a short story of bartender

бар был абсолютно пуст, когда аластор впервые попал туда. да и не удивительно: он находился в самой глуши, одна его сторона упиралась в лес, а людей на этой улице осталось не так много — маньяк постарался. никто и не стремился посещать подобные заведения, да и в целом выходить на улицу или работать. даже тогда, в относительно мирный день, из рабочего персонала бара были только два человека: бармен, вышедший на работу только ради удвоенной платы, и директор, поднявшийся куда-то наверх, в свой кабинет. было ли страшно бармену, одному в помещении, зная, что маньяк может вломиться сюда когда угодно? очень вряд ли. может сказывалась огромная усталость, а может что-то подсказывало ему, что его не тронут. тёмный бар, обитый деревом изнутри и украшенный различными постерами в красном цвете, уже не ожидал гостей в тот день. когда длительную тишину нарушил скрип двери, бармен поднялся со стула и не сразу поверил, что внутрь действительно кто-то зашёл. уж настолько это было странным: в городе введён чрезвычайный режим, неужели кто-то все равно захаживает за выпивкой? молодой человек был одет просто, но со вкусом: чёрная сумка через плечо, чёрное пальто, обычная белая рубашка с бабочкой, красная жилетка и классические брюки. маленькие очки, короткие волосы и улыбка делали его наивным и милым, и если бы не относительно высокий рост, ему можно было дать не больше семнадцати лет. парень заинтересованно оглядел бар, легко провёл рукой по деревянному столику, улыбнулся шире и направился прямо за барную стойку. хаск поборол желание закатить глаза. — добро пожаловать. что будете? — спросил бармен привычным холодным тоном — день добрый — парень отвечал легко и весело, что было редкостью в последнее время — не очень-то вежливо с вашей стороны проявлять такое безразличие к посетителю — не очень-то вежливо предъявлять что-то бармену заведения, в которое пришли — ха-ха-ха! ну конечно же нет. моё имя аластор, невероятно рад знакомству он протянул руку, и бармен, подозрительно посмотрев на неё, пожал. были ли это игра воображения, возникшая от темноты бара, или страшная реальность, но на рукаве пальто виднелось красное пятно, до ужаса напоминающее кровь. — хаск — коротко представился он — повторю вопрос, что будете пить? аластор кинул на стул свою сумку, стянул пальто и повесил на вешалку, стоящую слева от барной стойки. бармен вглядывался в тот самый рукав, но так и не смог ничего разглядеть. — виски, пожалуйста. можно на «ты». первая встреча не была какой-то особенной и не выделилась ничем, кроме как ощущением новизны и тем самым пятном на рукаве, если оно, конечно, действительно там было. несмотря на неприветливого бармена и скучную атмосферу, аластор стал заходить каждую среду, около пяти часов дня, и в третий раз их диалог зашёл чуть дальше. — почему ты приходишь сюда? аластор приподнял брови в удивлении, и, не убирая привычной улыбки с лица, ответил: — я нахожу это место довольно приятным. здесь удивительно спокойно, и даже твоё неприветливое лицо не портит прекрасную атмосферу — я не об этом — он покачал головой — почему ты приходишь сюда, пока убийца на свободе? совсем не боишься за жизнь? — не боюсь — с улыбкой ответил он. ответ на первый вопрос не последовал, но, не горя желанием вытягивать ответы, хаск ответил: — ты или герой, или дурак бармен развернулся лицом к аластору, чтобы поставить перед посетителем стакан виски. глядя на его широкую, почти безумную улыбку и уверенный вид, в его голове пронеслось шутливое «или маньяк». он усмехнулся, но озвучивать свою мысль он не стал, тут же про неё забыв. через несколько недель директор бара решил, что в его заведении очень нужен граммофон. «без музыки здесь очень скучно» сказал он, таща его в огромной коробке на небольшой стол, купленный тогда же. кажется, граммофон стоял у него дома, пока кто-то из друзей не подарил ему ещё один, поновее. рядом со столом неаккуратно лежала стопка виниловых дисков, тоже притащенных директором. получив от него задание, хаск прибил несколько полок для пластинок и помог их расставить. признаться, теперь в баре действительно было веселее. так считали не только директор и бармен: убийства приостановились, и на работу начинали выходить некоторые сотрудники, пусть и хаск всё ещё был единственным, кто оставался в баре на полную смену. аластор приходил как раз в то время, когда остальные работники уже ушли, но посетители ещё не приходили. увидев «обновку», он восхищенно начал изучать пластинки, перебирая одну за другой. — такая прекрасная коллекция! передай директору, мой дорогой друг, что поставить граммофон было отличной идеей! — кажется, это даже не всё, что есть у босса. во всяком случае, нет смысла тащить абсолютно все пластинки.. — нечего будет слушать дома — продолжил парень за него, понимающе кивая. он резко замер, найдя что-то, особенно заслуживающее внимания аластор легко и аккуратно достал виниловый диск из бумажного «чехла», кладя середину пластинки на четыре пальца, и придерживая большим за край. он перевернул пластинку первой стороной, аккуратно положил на граммофон, покрутил ручку привода и поставил иглу. уверенность его действий завораживала, и хаск пропустил момент, когда из рупора стала доноситься легкая джазовая мелодия. — это пол уайтман, “hallelujah“. уже не помню, как узнал о ней, но теперь она часто играет на моих эфирах он качал руками и легко танцевал на месте, закрыв глаза. — звучит.. довольно весело — бармен налил себе бокал коньяка — подожди, на эфирах? — оу, я не рассказывал? — аластор остановился и повернулся к барной стойке, с улыбкой наклонив голову — я радиоведущий тогда он рассказал, во сколько и на какой волне проводит свои эфиры. не сильно заинтересованный в радио, хаск не приходил ни на один из них. в следующий раз он зашёл, попросил «что-нибудь легкое» и поставил другую пластинку. хаск смешал джин, сироп, лимонный сок и содовую, кинул несколько кубиков льда, и поставил на барную стойку «клубничный джин физ», украшенный двумя ягодами на стакане. из граммофона послышалась другая мелодия. — “sweet georgia brown“ от brother bones & his shadows. согласись, эта тоже звучит отлично! — аластор вернулся к барной стойке, чтобы забрать напиток. он получился идеальным: в меру алкогольный и лёгкий. — соглашусь. знаешь, у тебя действительно хороший вкус в музыке. — благодарю, мой милый друг. а что любишь ты? пока они разговаривали, аластор попросил ещё несколько коктейлей и напитков покрепче, а ещё уговорил хаска выпить на брудершафт. — теперь мы точно можем зваться друзьями! — его глаза почти блестели от выпитого, а улыбка не сходила ни на секунду. он не был пьян, но был достаточно «весел». бармен выпил ещё пару стаканов. когда пластинка закончилась с обеих сторон, аластор поставил пола уайтмана, как на прошлой неделе, но сразу вторую сторону. — “joseph joseph“! одна из любимых — пояснил он моментами мелодия отдавала чем-то «египетским», да и звучала очень интригующе. бармен начал отстукивать ритм о стойку двумя пальцами, когда парень вытащил его в зал за руку. — ты что делаешь? — хаск не пытался вырваться из сильной, на удивление, хватки, но и не был рад такому повороту событий — надеюсь, ты не сильно против — он вывел его в центр, спереди взял за обе руки, и начал танцевать двигался он со всей точностью, несмотря на количество выпитого, и даже их огромная разница в телосложении не мешала аластору утягивать бармена за собой. ал, хоть и был высокого роста, оказался на пол головы ниже хаска, и, пускай имел сильную хватку, всё ещё был стройнее на вид, без особой мышечной массы. ещё при первом появлении бармену бросилась в глаза его узкая талия, и сейчас, когда его руки оказались положены на неё, он боялся случайно раздавить радиоведущего. аластор двигался играючи, заставляя хаска повторять за своими действиями. даже при таком быстром темпе он отлично танцевал, не наступал на ноги хаску (хотя тот уже успел пару раз) и умудрялся менять позы, кружа бармена по всему залу. спустя какое-то время, раздражение сменилось интересом, и он сам начал улыбаться и брать инициативу в танце. аластору это не очень понравилось, и тот, прилагая небольшую силу, попытался вернуть её себе. они ходили по залу, пританцовывая, и одновременно «борясь». хаск подумал, что аластор явно получал с этого какое-то садистское удовольствие: его улыбка становилась только шире, а движения резче. когда в музыке началась та самая «египетская» часть, как мысленно назвал её хаск, аластор прислонился к бармену, положил руки ему на шею, улыбнулся по-особенному маньячно и быстро закружил его в танце. может так и задумывал аластор, а может его ориентация в пространстве всё же подвела от алкоголя, но хаск чуть ли не сносил все столы на своём пути, пока аластор вёл его, держа спиной ко всему остальному. один из стульев оказался на полу, а через какое-то время и сам хаск подпирал собой стол, прижатый поясницей к деревянному предмету. ал зажал его между двух рук, хитрым взглядом смотрел в его глаза около десяти секунд (растерянный хаск, конечно, не считал. может это заняло больше времени, а он всего лишь засмотрелся), а потом, проведя пальцем по щетине бармена, развернулся, стянул с вешалки своё пальто и сумку, помахал на прощание и вышел, оставив хаска в ещё большем недоумении. бармен прикоснулся к своей щетине в том же месте, где и аластор, и удивился своей печали от такого быстрого окончания танца. к моменту, когда он уже мысленно отсчитывал недели во «встречах», хаск стал слушать эфиры аластора. как выяснилось, он проводил их как раз перед посещением бара, и если в остальные дни он просто слушал радио на работе, то в среду окончание эфира означало, что примерно через час аластор зайдёт в бар. его эфиры отличались весёлой манерой речи, большим количеством джазовой музыки и обилием тем. пока остальные радио-шоу имели определенный сценарий и формат, аластор вёл эфиры будто «для своих». на одном из эфиров, в среду, хаск с удивлением услышал странную, весёлую фразу: «.. конечно, маньяк уже давненько не появлялся, но это не значит, что нужно терять бдительность. не выходите сегодня из домов, не оставайтесь одни на работе и будьте осторожны. кто знает, может он решит убить кого-то именно сегодня, ха-ха!» официантка, стоявшая рядом с барной стойкой, чуть не уронила поднос с двумя кружками пива, предназначавшийся для двух мужчин за дальним столиком. — может прекратишь слушать этого чудика? люди только-только начали приходить, хочешь распугать всех посетителей? хаск ничего не ответил, а официантка, бросив «не удивлюсь, если он и есть маньяк», поправила свои длинные волосы и ушла к столику. когда аластор пришёл в бар, двое мужчин и официантка уже ушли, и они снова оказались одни. — как чудесно, когда никто не мешает наслаждаться компанией друг друга. согласись, в тишине всё кажется приятней хаск мягко кивнул, и уже привычным тоном спросил, что аластор хочет выпить. тот попросил виски, и, когда хаск развернулся, чтобы налить напиток в стакан, его взгляд зацепился за маленькую красную точку на белом воротнике. он так и остался стоять неподвижно, разглядывая, очевидно, кровь, пока аластор не посмотрел на него с немым недоумением. на секунду бармену показалось, что ещё одна красная точка выглянула из под жилетки, и он, не раздумывая, резко протянул руку и стянул правую, с его стороны, лямку с плеча аластора. по всей стороне, под жилеткой, рубашка была в брызгах крови. глаза ала панически расширились, и он одёрнул руку, снова скрывая жилеткой часть окровавленной рубашки. они смотрели друг на друга больше минуты, не в силах сказать ни фразы. в какой-то момент аластор криво улыбнулся, встал со стула, забрал пальто и сумку, обернулся, чтобы сказать короткое «мне пора» и вышел. на завтрашнем эфире аластор в шутливой манере спросил, что будут чувствовать слушатели, если его эфиры внезапно прекратятся. конечно, никто не мог ответить, но хаск почувствовал совершенно иррациональную грусть и небольшое чувство вины, будто ему не стоило раскрывать для себя личность серийного убийцы. он провёл весь вечер в раздумьях и появился на работе в таком же состоянии. директор, заглянувший в бар около семи вечера для очередной обновки, заметил его задумчивость и предложил: — не хочешь взять небольшой отпуск? ты и так работаешь без выходных, а в такое время стоило бы беречь силы. скажем, посидишь недельку дома, и выйдешь в следующий четверг? — он раскрыл огромную сумку с длинным охотничьим ружьём, доской, несколькими креплениями и старенькой электродрелью. хаску не понравилась идея о том, что ему придётся пропустить среду, в которую, возможно, придёт аластор. в задумчивости, он подошёл к боссу и предложил помощь с прикручиванием ружья к стене. — откажусь. не то чтобы мне очень весело дома, лучше уж провести время здесь. я не боюсь маньяка, к тому же, этому месту нужен бармен — он начал вкручивать доску в стену под внимательный взгляд директора — сюда ведь все равно почти никто не заходит, я смогу поработать неделю вместо тебя — я справляюсь с работой — его голос звучал довольно грубо в прикрученную доску медленно закручивались два полукруглых крепления в виде крючков, на которые можно было поставить ружьё. это не выглядело очень надёжно, но вряд ли кто-то захочет снять его, зарядить принесёнными с собой патронами и открыть огонь. когда держатель оказался прикручен, а ружьё поставлено на место, в голове хаска пронеслась мысль о том, что аластору могло бы это понравиться. он однажды упоминал свою любовь к охоте, и у него, вероятно, было ружьё. хаску было бы интересно посмотреть за ним на охоте, спокойным и собранным, но с привычной улыбкой на лице. с того момента он слушал все эфиры парня, ожидая среду. отношение к нему не сильно изменилось после того, как он узнал о том, что аластор и есть маньяк. хаск долго думал о том, что должен бояться парня, но единственное, что он чувствовал — растерянность. хотелось снова встретиться, но он даже не знал, где тот живёт или где его студия, у него не было домашнего телефона аластора, да и в целом хаск с удивлением понял, что аластор совсем не распространялся информацией о себе, за исключением его работы радиоведущего. вместо этого он говорит о вкусах, мнениях и предпочтениях, обходя темы частной жизни. конечно, нельзя сказать, что и хаск много рассказывал о себе, но аластор точно знал, где тот жил, его возраст, семейное положение и даже ориентацию, о которой в то время никто не распространялся. воскресенье начиналось совершенно обыкновенно: работа, эфир аластора, короткие диалоги с парой посетителей (люди заходили, но очень редко), дорога домой. путь до дома занимал не больше пятнадцати минут и пролегал по достаточно тёмной дороге, через тихие дома и переулки. всю дорогу хаска преследовало странное чувство тревожности, он переодически оборачивался, но ничего подозрительного не видел. как только он закрыл за собой дверь обычного орлеанского дома в белых тонах, снял уличную одежду и помыл руки, во входную дверь трижды постучали. стук был слегка нервным, как показалось хозяину дома. глазка на его двери не было, а небольшие окна у двери не могли показать человека, стоявшего у входа. хаск думал, стоит ли открывать, когда стук повторился. на этот раз он был достаточно агрессивным и нетерпеливым, и хозяин подошёл к двери, чтобы открыть. на пороге стоял аластор, впервые без улыбки, но со слезой из одного глаза, тяжёлым дыханием, ружьём за спиной и ножом в левой руке. пусть оружие могло вызвать подозрение в любом другом случае, хаск в шоке, смешанном с ужасом смотрел на внешний вид парня — он был весь в крови. одежда была порвана, от жилетки и пальто едва что-то оставалось, а рубашка приняла кровавый цвет. лицо аластора, на удивление, не пострадало, но на шее, прямо в районе кадыка, растянулась неровная кровавая полоса. откуда-то с затылка на шею кровь стекала ручьями, смешивалась с кровью из других ран на теле и капала с кистей рук. всё ещё в немом ужасе, хаск бросил быстрый взгляд на улицу и потащил аластора внутрь. в полном молчании он усадил его на белый диван, теперь испачканный кровью, стянул всю одежду, кроме нижнего белья, и принялся осматривать. не имея медицинского образования, он мог только оценить сильные и «терпимые» раны, но аластор, скорее всего, отказался бы от профессиональной помощи, иначе бы не пришёл сюда. ноги тоже были усеяны порезами и укусами и сильно кровоточили, но что шокировало бармена ещё сильнее — пулевое ранение на затылке. оно было похоже на кратер, с чём-то чёрным в середине и кровавыми разводами по бокам. судя по всему, пуля была ещё там, застрявшая в черепе. — откуда это? — его хриплый голос слегка подрагивал — подстрелили на охоте — он звучал пусто, без привычной весёлости в голосе — а вот.. — он сглотнул и многозначительно обвёл взглядом тело аластора — это? — собаки. наверное, охотника. хаск достал аптечку, мягкое полотенце и наполнил водой небольшой тазик. страшнее всего было обрабатывать пулевое ранение. у хаска не было никакого представления о том, что нужно делать. стоило ли попытаться вытащить пулю (это было бы очень больно и не факт, что у него получилось бы), или можно её оставить? как обрабатывать? можно ли мазать рану йодом? у него явно не было времени на размышление, поэтому он быстро стёр кровь и туго замотал рану бинтом под болезненный вскрик парня. он вытирал одну рану за другой, мазал йодом и накладывал бинты. аластор шипел, трясся, царапал диван ногтями и иногда срывался на крик, но продолжал терпеть. сейчас он выглядел не как жуткий серийный убийца нового орлеана, а скорее как холодная, голодная собака. его глаза постоянно стремились закрыться, но аластор упорно хотел оставаться в сознании. удивительно, насколько он был живуч: любой другой, наверное, уже был бы мёртв. с болью на душе хаск подумал, что долго тот не проживёт. аластор всё же отключился, то ли теряя сознание, то ли засыпая. всю ночь бармен просидел у окровавленного дивана, измеряя пульс парня каждые пятнадцать-двадцать минут. иногда раны снова начинали кровоточить, и хаск аккуратно отдирал бинты с засохшей кровью, протирал и обрабатывал порезы и накладывал новые бинты. он настолько боялся оставлять аластора, что лишний раз сидел рядом, вместо того, чтобы уйти в туалет или взять еды из кухни. следующим утром мужчина позвонил директору, особенно уставшим голосом принимая предложение о недельном отпуске. в его доме атмосфера всегда была достаточно гнетущей; хаск жил один, предпочитал пропадать на работе и не приводил никого в гости, но с появлением раненого аластора дом превратился в ад на земле. осознание того, что в его доме, на когда-то белом диване, истекает кровью, и, можно сказать, умирает серийный убийца, пришло не сразу. какое-то время он сильно нервничал, не выдавая своих волнений парню, но спустя время беспокойство забылось. ему всё ещё нужно было заботиться о нём, кормить и поить, в конце концов обрабатывать раны. аластор, как только стал чувствовать себя лучше, попросил одежду и еду. он снова улыбался, сидя за кухонным столом, что создавало сильный диссонанс с видом полностью забинтованного парня, имеющего серьёзные ранения. этот день предвещал странности с самого утра, когда хаск, подавая глазунью с беконом, спросил: — правда, что ты ел некоторых своих жертв? — хаск смотрел прямо на него. аластор завис на пару секунд, прежде чем рассмеяться и ответить: — не задавай глупые вопросы, тогда не будешь получать банальные ответы — он начал есть глазунью, явно удовлетворенный качеством приготовления — чай, кофе? — чай. чёрный, без сахара они сидели в молчании, пока хаск не поставил перед аластором чашку чая, а напротив, себе — кофе. — спасибо. — и как мясо человека на вкус? — он снова посмотрел на аластора, садясь напротив — тебе правда интересно? — может быть — парень хмыкнул на такой ответ, и, задумавшись, ответил: — солёное. если человек не разбирается в мясе, может подумать, что это свинина или мясо телёнка, но по текстуре больше напоминает рыбу. оставшийся день был бы спокойным, если бы не проснувшийся интерес аластора к его скромному жилищу. вместо того, чтобы спокойно лежать на диване, он ходил по дому, лежал на его кровати, заглядывал в ящики и критиковал обои. он бегал по комнатам, смеясь, но хаску было не до смеха. непривычное состояние аластора больше походило на психоз, а его постоянные движения открывали раны. под вечер аластор снова сидел на окровавленном диване и апатично протирал своё ружьё, пока хаск бинтовал его голову и ноги, тяжело вздыхая. на удивление, раны на руках относительно быстро перестали кровоточить, но затылок всё ещё не давал покоя. — директор тоже повесил ружьё, красивое. жаль, что ты не можешь посмотреть. аластор, всё ещё находясь в некой прострации, наконец оставил своё оружие, положив рядом. — только моё никому не отдавай — его голос, сверкающий сарказмом и весельем ещё пару часов назад, сейчас был совсем тихий. улыбки на лице не было уже пару часов. хаск поднял взгляд и встретился с печальными глазами. он явно понимал, к чему это было сказано, но не хотел ничего отвечать. — знаешь, я жалею о многом.. — мужчина закусил губу, слушая «предсмертные» речи. порывало прикрикнуть на аластора, попросив замолчать, но он сдерживался — стоило ли вообще проживать эту жизнь, если в итоге я остался всего лишь безымянным радиоведущим. — и орлеанским убийцей — в его голос всё же вылилась доля злости, и аластор посмотрел на него недоуменно. он о чём-то задумался, а после выдал странный вопрос: — почему у тебя никого нет, дорогой друг? ты пансексуал, красив, заботлив, пусть и немного груб — аластор склонил голову на бок, и даже в темноте было видно, как он вопросительно моргает — у тебя вообще кто-то был? — я влюблялся, но, скажем так, не очень удачно — хаск долго подбирал слова, прежде чем сказать это — а сейчас? — так же. молчание заполнило комнату, когда хаск мазал йодом последний укус. — я тебе нравлюсь? — вопрос прозвучал не очень чётко. сказывалась усталость аластора, из-за чего могло показаться, что это было утверждением. тот замер, не в силах ничего ответить. где-то в груди кольнуло осознанием, что одной фразой он может разрушить их странную, но хорошую дружбу. даже не зная ориентации аластора, было очевидно, что тот не разделяет его чувств, и его, вероятно, привлекают девушки. просидев на одном колене под внимательным взглядом аластора, он всё же ответил: — да, нравишься. аластор коротко кивнул, и некоторое время комнату заполняла давящая тишина. хаск смотрел на аластора, напрягшись, а тот смотрел в ответ, вглядываясь в ему в глаза. — а почему у тебя.. никого нет? или есть? — он всё ещё звучал хрипло и неуверенно — я ароэйс. — о.. понятно. он хотел уйти, но рука аластора схватила его за предплечье. — останься? — вопрос звучал странно, но на лице парня наконец возникла улыбка хаск остался, снова не спал и измерял пульс, параллельно слушая дыхание. к пяти часам аластор проснулся и пожаловался на сильное жжение на затылке: рана снова открылась, параллельно выделяя мерзкую желтоватую жидкость. тогда они обнаружили, что последнего кусочка бинта, оставшегося в упаковке, не хватает. хаск зажал его рану полотенцем и попросил держать, а сам, быстро накинув первую попавшуюся одежду, ушёл в ближайшую круглосуточную аптеку. девушку за небольшой стойкой пришлось будить, но он получил ещё пять пачек бинтов и вернулся домой. вот только аластора там не было. полотенце лежало на полу, а след из крови вёл к двери, выходившей на задний двор. там, как казалось, тоже никого не было, только следы на земле и красные капли, но взгляд зацепился за что-то, лежащее среди редких красных кустов: это было тело. с тех пор об аласторе напоминали только записи радиоэфиров, саднящее сердце, ружьё и диван, в который перманентно въелась кровь. ад был веселее, чем мир смертных — он понял это с первого появления. новая, устрашающая внешность и огромные силы сделали ему статус и имя, и теперь он продолжит своё дело здесь. до встречи с хаском оставалось тридцать лет.