the8 — hai cheng iu — love wins all
Matilda, you talk of the pain like it's all alright, but I know that you feel like a piece of you's dead insidе
— Хен, ты ведь давно работаешь тут, верно? — тянет Чан, развязывая свой фартук. Получив в ответ сдержанный кивок, он продолжает. — Почему эти цветы стоят в несколько раз дороже остальных? И ты так… странно реагируешь, когда люди их покупают. Я чего-то не знаю? — Это, кажется, слишком длинная история, Чан-а. — У нас свободен весь перерыв! Я честно хочу послушать, Вону-хен, — хнычет младший, обвивая руками плечи Вону, чтобы показать всю серьезность своих слов. Вону мнется пару мгновений, рассуждая, но в конечном итоге сдается, устало вздыхая, но счастливая улыбка Чана наверняка того стоит. — Ты веришь в то, что люди не просто умирают, а перерождаются? Возможно, даже помнят свои старые жизни? Ты, к тому же, наверняка слышал про соулмейтов, — посчитав агрессивные кивки головой за ответы на все вопросы, Вону продолжил. — Я знал одного парня, который словно был частичкой моей души. Мы были знакомы всего ничего, — он, теоретически, даже не знал меня, — но казалось, что я провел бок о бок с ним всю свою жизнь. Не знаю, можно ли мои чувства к нему назвать любовью, но я хотел бы. Год с лишним назад ко мне в этот магазинчик стал чуть ли не каждую неделю захаживать парнишка, на вид он был совсем немного младше меня, а его корейский был с акцентом, мальчик был родом из Китая, как я узнал позже. На нем были брендовые шмотки, идеальная укладка, украшения, а главное, и без этого он выглядел сногсшибательно: светлая, но не бледная кожа, острый, задорный взгляд, от него так и сквозило юностью, уверенностью. Я думал, что он бегает на свидания с кем-нибудь, каждый раз он брал одни и те же цветы — гортензии. Он был похож на модель или айдола, но был простым студентом, который учился на юридическом. Ему это совсем не к лицу, он учился просто отстойно, и его друг, Джун, вечно помогал ему со всем. Парня звали Су Минхао, а цветы, за которыми он вечно заходил, были не для его девушки. Спустя несколько недель его визиты участились, и я решил спросить об этом. Он сначала замялся и заметно поник, стал неловко заламывать пальцы и заправлять за ухо волосы, но в итоге рассказал: — Мой друг сейчас в коме, врачи, как обычно, ничерта не говорят и не делают, у вас в Корее так всегда? — он начал с причитаний, что заставило меня улыбнуться. Когда он злился, его китайский акцент становился заметнее. — В общем, они сказали, что мы должны максимально окружить его вниманием, напоминать, что мы рядом. Он еще может нас слышать, поэтому я стараюсь ему что-нибудь читать, а если мне лень, я жалуюсь на преподавателей в нашем университете, — тут он сам едва заметно усмехнулся, но потом продолжил опять с серьезным видом. — Ему нравятся цветы и их запах, поэтому я всегда стараюсь приносить их ему. Как-то так. — Почему ты без раздумий рассказал мне это? Мы, вроде как, просто незнакомцы, — спросил я, и выражение, которое приняло лицо Минхао, заставило меня считать себя самым глупым человеком в мире. — Ты же спросил меня, — пожал плечами Хао, а на мое непонимающее мычание добавил, — Ты кажешься надежным человеком, ты мне правда нравишься, Вону-щи. Чувство, будто мы давно знакомы. После этого мы обменялись номерами и стали часто переписываться, ходили в кафе; оказалось, что я учился в том же универе, что и он, поэтому часто он слушал мои рассказы про то, как Сокмин, мой друг, пролил кофе на самого злющего профессора на потоке, как Джису, мой второй близкий друг, флиртовал с Юн Джонханом, одним из главных красавцев среди курса, а потом неделю покупал обеды Чхве Сынчолю, парню Джонхана, чтобы загладить вину. Минхао был всего на год младше меня, поэтому в нем не было ни капельки уважения к старшим, и он мог залететь в магазин, чуть ли не вышибая с ноги дверь, с радостным возгласом «Вону-я!». Он больше никогда не говорил мне, зачем пришел, потому я точно знал, что парню нужны пять гортензий, которые через полчаса окажутся в больничной палате на тумбочке рядом с Ким Мингю. Спустя еще какое-то время Минхао решил взять меня с собой в больницу. Почему-то я без раздумий согласился, но по дороге я никак не мог собрать мысли воедино, Хао все щебетал мне на ухо, но я совсем не слышал его. Не помню, как мы потом поднялись на нужный этаж, но до сих пор я четко помню, как выглядела его одиночная палата: на тумбочке стояла ярко-оранжевая ваза с букетом в ней, рядом лежало несколько книжек, куча конфет и даже бутылка соджу. В палате пахло, кажется, цитрусами. Шторы были широко распахнуты, а на зеркалах хаотично налеплены наклейки. Минхао сказал, что это все притащил Чонгук, близкий друг Мингю, чтобы «сохранить атмосферу», не знаю что он имел в виду, но выглядело это все вполне естественно. Будто Мингю просто спал после тяжелого рабочего дня в своей кровати. Ты слышал про сказку о спящей красавице? Если честно, Мингю выглядел так же. Как принц. Минхао показал, кажется, сотню его фотографий, но ни одна не сравнится с тем, что я увидел вживую; у Мингю довольно резкие, но при этом мягкие черты лица, темные волосы были в аккуратном беспорядке, и это выглядело донельзя естественно, и мне так хотелось, чтобы он наконец открыл глаза и вздохнул без кислородной маски, которая хоть и закрывала часть его лица, не помешала взгляду остановиться на его губах, словно я мог видеть сквозь нее. Ты думаешь, что это странно, да? Или что я помешался. То, что я чувствовал, правда странно, а еще я не верю в любовь с первого взгляда. Я просто как будто чувствовал связь с Ким Мингю, как будто я был персонажем видео-игры, у которого была миссия — быть рядом. Я чувствовал, что идеально подхожу ему, что он — то, чего мне не хватало никогда до этого дня. Если бы он, как в сказке, мог проснуться от моего поцелуя, я, наверное, стал бы самым счастливым человеком на свете. Это было непривычно и незнакомо, но это было правильно. Я души в нем не чаял, почти каждый вечер я оставался в его палате, читал Уильяма Шекспира, рассказывал про свою работу, про друзей, про наши посиделки с Минхао. Несколько раз я засыпал, держа его за руку, пока меня не будили медсестры. Мне снилось, что он просыпается и не спрашивает, кто я такой, потому что тоже чувствует. Прошло еще несколько месяцев, врачи до сих пор не баловали новостями, мы с Минхао проводили почти все свободное время рядом с Мингю. Чуть позже я познакомился с остальными его друзьями, с некоторыми, Джун и Сынкван, мы до сих пор поддерживаем связь. Я начинал все больше и больше соглашаться с агрессией Хао в сторону врачей, если честно. Сынкван однажды спросил меня по дороге в кафе: — Что будет, если Мингю не выкарабкается? Меня почему-то разозлил этот вопрос. Для меня он звучал слишком глупо, словно то, что Мингю выйдет из комы, было чем-то логичным и понятным даже для ребенка, несмотря на то, что Кван был прав: Мингю мог так пролежать еще неделю, месяц или год. Но признать это мне не хватало духу, я всегда был трусом, и казалось, что пока у меня есть своя правда, я держал все под контролем, даже если в реальности мир рушился на глазах. — Он проснется, Кван-а, — это был весь мой ответ, и дальше мы шли в тишине. Я продолжал читать Мингю книги, Джун и Хао записали песню на китайском для какого-то конкурса и перевели на корейский для меня. Наверное, уши Гю готовы были свернуться в трубочку и облиться кровью от того, как часто он слушал эти строчки. — А что было дальше? Мингю смог… — Нет. 29 марта Минхао пришел ко мне снова, но он был гораздо более тихим, отстраненным, он находился не здесь, и это было чертовски заметно. Я начал переживать, спросил, что случилось, и в голове пробежала мысль: мы относили цветы Мингю пару дней назад, еще было слишком рано. Я засуетился, осмотрел Минхао с ног до головы, и когда он поднял голову, я увидел в его глазах то, чего не видел ни разу за почти полгода нашего каждодневного общения — пустоту. Его взгляд был лишен всего того, чем был полон еще сутки назад: свет, пылкость, острота, яркость, задор, надежда, — ничего этого не было, передо мной стоял не живой, звонкий, уверенный Минхао, это была тряпичная кукла со стеклянными глазами, в которых до сих пор стояли слезы, с обессиленными руками, опущенными по швам; Хао всегда следил не только за внутренним, но и внешним видом, но заусенцы на его пальцах были оторваны, из-под кепки выглядывали не красиво уложенные волосы, а растрепанные клочья; губы потрескались, а под глазами залегла глубочайшая тень, которую подчеркивали бледные щеки и потемневшие глаза. Вместе с Мингю ушла часть Минхао. Та часть, которая поддерживала жизнь в нем. — Он умер, — выдавил Хао и задышал так часто, как только мог. Я обнял его крепче, чем когда-либо представлял свои объятия с кем-то. Его плечи дрожали в моих руках, он плакал, и я чувствовал, что готов рыдать вместе с ним. От моего сердца словно откололась какая-то часть, с жутким, болезненным треском разбившись, словно сосуды пережали колючей проволокой, и кровь перестала поступать, знаешь? Если бы не стойка, державшая нас обоих, мы рухнули бы на кафельный пол. Мы какое-то время просидели в тишине, я на время закрыл магазин. Минхао тихо пил уже остывший чай, не отводя взгляда от стола. Спустя несколько минут он поднялся и прокашлялся, словно неловко извиняясь за свое состояние, и тихо произнес: — Вону, мне… мне нужен букет. Букет из белых роз. Букет был ему вручён, а следующее, что я помню, это похороны. Я ощущал пустоту, кошмарную пустоту. Словно во мне зияла дыра на месте сердца. Хотелось закрыть уши, начать напевать веселую песенку и уйти, забыв этот кошмар. Все вокруг превратились в одно громкое, огромное, плачущее месиво, голова мигом закружилась. Мы с Хао ушли раньше всех, обоим казалось, что силы вот-вот покинут нас, и мы одновременно окажемся на полу без сознания. — Как Минхао справился с этим? Где он сейчас, хен? — Через неделю после похорон он пришел ко мне со словами о том, что улетает в Китай. Какое-то время мы посидели в кафе, а после я проводил его до аэропорта. Перед его рейсом мы простояли, как вкопанные, почти минуту, а секундой позже Минхао бросился мне на шею, тихо всхлипывая. Мы попрощались. Я видел, как Минхао, один из самых сильных людей, которых я встречал во всей этой жизни, убегает. Но сам убежать не решался. Я понимал, почему он так сделал, для него это было, наверное, единственным выходом, чтобы не сломаться окончательно. Хао сказал, что избавится от интернета на некоторое время, и будет поддерживать связь только с Джуном. Сказал, что сам со мной свяжется, когда придет время. Неделю назад Джун написал, что они с Хао вернутся в Сеул на выходных, не уверен, что надолго. — А что насчёт тебя? Ты, ну, отпустил его? — заинтересованно спросил Чан, хлопая ресницами. — Не то чтобы. Думаю, я все ещё вижу его в других людях. Но Чон Вону уже взрослый парень и может справляться с такими проблемами, верно? Я буду в порядке, Чан-а, — Вону, как бы подтверждая свои слова, в которые сам-то и не верит толком, улыбается уголками рта. Колокольчик на двери звенит, а значит, что перерыв закончен, и пора браться за работу. Вону и Чан одновременно встают со своих мест и натягивают фартуки, завязывая на ходу. — Добрый день! Чем могу помочь? — Вону встает за прилавок, дежурно улыбаясь вошедшему юноше, от которого так и веяло цитрусовым парфюмом, а на рюкзаке болтался брелок, тут же навевая Вону воспоминания. — Со Менхо, ты не можешь потратить всю свою стипендию на этот брелок! — смеётся Вону, стараясь оттащить друга от игрового автомата за край кофты. — И что с того, что это щенок в шляпке? Боже. — Хен, отвали! — вздыхает Минхао, максимально деликатно двигая рыжачок. Для более умного вида ему не хватало только линейки, чтобы сверять угол, под которым крюк опустится. Вону готов был поспорить, что уйдут они отсюда нескоро — только тогда, когда вся наличка младшего окажется в автомате. Но, по правде говоря, Вону не мог серьезно осуждать друга, потому что, будь он менее жадным, сам спустил бы все деньги на эту безделушку. Вону начинает зевать и в энный раз за последние 5 минут проверяет время, когда слышит нечеловеческий крик — Минхао победил робота. Парень взлохматил волосы, они уморительно торчали во все стороны; он тряс в руке несчастный брелок и в конце концов заключил старшего в крепчайшие объятия. — Мне нужны букеты из белых роз и гортензий, — отвечает парень, улыбаясь и выставляя напоказ свои клыки. Взгляд Вону невольно метнулся к календарю.