Knifeplay — OMORI oneshots

      Санни выдыхает и откидывается на матрас, вращая в руках нож с неспешной, натренированной лёгкостью. Он знает, что не должен этого делать, особенно когда Бэзил спит в соседней комнате, однако тяга стала велика настолько, что теперь её невозможно игнорировать. Не в силах больше с ней бороться, Санни желает покончить с этим.       Да пошло это. Хуй с ним.       Он закатывает рукав, обнажая бесчисленные порезы, усеивающие его запястье, прежде чем надавить кончиком лезвия по наиболее зажившему на вид участку кожи – каких, по правде говоря, не так уж и много. Боль незамедлительна, обжигающая и жалящая, и Санни вздыхает, прикрывая глаза. Это больно, но не болит, и лишь кто-то, настолько же травмированный, как и он, может ощутить это различие.       Физическая боль – это одно, но вот душевные терзания? Совсем уж другое дело. Вот правда, разве кто-то в праве судить, если он предпочитает одно другому?       В любом случае, звук чьего-то дыхания внезапно пугает Санни, и он, вздрагивая, распахивает глаза.       Бэзил пялится на него с широко раскрытыми глазами, застывший в дверном проёме. Его лицо бледное, как полотно, со взглядом, значение которого невозможно разобрать.       — Блять, — шипит Санни, удивлённо отдёривая руку. Движение заставило его разомкнуть хватку на ноже, и теперь он дребезжит на полу с оглушительным лязгом, нарушая тишину и пугая их обоих. Мальчик инстинктивно попытался спрятать своё запястье, но оно уже было повреждено, и, очевидно, он попался с поличным.       Бэзил всё ещё смотрит на него с тем же нечитаемым выражением лица, только вот его взгляд стал мягче и в нём показалась нотка обеспокоенности. После минутного молчания, Бэзил чуть приблизился. Его движения неторопливы и осторожны, будто он боится отпугнуть Санни, если будет слишком резок.       Когда мальчик наклонился, чтобы поднять с пола нож, Санни вздрогнул, паникуя. Он не хочет, чтобы у него отбирали этот ножик: он один из единственных, которыми можно было свободно пользоваться, не вызывая подозрений у матери.       Бэзил заметил, как Санни встревоженно напрягся, и сразу поднял голову, спеша голосом приободрить его. — Э-эй, всё в порядке! — впопыхах успокаивает он, его глаза широко открытые и убеждающие. — Т-тебе не нужно... не нужно стесняться. Я не... я не злюсь.       Обволакивающие, мягко-успокаивающие слова и утешающий тон позволяют Санни слегка расслабиться; он теряет напряжение в плечах и обмякает от облегчения. Он наблюдает, как Бэзил учтиво сжимает рукоятку в своих пальцах и поворачивает её, протягивая парню.       — Вот, — говорит он легко и спокойно.       Санни молча принимает предмет, неуверенный, что ему следует сказать или сделать. Мальчик совершенно потерян, ведь тихое принятие Бэзила – это совсем не то, чего он ожидал от этой встречи. Однако, перед тем, как тот успевает что-либо предпринять, блондин принимает инициативу в свои руки.       Бэзил хмурит брови и нервно прикусывает губу, колеблясь. Он, кажется, размышлял о чём-то, и, после мгновения тишины, его лицо преисполнилось тревожной решимостью, будто он уже со всем определился.       Когда подросток пониже тянется к руке Санни, тот непроизвольно отшатывается, но Бэзил усмиряет его тихим звуком.       — Ш-ш-ш, всё хорошо, — шепчет он сладко, взяв руку Санни в свою собственную и направляя её к кромке своих шорт.       Санни замирает и смотрит на него беспомощно, более чем слегка сбитый с толку. Бэзил никак не отвечает, взамен лишь поднимая руку выше, пока она не ложится на гладкую кожу внутренней стороны бедра. Что ж, почти гладкую.       — Видишь? Взгляни, — проговаривает он, затаив дыхание. — Мы подходим друг другу.       Сердце Санни норовит вырваться из груди, и он едва может расслышать слова сквозь шум крови в ушах. Этот звук заглушает всё вокруг, разум сходит с ума от осознания того, что Бэзил…       Он сглатывает, и во рту вмиг становится сухо.       Санни позволяет своей руке скользнуть выше по телу лучшего друга, прикосновения нежные и лёгкие, как пёрышко, когда он ощупывает тоненькие выделяющиеся линии на бедре. Они плавные, но немного зарубцованные, и некоторые из них более свежие. Бэзил дышит прерывисто, но не отстраняется, позволяя исследовать крошечные порезы, переплетающиеся по нижней половине его тела.       К сожалению, поза, в которой Санни трогает его, довольно неудобна, так что, со вздохом разочарования, он аккуратно усаживает Бэзила на своих коленях вместо этого. Он тотчас издаёт писк, а его щёки мгновенно заливаются красным. Он с небольшим удивлением принимает новое положение, взволнованный.       Позиция немного смущающая, но Санни это не волнует: он поглощён прикасанием к каждому сантиметру обнажённой кожи перед собой. Бэзил невероятно податливый в руках, более чем не возражающий против подобной близости. Они и раньше обнимались, но Санни никогда не держал его так интимно, и эти чувства необычайно удовлетворяющие, практически вызывающие привыкание. Он не хочет отпускать его никогда.       — Больно? — легкомысленно спрашивает Санни, проводя по ранам с любопытством.       Бэзил извивается, несомненно, от щекотки, и кивает. Его щёки всё ещё розовые.       — М-хм... немно-ого — он скромно признаётся, но вскоре приобретает испуганное выражение лица и умоляет: — Н-но, прошу, не останавливайся! Это так... так приятно.       Данные слова заставляют сердце Санни пропустить удар, и он вздрагивает, чувствуя странное тепло. Бессознательно, он сильнее надавливает на раны, и Бэзил не просто вскрикивает от боли – он стонет.       Этот звук посылает возбуждающую дрожь удовольствия по спине Санни, и он резко отодвигается назад, ошеломлённый. Бэзил не даёт ему уйти далеко, перед этим протягивая руку и увлекая его обратно, нежно обвивая запястье пальцами.       — Твои гораздо красивее моих, — тихо восхищается Бэзил, поглаживая кожу на том месте. Порезы уже перестали кровоточить, и прикосновение достаточно лёгкое, чтобы вызвать только слабое покалывание. — Мои руки всегда слишком дрожат.       — Мне нравится чувство контроля, которое это даёт, — тихо соглашается Санни, отвечая на невысказанный вопрос. И это правда так: физическая боль всегда была надёжным способом вернуть его обратно в тело, когда ментальная боль становилась невыносимой.       Бэзил кивает, будто всё понимая, хотя похоже, это действительно так. В отличие от остальных, он в точности представляет, что может сделать бремя горя и вины.       — Ты можешь сделать это и со мной, если хочешь.       От мягко произнесённых слов Санни замирает и вскидывает голову, неуверенный, правильно ли он расслышал. — Что?       Бэзил колеблется, будто от смущения, но не отступает. Когда он вновь открывает свой рот, чтобы продолжить, его голос негромкий, настойчивый и искренний. — Я говорю... Я говорю, что ты можешь сделать мне больно. Если хочешь.       — Ты- — Санни обрывает себя на полуслове, не веря. Бэзил ведь не просит у него то, о чём он думает, верно?       Бэзил кивает, слегка ёрзая у него на коленках. Его тонкие черты лица слабо умоляют, взгляд тёплый и полный надежды. — Пожалуйста, я... — он сглатывает, невинно глядя перед собой. — Я хочу этого. Я доверяю тебе.       Санни резко втягивает воздух, пульс бешено колотится. Он может живо представить себе это, эту просьбу. Фантомные ощущения от того, как он впивается в нежную кожу под ним, слишком искушают, чтобы их подавить.       Вопреки здравому смыслу, он хочет этого. Он желает этого так сильно, что его собственные руки ноют от сочувствия, уже зная, на что будет похожа эта боль. Сама мысль о том, что он доставит эти чувства своему лучшему другу, своей первой любви, опьяняет.       — Хорошо, — соглашается Санни, практически трепеща от предвкушения. — Я сделаю это.       На это Бэзил улыбается ему: хотя и немного нервно, но искренне и излучая тепло. — Тогда начинай — шепчет он приторно-сладким, медовым голосом. — Сделай меня своим холстом.       Санни повинуется, поднимая с кровати нож и сжимая его в ведущей руке. Это приятная тяжесть – привычная. Бэзил без слов подворачивает ткань своих шорт, чтобы та не мешалась, и следит за клинком с плавной, но лихорадочной пристальностью.       Перераспределяя вес Бэзила на своих коленях, Санни обхватывает его второй рукой за талию, чтобы удержать на месте. Он не хочет, чтобы тот ворочался и мешал его точности.       Бэзил хорошо справляется, выглядя так же непренуждённо, как и всегда. Первое прикосновение лезвия к коже заставляет его всхлипнуть, покрываясь мурашками. Санни оставляет его в таком состоянии на какое-то время, не надрывая кожу, просто чтобы он привык к холоду стали.       Когда Бэзил расслабляется, Санни едва надавливает, желая, чтобы тот привык к жжению, вместо того, чтобы просто небрежно разрезать. Лучше уж это будет медленно: так больше похоже на прелюдию, чем на наказание.       Другой юноша судорожно выдыхает, приглушённый звук боли срывается с его губ, когда Санни надрезает глубже. Это слишком греховно, этот дрожащий звук, он заставляет его хотеть сделать ещё больнее, пока Бэзил не зарыдает и не начнёт молить его прекратить – но не потому, что это больно, а потому, что ему слишком нравится.       — Всё хорошо? — интересуется Санни, просто чтобы убедиться. Бэзил дрожит, так что Санни прижимается носом к его горлу сбоку, надеясь успокоить.       — М-м-м... — мычит тот, очарованный багряными подтёками ран. Его поведение нескованное, спокойное и практически беззаботное, а лицо пропитано одержимым восхищением. — Сделай это, хах, с-сделай это сильнее.       Не в силах сопротивляться столь прекрасной просьбе, Санни подчиняется. Он проводит ножом по податливой коже ещё жёстче, глубже, и Бэзил без промедления взвизгивает, его голос граничит с отчаянием – обезумевший от боли крик.       Санни наблюдает, как начинает идти кровь: она льётся по бедру с неистовым рвением, прежде чем запачкать простыни снизу. Это завораживает, и оторвать глаза так сложно, что он чуть не пропускает выражение лица своего лучшего друга.       Только когда Санни поднимает голову, он замечает, что Бэзил начал плакать. Слёзы стекают каскадом по лицу подобно крови, текущей вниз по его бёдрам: очаровательно и развращающе одновременно. Ангельские черты лица искажены болью, но его глаза, его глаза не наполнены ничем, кроме глубокого, всепоглощающего удовольствия.       Санни мажет поцелуем по его влажной щеке и мурлычет утешающие приободрения на ухо, ощущая себя абсолютно пленённым мальчиком в своих руках.       — Н-н-н... ах, Санни, — стонет тот, слова пронизаны страданием. — Это больно-       Вопреки боли в голосе и дискомфорту в языке тела, выражение его лица темно и непроглядно, почти эйфорично.       — П-продолжай, — напористо настаивает Бэзил, ёрзая на коленях Санни. Его тон отчаянный и нуждающийся, и когда он снова открывает рот, слова звучат слишком дико, слишком распутно. — С-сделай это... м-м-м, сделай это шрамом.       Санни шипит и крепче сжимает нож в руке, пытаясь не потерять самообладание. От слов ему становиться невыносимо жарко за воротником, знакомое тепло разливается внизу живота. Желая дать Бэзилу то, чего он хочет, Санни режет ещё сильнее, вырезая длинную, неровную линию на нежной коже внутренней стороны бедра.       Бэзил вопит, пронзительно и чувственно, и порочность этого заставляет Санни отбросить в сторону нож, чтобы яростно поцеловать мальчика в губы, небрежно и отчаянно.       Бэзил сразу же отвечает на поцелуй. Он обвивает руками шею и талию Санни, так же отчаянно пытаясь прижать их двоих как можно ближе друг к другу. Порез на бедре всё ещё обильно кровоточит, так что Санни ведёт по нему пальцами, желая услышать визг.       — Позволь мне выебать тебя, — лихорадочно задыхается он у рта Бэзила, сжимая мягкую упругость его талии. — Прошу. Тебе понравится, я обещаю.       Тот даже не даёт ему договорить, уже кивая, пока с его губ срывается неистовое хныканье.       Не мешкая, Санни без лишних слов притягивает его своими руками и невесомо опускает на матрас. Сам он следует прямо за ним, накрывая меньшее тело и вдавливая его вглубь кровати.       — Ты уверен, что тебя это устраивает? — бормочет он в последний раз в губы, уже распухшие и мокрые от слюны и того, как сильно их кусали.       — Поцелуешь, прикоснёшься, ранишь, выебешь – не важно, — пылко вторит ему Бэзил, его глаза блестят маниакально и разгорячённо. — Я позволю тебе сделать всё, Санни. Всё.       Брюнет стонет, приглушая звук в его шее. Бэзил однажды убьёт его, вот правда.       Санни тянется за ножом, отброшенным ранее, и, взяв в руку, аккуратно подносит его к горлу возлюбленного, приставляя край лезвия к его подбородку. Бэзил сглатывает, но он всё ещё покорный и податливый под ним, будто знает, что Санни бы не причинил ему серьёзного вреда. Мальчика всё ещё потряхивает, но он знает, что это не от страха.       Санни медленно ведёт нож вниз по его телу, осторожно срезая одежду с отработанной точностью. Его руки твёрдые, а пальцы ловкие и умелые; он не оставляет после себя никаких царапин, даже на гладкой и безупречной коже живота.       Он задумчиво рассматривает её, представляя, как бы она выглядела с такими же очаровательными шрамами, как на бёдрах. Бэзил бы так прекрасно смотрелся с ними на своей коже.       Он пока подавляет эту мысль, предпочитая вместо этого оставить там нежный поцелуй. Может быть, в другой раз.       Когда Бэзил наконец полностью обнажён, его ноги раздвигаются, смущение оказывается забытым перед откровенным возбуждением. Его бёдра всё ещё истекают кровью, раны пытаются свернуться, и Санни проводить пальцами по алой жидкости, текущей там.       Это не смазка, но тоже сойдёт.       — Фу, Санни, — морща нос, комментирует Бэзил, когда замечает его действия. — Это так противно.       Названный же просто закатил глаза. Из всех вещей, которые только могли бы вызвать у Бэзила дискомфорт, конечно же, это должна была быть именно эта.       — Мы можем использовать мою в следующий раз, — соблазнительно шепчет он на ухо Бэзилу. Тот, разумеется, дрожит, выглядя слишком уж взволнованно для того, кто всего минуту назад брезговал.       Вот и поди разберись.       Несмотря на наличие смазки на пальцах, кровь не особо помогала облегчить путь, и это только больше заводило их обоих, в особенности Бэзила, которому болезненное удовольствие пришлось по вкусу. Довольно скоро от плаксивых и требовательных всхлипов низкого парня Санни потерял остатки своего самообладания. Он останавливается, слишком нетерпеливый, чтобы затягивать с этим, когда под ним находится всё, о чем он только мог мечтать.       Когда Санни входит в него в первый раз, с помощью разве что крови и обильного количества слюны, Бэзил напевает мягко и восхищённо, бездумно обвивая вокруг него ноги и притягивая ближе. Учитывая, как его возлюбленный задыхается от боли, движение, вероятно, задело его раны, ещё больше усугубив их       — Ш-ш-ш... — шепчет Санни в его шею, толкаясь в тепле медленными, размеренными движениями. — Спокойно. Не торопись.       Бэзил хнычет и утыкается ему в горло, больно царапая ногтями кожу на спине.       Санни шипит и непреднамеренно трахает его жёстче, заставляя Бэзила вскрикнуть и застонать от удовольствия, которое приносят толчки. Он вонзает ногти глубже, оставляя за собой длинные зазубренные следы, большинство из которых, вероятно, уже кровоточат от того, как сильно он царапался.       — Блядь, — усмехается Санни, несмотря на собственный восторг. — Ты настолько этого хочешь? Что, изрезать тебя было недостаточно, тебя нужно ещё и с кровью выебать?       Он не даёт Бэзилу ответить, входя в него грубо, резко и подло. Задавая жёсткий темп, он упивается каждым всхлипом боли, который получает. Несмотря на крики, каждый из них пропитан скрытым наслаждением, будто нет ничего, что бы не понравилось его любовничку-мазохисту.       — Я бы позволил тебе, знаешь, — с придыханием стонет Бэзил мгновение спустя, накрывая руки Санни, обхватившие его живот и бёдра, своими собственными. — Высечь своё- м-м-х!- в-высечь своё имя на мне.       Санни замирает, его кровь стынет в жилах. — Бэ-       — Я бы носил его, — продолжает Бэзил, невнятно бормоча. Судя по голосу, он в край обезумел от удовольствия, лицо светится в чистом экстазе. — Я бы, ха-ах, носил его с гордостью.       Руки Бэзила поднимаются, чтобы притянуть Санни ближе, нежно укачивая в своих объятиях, когда блондин прижимается к его лицу и тянет: — Тебе бы ведь- н-н-х, понравилось это, Санни? Ч-чтобы все знали, что я твой?       Эти слова были последней каплей, и Санни приглушает стон удовольствия в мягкой коже парня, вонзая в неё свои зубы в болезненном укусе. Его возлюбленный скулит в ответ, протяжно и сладко, и кончает сразу после, дрожа и сжимаясь вокруг него.       Интенсивность собственного оргазма почти ослепляет, и Санни знает, что Бэзилу ничуть не легче, учитывая, как тот всё ещё трясётся под ним, издавая едва заметные задыхающиеся звуки каждый раз, когда брюнет двигается хоть на сантиметр.       Они ещё какое-то время лежат так, нежась в прикосновениях друг друга. Санни не может дождаться привести их обоих в порядок, чтобы ему было удобнее обнимать Бэзила. Тот проводит дрожащей рукой по мокрым от пота волосам Санни и нежно целует его в лоб.       — Или, возможно, твои инициалы бы смотрелись лучше, — напевает Бэзил, звуча весьма заинтригованно.       Санни на это только стонет и плюхается рядом, совершенно уставший и более чем готовый проспать всю оставшуюся неделю. Да уж, Бэзил определённо убьёт его однажды.       Но чёрт возьми, какой ценой.