Достучаться до небес

- Эй, Пенни, я тут подумала, а ты когда-нибудь пробовал-..? - Эмили останавливается на полуслове, едва перелетев порог отведенной их гостю комнаты. С виду все в полном порядке, комната выглядит также, как и обычно, Пентиус просто занят на кровати какой-то книгой. Ничего подозрительного на первый взгляд, но что-то не дает юному серафиму покоя. Ее ангельское чутье отчего-то бьет тревогу и твердит ей, что тут что-то не так. Она плавно прикрывает дверь и подлетает к кровати, попутно осматривая помещение и ощупывая внимательным взглядом самого Сэра Пентиуса. Тот при ее появлении сразу закрывает книгу, садится ровно и улыбается ей едва заметно помахав рукой. - Здравссствуй, моя дорогая. Ты чччто-то хотела мне предложить? Эмили не отвечает, вовсе позабыв, зачем именно она к нему вообще прилетела. Ее напряженный озадаченный взгляд скользит по фигуре неподвижно застывшего змея, по его лицу, капюшону, шляпе... И в ужасе замирает там. Не смотря на спокойную улыбку на лице, шляпа Пентиуса выражает тревогу и небольшой испуг, словно она только что застала его врасплох своим появлением в не самый удобный для него момент. Но Эмили привлекает вовсе не это. И она безумно расстроена, что на этот раз ее ангельское чутье ее не подвело. Пентиус мнется под ее пытливым взглядом и через пару секунд после своего приветствия добавляет: - Кссстати, ссспасссибо тебе большшшое за книги, которые ты-... - Что ты наделал? - неожиданно перебивает его Эмили, прижимая к груди крепко сжатые кулачки. Пентиусу становится вдвойне не по себе от ее взгляда и странного тона. Эмили обычно так с ним не разговаривает. В душу закрадываются подозрения, он косится глазами на спущенном капюшоне вниз, но сам пытается изобразить беспечный тон. - О чем ты, Эмили? Я сссовершшшенно-... - У тебя нимб потух. - Снова перебивает ангелочек строгим не терпящим возражений тоном. - Ты сделал что-то, недостойное праведника. Пентиус мгновенно замолкает и косит разом все глаза наверх. Он вообще не вспоминал про существование этой штуки большую часть времени, как минимум потому, что обычно ее не видит. Точнее, видит свет от него глазом на шляпе, но он все еще к этому не привык. Надо же... Какая подстава со стороны его новой формы! Змей судорожно думает, как бы оправдаться, но строгий взгляд девочки пригвождает к месту намертво. На ум, словно по чужому вмешательству, совершенно ничего не идет. Голову будто бы снова набивают сахарной ватой, и змей пытается как можно скорее стряхнуть это липкое чувство. - Ааа, чччто ж, ты знаешшшь, я за сссегодня немного уссстал и-... - Ты с ума сошёл, Пентиус?! - широко всплескивает руками Эмили, которая, кажется, не желает слышать никаких оправданий и увиливаний. - Ты только-только искупился! Ты даже не обычная душа! Тебе нельзя грешить! Ни в коем случае! А ну рассказывай, что ты натворил! Быстро! Из-за того, что младший серафим сама похожа на ребёнка, то, как она отчитывает змея ощущается крайне нелепо. Еще более нелепым это становится, когда Пентиус сам кривит губы и пытается упрямиться, словно дитя. Пока все-таки не сдается под натиском Эмили и не распахивает книгу, которую до сих пор сжимал в руках, стараясь не смотреть на ангела. Увидев, что там от нее прятал (бывший?) грешник, девочка охает и прикрывает личико руками. Между книжными страницами аккуратно спрятаны золотые листы с оттиском печати серафима. Осознание ввергает Эмили в ужас. - Это из кабинета Серы?! - стоит этим словам сорваться с ее губ, как Эмили в испуге замирает, оглядывается, словно тут их могут подслушать даже стены, и тут же опускает голос до гиперэмоционального шепота. - Ты рехнулся?! Пентиус! Это же кража! - Кража - это попытка присссвоить сссебе чужое имущщщество ссс целью обогощщщения или наживы из чувссства жадности или зависссти, и без намерения отдать чччто-то взамен, - закатывает глаза змей, вспоминая трактовку Шарлотты, которая вбивала в их головы свое определение различных грехов. - А я не сссобираюсь оссставлять эти записсси сссебе. Я верну их к возвращщщению Сссеры. Она даже не заметит. - Ты взял их без спроса и без разрешения! Это уже считается! На небесах этого более, чем достаточно, чтобы сойти за грех. Так, ладно, ладно, спокойно... Фухх... - бормочет Эмили и наклоняет голову Пентиуса как можно ниже, чтобы рассмотреть вблизи его нимб. - Ты пока что все еще здесь, только нимб потух. А крылья, ну, у тебя их и не было. "А должны быть? " - невольно на секунду задумывается тот, пока Эмили снова дергает его наверх и поворачивает ручками его голову, поднимает края капюшона. - Цвет ты тоже пока не поменял. Кажется... Сердечек, вроде бы тоже меньше не стало. Это, это хорошо..? Наверное..? Значит, твой проступок не такой уж серьезный. Тебе повезло. Но! Ты сейчас немедленно пойдешь и вернешь всё, что ты взял на место, покаешься и попросишь прощения, ты понял? Пентиус насуплено шипит - он надеялся просто по тихому подложить бумажки на место, как будто ничего не было. Но спорить с Эмили он не собирается. Разве что немного поторговаться. - Хорошшшо, обещщщаю, чччто так и сссделаю, но мне нужно ещщще немного времени. Я только дочитаю, чччто тут написссано и-... - Ооохохохо, нет! Нет, нет, нет, мистер! Ты сделаешь это прямо сейчас! Без разговоров, без промедлений! Срочно! Эмили сначала хватает его за руку и тащит на себя, а потом для пущей убедительности облетает вокруг и начинает толкать в спину. Пентиус хмурится и уже из принципа отказывается сдвигаться с места, обвившись хвостом за изножие кровати. Теперь он возмущенно топорщит капюшон, высовывает трепещущий язык и впивается в книжку когтями так, словно боится, что Эмили отберет ее силой. - Я никуда не пойду, пока не найду в этих отчетах то, чччто мне нужно, и ты меня не зассставишшшь, дитя! - Ты хочешь проверить? - Недовольно фыркает Эмили, уперев руки в бока, но, заметив, как змей прижимает к себе захлопнутую книгу с украденными документами, и как отчаянно защищает от нее свою добычу, немного успокаивается и вздыхает. Ей не нравится, что ее подопечный совершил такой проступок, еще и в его-то проблемном шатком положении, но ведь есть какая-то здравая причина его поведению, верно? Он, конечно, бывший грешник, но Эмили сомневается, что они на самом деле совершают грехи только ради самого греха. Ей, конечно, многие твердили, что грешники именно так и устроены, но за те две недели, что она знает Пентиуса (а с момента его вознесения, Эмили караулила его почти круглосуточно), он не показался ей ни клептоманом, ни тем, кто делает подобные глупости и гнусности просто из скуки. Немного пораздумав над этим, ангелочек вздыхает и опускается в свое любимое кресло возле кровати. Пентиус кажется удивленным, но он даже слегка расслабляется. - Что это хотя бы за документы? И зачем ты это сделал? По крайней мере, исповедуйся мне для начала. Сера и другие старейшины бы однозначно сказали, что она совершает глупость. Ее учили, что грех — есть грех, недостойное поведение, на которое грешные человеческие души идут осознанно и обязаны потом нести за это ответственность и соответствующее наказание. Каждый из них получает свое воздаяние по делам своим, и не важно, что именно подтолкнуло душу к совершенному греху. Ведь это же люди в конце концов, они такие сами по себе, они отличаются от них — чистых ангелов. Но Эмили все равно никогда не могла унять своего любопытства и миллионов «Почему?» в своей голове. Она кивала, слушая наставления старших, но сама всегда задавалась вопросом, почему души совершают блага или грехи. Чем они руководствуются? Только ли своим желанием попасть в Рай или неверием в его существование? На что похожи их жизни? Какие мотивы у их грехов и почему одни считаются достаточно серьезными, чтобы вылететь из списка Петра, а другие — прощаются после их смерти? Это любопытство, пожалуй, больше всего роднило юного серафима с принцессой Ада глубоко внизу. Как и Чарли, Эмили родилась — или, точнее, появилась на свет — сразу в Раю, уже после всех древних событий. После того, как Сера и старейшины по указу Всевышнего создали вселенную, Рай, землю и людей. После того, как Рай решил перестать следить за миром живых и пустил жизнь смертных на самотек. В Раю были херувимы и некоторые другие создания, которые могли туда спускаться, но ангелам это было запрещено. Эмили даже не умела открывать порталы ни на Землю, ни в Ад, и смертные люди, как и грешники внизу, всегда казались для нее этакими загадочными диковинками. Вероятно, именно поэтому появление Пентиуса вызвало у нее такой бурный интерес. Он не был привычным ей праведником, его знания об обоих мирах внизу резко отличались и Эмили это интриговало. И, в отличие от старших ангелов, она верила, что это различие имеет куда больший смысл, чем окружающие привыкли вкладывать. Что причина греха или блага важна ни чуть не меньше, чем сам грех или благо. Что нельзя судить душу за ее поступки и свершения, не зная, что за ними стоит на самом деле. Поэтому, она и вправду считает важным выслушать исповедь странной души перед собой. По возможности понять его и помочь снова выйти к свету, найти решение мучающей его беды иным, безгрешным путем. И поэтому Пентиус испытывает к ней внутреннюю искреннюю благодарность: Эмили отличается от других ангелов также, как Шарлотта от других демонов. Им не все равно, они верят в смертных. Сера на допросах и в суде все время спрашивает его «Что он сделал?», чтобы попасть в Рай, она никогда не спрашивает «Почему?». Это делает только Эмили. Сере важны поступки, пока Эмили интересуют сами заблудшие души. Она помогает и направляет, а не судит, как Сера. - Это мой единссственный шшшанссс узнать, что произошшшло дома. - Когда Эмили вперивает в Пентиуса непонимающий взгляд, он отводит глаза и растерянно гладит все еще крепко зажатую в руках книгу по корешку и обложке. - Когда я был в кабинете у Сссеры, к ней зашшшла женщщщина в форме и шшшлеме иссстребителя. Сссказала, чччто принесссла отчёт лейтенанта о поссследнем иссстреблении. Как только я уссслышшшал это, я понял, чччто любой ценой должен заглянуть в эти бумаги хоть одним глазком. Я должен знать, чем всссе закончилосссь. Есссть ли убитые или пленные? Разрушшшен ли отель? Кто победил в этой битве? Ангелы отссступили или... - дальнейшие слова застревают в горле и змей только досадливо подергивает высунутым раздвоенным языком. Эмили молчит и хмурит бровки, размышляя над его признанием. Стоило ли это того греха, что он совершил? Это не сильный проступок, правда - раз Пентиуса еще не выкинуло отсюда (хотя его положение в Раю ну очень шатко и сомнительно), но все же... Это было как минимум некрасиво. Впрочем, им двигало беспокойство, а не корысть так что-... Агх, как же сложно! Он просто не должен был это делать. Точка. И на этом все. Так ее учили. Так ей вбивали в голову. Так говорит Сера. И даже Адам с Лют. - Почему ты просто не спросил Серу, - спрашивает Эмили, стараясь звучать терпеливо. - А она бы мне ответила? Что ж... Справедливо. И все же... - ... и все же, кража - не выход, Пенни. Ты очень сильно рискуешь. И я сейчас даже не про то, что Сера будет страшно недовольна пропажей документов с ее стола. Ты хотя бы понимаешь, что подводишь этим не только самого себя, но и меня, Чарли, да, возможно, целый Ад?! - Мне кажется, ты преувеличиваешшшь, моя дорогая. Я всссего лишшшь хочу узнать, чччто ссс моей сссемьей. Разве это плохо? - Ох, ну как ты не понимаешь, Пенни! Это же дурной поступок! Почти грех! А ты едва искупился! Подумай о Чарли и вашем отеле! Вы потратили столько сил, чтобы искупить твою душу, воплотить мечту Чарли, и все ради чего? Чтобы ты снова начал грешить и утратил статус праведника? Неужели ты хочешь чтобы все эти усилия были в пустую? Чтобы Чарли потеряла свое единственное доказательство того, что грешная душа может стать праведной с ее помощью? - Эмили невольно подается вперед, пытаясь заглянуть подопечному в глаза, которые тот отчаянно от нее прячет. На мгновение Эмили даже кажется, что змей сильнее сжимается и отодвигается от нее, глубже уходя в себя, и она даже боится, что слишком давит на него. Но все же осторожно добавляет: - Пенни, ты пока что единственный аргумент в защиту ее идеи. В защиту остальных несчастных грешных душ. Если ты не ценишь собственной жертвы и усилий, благодаря которым ты сюда попал, то по крайней мере подумай об усилиях и жертвах, которыми обходится борьба твоих друзей внизу. - Она тянет к нему ладошки, желая взять душу за когтистые пальцы, но Змей неожиданно отстраняется от нее, точно от раскаленной сковородки, опускается на кровать и обматывается собственным хвостом, пряча книгу и большую часть туловища в плотно сжатых кольцах. Эмили тревожно и немного обидно это видеть, она опускает руки и голову и уже разбито заканчивает мысль: - Неужели ты не хочешь дать своим друзьям шанс избежать бойни и страданий внизу и тоже попасть сюда? Чтобы вы могли воссоединиться здесь и жить в спокойствии, счастье и гармонии? Они могут тоже исправиться и присоединиться к тебе здесь, и ты подведешь их, если не будешь вести себя тут как образцовый праведник. Чтобы помочь им, тебе нужно быть для них и для Сэры примером истинно искупившейся души. Пентиус молчит долгое время, и Эмили начинает казаться, что она все-таки передавила. Но потом она слышит тихое шипение, поднимает голову и видит, как содрогается свернутое кольцами змеиное тело. Пентиус все же отвечает ей, но его голос звучит очень тихо, на грани слышимости. - ...я не хотел быть примером и не хотел быть здесссь вовсссе... всссе, чего я когда-либо хотел, осссталосссь там, внизу. Мои друзья, моя сссемья, мои приссспешшшники, мои изобретения... ты права, Эмили, я не ценю сссвою жертву, потому чччто не хочу быть здесссь. Я рисссковал не чччтобы попасссть на небессса, а чччтобы сссохранить жизнь сссвоим близким, и теперь я в сссотнях миль от них. Я не знаю, чччто ссс ними, чччто происссходит вокруг, меня не выпуссскают из этой комнаты, не дают общщщаться ни ссс кем, кроме тебя, и ничего мне не говорят, только зассставляют ссснова и ссснова пересссказывать одно и то же и тоссскают по сссудам. Я уссстал, я не хочу быть здесссь, сссовсссем один, я хочу назад! Хочу в Отель! Хочу к Шшшарлотте и всссем оссстальным! Даже Аласссстору! Хочу к Черри и к моим помощщщникам! Хочу в сссвою массстерссскую, в сссвою ссспальню в отеле, на сссвой дирижабль! Хочу обратно в Ад! Пентиус высовывает голову из своего «клубка», и Эмили видит поблескивающие капли в уголках змеиных глаз. Шляпа тоже выглядит подавленной и печальной. Ее сердечко трепещет и сжимается от боли и сочувствия. К ее облегчению, на этот раз Пентиус не отстраняется и не шипит, когда она перебирается к нему на кровать и ласково гладит по холодной чешуе. Напротив, скоро змеиная морда утыкается в ее ладошку и ангелочек чувствует влагу на пальцах. Ей так безумно жаль душу перед собой, что юный серафим готова разорвать собственную грудь, если бы только свет внутри нее мог озарить и обогреть ее подопечного. Вместо этого она расправляет пушистые белые крылышки и укрывает ими бывшего грешника. В этот момент она особенно отчетливо ощущает, как внутри него бьется и мечется в оковах мучающийся живой дух. Возможно, в этом в конце концов и было их главное отличие? Страдания? И вольный дух? Ангелы — духи воплоти, знающие и ведающие больше, чем кто бы то ни было, и лишенные того бремени, что навлекала на смертных их земная жизнь. Лишенные воли, свободы и права выбора, которое было у Адама и Евы, и из-за которого некогда изгнали с небес самого Люцифера. Они не знали тех страданий, что испытывали человеческие души: на земле ли, в Аду или в Раю. Не знали этой тяги к свободе и внутренней силы. Душам приходилось переживать гораздо больше, хоть и жили они гораздо меньше, но свободнее. Эмили видела печальные лица праведников, которых она пыталась расспрашивать о земной жизни. Они ничего ей не рассказывали, но она чувствовала от них тяжесть, оставшуюся от всех тех бед, горестей и лишений, что они пережили при жизни, и от которых их избавили смерть и Рай, но которых они никогда не могли стереть или вычеркнуть из памяти. Рай позволял оставить все страдания позади. Ад, вероятно, их только продлевал. Так как же получилось, что страдания этой души, такие живые и настоящие, продолжались даже в Раю? Это... было так неправильно и дико, но в то же время в какой-то степени... завораживающе? Воистину! Эмили казалось, что именно страдания так ярко выделяют смертные души. - Мне очень-очень жаль, Пенни, - тихо вздыхает ангелочек, водя ладошкой по клыкастой змеиной морде и опущенному капюшону. Сердце снова болезненно колит, когда она слышит как ее подопечный шумно шмыгает носом в ткань ее платья. Пентиус теперь лежит, опустив тяжелую чешуйчатую голову ей на колени и прикрыв глаза, и уже не пытается сдерживать отдельные всхлипы и резкие прерывистые вдохи. Книга все еще спрятана где-то в змеиных кольцах, но про нее уже никто не вспоминает. - Мне правда жаль, но... так сложилось. Я... правда не имею контроля над происходящим. - Я знаю, дорогая. Просссто «так сссложилосссь» не вернет мне тех, кого я потерял. Опять. И не выпуссстит меня отсссюда. Я знаю вашшше отношшшение к Аду, но мне было хорошшшо там. Сссейчассс я в клетке и у меня нет ничего. - Я... когда я сюда шла, я на самом деле хотела спросить, гладил ли ты когда-нибудь коал, - растерянно бормочет Эмили. Теперь это признание кажется ей самой таким глупым и ничтожным, таким ни к месту, что она сама не знает, зачем это говорит. - Я знаю, что Сера против, но я собиралась попытаться уговорить ее отпустить тебя прогуляться со мной по городу. Я хотела показать тебе главные ворота, зоопарк и другие классные штуки. Теперь я думаю о том, что ты уже столько времени находишься в Раю, а самого Рая даже толком не видел. Это грустно. Я бы... очень-очень-очень сильно хотела, чтобы тебе тут понравилось. И чтобы тебе тут было хорошо, как и другим праведникам, особенно после всего, что пережил в Аду. Рай должен быть наградой за смертную жизнь, а ты прожил целых две. - Боюсссь, я сссделал не так много хорошшшего, чччтобы сссейчассс почивать на лаврах, - Пентиус издал короткий и сухой безрадостный смешок. - Я сссделал очень много плохого, большшше, чем ты думаешшшь. Ты ссслишшшком хорошшшего мнения обо мне, дитя. Возможно, поэтому теперь мне так тяжело быть тем, кем ты хочешшшь меня видеть. Праведным и честным грешником. Не смотря на все обстоятельства, Эмили хихикнула. - Глупый, ты не в Аду, а значит, больше не грешник! Ты просто душа. - О... Сссера зовет меня грешником. И есссли чессстно, я бы лучшшше оссставалссся им. Я не хочу оправдывать идею Шшшарлотты, есссли это означает продолжать сссущщщессствовать вот так. То есссть, я хочу, но не хочу и-... ! Ах... Я не знаю, как описссать! - Тшш, ничего, я понимаю. Пентиус хочет спросить, будет ли с его друзьями то же самое, если и они тоже попадут сюда, но понимает, что Эмили не сможет ему ответить, поэтому просто молчит и прокручивает в голове одновременно миллион вещей. Несколько минут ничего не происходит, Эмили просто продолжает утешающе перебирать пальчиками по змеиному капюшону, пока наконец не приподнимает голову бывшего грешника, заглядывая в глаза и улыбаясь. - Я обещаю, что все это ненадолго. А сейчас нам действительно нужно разыскать Серу и вернуть ей бумаги, хорошо? Не из-за твоего положения, а просто потому что так будет правильно. Ты согласен, Пенни? Пентиус морщится как от зубной боли, но начинает медленно разматывать кольца. Он сам не заметил, как обвил хвостом ноги юного серафима и теперь поспешно пытается выпрямиться. Книга нехотя перекачевывает к Эмили, но натыкается на ее раскрытые ладошки. - Нет. Ты должен сделать это сам. Отдать ей документы, извиниться и объяснить, почему ты это сделал. Сера строгая, но она добра к душам и всяким божьим созданиям, я уверена, она все поймет. И может быть ответит на твои вопросы. - Я сссомневаюсссь в этом, но... есссли ты так говоришшшь, Эмили. - Все будет хорошо! Я тоже попрошу ее. Идем. Эмили тепло улыбается, слезает с кровати и берет подопечного за руку — ее крохотная узкая ладошка мгновенно теряется в огромной когтистой лапе, и Пентиус цепляется за нее как за спасательный круг в открытом море, покорно следуя за девочкой к Старшему Серафиму. Люцифер побери все их небеса, в этом их Раю он бы, вероятно, пошел за Эмили даже на эшафот! Точно также, как все они шли за Принцессой Шарлоттой на верную гибель, в бой против истребителей и этих самых небес. Пентиус смаргивает по пути остатки слез и ему чудится, что каждый раз, как он закрывает глаза, размытый силуэт ангелочка превращается в блондинистую макушку с длинной толстой косой золотых волос. - Кстати, все хочу спросить. Как ты читал эти документы до моего прихода? Я думала, души не знают нашего языка и письменности. - Оу, ну, чччто ж..! Кхм... есссли чессстно, никак. Первые несколько ссстраниц были мне понятны, а вот оссстальные... Я пытался как-то в них разобраться. Сссравнивал буквы и ссслова, иссскал имена или знакомые сссимволы. Я надеялссся просссто узнать хотя бы чччто-то. Эмили хочет ответить, что это как-то бесполезно и ему пришлось бы в таком случае просидеть над этими бумагами не одно столетие, не вылезая из библиотеки. Но вдруг она осознает, сколько отчаянья и безысходности скрывается за признанием этой души, и сама прикусывает себе язык. Это было глупо, очень, и к тому же рискованно. Но, что хуже всего, абсолютно бесполезно и бессмысленно. - Почему книги, которые ты принесссла мне, полноссстью написссаны на понятном мне языке? Это не вашшш язык? - Эти книги написаны праведниками на привычных им наречиях. Некоторые из них переведены на знакомый многим современный язык. - О... а вашшши документы? Сссущщщессствует сссловарь для них? Его можно доссстать? - Нет. По крайней мере я о них не знаю. Пентиус молча следует за ней дальше, ничего не говоря, и Эмили практически слышит как напряженно крутятся шестеренки в его голове. Пока змей над чем-то размышляет, юный серафим следит за тем, по какому пути они идут, и чтобы в больших просторных коридорах верхних этажей небесной канцелярии им попадалось как можно меньше народу. Сера велела не мелькать с грешником за пределами отведенной ему комнаты и никому не говорить о его существовании. Верховный Серафим считала, что Рай пока не готов к такой информации. - Я не понимаю, - внезапно снова подает голос Пентиус и его шипение звучит удивительно громко в пустом холле. - Отчет на вашшшем языке принесссла иссстребительница. И при этом он чассстично написссан на человечессском, по крайней мере, первые несссколько ссстраниц. Значит, она в равной ссстепени владеет обеими языками. Ссс нами в отеле жила бывшшшая иссстребительница, она была не такой как ты и Сссера. У нее даже был человечессский акцент и она сссущщщессствовала не так уж давно. Иссстребители не такие древние. Значит, вашшш язык для иссстребителей не родной? Они его как-то учат? Тогда должны быть ссссловари. - Я честно не знаю... даже не задумывалась над этим, - нехотя признается Эмили, останавливаясь перед дверями кабинета Серы. Нужно войти, но внутри какое-то беспокойство. - Может быть, их учит Адам? Если честно, до появления Чарли я даже не знала, что они... истребители. Я думала, они воины, которые защищают Рай от какого-то зла, про которое мне рассказывала Сера. Эмили не в силах сдержать разочарованного вздоха, но когда крупная ладонь Пентиуса легонько сжимается вокруг ее пальчиков, она все же едва заметно улыбается и стучится в дверь. Вопреки надеждам змея, двери сами распахиваются, являя им Серафиму. А он так надеялся, что она до сих пор не вернулась! - Эмили? Ты что-то хотела, Лучик? - устало спрашивает Сера, полностью игнорируя присутствие грешника. Она сидит за рабочим столом, в окружении различных вещей и летающих свитков, и выглядит невероятно вымотанной и уставшей. За ее спиной огромный витраж, красиво отбрасывающий цветные всполохи на ее крылья и волосы. - Прости, что беспокою. Тут одно важное дело. Насчет Пентиуса, он-... - Я же сказала, Эмили, нет, - внезапно обрывает Сера с суровой решимостью. - Ему нельзя на улицы города. Пока рано. Я скажу, когда изменю свое решение. Эмили выглядит поникшей, Пентиус — раздраженным, но оба стараются не возникать. - Я... все понимаю. Мы по другому вопросу, Сера. Видишь ли, тут кое-что... произошло. Пенни, давай, смелее. Ангелочек оборачивается к все еще прижимающему к груди свободной рукой книгу бывшему грешнику и выводит, а затем и выталкивает его вперед перед собой. Двери позади них сами собой захлопываются с глухим звуком, отрубая всяческие пути к отступлению. Пентиус стоит, неестественно выпрямившись и потупив взгляд, и пытается заставить себя ворочать языком. Пусть Эмили права и он действительно совершил недостойный поступок, но после всего, через что его заставила пройти Сера, желания извиняться перед ней, а уж тем более каяться, у змея нет совершенно никакого. Когда молчание затягивается, а Сера, сидящая, опустив голову на сложенные руки, уже добуривает в нем раздраженным взглядом пару дырок, Эмили снова легонько пихает его в спину. Что ж, уйти от ответственности не получится, так что лучше всего решить этот вопрос максимально быстро. - Кхм-кхм. Доброго-... времени сссуток, мэм. Проссстите, что бессспокою. Я тут... гм... в общщщем-... - Можно ли как-нибудь побыстрее? - нетерпеливо перебивает его Сера. - У меня еще много работы. И совсем мало времени. Охватившее было Пентиуса раздражение под строгим и пристальным взглядом Старшего Серафима растворяется, сменяясь неприятным и липким чувством собственной ничтожности. Оно змею совсем не нравится и кажется каким-то даже чужеродным, навязанным. Приходится заново взять себя в руки, чтобы наконец выдавить объяснение. - Проссстите. Есссли вкратце, когда вы уходили, меня ненадолго нассстиг... момент ссслабосссти. И... вот, - Пентиус растерянно протягивает перед собой распахнутую книгу. Делать это совсем не просто, тело совсем не хочет прощаться с законной добычей, когти все еще впиваются в обложку, а отрывать от себя саму книгу приходится неимоверными физическими усилиями, словно это кусок его собственного тела. - Я увидел документы на вашшшем ссстоле и взял их. Без ссспросссу. Мне ссстало интересссно узнать, что в них. Проссстите меня. - Змей правда изо всех сил пытается звучать искренне, ради Эмили, но получается плохо, поскольку на самом деле он все еще не испытывает ни капли раскаяния. Даже его нимб, кажется, не верит его словам. Эмили рядом взволнованно улыбается и переводит между ними осторожный взгляд. Сера смотрит прямо ему в душу немигающим пронзительным взглядом. Повисает долгая пауза и, не дождавшись от Серафимы никакой реакции, Пентиус все же нехотя добавляет: - Я очень сссожалею о сссвоем проссступке. Это было некрасссиво и мне не ссследовало это делать. Вся ситуация кажется змею по детски глупой и невероятно унизительной. Как будто он маленький ребенок, которого заставляют проговаривать вслух, где именно он накосячил и за что просит прощения. Он не хочет оставаться здесь более не минуты и смотреть на Серу тоже не хочет, но продолжает таращиться на нее в ответ через силу из чистого упрямства. Та выглядит невпечатленной. Более того, Пентиусу кажется, что он видит на ее лице печать разочарования и... Скуки? Может быть, немного недовольства и презрения. - Не трудись, я все равно не верю твоим стенаниям, - наконец спокойно произносит Сера, обводя взглядом потухший нимб и выглядывающую из-за змея Эмили. - Впрочем, я на тебя не злюсь. С моей стороны было бы глупо ожидать от грешника, что он будет беспрекословно соблюдать наши порядки и устои. - Но ты ведь прощаешь его, правда? - с надеждой спрашивает Эмили, умоляюще глядя на нее. Сердце Старшей Серафимы слегка смягчается, на ее лбу расправляется несколько мелких морщинок, но обращенный на виновника происшедшего взгляд остается холодным и колючим. Сера коротко кивает. - Прощаю. Это естественно, что всякий... Гость из Ада подвержен греху и искушению. Было бы странно, если бы он совсем не грешил. Хотя не стану скрывать, я разочарована. У тебя, грешник, была здесь всего одна простая задача и даже с ней ты не справился. Обычно пронзительные глубокие глаза Серы способны пригвоздить любого к полу, но сейчас Пентиус чувствует, как его трясет. Книга схлопывается с оглушительным звуком, как только золотые листочки выскальзывают из нее и подлетают к хозяйке. Гнев - это тоже один из смертных грехов, но изобретатель ничего не может с собой поделать. В ушах пронзительно звенят только десятки насмешек и брезгливых комментариев. "Ни на что не годен", " Ни на что не способен", "Не смог справиться даже с одной единственной задачей", "Провалился всего за несколько часов, с треском!", «Сделай милость, если тебя не убьют, поди и сделай это сам. Избавь окружающих от хлопот, ничтожество.» Он даже почти не замечает, как Эмили заключает его в объятия и касается пальчиками нимба. Единственное, что прорывается сквозь эту бушующую внутри бурю, это внезапное: "Молодец, я знала, что ты поступишь правильно, Пенни! Я горжусь тобой." Всего на миг дурные мысли, обволакивающие разум, отступают и настает короткое просветление. Но этого достаточно, чтобы Пентиус усилием воли оттолкнул от себя черное облако. Радость Эмили кажется более значимой, чем разочарование Серы, и от этого дышать становится немного легче, тиски, сжимающие горло, отступают, но желавшие вот-вот сорваться с раздвоенного языка возгласы тонут в простой истине: он не безнадёжен. Он исправил ошибку. Он не безгрешный праведник, который попал в Рай сразу после смерти за какие-то потрясающие заслуги. Прежде он прошел в Аду долгий и непростой путь искупления, и этим он и продолжает заниматься теперь - доказывать и подтверждать, что Чарли была права, свои ошибки можно и нужно исправлять. Поэтому он здесь. В конце концов, он сдавил горло собственной гордыни - одному из смертных грехов - и даже если не раскаялся в душе за взятые бумаги, то по крайней мере сознался и извинился - с подачи Эмили - и вернул их. В Аду бы почти никто не стал с этим даже заморачиваться. - Только пообещай, что больше никогда не станешь так делать, - просит Эмили, сжимая пальчиками его плечи. Минута просветления сменяется ощущением западни. Как же он узнает то, о чем никто ему не говорит? «С другой стороны, может быть, она права? В этом мире действуют другие правила. Если я продолжу их нарушать, кто знает, где я окажусь в следующий раз? Из этой кражи не вышло ровным счетом никакого толку.» - Пенни? Ты меня слышишь? Ты обещаешь? Прежде, чем ответить, Пентиус косится на Серу. На этот раз та выглядит настороженной. Не верит, что он может играть по правилам, когда это нужно? Что ж... каким бы ни был сам Пентиус по натуре, он не может позволить себе такую роскошь, как потерять поддержку Эмили — единственного существа в этом «Раю», за которое он может цеплять как за последнюю соломинку. Он найдет другой способ добиться того, что ему нужно. Не нарушающий местные правила... так открыто. - Я обещщщаю, Эмили. Такой ссситуации большшше не повторится. Я большшше не ссстану брать чужое без ссспроса. Ты мне веришшшь? В качестве подкрепления своих слов, Пентиус оборачивает своим хвостом ногу Эмили, но, кажется, в этом нет смысла. Она смотрит куда-то вверх и широко улыбается с сияющими глазами. - Да! Да, я верю! Твой нимб снова загорелся! О, я так рада! Чарли была права, души внизу не безнадежны! - Она мелко подпрыгивает на месте от восторга, пока не отрывается от пола, начав летать вокруг Пентиуса и все еще не выпуская его рук, от чего ему приходится вращаться едва не волчком. - Сера! Сера! Посмотри! Он снова светится! Кажется, даже ярче, чем раньше! Это же потрясающе! Ха-ха-ха! Он такой молодец, правда? Сера сидит, застывши с перекошенным лицом. Такого поворота она явно не ожидала, совсем. Невольно она косится на возвращенные Пентиусом бумаги и снова на него и восторженного младшего серафима. Внутри нее бушует своя буря неопределенных эмоций, но никто, включая ее саму, не способен в них разобраться. - Сера? Мне кажется, он заслужил узнать, что было в том отчете. У Пенни есть много вопросов про его друзей, может быть, ты сможешь на них ответить? В конце концов, он бы не стал ничего брать с твоего стола, если бы имел возможность узнать все иначе. Я знаю, что это не оправдание, но... почему бы нам не пойти на встречу? - Эмили, я-... у меня сейчас столько проб-... столько дел, я-... - Сера тяжело вздыхает, оседая в кресле, и закрывает лицо ладонями. Она даже Эмили еще не объясняла... ВСЮ ситуацию. Что она должна сейчас ответить им обоим? Впрочем, минуту... - Подожди. Вы ведь видели украденный отчет, - Серафима отрывает руки от лица, распрямляется и непонимающе осматривает ангела и грешника перед собой. Они снова держатся за руки, и ей это не особенно нравится. - Почему ты спрашиваешь меня? - Нуу, вообще-то я его вообще не читала и не видела, если честно. Как только я увидела на бумагах твой оттиск, я сразу поняла, что эти записи не для посторонних глаз. - А я не сссмог их дочитать. Эмили прервала меня. И кроме того, выяссснилосссь, чччто я не знаю вашшшего языка. Я прочитал только про шшштурм в сссамом начале и... про сссвой дирижабль, кхм. Всссе это я зассстал и сссам. Сере кажется, что какая-то неведомая сила придавила ее к креслу. Не веря услышанному, она забирает бумаги и начинает спешно их перебирать и вчитываться в отдельные фрагменты. Тут что-то не так. Так не должно было быть. - Тут не хватает последней страницы. Ты врешь, грешник. - Клянусссь, чччто говорю только правду. Больше ничего нет, можете обыссскать всссю мою комнату. - На этот раз Пентиус смотрит на Серу открыто и даже его нимб не мигает и не тускнеет. Действительно — не лжет, грешная душонка. Но это означает... - Почему здесь и другие документы?! Их нельзя выносить из этого кабинета! Ты взял не только отчет?! - Я... не знал. Проссстите. Я торопилссся и взял несссколько ссстраниц из ссстопки, а потом-... - Пентиус осекается и перестает пристыженно бормотать оправдания. В голове неожиданно щелкает и отдельные кусочки подмеченных им деталей начинают быстро складываться в общую картину. И не только у него. Эмили очень умная девочка, она молодец. Она схватывает едва не быстрее него, подлетает ближе к столу Серы и заглядывает в ее бумаги. - Сера? Что происходит? Ты не злилась так, когда услышала первое признание. И почему этот отчет на человеческом языке? Ты никогда им не пользуешься. - Поэтому сссо мной не произошшшло ничего сссерьезного? Это не нассстоящщщая кража, когда взятая вещщщь предназначаласссь для вора. Вы хотели, чччтобы я взял его и прочел? Это была наживка? Теперь Пентиус таращится на Серу с огромным подозрением. В глазах Эмили все еще плещется надежда. Их отношения и так отчасти натянутые, один раз она уже обожглась, узнав о страшных тайнах старшего серафима. Она не хочет больше неприятных открытий. Не хочет даже думать про то, что Сера может еще что-то от нее скрывать. Что недомолвки между ними не закончились. Сера глубоко вздыхает и спокойно показывает Эмили листки с незаконченным отчетом. Она спокойно улыбается и ласково касается веснусчатой щечки младшего Серафима. - Что ж, видимо, придется признаться. Вы оба меня раскусили. Прости, что не посветила тебя в свой маленький план, Эмили, я боялась, что ты не удержишься и раскроешь мои карты раньше времени. Это была небольшая проверка. Ты права, я специально попросила подготовить этот отчет на человеческом языке. И нарочно вышла из кабинета в самый подходящий момент. Я хотела посмотреть, как поступит грешник. Действительно ли его душа теперь настолько же чиста, как у наших праведников, или Ад все-таки пятнает тех, кто хоть раз там оказался. Особенно тех, кто пробыл там так долго. Эмили выглядит так, словно с ее плеч свалилась целая гора. Она судорожно цепляется за эту версию, только бы не думать, что Сера снова обманывает ее или что-то скрывает, и с великим облегчением смеется. - Ты слышал, Пенни? Это была проверка! Испытание! И ты с ним справился! Поздравляю! - На самом деле не совсем, Эмили. Он ведь все-таки взял то, что ему не принадлежало. Еще и прихватил то, что ему брать совершенно точно не следовало. - Он случайно! И он все вернул и извинился! Это считается! Брось, Сера, сделай скидку, он правда старается. - И что, ты хочешь сказать, что он теперь без конца будет совершать ошибки и каждый раз пытаться их заглаживать? Эмили, лучик мой, праведность работает не так. - Я знаю. Но он и не обычный праведник. Сера, ему здесь плохо, неужели не видишь? Пенни идет на дурные поступки не из злых намерений, а от безысходности. - Ты сама знаешь, это не оправдание. - Может быть. Но как бы мы чувствовали себя на его месте? Если бы... если бы я спустилась в Ад и не вернулась назад? Что бы ты тогда делала? Если бы не знала, что со мной там, внизу? Не могла со мной связаться? - Эмили, прошу тебя. Довольно. Ты говоришь страшные вещи. И ты делаешь мне этим больно. - Но это правда! Все именно так и есть! - Ты не знаешь, о чем говоришь, Эмили. То Ад, а здесь Рай. И к тому же, все не так просто... Пока они спорят, Пентиус снова и снова прогоняет в голове слова Серы. Вроде бы, все логично, но что-то для него все равно не сходится. Не стыкуется между собой. «Будь тут Аластор, он бы мигом все разнюхал,» - невольно проскакивает в голове и внутри снова все переворачивается. Потому что нет больше Аластора. Адам разделался с ним еще до отчаянного рывка изобретателя. Это был единственный обитатель отеля, чья судьба Пентиусу была известна почти наверняка (ведь не сбежал же Аластор в последний момент с поля боя, верно?). И пусть их с Аластором ничего особенно не связывало, Пентиус внутренне скорбит даже об этой потере. А ведь сколько раз он сам нападал на этого оленя! Ничто его раньше не брало, буквально ничто. Впрочем, сейчас не до печальных воспоминаний. - Проссстите, чччто прерываю вашшш ссспор, но мне, признаться, абсссолютно всссе равно, чччто вы думаете насссчет моих намерений. Вы не могли бы просссто расссказать мне, чччто было в недоссстающщщих ссстраницах? Пожалуйссста? Эмили говорит правду, для меня это критично важно. Оба ангела тут же замолкают и переглядываются. Сера молчит долгое время, рассматривая их обоих, пока не вздыхает. - Что ж, раз вы оба зашли настолько далеко... с тяжелым сердцем вынуждена сообщить вам, что отель Дочери Люцифера был полностью разрушен и сравнен с адской землей. Если верить отчету Лейтенанта, от строения не осталось даже камня на камня. Как и от его обитателей. Эмили в ужасе ахает и закрывает рот ладошками, оборачивается на Пентиуса, но тут же понимает, что до него пока не дошла вся суть слов, сказанных Серой. На какое-то время он просто застывает, хлопая всеми дополнительными глазами, и переваривая услышанное. Секунда, две, пять, десять — от змея по прежнему никакой реакции, хотя Сера уже приготовилась гасить неизбежную вспышку агрессии своими ангельскими силами. Изобретатель просто неверяще смотрит на нее, словно ожидает, что Серафима скажет что-то еще, как-то дополнит свой рассказ. Чувствуя себя просто отвратительно, словно она загоняет гвозди в распятие, Сера повторяет: - В живых никого не осталось. Я сожалею, это страшная потеря. Но вы и Морнингстар не оставили нашим войскам выбора. Они были вынуждены довести это дело до конца. Сера ненавидит себя за то, что ей постоянно приходится брать на себя ответственность за все неприятные и страшные решения, но кто-то должен это делать. Кто-то должен отмерять, какой информации всплыть на поверхность, а какой остаться погребенной глубже, чем сам Ад. Кому-то приходится решать, кому какую «истину» необходимо преподнести. И если грешник для нее никто, то на Эмили смотреть больно. Младший серафим выглядит так, словно хочет выплеснуть разом тысячу «Не верю! Не может быть!» или закричать на Серу «Как ты могла?!» или «Почему мы их не остановили?!», но она не произносит вообще ни звука, и это пугает. На ее лице ужас и шок, но куда больше она сосредоточена на грешнике. А тот наконец подает признаки жизни, хотя не выходит от оцепенения. Сера ждет криков, как это было в первые дни, оскаленных клыков, сочащихся ядом, слепой демонической ярости, но адское создание только трясется как осиновый лист и тяжело часто дышит. По всему змеиному телу прорезаются и распахиваются дополнительные глаза с вертикальными зрачками, сам его облик неуловимо меняется, огромные когти беспорядочно царапают чешую и глубоко впиваются всюду, до куда достают. И все-таки кровь у грешников, как и у праведников, красная, почти ничем не отличающаяся от обычных живых людей. Серафима пытается остановить Эмили, она уже готова применить божественное касание, как несколько раз до этого, но ангелочек мгновенно вырывается и подлетает к грешнику. В тот же миг, как она прикасается к нему, что-то шепча, дьявольские когти протыкают нежную кожу. Сера в ужасе, она вскакивает из-за стола я тянется вперед, но натыкается на невероятно серьезный взгляд девочки. Она даже не вскрикивает от боли, только закусывает губу и едва заметно морщится, пока на пол кабинета падают золотые капли. Пентиус этого не видит, он словно задыхается, не смотря на то, что уже давно мертв, и вырывающиеся из него звуки очень неприглядны: похожи на свист и попытки выдавить что-то из горла. А затем они становятся похожи на сдавленные стоны и смех вперемешку. Вторая рука давно выронила книгу и сдирает с трепещущего капюшона ошметки чешуи, хвост беспорядочно мечется по полу, сматываясь в тугие кольца вокруг собственного тела. Сера перелетает стол и распахивает руки, чтобы забрать Эмили и как-то повлиять на происходящее. «Отойди. Не трогай.» Она впервые слышит от Эмили такие слова, к тому же, сказанные таким тоном. Видит Отец, она готова упасть перед младшим серафимом на колени и молить о прощении, но не может этого сделать. Внутри Серы словно несгибаемый металлический штырь, плотно вбитый в землю, и не позволяющий ей ни пошевелиться, ни самой пролить хоть слезу. Все, что она может, это безмолвно наблюдать за тем, как ее подопечная выполняет свой ангельский долг. Ее движения полны силы и нежности, и это по своему завораживает и впечатляет. Эмили с трудом пытается расцепить руки грешника или привести его в чувство, но эти попытки совершенно бесполезны, он только сгибается над полом, извергая нечленораздельные звуки, которые скоро превращаются в истерический хохот. Болезненный, надломленный... сумасшедший. Как когда ученый в прошлом безумно и самозабвенно хохотал над своими изобретениями, выплескивая скопившуюся желчь и досаду на тех, кто его обидел, и кто должен был поплатиться за свои слова и поступки. Только тогда в том смехе звучал еще триумф. Этот хохот просто разрывающий и истошный, словно змей отчаянно пытается нечто из себя извергнуть, отторгнуть. Эмили невыносимо больно его слышать. Когда Пентиус начинает оседать на пол, она наклоняется и невесомо касается его лба губами, облегчая удушаюшие эмоции. Ей совестно это делать, она не хочет растворять чужие эмоции, как более сильные ангелы, ее друг имеет право выпустить их, но кабинет Серы — совсем не подходящее для этого место. Пентиус резко выдыхает и делает такой же резкий вдох, словно только что вынырнул из воды. Блаженной легкости и розовых облаков, как обычно, нет, но грудь сдавливает немного меньше. Эмили пользуется паузой, обвивает тонкими ручками его голову, прижимая к себе, и закрывает крыльями, как коконом. Больно... Больно. Больно! Такая невыносимая боль. И ни одной внятной мысли в голове. Хочется что-нибудь разнести, уничтожить, разорвать когтями, глубоко и до упоения впиться клыками, сдавить что-нибудь хвостом до тошнотворного хруста. До ужаса хочется, до одури, до сумасшествия. Или в третий раз убиться самому. Заорать в конце концов. Истошно, нечленораздельно, громко, зло. Со всей скопившейся болью и ненавистью, с отчаяньем. От смеха и всхлипов ничего не остается, только дрожь во всем теле многократно усиливается, превращаясь в конвульсии. «Не здесь, пожалуйста. Потерпи всего минуту. Как только вернемся в комнату, можешь делать, что угодно.» - тихо шепчет Эмили, бережно проводя по оставшимся ранам на змеином капюшоне. Это отрезвляет всего на несколько мгновений, и Эмили тут же пользуется заминкой, чтобы едва отстраниться и попросить Серу открыть для них проход. Она знает, что то, что будет происходить в комнате, ей не понравится. На она серафим, и эта заблудшая душа — ее ответственность. Поэтому, как бы сильно ей не хотелось вывести Серу на дальнейший разговор, сейчас она обязана остаться с Пентиусом. Кто-то должен присмотреть за ним после таких новостей, и она не собирается решать эту ситуацию легким и нечестным путем. Она не хочет быть нечестной ни с кем после того, как целый Рай был нечестен с ней.