Теперь ты - ничтожество. Ангел смерти. Жертва.

      Мороз сменился оттепелью, и под ногами снова зачавкала грязь вместо хруста заледеневшей травы. Так было даже удобнее, холод уже упорно не гнал с улицы, и это позволяло дольше предаваться приятному созерцанию. Наблюдатель стоял за освещенной фонарями зоной, да еще и по другую сторону густых зарослей. Имея прекрасный вид на жертву, преследователь оставался в тени.       Влюбленный как всегда был на своем посту — на скамейке у входа в Дом культуры. Юноша не прятался и даже мечтал оказаться замеченным, но судьба к нему не благоволила. Он вздыхал, ежился от долгого ожидания на холоде, считал минуты до встречи с зазнобой и мысленно ругал себя за нерешительность. При этом юный влюбленный даже не подозревал, объектом какой чудовищной страсти стал он сам.       Маньяк усмехался, глядя на вожделенную добычу. Но далеко ли он сам ушел от влюбленного, чьи чувства не принимали? Уже трое расплатились жизнью за его темную жажду. Скольких еще он готов убить по прихоти хромоножки? Одного? Двух? А стоит ли ждать, если заполучить желаемое так легко? Изверг до крови прикусил губу и снова усмехнулся. Стоит. Молчаливая статуя ангела звала и манила его не меньше, чем печального калеку. Она ведь сочувственно взирала на их почти любовную переписку, не выдавая никому тайны. Маньяк шумно вдохнул полной грудью. В воздухе снова соблазнительно пахло прелой листвой и сыростью. Так же, как и в парке у заветной статуи.       — Мне это не нравится! — решительно заявил кто-то за спиной наблюдателя, тот напрягся и кинулся мрачный взгляд через плечо.       Однако слова адресовались не ему, а знакомому сельскому библиотекарю. Матвей семенил рядом с каким-то очень озабоченным молодым человеком и бормотал в свое оправдание:       — Не так уж и поздно. На последний автобус я успеваю. Не переживай.       — Я же тебе говорил, — громко начал его собеседник, а потом, осмотревшись по сторонам, понизил голос, — сейчас небезопасно.       — Что со мной может случиться? Я же не ребенок. Ты все преувеличиваешь. Я спокойно доберусь домой.       Наблюдатель посчитал, что сейчас неподходящее время для встречи с односельчанином, и через кусты перебрался на параллельную аллею, идущую от Дома культуры. Петя продолжал сидеть на скамейке, а вот Матвей уже махал своему собеседнику рукой, пока тот садился в полицейскую машину. Такая встреча тайному соглядатаю точно была ни к чему, и он попятился по дорожке прочь, однако далеко уйти не успел:       — Вовка! Здоров! На тренировку? — окликнул его крупный тип со спортивной сумкой.       — Здоров, — названный Вовкой мгновенно изобразил на лице приветливость. — Сегодня не пойду. Другие дела.       — Зря. К соревнованиям нужно усиленно готовиться. Если бы не работа, я бы из спортзала не вылезал.       — Я не записывался в участники.       — Как? Почему? Ты же наш ведущий боец!       — Занимаюсь только для себя. Мне соревнования не нужны.       — Я тоже для себя. Все для себя, но без соревнований никакого развития не будет.       — Мне хватает.       — Да брось! Разве не здорово всерьез проверить свои силы? Только не говори, что ты дрейфишь! Не поверю! Я помню, как легко ты уложил того амбала! Раз! А тот даже не успел понять, что произошло! Брось, Вовка! Кому, как не тебе, представлять нас на соревнованиях?       — Ты представишь, со своим другом… — продолжал увиливать застигнутый врасплох, — эм… что-то вылетело из головы, как его зовут…       — С Генкой? Так это само собой! Но и ты нужен! Только тогда будет полный комплект!       — Какой из меня гладиатор? Я вон все забываю, даже имена. Крепко ты меня в прошлый раз головой о маты приложил.       — Брось придуриваться! Башка у тебя крепкая! — засмеялся товарищ по секции. — Пойдем, запишешься на соревнования. Хватит дурить.       — Нет. Мне это не нужно, я занимаюсь только для себя, — упорствовал уговариваемый и даже сделал несколько шагов прочь.       — Здравствуйте, Владимир! — весело и очень не вовремя преградило ему путь к отступлению.       Мужчина метнул быстрый взгляд на нового собеседника, разумеется, им оказался назойливый библиотекарь. Все еще надеясь улизнуть вслед за своей добычей, названный Владимиром холодно бросил Матвею:       — Здравствуй, — и продолжил разговор с товарищем по клубу.       Настойчивый библиотекарь не собирался ограничиваться одним приветствием, поэтому продолжил стоять рядом в ожидании, когда его односельчанин закончит беседу. Время вынужденного бездействия Матвей занял разглядыванием собеседника Владимира. Тот был крупным лысым мужчиной, внешне совсем не интересным и не запоминающимся. На его сумке библиотекарь заметил эмблему клуба рукопашного боя, а по ходу разговора догадался, что скрытный односельчанин ходит туда же. Эта новая подробность сделала Владимира еще более загадочным в глазах Матвея.       Через некоторое время, попрощавшись с собеседником, названный Владимиром продолжил свой путь, словно совсем забыв о назойливом библиотекаре, однако тот и не думал отступать.       — Владимир, — кинулся тот за односельчанином, — Вы сейчас домой? Мне так повезло вас встретить! Вы же на машине? Подвезете?       Мужчина кинул мрачный взгляд на скамейку у Дома культуры, Пети там уже не было, а значит, отправился на свой добровольный караул.       — Подвезу, — сухо ответил называемый Владимиром. ***       Петя брел в нескольких шагах позади Вероники и ее подруги, девушки весело болтали и делали вид, что не замечают несчастного влюбленного. Петя не вслушивался в их беседу, но кое-что долетало и до него.       — На сноуборде — это вообще отпад! — восторженно рассказывала Веронике подруга. — Мчишься с горы, как будто вот-вот взлетишь!       — Не страшно?       — Только первые разы, а потом понимаешь, как это классно, и сразу хочется еще раз и еще раз! Да и потом, инструкторы там симпатичные.       Обе девушки засмеялись.       — А ты на каникулы куда поедешь? — спросила у Вероники подруга.       — Никуда, — мгновенно помрачнев, ответила девушка. — Вообще никуда, даже к бабке в деревню. Это, конечно, хорошо, в смысле, что не в деревню, а вот в остальном полный отстой. Такой отстой, что и словами не передать.       — А что случилось?       Вероника мельком посмотрела на ковыляющего за ними хромоного провожатого и произнесла:       — Я тебе потом по телефону расскажу.       У поворота во двор девушки попрощались, и дальше Вероника и ее безмолвный кавалер шли только вдвоем. Вероника намеренно замедлила шаг, чтобы позволить калеке себя нагнать, но тот продолжал держаться позади.       У дверей подъезда девушка остановилась и подождала, пока Петя подойдет.       — И долго ты собираешься за мной следить? — недовольно спросила она.       — Я не слежу, просто провожаю, чтобы ничего не случилось.       — А если случится, что ты сможешь сделать? — насмешливо спросила Вероника, Петя промолчал. — Вот и перестань за мной таскаться. Раздражает.       — Ты правда на праздники никуда не поедешь? — поспешил сменить тему влюбленный.       — Подслушивал? — фыркнула девушка.       — Нет, случайно услышал.       — Правда, — и неожиданно Вероника вспылила. — Все, блядь, отдала бы, чтобы уехать! — дверь подъезда получила раздраженный пинок.       — А почему?.. — с замиранием сердца начал было Петя, но девушка буркнула:       — По кочану! — и вошла в подъезд.       Влюбленный поспешил за ней:       — Что-то случилось?       — Херня случилась, — недовольно бросила Вероника, нарочно громко топая по ступенькам.       — Опять сожитель твоей матери? — продолжил обеспокоенные расспросы Петя. Сам он не видел соседа уже довольно давно, но это еще ничего не значило.       — В точку! Мудила он еще тот!       — Опять приставал?       — Хуже.       Веронике нравилось, что за нее так искренне переживают, и не спешила ничего объяснять.       — Что еще хуже? — Петя даже остановился, ощущая, как взволнованное сердце быстро набирает обороты.       — Сбежал. Мудила…       — Куда?       — Откуда я знаю! Сбежал, и хрен бы с ним, но мать вся на нервах. Не верит. Твердит, что с ним что-то случилось, что он якобы не мог бросить ее и уехать просто так. Даже бегала в полицию заявление писать, что пропал.       — И что? — глухим голосом спросил Петя и продолжил подниматься вслед за Вероникой.       — Ничего. Полицаям на все начхать. Говорят, вы ему официально не жена, вот и ждите, может, он к жене вернулся. Короче, не праздники у меня будут, а одни истерики. Мать рыдает, не переставая, а мудила этот на звонки не отвечает и даже на работу ходить перестал. Точно сбежал. Видать, мы ему с матерью окончательно надоели.       — Но это же хорошо, — произнес Петя, правда, прозвучало это весьма неуверенно.       — Чего хорошего? — огрызнулась Вероника. — То, что теперь, как и ты, все каникулы дома буду тухнуть?       — Что он к тебе приставать не будет, — тихо, но уже уверенно ответил Петя.       — Да он не приставал, — отмахнулась девушка и ускорила шаг.       — Как? — опешил влюбленный. — Ты же говорила?..       — Мало ли что я говорила? Он все равно козлом был! Глазами меня так и лапал. Подглядывал, как я переодеваюсь. Но если бы он только попробовал меня хоть пальцем тронуть!..       — Подожди, Вероника! — Петя со всей возможной для себя скоростью последовал за девушкой. — Ты же сама говорила, что он лапал и даже… всякое… заставлял?!       — Ты дурак, что ли? — разозлилась девушка. — Если бы он только попробовал меня тронуть, я бы ему все пальцы переломала! Короче! Отстань от меня уже! Достал со своей заботой! — заявила Вероника и нарочно бросилась вверх бегом, зная, что хромоногому влюбленному ее не догнать.       А Петя уже и не пытался, он замер на месте, ошарашенный открывшейся правдой. Он же ни на минуту не усомнился в словах Вероники о домогательствах и пошел ради нее на еще одно убийство.       Развернувшись, Петя побрел обратно вниз, вышел на улицу и сел на ближайшую лавочку. В голове его одновременно бушевало так много чувств и мыслей, что он никак не мог прийти в себя. Выходило, что он заказал убийство ни в чем не виновного соседа. Заказал! Написал собственной рукой! А тот невиновен!       Но ведь Петя не знал, он поверил Веронике, а ради нее он был готов на что угодно. Безоговорочно. Что теперь оставалось делать? Идти в полицию сдаваться? Рассказать там, по сути, бредовую историю о переписке неизвестно с кем через записки у статуи ангела в парке? Бред! Кто в такое поверит?! Однако это же правда. Кто-то по его просьбе убил уже троих.       «А если еще не убил? — мелькнуло в голове слабым лучиком надежды. — Если еще не успел? Или сосед действительно просто сбежал? Может, тот неизвестный исполнитель его только припугнул, и сосед сбежал?»       — Нужно найти мою записку у ангела, — решил Петя. — Если она еще там, то никто этого мужика не убивал, сам сбежал. Или… там будет фото, вот тогда придется…       Петя встал со скамьи и уверенно направился в парк. Несколько раз звонила мать и требовала, чтобы он немедленно шел домой. Петя обещал, но сам продолжил исполнять задуманное.       Парк в это время уже был совершенно пуст, никаких гуляющих, никаких случайных прохожих. Фонари горели только на главных аллеях, остальное пространство поглотила темнота. Петя шел хорошо известной дорогой, не позволяя себе сомневаться. Необходимо было выяснить положение вещей. Возможно, даже удастся отменить заказ. На последнее Петя очень надеялся.        Решимость продержалась ровно до зарослей, в которых затаился печальный ангел. Как только Петя увидел скорбно склоненную голову статуи, по его телу прошел озноб, сердце встревоженно забилось, страхи полезли из потаенных глубин. С одной стороны, стало жутко, что его здесь кто-нибудь застанет, а с другой — слишком страшно было не остановить исполнителя, если тот не успел совершить самосуд.       Петя раскапывал грязь примерно в том месте у постамента ангела, где сам закопал записку. Руки дрожали, но не от того, что пришлось возиться в холодной земле и мусоре, а от волнения. Сердце давно колотилось не в груди, а в ушах, в висках, в каждой клеточке перевозбужденного мозга.       Наконец пальцы наткнулись на полиэтиленовый пакет. Раскисшая грязь запачкала его настолько, что не удалось рассмотреть содержимое, не открывая. Конечно, разумнее было бы уйти из парка или хотя бы отойти подальше от статуи и уже там вскрывать послание от неизвестного, но Петя не мог ждать. В эти секунды решалась его судьба. Он включил на телефоне фонарик и вытащил из грязного пакета фотографию. Голое тело с кровавым месивом вместо груди и живота — вот все, что успел разглядеть Петя, прежде чем из задрожавших рук выскользнул телефон. Однако даже скрывшая страшный кадр темнота уже не могла стереть его из памяти впечатлительного заказчика. Мгновенно накатила тошнота и какой-то совершенно новый ужас, глубинный и ядовитый. У Пети перехватило дыхание. Он попятился на несколько шагов, наткнулся на дерево и сполз по стволу вниз. Так и просидел несколько минут, пока не отдышался.       «Опоздал. Убил. Убил. Невиновного», — болезненно пульсировало у Пети в голове.       Он с трудом поднялся и, пошатываясь, пошел домой. Несколько раз разрывал тишину телефон, но Петя даже не достал его из кармана. Петя знал, что это звонит обеспокоенная мать, но ему нечего было ей сказать. Вернувшись во двор, он вдруг понял, что ни в коем случае нельзя оставлять фотографию у себя. Петя сжег ее вместе с пакетом у мусорных баков и только потом направился в квартиру.       Дома пришлось вытерпеть целый ураган упреков и возмущений от расстроенной родительницы. Петя молчал, повесив голову. В его подростковой реальности случились вещи гораздо более страшные, чем материнский гнев. На настойчивые расспросы, где он был, Петя буркнул, что просто гулял. Видя его непонятное, отстраненное состояние, мать нашла свое объяснение происходящему:       — Это ты из-за Вероники? Не нравишься ты ей, бывает такое, но нельзя так расстраиваться. Это не конец света. Девчонок гораздо лучше вокруг полно. Ты перестань думать только о ней и осмотрись по сторонам. Даже в твоем классе много симпатичных девочек, которые, в отличие от Вероники, не курят и матом не ругаются.       Петя замученно посмотрел на мать.       «Если бы дело было в этом, — с болью подумал он. — У тебя сын ни за что человека на смерть отправил, а ты про Веронику такое…»       — Хочешь есть? — спохватилась родительница, разглядев в глазах сына слишком глубокие переживания, которые не поддаются обычным словесным увещеваниям. — Я ужин разогрею.       Петя отрицательно покачал головой.       «Сдохнуть хочу, а не есть», — мысленно ответил он матери и пошел в свою комнату.       Дальше время потянулось тяжело и беспросветно. Дни сменяли друг друга, а Пете не становилось лучше. Ни о чем другом, кроме своей главной проблемы, он не мог ни думать, ни переживать всерьез, абсолютно все ушло даже не на второй, а на десятый план. Вторая учебная четверть заканчивалась, стоило подумать о подчистке хвостов и улучшении четвертных оценок, но Петю это уже совершенно не волновало. Он ходил в школу только для того, чтобы не сидеть дома один на один со своими жуткими мыслями. Однако боль и ужас из его души никуда не девались и все, каждая истекшая минута, каждый прошедший день лишь оттягивали неизбежность. Но страшный финал был близок, он мрачно возвышался над повседневной суетой и не давал забыть о себе ни на минуту.       Измученный Петя побледнел и осунулся, под глазами появились темные круги, ничто не приносило успокоения. По ночам мучили кошмары. Тарас, Валерка и безвинно растерзанный сосед тянули к нему окровавленные руки и стонали: «Убийца! Ты убийца!» Эти стоны подхватывал многоголосый хор родных и знакомых, тогда обличение превращалось в оглушительные гневные крики. Даже Вероника тыкала в несчастного влюбленного пальцем и кричала: «Ты виноват! Мне стало только хуже! Ты виноват!» Петя срывался с места и, зажимая уши руками, мчался со всех ног куда глаза глядят. Во тьму. В бездну. В пропасть. В Ад.       Когда же Петя просыпался, ад мучений продолжал бурлить у него в груди. В конце концов Петя сдался. ***       В размеренность жизни с достаточно определенными планами вмешалось ночное сообщение на электронную почту: «Соединение нестабильно. Нужно немедленно что-то делать!»       Мужчина отложил дела, как того требовала ситуация, и погрузился в изучение присланных материалов. Мозг настраивался на работу, сосуды пульсировали, вибрации зашкаливали и, словно раскаленные змеи, проникали внутрь, подчиняя все себе.       «Высылаю три варианта. Это временное решение проблемы. Нужно больше данных, в первую очередь о сопутствующих факторах», — написал мужчина после активного мозгового штурма.       «Быстрее, иначе вся работа полетит к черту!», — прилетело испуганное сообщение, а в дополнение — и файлы с нужными параметрами.       Неприятное глубинное погружение принудительно перевело мозг в иной режим работы. Пальцы едва успевали преобразовывать в слова и цепочки формул то, что рождалось вереницами образов. Полученный результат мужчина обозначил как «Первый этап» и направил взволнованному адресату. Ответ пришел только через час, зато утешительный: «Стабилизация пошла, но нужен образец».       «Сможете получить?» — уточнил мужчина.       «Не раньше, чем через два дня. Формальности, контрольные заборы. Черт их подери!»       Следующую часть мужчина понимал меньше всего, физическое воплощение формул так и оставалось для него плохо постижимым. Несколько капель одного, несколько крупинок другого, слить, замешать, растворить, набрать в шприц и вколоть себе в вену. Дальше мир поплыл. Если бы не выставленный таймер, покорение просторов Вселенной продолжалось бы гораздо дольше.       Предплечья были нещадно исколоты, почти как у наркомана, но кого это волновало? Очередной прокол, и новая колба с образцом крови попала в анализатор. Полученные результаты немедленно отправились к нетерпеливому адресату.       «Принято, — успокаивающе через три часа сообщил тот. — Первый этап пройден. Давай второй. Не налегай там слишком сильно».       — Иди ты, — пробормотал мужчина, образы продолжали истязать мозг, а тело подрагивало от новых доз.       Неделя ушла на то, чтобы выправить ситуацию.       В итоге от банка пришло оповещение о пополнении счета на кругленькую сумму.       При таком раскладе дел маньяку было не до жертвы, но когда руки все же дошли до просмотра записей с камеры в парке, оказалось, что хромоножка дважды ходил к ангелу. Первый раз он, наконец, забрал фотографию с выполненным заказом, а второй — что-то закопал у постамента. Маньяк усмехнулся, игры продолжались, возможно, мальчишка вошел во вкус.       Теряясь в догадках о том, кого неугомонный калека невзлюбил на этот раз, мужчина осторожно пробрался сквозь заросли к молчаливой статуе. Темный парк, как и полагалось, безмолвствовал. Уже не было листвы, чтобы ветер мог ею шелестеть, не было птиц, что сновали бы в ветвях, не было людей, что бродили бы по дорожкам или вялой траве, втаптывая ту в грязь, не бегали собаки, что могли спугнуть тишину пронзительным лаем. Некому и незачем было находиться в промозглом парке в такое время, кроме мужчины, терзаемого болезненной страстью.       Порывшись у подножия изваяния ангела, маньяк с легкостью нашел новое послание. На криво вырванном тетрадном листе красовались старательно выведенные печатные буквы: «Петр Степанченко, школа №4», дальше шел класс, потом домашний адрес, после чего стояло безжалостное «Убей». Видимо, заказчик очень переживал, чтобы исполнитель не ошибся. Маньяк прекрасно понял, о ком идет речь, и брови удивленно вскинулись вверх.       Однако поразмыслить над ситуацией как следует мужчина не успел, кусты затрещали, и к ангелу вышел еще один ночной посетитель парка. Маньяк среагировал мгновенно, смял записку, сжав руку в кулак, а второй рукой нащупал в кармане нож.       Вышедший из кустов негромко проронил:       — Это я, — и, мгновение помолчав, добавил, — а это… — голос дрогнул, выдав сильнейшее волнение, но фраза продолжилась, — вы?       Целиком прозвучало довольно бредово, но оба поняли.       Конечно, мужчина узнал свою вожделенную жертву. Он так долго следил за хромоножкой, что не ошибся бы и в более сложной ситуации.       «Что же ты задумал?» — пронеслось в голове у маньяка.       Ловлю на живца тоже нельзя было исключать. Тут же садист отругал себя за то, что просмотрел записи с камер не до конца и не убедился, что поблизости с печальным ангелом никого нет.       Маньяк и его вожделенная жертва продолжили молча стоять друг против друга, но совсем не лицом к лицу. Мужчина из предосторожности прикрывал себя низко опущенным капюшоном, и Пете для обозрения достались лишь размытые темнотой очертания бритого подбородка.       Именно так теперь для Пети выглядела смерть: высокая, широкоплечая, одетая во все черное, включая перчатки, и без человеческого лица.       «Тем лучше», — подумал Петя, ибо так она полностью оправдывала его ожидания.       — Я готов, — произнес Петя совершенно изменившимся от сумасшедшего волнения голосом и закрыл глаза.       «Прощай, мама, — с замиранием сердца стал проговаривать про себя Петя, — Прощай, Вероника. Прощай, бабушка Наташа. Прощайте, сестренки. Прощай, дед Андрей. Прощай…»       Мужчина смотрел на хромоножку из-под прикрытия капюшона и первые секунды ждал какого-то подвоха, а потом темная страсть обладания начала затапливать мозг. Сверху она рванула вниз, промчавшись вихрем, вздернув все существо, распалив пожар вожделения. Это ведь был тот самый парк и тот самый мальчишка, кривенький и беззащитный, а вокруг никого, не считая ангела, который продолжит хранить их темную тайну.       Разум жаждал утонуть в страсти, забыться, отринуть все сомнения, хоть раз поступить так, как неистово хочется, а не так, как нужно. Но последний инстинкт, инстинкт самосохранения — остался на страже, железной рукой он стиснул похотливые мыслишки и вынудил поступать здраво. Хотя бы отчасти.       Мужчина тронул Петю за плечо. Пете показалось, что сердце остановилось. Его уже настигало сегодня такое ощущение, когда он впервые сквозь заросли увидел своего ангела смерти. А потом еще раз, когда осмелился шагнуть к нему и выдать свое присутствие. Пете показалось, что тогда он и умер, но жизнь в нем почему-то продолжала теплиться. От запредельного холодного ужаса тело плохо слушалось, а голова плохо работала, и он ждал только одного — быстрого, безжалостного конца. Однако, по непонятным для него причинам, время продолжало тянуться. Мгновения ожидания превратились в пытку, решимость стала быстро покидать Петю, приходилось снова искать в себе силы, чтобы не удариться в позорную панику.       Стоило же ощутить на себе прикосновение убийцы, и вся буря чувств опять была готова сбить хромоногого героя с пути отчаянья. Петя мгновенно открыл глаза и в ужасе уставился на мужчину. Тот сделал рукой приглашающий жест, предлагая Пете первым выйти из зарослей.       На неверных ногах Петя поковылял в указанном направлении.       Он брел между деревьев, не разбирая дороги, каждую секунду ожидая, что его настигнет фатальный удар в спину. Смерть шла за ним по пятам, больше не прячась, не подглядывая из-за угла, не скрывая своих намерений, она следовала за ним на расстоянии вытянутой руки, испытывая его решимость расплатиться своей жизнью за три отнятых. Безжалостная пытка продолжалась.       Маньяк ступал за своей избранной жертвой как можно тише. Он был напряжен до предела, восприятие обострено, каждый звук, каждое движение сейчас имели значение. Мужчина продолжал ожидать засады. Он следовал за жертвой, как хищник за добычей, всей кожей, каждой вздыбленной шерстинкой отслеживая, что происходит вокруг. Если бы Петя кинулся бежать, маньяк не стал бы его преследовать. Садист еще не рассчитывал на похищение, но раз жертва рассудила по-иному, он следовал ее плану.        Так вместе они вышли из темного парка на освещенную улицу. Петя оглянулся, чтобы узнать, куда идти дальше. Тут мужчина обогнал его, сам вышел вперед и сделал знак следовать на ним.       В соседнем с парком переулке мужчина остановился у грузовой ГАЗели, приподнял заднюю часть тента кузова и указал туда. Без возражений Петя забрался внутрь, и его поглотила непроглядная тьма. Он сделал несколько шагов и остановился в нерешительности. Нечто налетело сзади, стремительно и неотвратимо, зажало рот и отправило в небытие уколом в шею.       Приходилось действовать почти наощупь, но очень быстро. Добровольной жертве связали за спиной руки, прикрутили к стойке борта, заклеили рот и глаза скотчем, накрыли пустыми мешками. Затем ГАЗель сорвалась с места и помчалась за город.       Сердце скакало в груди в бешеном ритме. Разум швыряло от паники до эйфории. Сотни вариантов дальнейших действий раздирали мозг. И у всего этого огненного безумия была только одна причина — жертва, что неожиданно сдалась сама. Пусть маньяка лишили удовольствия выследить и схватить, но фактом обладания он собирался насладиться сполна. Сотни раз хотелось остановиться, ринуться в кузов и там, в беспросветной темноте, поиметь хромоножку страстно и безжалостно. От мгновенно накрывающего перевозбуждения перехватывало дыхание, а сидеть становилось не то что неудобно, а просто больно. Нога буквально ныла от желания нажать на тормоз. Однако следующей волной накатывали воспоминания о любимой фантазии, о жестоком изнасиловании в промозглом парке. Тело взвывало требовательным желанием. Фантазия обязана была воплотиться в реальность.       Мужчина впивался руками в руль и продолжал мчаться, почти не глядя на дорогу. Тем не менее, даже ослепленный приступами безумного вожделения, он не забыл повилять по улицам, затем нарезать несколько кругов по загородным трассам, и только потом направиться к своему убежищу.       Загнав машину в лесополосу, как можно ближе ко входу, маньяк выскочил из кабины и кинулся в кузов. Петя еще не пришел в себя. Мужчина вынужден был нести его на руках, словно величайшую драгоценность. Его сердце ликовало. То, что он так страстно желал, наконец, находилось в его полной власти. А еще мрачный частокол деревьев вокруг, шелест последней листвы и хлюпанье грязи под ногами, холодная сырость, пропитавшая воздух, и темнота, которая не выдаст — все слишком напоминало старый парк. На мгновение мелькнув, эта мысль разбудила новую жаркую волну. Здесь, вдали от посторонних глаз, отступил даже инстинкт самосохранения, оставив маньяка один на один с диким, хлещущим во всю мощь вожделением.       Мужчина практически бросил свою ношу на остатки гниющей травы, перевернул на живот и одним резким, требовательным рывком почти по колени стянул с хромоножки спортивные штаны и трусы. Петя все еще не пришел в себя, он ничего не чувствовал и не сопротивлялся. Небольшие округлые ягодицы не сжались в предвкушении неизбежного, даже не покрылись мурашками. Теплые и расслабленные, они так и манили вцепиться и разодрать в кровавое месиво. Маньяк усмехнулся и дважды шлепнул по невинным выпуклостям, те дрогнули, вероятно, даже застенчиво порозовели, но в темноте этого не было видно. Мужчина сильнее раздвинул Пете ноги. Узкий сжатый вход призывал неотвратимо. Не захотелось ни игр, ни мучений, ни садистской забавы с шипами, просто ворваться и поиметь.       Раскаленной приливной волной тело захлестнуло возбуждение, забарабанило в ушах, завибрировало в мыслясь, забурлило в штанах. Привередливый орган мгновенно налился до каменной упругости, казалось, даже слюна зашипела, когда попала на его раскаленную кожу. Скачка предстояла отчаянной, и мужчина не пожалел единственной доступной сейчас смазки.       Покоряющий прорыв был стремительным и неудержимым. Неважны стали грязь и холод любовного ложа, скудность и жесткость тощей подстилки из веток, травы и листвы. А вот терпкий аромат прелости и умирания природы очень подходил для происходящего, как нотка горечи в пиршестве сладостного безумия. Юное упругое тело горячо обхватывало врывающийся орган, пружинило, пыталось сопротивляться, но пока не пробуждалось.       Размокшая земля хлюпала от резких фрикций, грязь разлеталась в стороны. Мужчина вцепился руками в пожухшую траву по обе стороны от головы жертвы и быстро двигался по беззащитному телу вперед и назад. От резких горячих выдохов волосы на Петиной голове шевелились и сбивались в сторону. Маньяк вроде бы не закрывал глаз, но мало что видел, потому что сейчас зашкаливала острота совсем иных ощущений. Тело вопило от наслаждения, а мозг захлебывался от приближения экстаза. Организм готовился швырнуть в топку оргазма все, что имел, без остатка. Поднялось, вздыбилось, забурлило в каждой клетке, в каждой жилке.       Неожиданно Петя зашевелился, задергался, замычал, потому что рот еще был заклеен, как и глаза. И это мгновенно изменило происходящее. Юное тело, что участвовало в акте, как бесчувственный и почти безликий объект, обрело себя, свою значимость, индивидуальность и волю. Их стало двое: тот, кто имеет, и тот, кого имеют. Первый горел страстью и рвался вперед и вглубь, а второй кричал от боли и извивался всем телом, чтобы избавиться от распирающего проникновения.       Сейчас трепыхания жертвы оказались крайне неуместными. Они раздражали, сбивали с ритма и мешали мчаться к завершению без оглядки. Несколько раз Петя слишком удачно дернул назад головой и ударил насильника. Тот пришел в бешенство, сильнее вдавил Петю в землю и зло прошипел на ухо:       — Лежи смирно! Ты же сам для этого пришел! Лежи смирно, а не то прибью!       Но Петя не мог оставаться безучастным. Решая отдаться в лапы маньяка, он рассчитывал быстро умереть, а не терпеть жуткую боль и поругание. Он забился под терзающим его мучителем еще отчаянней. Пусть возможностей сопротивляться ему оставили совсем немного, руки еще держал скотч, а лежащий сверху мужчина превосходил Петю и в росте, и в весе, но жертва не желала сдаваться. Боль от грубого вторжения жгла изнутри, осознание, что его насилуют, бичевало разум и душу. Уже и холод, и мокрая жижа не имели значения, Петя бился за нечто более ценное, чем сама жизнь.       Стремясь убрать помеху как можно быстрее, маньяк схватил Петю за волосы и несколько раз безжалостно ударил головой о землю. Лицо жертвы окунулось в грязь, его оцарапали ветки, из разбитого носа полилась кровь, но самое главное — от этого стало трудно дышать. Словно рыба, выброшенная на берег, Петя пытался хватать заклеенным ртом воздух, на время забыв о сопротивлении, а садист задвигался на нем снова, вбиваясь внутрь еще яростнее, стремясь подстегнуть ослабевшую чувственность.       В оживлении жертвы вдруг появилась своя прелесть, свое особое, извращенное удовольствие. Она отвечала своему мучителю, надрывно, пламенно, страстно и абсолютно искренне, она горела вместе с ним всем существом, как падающая звезда, которая мчится к своему концу, но при этом блистает и пламенеет. Полное взаимодействие, совершенное соучастие, сопричастность и созависимость сцепили два тела и две сущности.       В жарких выдохах маньяка появился хрип с нотками восторга. Его мучительная мечта исполнялась, ведь он имел того самого хромоножку. Петя бился под ним, щуплый, жалкий, но горячий, стонал и мычал, но был вынужден принимать в себя жесткий и почти раскаленный орган. Хлюпала уже не только грязь под ними, но и кровь между ними в самой жаркой, терзаемой и раздираемой точке. Садист снова мчался к своей вершине, перевозбуждение захватывало дух, голова гудела, сознание пыталось куда-то ускользнуть, но тело на всех парах летело вперед, вгоняя себя в узкий проход резко и безжалостно.       А потом произошел взрыв, мощный, безумный, бесподобный! Взрыв ядерной бомбы не был бы для организма так ярок и беспощаден, как этот выплеск оргазма. У маньяка побелело в глазах, дыхание перехватило, сознание вышвырнуло из тела, а потом втянуло обратно. Огненный смерч понесся по всем сосудам. Тело затрясло от боли и удовольствия. Мышцы произвольно сокращались. Горячие волны ядовитого удовольствия стали прокатываться туда и обратно, сметая и разрушая все на своем пути, а потом еще и разравнивая руины.       Маньяк выпал из реальности, пока барахтался в приливах экстаза. Он двигался все медленнее, меньше налегая на практически раздавленного Петю, и тот наконец смог отодвинуться от края удушения. К этому моменту силы покинули его, тело ослабело. Петя уткнулся лбом в грязь и пытался отдышаться. Терзавший его мужчина остановился.       Искристое удовольствие схлынуло, оставив теплое послевкусие, которое, однако, продолжало уносить потоком куда-то дальше, в сумрачную глубину. Расслабление, отупление и глубинная усталость пробрались в тело, что выполнило свою главную природную задачу, и еще настойчивее потащили во тьму. Дойдя до критической точки, осознав, что более фееричной разрядки в жизни уже не будет, отравленный сверх удовольствием разум захотел умереть. Именно сейчас, в данную секунду прервать жизнь, потому что уже нечего желать и не о чем сожалеть, а там, в глубине загробного мрака, будет только бесконечный покой. Навсегда.       Маньяк глубоко вздохнул. Да, это было бы прекрасно, но… его сердце продолжало биться, а разум, хоть и лениво, но работал. Из временно затопленных сладостью глубин выбрался назойливый страх быть разоблаченным.       Жертва тоже все еще была жива, она затихла, присмирела, но по-своему оставалась опасна. Маньяк встал. Ночная темнота скрывала надрывную выразительность окровавленных ног и ягодиц хромоножки, живота и паха насильника, но садисту было достаточно и самого осознания, что это произошло. Он быстро поправил одежду, а потом схватил Петю за шиворот и рывком поднял с земли. С проблемой стоило разобраться немедленно и кардинально.       — Пора сдохнуть, — прорычал садист.