Shards

«Просто пройдись по осколкам моей любви, хоть это и больно».

Больно. Осколки ревности вонзились в сердце. Такая раскалённая, как сталь, которую приложили к моей коже, так, чтобы ощутил всю горечь любви, так, чтобы получил ожог четвёртой стадии. Я знал к чему приведёт наша встреча, ведь привязанность так скучала по тебе, а вместе с ней и я. Осознавал, что привязанность перейдёт в зависимость хотеть, чтобы ты принадлежала мне, а затем, эта та самая зависимость приведёт меня к смерти. До безумия. Коньяк обжигает внутренности, но я этого не чувствую. Рана в моей грудной клетке отравляет душу и тело, заставляя сердце биться в ускоренном темпе, будто я сейчас, блять, подохну. Сжимаю челюсть до скрежета зубов, чтобы удержать себя на месте, ведь возвращаться обратно, и видеть тебя прижатую с другим — невыносимо. Ревность накатывает на меня, вонзается, словно кинжал в сердце, и если опустить взгляд вниз, можно увидеть кровавые дорожки, что спускаются по моей руке, падая на серый пол. Всё казалось ранимым и острым: воздух, которым я так жадно дышал, царапал лёгкие, ещё чуть-чуть, и я мог-бы заработать себе открытый пневмоторакс, даже чёртовый коньяк, который я выпивал оставлял на слизистой ротовой полости — жуткие язвы. В девять часов вечера, я стою в балконе, с пустой бутылкой в руках, и смотрю на безжизненное небо. В девять часов вечера, в окружающем, меня, безмолвии было слышно, как ревность поедает мои клетки, всё глубже внедряя свои безжалостные корни, что оседали в сосудах и артериях сердца, доходя до нейронов. Пустая бутылка под мрачным небом продолжает стоять вместе с одиночеством, меня накрывает темнота, а затем яркая вспышка света, из-за чего приходится зажмурить глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на двух моделей, что стоят в центре, но мой взгляд цепляется за знакомое женское тело, поднимаясь выше, к лицу. Эти блядские кружевные чулки чёрного цвета, провоцирующий чокер на тоненькой шее, большие глаза, что кричат о доброте, волнистые волосы, которые сейчас так прекрасно освещены от вспышек камер, переливаясь блеском. Стоишь так уверено, а модель противоположного пола — Чхве Гонук, нагло прижимается к тебе, словно показывая, в чьих руках ты сейчас находишься. Уверенность куда-то пропадает, слегка вздрагиваешь, когда твой взгляд падает в темноту, там, где нахожусь я, сидя на стуле, наблюдая за тобой. Я вижу, как ты покрываешься мурашками, пытаешься вернуть прежний уверенный облик, но слишком поздно, ты теряешься, а глаза бегают туда-сюда, лишь бы не натолкнуться с моими, потому-что ты уже знаешь, что последует, когда ты скроешься от всех глаз, знаешь, что произойдёт в маленьком помещении, где только мы одни, знаешь, как сейчас я горю от эмоций, а улыбка Чхве, лишь бросает масла в огонь, заставляя меня кривить лицо, и умирать, когда он касается твоих волос, когда кладёт свою ладонь на талию, или до неприличия становится рядом, прижимая к своему телу. Это ненормально, что я испытываю ненависть к тебе в такие моменты, когда ты получаешь со всех сторон внимание, но мы оба знали на что шли. Ревнивое желание бьёт по артериям, хочется украсть тебя и спрятать ото всех, хочется смыть с твоей кожи чужие прикосновения, чужие взгляды, что скользят по твоему шикарному телу, и напоминать всю ночь кому ты принадлежишь, но... мы оба знали на что шли, ты знала на что шла, когда подписывала контракт со мной, и я знал, что не вынесу всех рамок, ведь они разрушились из-за моего характера и поведения. Блять. Просто скажи. Нахуя тебе я? Ненависть медленно перетекающая во что-то страстное и одновременно нежное. Ты, словно, хрупкая ваза, которая разбивается каждый раз при моём взгляде на тебя, как луна, до которой я не дотянусь рукой. За тобой можно, лишь наблюдать, любоваться, и будто под гипнозом, шептать — какая-же ты красивая, Джимин. Я так устал от того яда, что течёт по моим венам. Перестань играть в игру, в которую я больше не играю, перестань делать вид, что всё в порядке, перестань игнорировать ревность, что застилает мои глаза, и течёт вместе с кровью, и кажется, я горю вечность — это явный грех. Ты грех, Джимин. Мои нервы дают мне знак, они говорят, что со мной не всё в порядке, и я, блять, согласен. Делиться тем, что в сердце, разрывает меня, но, я знаю, что буду скучать по тебе, если уйду сейчас — скроюсь, вознесу между нами многослойный лёд, и перестану подавать признаки своих чувств. Сложно. Слишком сложно. Свет резко угасает, фотографы убирают камеры, а помощницы крутятся рядом с моделями, накидывая пиджак на их тонкие плечи. Пустой коридор. Темнота. Пепел на языке. Адреналиновое чувство. Хлопок двери, и мы теперь одни. Напряжение в воздухе витает, а в глазах моих ревность мерцает, что съедает сердце, отдаваясь болью в районе рёбер, порываясь выйти наконец-то из моего организма и испарится, как пар, что взлетит к потолку и бесследно исчезнет. Документы оказываются на полу, под моими ботинками, а ты, сжавшись всем телом, мнёшься, кусая губы до крови. — Ты не сказала мне, что будешь на обложке вместе с Чхве. Мнёшь пальцами пиджак, опуская голову, ведь чётко ощущаешь, как я пылаю, как готов ранить тебя в самое сердце и найти того козла Чхве, наплевав на репутацию. Мне давно плевать на карьеру. Плевать, просто будь рядом. Чувствую, как возносятся горы между нами, чувствую, как холод проникает под кожу, внедряясь в глубину моих мыслей. Холод пронзает мою плоть невидимым острым мечом, разум покрывает морозом, и забирается в альвеолы лёгких, покрывая всё снегом, а по рукам, где мелкие раны, касается морская соль, ещё сильнее раздражая. Тихое вскрикивание. Прижатые друг другу тела, что как два сердца бьются в унисон, как и дыхание, которое лицо ласкает, обжигая. Смотришь испуганно, за что я себя ненавижу, но не могу отойти, не могу убрать руки, что впились в твою ранимую кожу после которого явно останутся синяки. Пройдись по осколкам моей любви. Тяжело держать чувства внутри, меня заживо поедают, а ненависть, как артериальное давление, растёт, и к сожалению, медикаменты тут не помогут, я буду мучительно умирать от гнева внутри, но видишь-ли ты в моих глазах, что творится со мной сейчас внутри? Глаза, будто то самое стекло, что разбивается, оставляя за собой осколки, что раздражают слизистую, будто невидимые линзы, края которых больно впиваются в зрачок, и мне кажется, я вижу, как проявляется окровавленное пятнышко перед глазами, что прячет твоё лицо, вынуждая меня тяжело задышать, и оттолкнуться, ударив кулаком в зеркало. Съедающая боль. Громкий хлопок двери, что отделяет нас, после которого жалостные бумажки слегка поднимаются с пола, взлетая на секунду, а затем обратно приземляются на кафель. Словно на зло, края осколков зияют, привлекая твоё внимание, надеешься, что я вернусь, и встану на колени, прося прощения за свою вспыльчивость. Я слишком устал. Слёзы обид накапливаются в невинных глазах, и клянусь, если-бы я был рядом, убил-бы себя за такое омерзительное поведение к тебе. Между нами пропасть. Знакомая дверь, что ведёт к уюту и теплоте. Здесь мрачно и серо. Падаю в бездну, когда голова касается белоснежной подушки. Белый дым медленно взлетает к серому потолку, в которых непонятные, но красивые узоры. Глотаю пепел, затягиваясь ядом, что обжигает ротовую полость, касаясь язв на слизистой, тихо шиплю, давясь в собственном эгоизме. Тяжёлый вдох. Матрас слегка прогибается. Ощущаю ладонь, что касается моего колена, а затем едва-ощутимо поднимается на вверх. Мелкие поцелуи осыпаются на моё лицо, игнорируя губы, пропахшие сигаретами. Слышу, как скулит твоё сердце, а поцелуи принимают отчаянный характер, я задыхаюсь, когда касаешься мучительно моих уст, словно, извиняясь, кусаешь, оттягивая нижнюю губу, а затем нападаешь, устраиваясь сверху. Вместе давимся к эгоизме друг другу, так жадно тянемся, ведь отчаянность доводит нас до предела, а затем, тяжело дыша от переизбытков чувств, оба затихаем. Ты приближаешься к сидячему ко мне, обхватываешь мою талию, утыкаясь подбородком мне в плечо, и смотришь со мной на ночной Сеул, что так прекрасен в темноте. — Ты сегодня был слишком злым. Твой голос звучит обвиняющим, но твои руки, которые обвили талию говорят о другом. Сколько-бы мы не ссорились, ты будешь принимать меня таким-каким я есть: вспыльчивым, холодным, а иногда таким эгоистичным и таким далёким. Сигарета успокаивает мысли, а одиночество, что давила на перепонку, пропадает. Твои пальцы забираются мне под подол рубашки, вынуждая затаить дыхание и подавится дымом. — Я скучала, — шепчешь соблазняюще, что челюсть болит, а губы просятся твоих ласк, хочется поддаться, когда твои пальцы скользят нежно по коже. — Больше не делай так... Резко встаю, убирая твои руки, обрываю нашу связь, словно, нет, не словно, я делаю это специально, хочу сделать себе больно и давится собственным ядом. — Как? — выплёвываю свой яд, не в силах сдержать ревность. Подхожу ближе к панорамному окну, усмехаясь себе под нос, когда вижу в отражение тебя. Я сделал ошибку, сделал убийственную, для себя, ошибку, когда разумом овладела любовь к тебе. Заразная ты, Джимин. Тихо и плавно оказываешься рядом со мной, снова обвивая мою талию, и прижимаешься к моей спине, томно выдыхая. — Ты сделал мне больно, Джошуа... Слышится твой отчаянный вздох, ты устала так-же, как и я. Мы оба устали делать вид, что равнодушны к друг другу. Ненавижу притворяться, что между нами нет ничего. Я причиняю боль — ты терпишь. Я дарю любовь — ты даришь мне ещё больше. Я ненавижу тебя — ты притворяешься, что не видишь. И снова я повторю: нахуя тебе я? Ты для меня неизданное искусство, и мне жадно хочется твоей разрушимой любви, хочется, чтобы ты окутала меня своим запахом и заботой, мне, до боли в сердце, хочется исследовать твой мир. Я вижу себя в тебе. Я вижу своё отражение в твоих глазах, скажи, что тоже его видишь, скажи, что любишь меня, что жить не можешь без меня. Эгоистично, да? — Тогда уходи, — расплываюсь в улыбке, нервно выдыхая дым, ощущая, как твои пальцы замирают. — Уходи к Чхве, он тебя удовлетворит, может, даже не будет тянуть время, как я и... Лёгкий удар по спине, поднимаю взгляд, замечая, как на стекле катятся капли дождя, прямо, как сейчас слёзы катятся на твоих щеках, что появились из-за моих слов, но так будет правильно и наконец-то нормально, ведь я совсем не заслужил тебя, не заслужил твоей нежной любви. Без тебя здесь становится пусто, сердце ноет, твердя, что это я ублюдок, ведь пытаюсь казаться равнодушным, когда слышу, как ты надеваешь свои сапоги, а затем громко закрываешь дверь, разрушая между нами всё, что мы заварили. Тяжело выдыхаю, слегка ударив по стеклу левой рукой, а другой тушу сигарету о пепельницу, прекрасно осознавая, что не продержу и больше минуты, потому-что срываюсь за тобой, схватив бежевое пальто со спинки стула. Ненормально. Порыв ветра встречает меня, намереваясь поиграться с моими волосами, когда я бегу в твою сторону, наступая на оранжево-жёлтые листья, что продолжают кружится в вальсе с ветром и дождём. Не могу отрицать, что в чёрном плаще, ты выглядишь, как дьяволица, и эти распущенные волосы, в которых зацепились листья, вынуждают меня поддаться к порочным чувствам, ведь, чёрт, знаю, что могу тебя легко потерять, из-за своего характера. Не знаю, почему ты всё ещё держишься за меня, не знаю, что тебя заставляет меня любить. Твои большие глаза, что наполнены слезами, делают мне больно, когда я ловлю ненавистный взгляд, твои губы сейчас такие опухшие, что мне хочется подарить им тепло, сминая своими. — Я тебя не отпускал, — закрываю резко дверь, когда ты хочешь сесть в такси. — И не отпущу. Чувство завладеть тобой и никогда не отпускать берёт вверх надо мной, ведь я дёргаю тебя к себе, утыкаясь носом в твои длинные волосы. Страх потерять бьёт по ногам, заставляя давится в собственной крови эгоизма. Я слишком боюсь остаться один, ведь только одна ты можешь познать мой разрушенный мир, и несмотря на разногласия между нами, ты всё равно будешь любить меня, порой царапаясь о края моей ревности. — Вот как? А я планировала поехать к Чхве, может он покажет мне, как именно надо любить меня? Твои слова, словно рана в сердце, которой мне сейчас полоснули, ведь сложно притворятся равнодушным, когда я не хочу тебя ни с кем делить, не хочу... блять, я должен признаться, что я просто ревнивый ублюдок или может во всём виновата ты? Твоё поведение, твои губы, которые хочется съесть, слёзы, что как жемчужины так бесценны, соблазнительные твои ноги, что привлекают до неприличия, такая вся недоступная для всех, но лишь открытая для меня. — Моей любви недостаточно? — хриплю, наклоняясь к тебе, и всё ещё продолжаю удерживать твоё тело, что рвётся освободится от моих рук. — Мне снова соблазнить тебя? Твои глаза загораются огнём, а температура между нами поднимается, ведь думаем совсем о другом. О своём, о порочном. — Знаешь, как я тебя сейчас ненавижу? — шипишь мне в шею, опаляя горячим дыханием, что хочется простонать от удовольствия. — Я тоже скучал по тебе, любимая. Дёргаешься от моих слов, будто услышала что-то грязное и пошлое, невинно сглатываешь слюну, не в силах изгнать чувства, что накопились в сердце, а мои пальцы, ещё сильнее впиваются в твою тоненькую талию. На нас продолжают падать листья, а дождь усиливается, вынуждая выдыхать холодный воздух. Заглядываю в твои глаза, в которых буря эмоций бушует, как погода, что явно ненавидит нас, нет, меня. И снова, между нами всё ненормально, ведь я не должен был за тобой бежать, а ты не должна была прощать такого ублюдка, как я. В час ночи, мы стоим среди темноты, смотрим в друг другу глаза, зная, что борьба угаснет, заменяясь нашей любовью. Знаю, что сложно, но просто пройдись по осколкам моей любви и прими меня таким, каким я есть.