Бесприданница

У Макса руки красивые. Настолько красивые, что Денис засматривается и не может отлипнуть, будто скотчем примотанный. Нет, по-другому. Словно муха, и не в паутине даже застрявшая, а на этой мерзкой ленте под потолком, от которой себя не отодрать. Так после смерти и остаёшься весь липкий и жалкий. Денис только-только из душа вылез, где шпарил себя кипятком, что есть силы (в бане точно бы снесло в обморок), но таким же липким и остался. Довод и аргумент. Рабочая теория. Он, может быть, самую малость чувствует себя жалким уже сейчас, когда приходится нечеловеческие усилия прикладывать, чтобы прекратить разглядывать сбитые костяшки издалека, но никогда не просит прикоснуться к себе. Разве что, упускает момент, когда Макс подмечает эту его маленькую (смешно) слабость и решает взять на себя всю ответственность (когда такое было?) — теперь он держит за руку, когда никто не видит, обнимает, вычерчивая линии на спине, и согревает замёрзшие от холодного ветра щёки, прижимая ладонь к коже и целуя меж пальцев. Он не считает себя романтиком, но Дениса как-то глупо и наивно хочется уберечь от дерьма, которым он сам, впрочем, до краёв полон. И сейчас, когда Кольцов снова ловит его взгляд, желание это увеличивается в геометрической прогрессии. Он тянется за сигаретой, обречённо заламывая пальцы — Эля увела всю пачку, — и ему, совершенно трезвому, смешно за таким поплывшим Денисом наблюдать, но это только пока. У Титова столько способов расквасить ему психику, что подумать страшно, поэтому Макс и не думает. Эля, будучи посвящённой в обряд «облапай мальчика из Москвы и получи приз», шутит по этому поводу при любой удобной возможности, предлагая Денису тихонечко свалить из поля зрения «этого психа, если он всё же сорвётся и приберёт к рукам — всё, как в ералаше, помощнее взрыва атомной бомбы, чтоб её». Но как можно свалить, когда Макс сам тащит за собой в комнату, подальше от остальных, снимает аккуратно с плеч шубу, усаживает на диван и сам рядышком садится, смотря каким-то не своим совсем взглядом. Задумал чего-то, это ясно, но Денису не страшно. Он сейчас и умереть не боится — можно разве, когда Макс близко настолько, что забивает собой всё сознание, и перед глазами уже не звёзды, а парад планет? — Давай поженимся? — Чего? — Выходи за меня, говорю. Макс смеётся, по привычке толкая Дениса в плечо, а тому совсем не до смеха. — Ты это серьёзно? — Да. Хочу узнать, с какой планеты ты, чудик, прилетел, а у мужа и жены секретов друг от друга нет и быть не может. — Придурок, — Денис хочет закрыть Максу рот ладонью, чтобы возможности не было вслух издеваться. — Ты в курсе, что мы мужьями будем в таком случае, о какой жене речь? — А, то есть, ты согласен? Прелесть моя, иди поцелую! Денис больно щипает парня за бок, пересиливая себя и отодвигаясь подальше. Он дико устал сегодня, голова раскалывается и не даёт нормально соображать, а у Кольцова хватает энергии на шутки и «да, мы с твоими нервами в серьёзных отношениях, маленький». Маленький, конечно. На диване и без того места немного, а сейчас ещё меньше, из-за распускающего руки журналюги. Он тянет, ложится со скрипом (подводят то ли кости, то ли пружины дивана), укладывает на себя, обнимая поперёк груди, и целует в макушку. Волосы у Дениса ещё мокрые после душа, и Макс думает о том, что этот чудик ему, помимо души, неосознанно щекочет и губы. — Пойдём завтра грибы собирать? Ты мне обещал. — Если только в гробу, — отмахивается Денис, понимая, что от участи заснуть в руках Макса ему никуда не деться. — Ещё чего, — Кольцов нарочно обнимает сильнее. — Как мне тебя уговорить? Хочешь, и правда поцелую? Денис прячет неожиданную для себя улыбку, закрывая лицо ладонями и не разрешая Максу присматриваться. Пусть и выглядит это как простое ребячество, таким трепетом его давно не обдавало. Он жутко скучал по такому (дурацкому!) Кольцову, по его рукам на себе, его голосу, и никогда не скажет вслух о том, что у него в голове творится, но Макс каким-то образом чувствует, без слов понимает. Ему тепло и уютно с колючим Титовым, хоть иногда и кажется, что у ежа бешенство, не могут ведь глаза сами собой вот так гореть. — Ты мне так и не ответил, — Макс наигранно хмурится, толкая Дениса носом в висок. — Я ведь могу и без разрешения поцеловать. — Я знаю, — отвечают ему глухо, не отнимая ладоней от лица, — ты много чего делаешь без моего разрешения. Макс привык в словах Дениса разгребать горы пыли и грязи, которыми тот усиленно правду прячет и не хочет делиться. Повезло, что Кольцову во всякой мерзости разбираться не пристало, а когда дело касается Дениса, даже наоборот, прикипело и прилипло. Щёлкает его замочки-заморочки как орешки. — Сегодня я не специально тебя так растормошил. Ты таблетки пить отказывался, болезный. Денис берёт руки Макса в свои и задирает голову, чтобы посмотреть на подаренную ему улыбку. Чертила, напихал ему за обе щеки сегодня этих таблеток да ещё и водой давиться заставил. — Это твоих методов живодёрских не оправдывает, журналист. Обломишься с поцелуями. — Стоп! — Макс, не теряя ни секунды драгоценного времени, меняет их с Денисом местами, нависая над ним почти что стеной. — А я здесь зачем, спрашивается? — Если мне память не изменяет, ты здесь для того, чтобы таблеточками меня кормить, разве нет? Тишина затягивается, но с ней проще. Им интуитивно легче друг друга топить, и Денис без лишних раздумий обнимает за шею, пальцами давит на позвонки, на плечи и лопатки. Макс от непривычной ласки машет головой, как довольный пёс, наклоняется к Денису вплотную и убирает с его глаз чёлку, взглядом передавая всё, что Титов хочет сейчас услышать. Невербальной коммуникации Денису хватает, и он сам подаётся вперёд, чтобы поцеловать, приятно, но мало, выдерживая оборону. — Бесёнок ты маленький, — сюсюкает Макс, уворачиваясь от горячих ладоней, что норовят треснуть хорошенько и по шее, и по лбу, — будем тебя воспитывать. Денис соображает резво, что просто так Макс не отступит, когда тот легонько кусает его плечо, оголённое, всё ещё распаренное после душа, и шумно выдыхает, поднимаясь к шее, кусая и её. У Дениса кожа такая красивая, такая тонкая, на ней даже самый слабый укус расцветает алым пятнышком, налитым кровью. Пустить бы её. На волю. — Нельзя, — ворчливо отзывается Денис, впрочем, ни разу не мешая этим Максу. — Упырь, ну, точно сейчас врежу! Кольцов не слушает. Целует, обдавая воздухом мокрые следы, спускается ниже, задирает свободную футболку до самых ключиц. Сердце Дениса отбивает неровный ритм, Макс под него на автомате подстраивается, трётся носом по побежавшим мурашкам, изредка посматривая на ожидаемую реакцию — Денис зарывается пальцами в свои волосы, оттягивает пряди осторожно, но чувствительно, продолжает расходиться дрожью и поволокой во взгляде. Максу такая реакция бьёт в кровь адреналином, это явное желание Титова получить всё и сразу, особенно, если его заставляют ждать, как сейчас. Рука скользит по руке, Макс переплетает их пальцы и одним слитным мазком лижет под рёбрами. Денис свободной рукой нашаривает в кармане штанов какой-то крем, легонько бьёт им Макса по виску и смеётся, не сдерживаясь, когда тот хмурится. — Ты собираешься зайти так далеко? — Не я, а ты. — Слушай, — Денис новым приступом смеха взрывается на эту интонацию, и Макс тоже не выдерживает, улыбается широко, через слово смеясь, — надо ограничить твоё общение с Элей, она тебя не тем вещам учит. — Да, ограничишь всё, что тебе вздумается, но не сейчас, — Денис тащит на себя, вцепившись в предплечье, из-за чего Кольцов шипит сквозь зубы, но поднимается, прямо напротив довольного лица замирает. — Сейчас даже думать ни о чём, кроме меня, не смей. Макс целует снова, как он сам хочет и любит, зная, что Денис против не будет точно, и делает попытку стянуть его штаны вниз, чтобы наконец дотронуться. Джинсы его не скрывают ничего, но так не легче — Макс, что-то промычав в жадные до него губы, отстраняется, снимает, наконец, с Дениса штаны и боксеры, и тот остаётся в одной только задранной футболке, совершенно, абсолютно, непередаваемо прекрасный. Вереница прикосновений в конце концов приводит к тому, что Денис не то что терпеть, он нормально два слова связать не может — Кольцов максимально старательный во всём, что касается этого бешеного, лишь бы и дальше так трогательно ломался, сразу по хребту, с хрустом. Лишь бы и дальше плыл. — Макс, стой, подожди… — Макс всё понимает, но движений не останавливает, руки у него «талантливые», никакой поддержки не нужно, — да к чёрту, делай, что хочешь, подлиза. Макс слушается (ещё бы он не), следом пачкая руку, живот Дениса и парочку своих мыслей — попробовать на вкус хочется ужасно, но Денис к себе после этого не подпустит. Титов дышит прерывисто, воздух мешается с его голосом и выдаёт неровный стон, прочно отпечатавшийся в сознании Макса на веки вечные. — Уверен, что хочешь ещё? Денис глаза открывает медленно, но смотрит честнее некуда, и Макс кивает, вытаскивает забившийся меж спинкой и сиденьем дивана крем и давит на пальцы столько, что Денис невольно улыбается. — Можешь так не тратиться. Мне в душе и то меньше пригодилось. Макса осознанием накрывает не сразу, но когда это происходит, он перестаёт себя сдерживать вообще — растягивает в спешке, втирает излишки крема в худые бёдра, поднимается к животу и бокам, и только потом проходится ладонью по члену, не сводя глаз с омутов напротив. Входит одним движением, вновь хватая Дениса за руки, а тот лбом в его плечо упирается и шёпотом выдаёт: — Когда-нибудь ты дашь мне отдышаться, зверюга. Макс кивает, сам кое-как собирая себя в кучу, чтобы не быть особенно громким, но Денис это замечает тут же и кусает предупреждающе. Кольцову выдержки хватает только на то, чтобы в очередной раз втрескаться в чужие губы, вынуждая Дениса то ли успокоить себя самого, то ли, наоборот, распалить пуще прежнего. — Давай же, — Денис выбирает второе, целует в шею, стоит Максу от него отлипнуть, следы оставляет, собственник до мозга костей. — Я не настолько сильный, чтобы перевернуть тебя и оседлать, ей богу, журналюга! Макс улыбается, вслушиваясь в эту сорванную ноту и сам срывается тоже — двигается размашисто и сильно, Денис еле успевает вдыхать, как тут же воздух выбивает из лёгких, всё тело отзывается на прикосновения и горячие слова по коже, пока Макс его методично и правильно заполняет собой, полностью, разум, тело, душу. Но главное, что трогает. Руками своими невозможными. — Сладкий, — Макс вслушивается, шёпот заставляет его притормозить, но Денис только навстречу подаётся, — так хорошо было, зачем остановился? В глазах у Титова ни грамма вменяемости, и Максу одновременно гордиться и смеяться хочется, изнутри самого растаскивает, с ним такое впервые. Он и Дениса, и себя к черте подводит спустя несколько толчков, не утруждаясь выйти из разгорячённого тела — только поцелуями в грудь и ключицы извиняется, наскоро добираясь до губ. — Ты правда это сделал только что? — Считай первой брачной ночью, — Макс щёлкает его по носу, глядя на усталую улыбку, которая куда-то глубоко в сердце закрадывается. — Будешь так руки распускать, кольца не увидишь, — Денис обнимает крепко, силясь обхватить и ногой, но та не слушается. — Не торопи события, не муж я тебе. — Пока что. — Нужна тебе такая бесприданница? Макс кивает, но Денис этого и не видит уже — засыпает и дышит ровно, дрожа ресницами. Последнее, о чём Макс думает, перед тем как укрыть Дениса пледом и повести пальцами по его талии, это леопардовая шуба. «Бесприданница». Скажет ведь ещё.