоротливой. Прошла мимо симпатичных коттеджей с белыми стенами, углубилась в рощу — и оказалась у озера. Десять минут ходьбы в сумме, но куда же вела эта дорога! А вела она к озеру. Оно располагалось на рубеже рощи и леса, в тени зелёных плакучих ив, чистое, прозрачное и прохладное, со ступенчатым дном; вода здесь всегда была тёплая сверху, на большой глубине — ледяная. С одного берега было легко зайти по чистейшему шёлковому песку, с другой в воду уходила громадная коряга, с которой можно было прыгнуть сразу в самый центр озера. На одном из деревьев, ближе к одному из берегов, висели качели. Это было любимым местом Лу — люди сюда приходили редко, стояла благоговейная тишина, только стрекотали цикады и заливались в кронах деревьев птицы. Врач из Центра говорил ей, что для благополучной беременности необходимо ежедневно выходить на воздух и желательно проводить время у водоёмов, там, где чисто и спокойно, и она очень скоро облюбовала себе это озеро. Лу спустилась к берегу, дёрнула за качающуюся ветку ивы, расстелила плед и села. Завтрак на природе всегда казался вкуснее, несмотря на то что он был максимально простым — впрочем, попробуй-ка найди человека, которому не нравятся бутерброды с сыром… Что это за человек такой? Она бы предпочла эти бутерброды всяким канапе с крабом и прочей заковыристой еде, к которой привыкли высшие чины. Во-первых, потому что не крутилась в высшем свете с детства, во-вторых, потому что была беременна, и ей хотелось чего-то знакомого, простого и вкусного, чего-то, напоминающего детство. И ещё она не сомневалась, что попробуй тот же Приор простые бутерброды с сыром, вознёс бы за них хвалу Единого. — Если не будешь любить бутерброды с сыром, когда вырастешь, — обратилась Лу к ребёнку, неромантично смахивая со рта крошки, — я приеду в роддом с криками о том, что мне подменили ребёнка. Последовал лёгкий толчок. — Вот и славно. Она усмехнулась. Сидит, разговаривает со своим животом. Ну, приятно же побеседовать с умным человеком? Тем более больше и не с кем. С соседями она не знакомилась, с пирогом в гости к ним не ходила. А к ребёнку желательно привыкнуть до того, как он родится, как говорила Ребекка Стоун, а то потом времени не будет — он будет слишком быстро расти и меняться. Поев и выпив сок и воду, Лу поднялась и пошла к озеру — просто намочить ноги. Для полноценного купания она не взяла соответствующей одежды, да и беспокоилась, что попросту не сможет справиться с собственным телом, на данный момент принадлежащим не ей одной. А вот охладить босые ступни, нагретые песком и короткой дорогой, хотелось, поэтому она осторожно, почти по-крабьи стала спускаться к воде. Берег был довольно полог, мягок, без острых камней и маленьких, но подлых овражков, однако из соображений безопасности она всё равно двигалась аккуратно. Её ноги почти достигли воды, когда сзади окликнули: — Лу! Она безошибочно узнала этот голос и в изумлении обернулась. Кей стоял повыше и улыбался. Загорелый, в рубашке и шортах, сверкающий белозубой улыбкой, он смотрел на неё с такой нежностью, что она на несколько мгновений забыла, что ей трудно двигаться, что она распухла и соблюдает крайнюю осторожность, что он вообще сейчас должен был быть на работе — она так обрадовалась! Кей, родной Кей. Во время беременности, особенно последние дни, ей стало ужасно не хватать его запаха, его самого рядом — такого мягкого, привычного. Сам эмпатик объяснял это тем, что она ждёт от него ребёнка, а он отец, и, возможно, ребёнок тоже как бы тянется к своему отцу изнутри. Лу не знала, верить этому или нет. С одной стороны, ей казалось, что всё намного проще, и она просто гораздо более уязвима физически и ментально в своём нынешнем положении, с другой, предположение Кея отлично вписывалось в их картину их, как слегка безумных родителей, — мать от скуки болтает со своим ещё растущим в животе ребёнком, отец верит в то, что ребёнок тянется к нему изнутри этого самого живота. И вообще, они два псионика, ожидающие появления на свет общего маленького человека — вся эта ситуация только недавно стала нормой и до сих пор отдавала лёгким сумасшествием. — Кей, — он спустился к ней, крепко обнял. Лу обхватила руками его шею, и они поцеловались. — Откуда ты здесь? Я думала, ты на работе. — Я сегодня очень рано уехал, напросился на утреннюю смену, чтобы вернуться пораньше, — он пощекотал её шею. — Так и думал, что ты отправишься на озеро. Привёз всякой еды из города, плед тебе на случай похолоданий… Как малыш? Лу без слов взяла его ладонь и положила себе на живот. — Пинается, вертится. Ребёнок-тайфун. Кей нежно улыбнулся. Слово «тайфун» стало их общим, ключевым. — А ты как? — Опухшая, отёкшая, мечтаю поскорее родить и снова спать на животе, — Лу положила голову ему на плечо, обнимая за пояс. От мужчины исходил знакомый, родной запах сладкого кедра, свежего хлеба и чистой рубашки. Ей хотелось вдыхать его, пока лёгкие не наполнятся этим ароматом. — Вот, ноги хотела помочить. Эмпатик улыбнулся. — О. Отлично. Как насчёт искупаться? Лу прыснула. — Мы с тобой немного не в том виде для этого. А лишний раз идти переодеваться не хочу. Мужчина невозмутимо улыбнулся: — Не проблема. Смотри, что могу! Не раздеваясь, Кей стал заходить в озеро; Лу хихикала, глядя, как он смело заходит по пояс, и его шорты намокают и облепляют ноги. Даже одетый, он очень органично смотрелся на лоне природы, в прозрачной голубой озёрной воде и кружевной зелени деревьев. Ей тоже хотелось зайти, но без его помощи она побаивалась — всё-таки не хотелось бы упасть, будучи на сносях… Поэтому она дождалась, пока он занырнёт с головой и вынырнет обратно, весь мокрый и блестящий, со сползшими на лоб волосами, и неожиданно брызнет в неё водой. Лу засмеялась, отмахиваясь, а Кей подплыл ближе и снова оказался в озере по пояс. Протянул ей обе руки. — Пойдём! Вода тёплая, тебе нужно немного ополоснуться. Лу пожала плечами. Красивое подтянутое мужское тело под прилипшей к нему рубашкой теперь влекло её даже больше, чем перспектива оказаться в озёрной прохладе. — Тебе придётся держать меня крепко. — Когда это было проблемой? — резонно заметил эмпатик, улыбаясь, и она не сдержалась, возвращая ему улыбку. Сделала несколько шагов вперёд, стараясь не наклоняться вперёд слишком сильно — живот неумолимо тянул её к земле. Вошла в воду — та оказалась тёплой, ласковой, ласкала чуть отёкшие ноги, приводила их в нормальное состояние. Кей терпеливо ждал, пока она окажется достаточно близко, когда вода была ей уже выше колен, и захватил её ладони в свои. Дальше идти стало легче, ступни чуть вязли в песке и не позволяли ей соскользнуть или упасть. Ещё несколько шагов: Кей назад, Лу вперёд, — и они оказались в озере почти по грудь, но ещё вполне ощущали дно. Лу обняла Кея за шею. — Порядок? — спросил он, касаясь влажными губами её виска. Лу почувствовала, как сквозь её мокрое платье и его рубашку излучает тепло его кожа, и кивнула: — Полный. В воде было хорошо. Лу давно не купалась в озере — одной страшно, а Кей большую часть дней работал, а когда отдыхал, то они предпочитали проводить время в лежачем положении. Сейчас её окутывала мягкая, спокойная, ласковая гладь, касалась всего её тела с осторожностью, легко мяла затёкшие мышцы, приводила уставший от долгой и не самой лёгкой беременности организм в оживлённое состояние. Кей держал её крепко, гладил живот, спину, обнимал, и Лу ощущала себя лёгкой, словно с неё слоем подтаявшего воска стекали отёк и слабость, к которой она почти привыкла за те месяцы, что носила ребёнка. Её стала переполнять странная нежность ко всему и всем вокруг: к этому озеру, своей лаской возвращающему жизнь её телу, к Кею, любимому, прекрасному и вкусно пахнущему, держащему её крепко, к ребёнку, которому оставалось две-три недели до появления на свет. Вода смывала с неё вместе всё, что накопилось за эти месяцы, очищала, наполняла чистым воздухом. И Кей рядом — Лу прильнула к нему боком, кладя голову на грудь, прикрывая глаза. Он стал покачивать её, как маленькую. …Она качалась на волнах, и её куда-то несло, словно сквозь огромное бескрайнее море под ясным небом — такое, какое оно было до Шторма. Почти наяву она слышала крик чаек, шум вспененных волн, и ей казалось, что она лежит на чём-то мягком, держащем её на поверхности воды, и это что-то не позволяло ей утонуть. Это было так хорошо, так спокойно… Она одна, в бескрайнем пространстве. Но не было ощущения опасности, как будто она находилась во сне — ей, беременной женщине, было совершенно не страшно качаться на морских волнах в полном одиночестве под открытой синевой неба. Всё это казалось таким естественным, безопасным, мягким. Лу почувствовала, как одна её рука ложится на живот, и она ощущает движение под кожей — ребёнок вертится, пинает её в поисках более удобного положения. Лу закрывает глаза. Её покачивает. Осталось совсем немного, и она увидит его. Совсем скоро её донесёт до берега, и на этом берегу появится на свет её сын или дочь… — …Эй, Лу. Она подняла голову. Что, в самом деле задремала? — Давай, спящая красавица, пора идти домой, — Кей склонился и поцеловал её. Он вложил столько в этот поцелуй нежности, что Лу замерла. Кей едва коснулся своими губами её губ, прижался, давая ей ощутить его тепло, притянул покрепче к себе, и невидимые нити эмпатии окутали их мягким согревающим одеялом. Его губы были горячие, шероховатые, Лу знала каждую трещинку, каждую неровность на них, и прижалась в ответ, ласкаясь кончиком языка, прикусываю полную нижнюю губу Кея. Сонливая дымка рассеивалась, она ощущала его тёплое даже в воде тело рядом со своим, надёжную широкую грудь, на которой только что лежала её голова; Лу чувствовала, как сквозь поцелуй в неё вливаются новые силы, энергия, прогоняют усталость, она наполняется сверху донизу свежестью и радостью. Её больше не мучила жара и практически прошло унылое ощущение беспомощности своего положения. Она отмылась от этого. А Кей, целующий её со всей любовью, которая была у него в сердце, помогал ей почувствовать себя живой. Его ладонь скользнула по её животу и легла на него. — Мне приснилось, что я в море, — пробормотала Лу с улыбкой, когда они отстранились. — И что когда меня принесёт к берегу, он или она родится. — Довольно символично, учитывая то, что до родов осталось немного, — Кей приобнял её за плечи. — Пойдём, тебе нельзя переохлаждаться. — Я бы провела тут весь день. — Я понимаю, но вода не настолько тёплая, чтобы быть в ней долго, — он ненавязчиво потянул её за собой. — Пойдём, любовь моя. Нам нужно начинать собирать вещи, тебе через неделю ложиться на сохранение в родильный дом. Лу вздохнула. Выходя из воды, она поморщилась от того, как платье облепило её фигуру. Кей поддерживал её, иногда гладя ладонью живот. — Как думаешь, кто родится? — спросил он. Лу хмыкнула: — Я думаю, что мальчик, но отчего-то уверена, что ты со мной не согласен. — Угадала, — эмпатик улыбнулся. — Я уверен, что это девочка. Такая же красивая, как и ты. Лу невольно подумала о своём отце, и это светло-грустное воспоминание внезапно заставило её повернуться к Кею лицом и обнять его так крепко, что он слегка опешил. — Любовь моя, — она шепнула. — Никогда нас не оставляй, слышишь? Его руки скользнули по её спине. Он всё понял. — Никогда, Лу. Никогда. Я всегда буду с тобой. И с ребёнком — будь то мальчик, девочка, чистый, псионик, нестабильный, кто угодно и какой угодно. Я люблю вас обоих. Поцелуй — лёгкий, невесомый, нежный, первая весна. — А теперь идём. Тебе нужно переодеться в сухую одежду. Они двинулись вверх по склону. Когда они вернулись домой, переоделись и легли на диван в гостиной, Кей положил обе руки на живот, приложился к нему щекой и что-то ласково забормотал, и Лу могла поклясться, что ощущает, как в ответ на нечленораздельную речь отца ребёнок внутри неё толкается, отвечая ему. Она прикрыла глаза. До родов ещё было время, но она, как и Кей, уже любила этого ребёнка, каким бы он ни был. Потому что это был их ребёнок, Кея и Лу, и он обещал быть самым счастливым из всех детей.