Спираль

Тишина. Вещь совершенно неестественная. Она скулит несчастной собакой, гудит вибрациями труб, пищит электрическими кабелями, стонет голосами за стеной, скрипит ржавыми пружинами кровати, воет в вентиляции ветром. Ее попросту не существует. Я искал ее, погружаясь на дно ванны. Вода покрывала мою голову и волосы, будто черные пальцы, закрывали небритое лицо. Теплые потоки заливали уши и нос, заполняя меня ржавой жижей. Но вместо космического вакуума я слышал вопли охваченного смятением разума. Я не дышал, позволяя воде топить мое опьяненное сознание. Я так нуждался в ней. В тишине, которую вспорет собственный участливый голос. Но улавливал лишь шепот среди помех эфира, запечатлевшийся в памяти. Кейси, несущий исковерканный бред устами недалекого актера. Во мне зияла брешь, как трещина в амфоре, через которую стекал я сам багровой кислотой вина.Тогда меня хоть что-то заполняло, кроме душащей пустоты. В мечущихся на пузырящейся глади прядях я видел тьму, настойчиво лезущую в рот. Так просто поддаться, размыкая губы. Впустить чернильную желчь, позволяя заполнить горло. Но вместо этого я с трудом поднимался, выблевывая в висевшую рядом раковину остатки ночи и затягивался промокшей от дрожащих пальцев дымящей сигаретой.       Бурлящий поток улицы уносил мое ослабевшее тело, без труда разбивая о валы небоскребов и каменные лица служак. Я тонул в ледяном безразличии, захлебываясь новостным потоком. Погружался в бетонную бездну, взбаламученную сотнями ног. Меня мотало запертой в вагоне толпою живых мертвецов, иссушенных одиночеством, голодным шакалом бродившим по Нью-Йоркским улицам. Казалось, город не моя стихия. Но я не мог без него дышать, будто глубоководная тварь. В этом мы были с Кейси похожи.       Бывало, я с восковой улыбкой сидел на встречах Барри или, как заводная обезьяна, калякал автографы обезумевшей фанатской толпе. И после, словно заблудившись, находил себя в ближайшем клубе. Пьяного, накуренного, а порой еще хуже. Утром блудливая овца в стыде возвращалась домой к благословенной пастушке. В безжизненность обставленного по моде интерьера, где ждала уставшая сонная жена. Ничего больше не имело смысла. Воспоминания метались образами из телевизора, отзвуками хриплого голоса. Каждый чертов день я думал о том, кого старательно убил. Кейси. Проклятый Кейси. Вечный спутник туманных закоулков, идущий мрачной тенью за мной.        Я проснулся на пропитанной потом влажной постели. Едкий запах абсента ударил в нос. Спальню наполнял странный, бледный зеленый свет неона, рвущийся через открытые жалюзи. В куче разнородных вещей, разбросанных у кровати, с трудом отыскался мой перепачканный пеплом и грязью костюм. Я смотрел на лежащего в постели человека, не узнавая, кто спал рядом. Невнятное, шумящее меняющимися чертами лица существо. Не то женщина, не то мужчина в театральном парике. Как манекен. Не Элис. Я не рискнул смотреть, выбежав в коридор. Это была моя квартира, которую я не узнавал. Опустевшая, запылившаяся, заставленная барахлом. Словно витрина для зевак. Я был чужеродным объектом, нарушившим гробовой покой. Нервирующий страх пульсировал в висках. Я блуждал по лабиринту коридорчиков с вереницами украшенных знаками дверей. Из кухни в гостиную, оттуда в ванную, из нее в спальню и по кругу. Выхода нет. Висевшие над черными зеркалами бра слепили яркими бликами больные глаза. Я щурился, шагая почти на ощупь и черча ладонями по шершавым стенам. Хватался за мебель, запинаясь. А она, как заколдованная каждый раз меняла свои места. Я звал. Кричал в ярости. Молил помочь. Во рту пересохло. Мне казалось, я петлял невыносимо долго, пока, наконец, не вылетел через открывшуюся дверь в крошечный холл. Хотелось бежать, нестись из этого повторявшегося ада без оглядки. Лифт не работал. Я бросился на пожарный выход. Голова кружилась от длинной спирали пролетов. Я спускался вниз, ища выход. Но лишь глубже опускался на дно. Сердце нещадно колотилось, ноги подгибались и руки дрожали, вцепляясь в перила. Я не видел почти ничего сквозь застилавшую взгляд пелену. Там была пустота. Я ступил в леденящий космический простор. Внезапно, тело под тяжестью рухнуло. Я падал во тьме. Неспешно летел сквозь плотную толщу воды ко дну пустынного озера, поглотившего мир. Падал в черную пропасть, бесконечную воронку небытия, будто зрачок смотрящей на меня хтонической бездны. Невыносимо долго… Пока не ударился о кафель головой.       В судорогах я проснулся на пропитанной потом влажной постели. Тошнотворный запах горелого бекона ударил в нос. Спальню наполнял странный, бледный зеленый свет неона, рвущийся через открытые жалюзи. В куче разнородных вещей, разбросанных у кровати, с трудом отыскался мой перепачканный пеплом и грязью костюм. Я смотрел на пустоту постели. Жена, наверное, давно встала. Ноги с трудом переставлялись. Я вышел в коридор. Это была моя квартира, которую я не узнавал. Опустевшая, запылившаяся, заставленная барахлом. Словно витрина для зевак. Где Элис? Я был уверен, что проснулся. Неужели это снова сон? Ужасающий, сводящий с ума кошмар повторяющийся по кругу. Голову разрывало от боли и сомнений. Может быть я не падал, а тонул? И бездна поглотила меня… Я шагнул к окну. За шторами стелился неоновый яд, напитавший туман. Вдруг все рухнуло. Тело под тяжестью полетело вниз. Я неспешно падал сквозь зеленую толщу воды ко дну пустынного озера, поглотившего мир. «Проснись, Алан» - твердил нежный голос. В судорогах я проснулся на пропитанной потом влажной постели. Пряный запах крепкого кофе ударил в нос. Спальню наполнял рассеянный дневной свет, рвущийся через открытые жалюзи. В куче разнородных вещей, разбросанных у кровати, с трудом отыскался мой перепачканный пеплом и грязью костюм. Я смотрел на пустоту постели. Элис в коридоре разговаривала по телефону. На тумбочке возле лампы стояла дымящаяся чашка. Собственный голос в голове твердил, что я проснулся. Вокруг настоящая реальность мира. Почему мне все чаще снится этот кошмар? Работа больше не помогала. ___________________________________ Два окна, будто глаза филина, следящего за жильцом, светились белым светом. Падавшие сквозь них бледные лучи рисовали на обшарпанном полу решетчатый узор. Стояла тишина. Та, которую я искал. Тишина пустоты. Лишь стук нервных пальцев по клавишам нарушал ее монотонное шипение четким ритмом. Плотный, спертый воздух мешал дышать. Я остановился, вглядываясь в исписанный лист черновика. Разрозненные слова, через одно вычеркнутые дрожащей рукою, не внушали надежды. У меня не было выбора, как поступить. Есть только монстры и их жертвы. Сегодня монстр я. Скулящий и стонущий от одиночества. Но я готов заплатить эту цену. Рукопись должна быть завершена. Внезапно, послышался гул. Словно мир в ужасе взвыл. Твердые шаги, бьющие каблуками в деревянный настил неслись раскатами грома. Они неотвратимо приближались, беззвучные, но оглушающие одновременно. Воздух замер в предчувствии беды, остановив летящие пылинки. Приколотые к стенду клочки бумаги трепетали перед неизбежностью. Волнение молнией пронеслось по моей спине, заставив подскочить со стула. Это шла Тьма. Я вцепился в страницу, выдирая ее из печатной машинки. Дверь с протяжным скрипом распахнулась. В проеме стоял я, наставив на себя пистолет. — Стой! — вырвался крик из моей груди. — Бам, — задорно бросил он и голос отразился от обшитых вагонкой стен звуком выстрела. Я вздрогнул. Пули не было. Скрэтч широко улыбнулся, неспешно направляясь ко мне. — Еще не закончил? — поинтересовался с усмешкой Скрэтч.       Я молчал. Дрожащая ладонь сжимала порванный лист. Зажатая барабаном машинки половина сиротливо торчала оборванным краем. Он осклабился в ответ. Мягкий голос звучал совершенно, как мой. Он выглядел точно так, будто натянул мое собственное лицо. Скрэтч злорадно улыбнулся. Он знал мои мысли. Слышал их. — Ты верно подметил, — ухмыльнулся гость. — Мне правда нравится твой облик. Прекрасные волнистые волосы, симпатичная фигура, профиль мыслителя и изящные пальцы творца, — многозначительно проговорил он. — О, а как сидит костюм! — расхохотался Скрэтч. — Ты не я, — уверенно отрезал я. — Ты Тьма, — сорвался напряженный вздох под леденящим взглядом гостя. — Во плоти, — самодовольно согласился Скрэтч. — И все же… Я твое зеркало, Алан. Твой лучший герой: извращенец, психопат, маньяк, гедонист, — оскалился он. — У меня еще много талантов. Ты – мое вдохновение! — губы растянулись в широкой улыбке. — Нет, — почти прошептал я, опешив. Волна обжигающих воспоминаний накрыла с головой. — В самом деле? — наигранно удивился Скрэтч, подходя все ближе. — А как же та вечеринка, где ты чуть не убил паренька? Умеешь, порой, веселиться, — хмыкнул он. — А твои постоянные издевательства над Элис? Пьянки, ссоры, ложь, нытье. Мм-м-м-м, очень вдохновляет! — воодушевленно протянул гость. Крепкая рука его обвила мое плечо. — Н-нет, — сопротивлялся я. — Я не лгал ей. У нас с Элис было все хорошо, — слова не убедительно звучали в вибрирующем тоне. Скрэтч участливо похлопал по спине и с силой поволок за собой к центру кабинета. Невозможно было вырваться из его стальной хватки. — Знаешь, что мое любимое? — безразлично спросил Скрэтч. — Ты, Алан. Твоя невероятная, увлекательная фантазия, — широко улыбнулся он, заглядывая в мое лицо.       Мертвенные глаза смотрели не моргая. Голубые радужки, будто сделанные из непробиваемой толщи льда, скрывали бескрайнюю душевную пустоту. В глубине круговоротов зрачков покоилась тьма, сияющая искрами чистого зла. Он был бесчувственно спокоен. Меня обдало холодом. Словно я смотрел на свое лицо, отраженное в зеркале темной спальни, как часто делал, ища подтверждение собственному существованию. Скрэтч прижался вплотную. — Эта фантазия с зеркалом заводит, — горячо прошипел Скрэтч мне в самые губы. — Кого еще ты там видел, Алан? — понизив голос поинтересовался он.       Я не мог шевельнутся, как завороженный всматриваясь в собственное лицо. Тело било мелкой дрожью. Кожу покрыли мурашки. То, что он вспомнил… Что он знал. Те образы сводили с ума. Губы Скрэтча исказились жуткой гримасой. Он торжествовал, попав точно в цель. Пронзив мой мечущийся разум смятением и печалью. — Нет, ты не сумасшедший, Алан, — утвердительно произнес Скрэтч. — Ты истинный творец. Любящий себя, — с придыханием прошептал он мне в ухо. — Любящий мужчин. Кого ты представлял тогда? Меня опалило ужасом. Стыдом. Смущением. Он мастерски подбирал слова, зная все потаенные мысли. Я так часто чувствовал вину, за то, чего хотел. У меня была Элис… — Сейчас не надо стесняться, — почти ласково пропел Скрэтч. Он стоял невыносимо близко, склонив голову к моему плечу. — Теперь я буду твоей музой, — прошипел в висок его высокий голос.       Внезапно губы впились в мою шею. Горячо и страстно. Ледяная ладонь вцепилась в пах, сминая ткань брюк. Я дернулся. Онемевшие руки лишь нетвердо уперлись в его плечи. Скрэтч схватил мои волосы, управляя головой. Его губы скользили по телу, язык двигался следом, оставляя мокрые дорожки на коже. Меня будто кололо иголками. Я сжимал борта пиджака, не в силах дать отпор. Удивительно, как подводила истосковавшаяся по ласке плоть. Я горел. Плавился под жесткими руками. Тонул в черном омуте похоти. Желания. Будто его слепящая тьма перетекла в мой рот из слюны, проносясь по венам. Теперь капая вязкой смазкой на кожу бедра со стоячего члена. Он целовал напористо и дико, то облизывая мои щеки, то кусая губы. Я поддался, пролетев ладонями по закрытой рубашкой груди. Тело колыхнуло импульсом жара. В памяти вспыхивали образы. Мгновения видений, когда я трахался с зеркалом, мечтая чтобы оно ответило мне. Целовал ртутную гладь, губы в губы, желая чтобы отразившейся там человек подарил до судорог необходимую ласку. Мечтая почувствовать упиравшийся в серебряное полотно член. — Достань член, — шипел уткнувшись в мои губы Скрэтч. Я чувствовал его ледяное дыхание. — И дрочи. Для меня… — широко оскалился он.       Кожу покрыла испарина. Я повиновался не то от похоти, не то из страха. Нетвердая рука расстегнула ширинку, доставая торчащий ствол. Взгляд его бездушных глаз скользнул вниз. Меня испепеляло смущением, так пристально он рассматривал сочащуюся влагой налитую головку. Он дернул меня за волосы, запрокинув голову назад и заставляя посмотреть в ответ. Мой затянутый пеленой взгляд вонзился в его потемневшее лицо. Глаза Скрэтча превратились в чернильные озера. Казалось, вихри расширевшихся зрачков сдерут обсидиановую корку, освобождая кипящую внутри лаву, хлынувшую наружу яросной страстью. Сжигающей, уничтожающей в бешенстве все вокруг. Застывшая гримаса пугала, словно смесь ненависти и дикого возбуждения. Я не мог ее распознать. Он провел пальцами по вздутым венкам члена, стимулируя меня. Обвел нежную ямочку головки, собрав всю влагу и насильно засунул их в мой рот. Я почувствовал шершавую кожу на языке, вкус собственного тела, соленость смазки. Меня ударило сотнями молний. Скрэтч прошептал одними губами команду. Сопротивляться не хватило духу. Было тяжело дышать. Я втягивал душный воздух мелкими вдохами. Ладонь обхватила член, двигаясь вперед и назад. Пальцы ловко массировали головку. Он все еще смотрел на меня в упор, упиваясь безропотным повиновением. А я до конвульсий возбуждался от испепеляющего взгляда бездонных, как колодцы, черных глаз. Невольно бедра включились в движения, вбиваясь в собственный кулак. Снова и снова и снова. Я вспотел. Взгляд блуждал по знакомому лицу. Влажные вьющиеся волосы, родинка возле носа, небритая месяцами окладистая борода, жадная улыбка губ. Другими были только глаза. Душа моя замерла в секунду. Дыхание сперло. На меня смотрел не Скрэтч. Я смотрел на себя, бесстыдно мастурбировавшего в пустоте. Я смотрел на себя. С такими же зловеще черными распахнутыми глазами. Полными нарастающего по спирали безумия… Глухой крик вырвался из легких. Тело забило судорогой, как от тока. Я кончил, выплеснув вязкое белое семя на грязный пол. Но рядом не было никого. Никто не держал мои волосы, подбадривающе отсчитывая губами ритм. Не дышал возбуждающе мне в щеку. Не поощрял поглаживаниями руки. Я был один в звенящей болью пустоте. А за круглыми глазницами окон лил дождь, унося вверх тяжелые капли. В оцепеневшем сознании пел знакомый до дрожи голос: «Я скоро вернусь, Ала-а-ан». Тьма уже во мне. Темная обитель играет со мной.