Жертва

Какую ситуацию вы бы назвали дерьмовой? Нет, не из разряда двойки по математике или ссоры с родителями, а нечто такое, что если и происходит, что кажется, что выхода нет. Эдгар и оказался в нечто подобном устрашающе невозможным. Каждый день ли вас, будучи связанным к стулу, пытаются насильно покормить? Вот и у подростка это в новинку. Коварница судьба решила в очередной раз посмеяться над несчастным пареньком, подкинув ему неожиданный и наверняка очень забавный сюрприз. Если бы Эдгар тоже имел власть влиять на чужие жизни, наверняка забавлялся бы только так. Но сейчас он обычный голый студент, которого в любой момент могут убить, изнасиловать, или расчленить до состояния овоща. Когда он молился о смерти в своей уютной мягкой кровати, то не имел ввиду это. А всё это началось с приходом блядского нового знакомого в компанию, в которую он втиснулся слишком уж быстро и гладко для тех, кто в ней состоял. Эдгар не зря относился к нему со скептицизмом, но зря, прослушав мимо ушей бушующее шестое чувство, открылся ему слишком рано. До того, как стали видны его нездоровые замашки. Эдгар–самый обычный студент юрфака, живущий в затхлом, забытом администрацией общежитии. Конечно, дом он не любил, и не хотел туда лишний раз ехать, но это куда лучше, чем ночевать в выходные дни со всякими таракашками. Да и мама заготовки на неделю готовит, что было необходимо юноше, ни разу не становившегося к плите для готовки. Подогреть что-то на сковороде–запросто, он наловчился, но готовить самостоятельно–выше его сил. Если бы не мама парень питался бы исключительно продуктами быстрого приготовления, а это, кажется, не особо хорошо. Хотя Эдгар не разбирал. Главное, что еда, а остальное не важно. Хотя помимо этой женщины была ещё одна особа, готовая следить за состоянием этого бытового инвалида. Колетт–обучающаяся первого курса того же направления, которую поселили к Эдгару–тогда уже обучающемуся второго курса. В этом общежитии даже не следят кого к кому селить, потому часто бывало, что студенты противоположного пола уживались в одной комнате. Многие естественно переезжали по другим комнатам, но некоторые оставались не местах, либо не желая морочить голову, либо наоборот радостные такому подарочку коменданта. Эдгар был первым вариантом, Колетт–вторым. И нет, она не любила этого полупокера, девушка просто была странной и фанатичной. Кажется, с кем бы её не поселили, она всё равно будет рада. Если сначала парень испытывал лишь скептицизм и отвращение к девушке, то после как-то свыкся, и даже начал считать её чуть более, чем незнакомкой, а это сравнимо с чудом. Друзьями тот никого не называл. Даже тех, кто каждый день умудрялся желать ему доброго утра или иногда садился за один стол с ним, желая начать диалог. Но Колетт ничего не делала просто с жалости или приличия. Если она кому-то пожелает доброе утро–то хочет, чтобы оно было таким для этого человека; если садится за один обеденный стол–то это всерьез, и больше она не пересядет. И, мало по-малу, пришлось общаться. В сжатой форме, но контактировать. Много Эдгар всё равно не позволял, но и девушка не просила чего-то грандиозного, как объятия. Наверное потому юноша ценил их небольшую связь. Естественно он не признает это самому себе, но где-то в глубинке будет благодарен ей за то, что она обратила на него внимание. Когда-то Эдгар порвал связи со всеми, кого считал товарищами, ради того, чтобы побыть в покое. Этот же покой вскоре стал душить, закрывать его от всего мира, начинать процесс социальной деградации. Потому-то и ссоры с матерью, потому-то и нет друзей. Эдгар ненавидел брать за что-то ответственность–будь то отношения или собственная жизнь. Ему постоянно нужна какая-нибудь опора, которой не было до появления этой сучей фанатички. И нет, парень не со злости её так называет–то, что она делает, действительно дерьмово. Её слежка за людьми, облизывание фотографий, рассказы о том, как она кого хочет и кто по её мнению занимает особенное место в сердце. Слушать и видеть эти извращения как самим стать извращенцем. И, к сожалению, Эдгар уже привык, так что, можно сказать, для него это стало нормой. Хотя раньше он и пытался этой девке объяснить, что сталкерить людей–ненормально, но она слишком преисполнилась в этом деле, чтобы слушать какого-то дебила со второго курса. Но вообще парень Колетт понимает–он тоже не слушал бы себя. День их проходил еле насыщенно и спокойно. Если некоторые события и вызывали гнев и раздражение, то сейчас совсем нет. Например то, что они просыпаются в одной кровати,–Колетт похоже лунатила и переходила на его кровать–что она помогает ему выбрать одежду на день, как и он ей, что они едут вместе, едят, занимаются физкультурой, ведь у них часто совмещённая пара, едут обратно, по дороге слушая музыку в одних наушниках, чередуя плейлисты, едят, и делают некоторое домашнее задание. Часто это сопровождается монологами на которые можно не давать ответ. Эдгар пользуется этим, лишь слушая собеседницу, но бывает, что поддерживает разговор, если у него особенно хорошее настроение. Хотя хорошим его не назовёшь–парень чувствовал себя дерьмово всегда, просто иногда не так сильно, как обычно. Эти будни привычные и почти одинаковые, и Эдгар хотел, чтобы так и продолжалось. Иллюзия стабильности приятно воздействовала на подростка–он перестал кричать, злиться, плакать. Просто шел спокойным чередом жизни рядом с Колетт, благодаря которой и появилось это спокойствие. Она будто отражение внутреннего мира Эдгара–яркого, чудаковатого и извращённого. Хотя это слегка утрировано, ведь он никогда не будет настолько похабным, как это дама, что словно пустила на нём свои корни, подпитывая энергией каждую ночь. Это даже было похоже на правду, ведь после выходных вне общежития и девушки парень ощущал себя будто выжатым овощем, только после общения с Колетт в воскресенье ощущая себя гораздо лучше. Так продолжалось бы и дальше, если бы не одно но, что пришло так неожиданно и плавно, что Эдгар даже не понял, когда оно стало таким важным. Просто однажды у Колетт появилась новая фотография, на которую та яростно дрочила–для них было нормой мастурбировать перед друг другом, но даже если бы и нет, девушку это бы не остановило–и тот, кто был сфотографирован, вдруг заинтересовался девушкой. Точнее её дружком–Эдгаром, почему в их компанию и затесался ещё один полудурок. Только в отличии от них–несчастных изнутри студентов–парень всегда выглядел счастливым. Он много болтал, желал чужого участия в разговоре, ещё больше жестикулировал и показывал псевдо приёмы кунг-фу. Хотя судя по очерченным красивым мышцам некоторые его приёмчики были не с пустого места. И, хоть он ну совсем не вписывался в компашку депрессивных подростков, парень как-то единогласно стал её участником. Теперь Эдгара питала не только Колетт, но и этот смешной паренёк. Фэнг был необычным. Шутки его странные, непонятные, но каждый раз Эдгар подавлял улыбку. С Колетт такого не было потому, что у неё смешные и ироничные шутки. А такие, как Фэнг, не любят юмор о нацистах, геев или чужих мам. И хотя он злился, против ничего не говорил, когда студент смел открывать рот на его маму. Лишь сжато улыбался, потом говоря о том, какой же Эдгар дебил. Его это только забавляло, почему он повторял шутку ещё несколько раз, пока Фэнг не начнёт его трясти из-за злости, матеря так, как только могла его добрая душа. Эдгару хоть бы хны, он улыбался. Эта реакция и служила тому, что его переставали трясти, и улыбались в ответ. Как так получалось, что в один из таких разов, когда парень снова гнул палку, вместо тряски его заткнули поцелуем? Мимолётным таким, детским, и очень смущённым. И, более того, как произошло то, что парень притянул его обратно, облизывая чужие губы, страстно перехватывая инициативу и двигая языком рвано, невпопад, ведь это было в первый раз? Эдгар никогда не любил прикосновения. Его отторгала просто мысль о том, что он может с кем-то обниматься. Что его будут трогать без разрешения и так, как ему не будет нравиться. Но почему-то Фэнгу всё сходило с рук. Парень мнимо разрешал делать фактически всё с ним, чем юноша воспользовался лишь раз, поцеловав того в губы. И блять, как это было приятно. Сердце Эдгара словно вырывали из груди, при этом поглаживая его и заставляя продолжать качать кровь. Внизу живота кишки будто связали в бант, оттягивая их в разные стороны, вызывая эффект бабочек. Нечто такое он ощущал ещё юнцом, когда в первый раз решился на мастурбацию, так какого хрена всего лишь поцелуй вызвал в нём такой спектр эмоций? Почему это настолько же приятно, сколько дрочка? —Это что блять было? Ты гей?—это было сказано шутки ради, но Фэнг был абсолютно серьёзен, когда кивал. А после у них случился второй поцелуй, такой же рваный и жадный; от которого слюна стекала по подбородку и желание прекратить уходило всё дальше и дальше, пока не стало нечёткой крупицей в здравом уме. Парни так и продолжали бы облизываться ,если бы Колетт не позвала их в буфет. Ей, в общем, было плевать на их отношения, и она просто не обратила внимание. Эта чертовка всегда их находила если хотела купить сладкое, и даже сейчас, когда они стояли под лестницей, нашла. Может в Эдгаре есть маячок? Он даже не удивится, эта дура может и не такое выкинуть. С того момента что-то определённо изменилось. Эдгар боролся с сексуальным желанием каждый вечер, которое возвращалось снова, как только его трогал знакомый, а Фэнг стал вести себя как-то по-другому. Его взгляд слегка помутнел, он стал себе позволять намного меньше, чем раньше. Шуточки по возможности игнорировал, глаза его бегали от парня, да и он стал намного тише. Словно стесняется. Ну а Колетт осталась собой. Она вообще без принципов. Эдгару ужасно не нравилась отчуждённость Фэнга. Конечно, как типичный закомплексованный подросток юноша переводил всё на себя, что это с ним что-то не так, но в этот раз он не хотел спокойно всё так оставлять и плыть по течению. Этот тупица смог разбудить в нём настоящие бурю, шторм, смерч, которые парень не хотел так быстро терять. Получив хоть какое-то подобие нормальных эмоций Эдгар не мог больше останавливаться. Потому он и понизил бдительность на счёт Фэнга. Этот пидор в нём пробудил нечто большее, чем злость и обида. Именно с ним Эдгар смог почувствовать жизнь. Наверное, когда между ними всё было хорошо, он чувствовал счастье. Вполне реально, что Эдгар назовёт его другом. Но разве друзья связывают друг друга в подвале? На неком деревянном стуле, прикрыв глаза тряпочкой, а рот–какой-то странно пахнущей тканью? И вообще, в какой момент его похитили? Единственное, что помнил Эдгар, что от обиды, вечером среды после учёбы, когда этот пидор умудрился скрываться от него весь день, пришёл домой к Фэнгу, выяснить, какого хрена он так его сторонится. Парень пришёл изливать ему свои чувства–в частности обиду и переживания–и возможно даже признаться Фэнгу, что за короткий срок тот стал ему дорог. Но только перейдя порог, услышав, как хлопает входная дверь, и знакомый подходит ближе тяжёлым шагом, юноша ощутил тревогу. Да такую, что она требовала бежать, рвануть с места и не оглядываться назад. Зря Эдгар не послушал. Он не успел сказать ни слова ему. Фэнг прижал его, впечатав лицом в стену. Пока парень замешкался и пытался понять что вообще происходит, чужие руки шарились по худому хилому телу. После этого, в какой-то момент перестав вообще что-либо ощущать, он прикрыл глаза, проснувшись уже связанным. Как бы он ни мычал никто не откликался. По ощущениям прошло несколько долгих часов, прежде чем парень услышал скрип двери. —Добрая ночь, Эдгар—весёлый беззаботный голос друга раздался с входа. Тело онемело, и парень в одночасье понял, в какое дерьмо попал.