***
Когда он вернулся, солнце уже встало. Была рань, и большая часть команды ещё мирно спала. Обычно к этому времени просыпались лишь Скаут, Шпион, и время от времени Хэви; вероятно, заваривающий в кафетерии чай для дока. Скаут пробегал мимо фургона Снайпера, заставая его у окна с кружкой утреннего кофе; тот наблюдал за снегопадом. Когда Скаут приветствовал его быстрым взмахом руки, Снайпер ответил, подняв кружку и улыбнувшись. Кроме Поджигателя, Снайпер был единственным в команде, кто, похоже, никогда не уставал от его разговорчивого, гиперактивного характера. Если и уставал, то никогда не жаловался ему в лицо. Скаут мог без умолку болтать о том, как красива мисс Полинг, о том, какой вес он может поднять (СЛИШКОМ большой, чтобы и невооружённый глаз всё понял, спасибо), или о любимых комиксах; Снайпера всё устраивало. Иногда он кивал или одобрительно что-то поддакивал, показывая своё присутствие, но не вмешиваясь в обсуждение. Но он ни разу не просил Скаута заткнуться или уйти. И он был одним из первых, кто обнаружил о семейной связи Шпиона и Скаута. Последний вообще всё узнал только потому, что Снайпер сам ему об этом сказал, когда истина была слишком очевидной. Он извинился за свою ложь, но условился, что не будет вмешиваться. «Семейным делам стоит решаться внутри семьи, ты так не думаешь?» — так он себя оправдал. Скаут был обижен, но со временем простил его. Всё же, он понимал, что Снайпер просто неловок, и всё это время надеялся, что Шпион сам поговорит со своим сыном об этом. Спорить с этим было бесполезно. Чёрт, если бы он только знал. В животе зарождались дурные чувства опасения и отвращения, но он сумел их подавить. За что ему вообще чувствовать вину? Это вина Шпиона. Это всё вина Шпиона. Эти тупые чувства, омерзительные желания. Его отсутствие в большей части жизни Скаута создало отвратительную смесь печали, ярости, острой боли и… желания. Голода. Желания, чтобы отец больше никогда не отводил от него взгляда; желания, чтобы он, сука, почувствовал, как Скауту было больно. Он не любит Шпиона. Это нелепица. У них и не было нормальных отношений, и все это из-за трусливости Спая. Как сокомандники, они едва ли друг друга терпели. Выручали на поле боя — это их работа, но в остальное время избегали друг друга, как чумы. Иногда Скаут в одиночестве чувствовал на себе тяжёлый взгляд; чьё-то невидимое присутствие, в самый неподходящий момент, но каждый раз старался это игнорировать. А как отец и сын, они… Работали над своими отношениями. По-своему, испорчено. Оглядываясь назад, Скауту стоило бы быть осторожнее — Шпион принял его предложение слишком быстро. Он должен был выразить недоумение, шок, отвращение; посмеяться Скауту в лицо, своим тупым, снисходительным хрюкающим смехом. Но вместо этого, он, оказалось, был готов разделить больные фантазии Скаута. Словно сам давно этого желал. Похоже, не такие уж они и разные. Скаут подавил сухой вздох. Он шёл по базе, на ходу отряхивая снег с ботинок. И когда дошёл до курительной, то открыл дверь без стука. Ему и не нужно было; никто кроме Скаута, к Шпиону почти не заходит, так что он никогда не утруждался запирать свою комнату. Либо так, либо он настолько уверен в своих силах, что принимал любого врага — достаточно тупого, чтобы вторгнуться — за желающего умереть. Самодовольный гад. Когда Скаут зашёл, Шпион, с сигаретой в руке, как обычно сидел у камина. Скаут закрыл дверь и запер её, испытывая угрызения паранойи. — Как пробежка? — спросил он мимолётно, отпивая кофе и даже не поворачиваясь. Пялился прямо на пылающий камин. — Нормально, — буркнул Скаут. Эта часть их рутины была ему отвратительна. Обычно он мог заговорить кого угодно часами напролёт — в болтливости он считал себя даже опытнее, чем в невероятной скорости; у него просто никогда не заканчивались темы. Но ЭТИ моменты были неимоверно неловкими. Каждый раз, перед тем, как перейти к делу, Шпион тщетно пытался наладить со Скаутом контакт: спрашивал, как прошёл день, как тренировка, связывался ли он недавно с семьёй. Скаута это бесило. Сбивало с толку. Он лгал о своей личности почти три десятилетия, и теперь, стоило им разок трахнуться, вдруг захотел быть чутким отцом? Ёбаная шутка. — Снайпс уже проснулся, — добавил Скаут, пожимая плечами. Шпион вздохнул. — Знаю. Он всегда бодрствует к этому времени. — нотка раздражения в его голосе не осталась незамеченной, но Скаут подавил желание это комментировать. Какой бы странной не была их вражда, это не его дело. Да и не то, что бы ему было не всё равно. — В любом случае, — Шпион резко сменил тему, — Шмождество уже на носу. — Ага. И? Шпион глубоко затянулся из сигареты — знак того, что он изо всех сил пытался сохранить хладнокровие в ответ на язвительность своего отпрыска. — И я хотел поинтересоваться, не хочешь ли ты что-то. Скаут не сдержал злобного смеха. Резкого и вовсе не весёлого. Он подошёл к Шпиону, вытирая слезу. — Ты хочешь знать, чего я хочу? Ты шутишь, да? Ты не серьезно. — Зачем бы я тогда спрашивал? — высокомерное выражение лица Шпиона выводило из себя, и Скаут наклонился, чтобы быть наравне с его лицом. — Знаешь, чего я хочу, старик? — он прошипел сквозь зубы. С такого расстояния, запах дыма, кофе и одеколона ударил точно в нос. — Хочу, блядь, стереть этот дебильный вид с твоего тупого лица. До того, как Шпион успел ответить — всегда оставляя за собой последнее слово, этот придурок— Скаут выпрямился и расстегнул его штаны. Хотя бы раз. Хотя бы раз, он так хотел застать Шпиона врасплох, чтобы он спрашивал, что, Скаут, по его мнению, творит, начал бормотать какие-то нервные мольбы, извинения, о, Джереми, пожалуйста, я просто хочу поговорить! Но он лишь выкинул сигарету и сдёрнул перчатки. С совершенно невозмутимым выражением лица. Всегда хладнокровен. Всегда знает, что будет дальше. И всегда, блядь, принимает это. Неважно, как бы Скаут ни старался его обогнать — Шпион всегда был на два шага впереди, держа всё под контролем. Это приводило его в бешенство. Не раздумывая, Скаут схватился за верх маски Шпиона; но прежде чем он успел поднять её, холодные, тонкие пальцы схватились за его запястья и сжали. Сильно. — Прекращай это дурачество, — предупредил Шпион, но Скаут не шелохнулся. Он смотрел прямо ему в глаза, и тихо выдохнул, осознавая, насколько они были похожи на его собственные. — Джереми. Отпусти. Лишь после упоминания своего имени, Скаут наконец разжал хватку на маске Шпиона. Шпион разгладил складки на балаклаве, и его взгляд упал на кулак, летящий ему в лицо. Отреагировать он не успел — удар в челюсть пришелся с такой силой, что Шпион отшатнулся. — Ой, да ладно, папаша, — выплюнул Скаут, изо всех сил стараясь игнорировать боль, пронзившую его руку. — Ты серьёзно не смог уклониться от ЭТОГО?! Столько тренировок, вычурных технологий. И ты всё равно не такой быстрый, как я. — он смотрел на Шпиона, кашляющего и вытирающего кровь со рта. Шпион подскочил к нему, с широко раскрытыми от ярости глазами, но гордая ухмылка Скаута стала только шире. Наконец-то, наконец-то его отец потерял контроль. Теперь-то он играл Скауту на руку. — Какой же ты шпион, а? — поддразнивал.— Боже, на твоём месте, мне было бы довольно стыдно— Скаут был прерван руками, схватившими его за горло и прижавшими к деревянному книжному шкафу. — Хочешь, что бы я был груб? Ты этого добиваешься? — дыхание Шпиона пахло как противная смесь меди и сигарет, а полки шкафа неудобно упирались Скауту в спину, но недостаток кислорода и близость их тел начинала опьянять. Хотелось, так что продолжил пытать удачу. — А ты как думаешь, умник? Ты ж шпион, догадайся. — Хорошо. Скаут едва успел среагировать, прежде чем его развернули и повалили на пол. Он приземлился на ковёр перед камином, тепло пламени быстро ошеломило своим жаром. Краем глаза, он заметил, как Шпион тянется за чем-то в комоде. При ближайшем рассмотрении, это оказалась смазка. Чёрт, уже? Обычно Шпион был ужасно нежен. Настолько, что это было почти невыносимым. Если спросить Скаута — его отец был слишком… тактичен, для характера их действий. Он обращался со Скаутом, как с каким-то нежным цветочком, фокусируясь на прелюдиях и поцелуях; постоянно уточнял, было ли ему приятно, был ли он в порядке. Было ли нормально всё, что они делают. Но это было не так. Ну, объективно говоря. Ничего из того, что они, блядь, делали, не было нормальным. И никогда не будет. У них были свои причины продолжать, и ни одну из них Скаут не хотел анализировать. «Это остаётся ботанам», думал он рассеяно. Мысли были прерваны каблуком Шпиона, вонзившимся ему в пах. Когда он успел так возбудиться? Скаут прикусил губу. — Ты собираешься снимать штаны, или мне сделать это за тебя? — потребовал Шпион, и Скаут усмехнулся, в жалкой попытке вернуть себе немного достоинства. — Да, да, сниму, старик, ток дай минуту, — ответил он. Как бы сильно сейчас не хотелось, чтобы Шпион оттрахал его так, чтобы он и думать больше не мог об их двинутых отношениях — своё упрямство едва ли было возможно подавить. Он ненавидел указы; Шпион, резко бросивший ему баночку со смазкой, тоже. — Замечательно! Значит и подготовиться ты можешь сам. И давай быстрее, я не в настроении терпеть. Скорость ведь по твоей части, м? — Скауту всегда было интересно, как долго они могли бы вот так препираться, и кто сдался бы первым. Вероятно, то был бы Шпион — Скаут бы не позволил себе проиграть. Однако у бушующего в штанах стояка были свои планы, так что он что-то проворчал и отопнул в сторону Шпиона свои кроссовки, надеясь, что хотя бы один его заденет. Шпион проследил за их полетом с удивлённой усмешкой. — Ты всё-таки такой ребёнок, — прокомментировал он больше себе, чем Скауту. Взгляд Шпиона на мгновение смягчился, прежде чем он, видимо, взял себя в руки. — поторопись, мальчик. Так очевидно. Скукота. Скаут спешно готовился, заведённый тем, как внимательно Шпион его рассматривал, но вдруг опомнился. — А что насчет тебя, а? Ты вообще будешь раздеваться, или просто пообжиматься собираешься? Будто я снова в старших классах. Шпион на это прищурился. — Похоже, юность ты зря не терял? — заключил он. — Не терял, и спасибо не тебе, — Скаут ответил холодно. — Я почти закончил. Может, тебе захочется немного поучаствовать. Шпион снял пижамные штаны, пару раз хлопая себя по бёдрам. Скаут почувствовал прилив гордости от осознания, как изводит его. На головке Шпиона уже виднелся предэякулят. Но вместо того, что бы приблизиться к его лицу — как обычно, для быстрого минета— Шпион навис над ним, держа член в руке. — На живот. — в ответ Скаут повиновался, но только чтобы наконец-то перейти к делу. Шпион одной рукой ухватился за его бедро, другой опуская голову. Скаут почувствовал, как вспыхивает от смущения. Они одни, никто больше не видел, но в этой позиции он чувствовал себя до постыдного уязвимым. Шпион не заслуживает видеть его таким. Но чёрт, как же стало приятно, когда он наконец начал толкаться внутрь. Несмотря на свою недавнюю доминацию, он не торопился входить полностью. Вообще, у Шпиона не такой уж и большой; даже обычный. Меньше, чем у некоторых сокомандников, но Скаут не мог не признать; техника, навык и страсть более чем компенсировали это. С первого их раза было очевидно, что у Шпиона был приличный опыт с разными партнерами. Что-то внутри Скаута сжалось от этой мысли. Он пытался убедить себя, что это просто обида на мать; альтернатива вызывала тошноту. Он нуждался в Шпионе, чтобы он заставил его прекратить так много, сука, думать. — Ну. Ты ждёшь пока я состарюсь как ты, или…? — он украдкой взглянул на нависающего над ним Шпиона. Тот молчал и почему-то ухмылялся. Вдруг он вышел, и без предупреждения резко толкнулся обратно и глубоко, заставляя Скаута вскрикнуть. Он хотел на это выругаться, но столь жёсткий темп затуманил всякие мысли. Прямо как он хотел. Так что в перерывах между вздохами и стонами, Скаут что-то мямлил. — Ты… Господи, ты такой мерзкий, сам-то понимаешь? Шпион тихо усмехнулся и ускорился. Значит слова Скаута что-то значили. Урод. — Не могу—блядь—н-не могу поверить, что ты это делаешь… Что подумала бы мама? — за эти провокации он получил шлепок по заднице и грубый рывок за волосы. — Достаточно, — Шпион проворчал. Так он был горазд трахать собственного сына, но проводил черту на упоминании его матери? Под чем надо быть, чтобы до такого додуматься? — Ты бы разбил ей с-сердце… — он продолжал, улыбаясь сквозь всхлипы, — уверен… она бы подумала, что ты самый мерзкий, отвратительный, ебанутый извра— Рука, что была на его волосах, вдруг опустила его голову к полу, вжимая прямо в ковёр. Всё тело прижато к полу, член тёрся о его поверхность с каждым грубым толчком Шпиона. Скаут очарованно смотрел на камин, наблюдая за языками пламени в футах от его лица. Он бы не признался в этом вслух, но регулярные ожоги от вражеского Пиро заставляли бояться огня даже вне боя. Но вид пламени сейчас, когда родной отец жадно вбивался в его тело, вызывал спокойствие. Тепло. Обычно Шпион предупреждал перед тем, как кончит, но сейчас он либо слишком зол, либо слишком занят погоней за оргазмом для таких любезностей. До того, как он мог среагировать, движения Шпиона стали смазанными, он сунул пальцы Скауту в рот. — Ты всегда так хорошо принимаешь мой член, — он прошептал Скауту на ухо, и в ответ он простонал что-то вокруг его пальцев. По подбородку текла слюна. — Такой хороший мальчик. Господи блядь. Скаут запрокинул голову назад и кончил, даже не притрагиваясь к себе — трение о ковёр и эти слова довели его до предела, вызывая приглушённый стон. Он был даже рад, что пальцы во рту не позволили ничего сказать — было страшно, что он мог бы выдать сгоряча. Шпион кончил в него на момент позже, прошептав что-то на французском. Он делал так каждую их сессию; Скаут предполагал, что это было то, что Шпион боялся сказать ему напрямую. Времени подумать об этом не было, Шпион медленно начал выходить. Скаут втянул воздух сквозь зубы. Он поморщился, чувствуя, как из него вытекает вязкая сперма. Некоторое время они просто молчали, собираясь с силами и одеваясь. Тишина была гнетущей, заставляя эмоции тяжело повиснуть в воздухе. Какая-то часть Скаута даже надеялась, что поднявшийся Солдат начнёт барабанить по двери, не позволяя задохнуться в собственных мыслях. — Обувь. — резко бросил он, смутившись от своего хриплого голоса. Шпион приподнял бровь, и Скаут прокашлялся, — ты спрашивал, чего я хочу на Шмождество. Ну, мне бы не помешали новые кроссовки. — он поднял ногу для наглядности — Эти уже совсем скользят. — И всё? — Шпион звучал настороженно. Вообще, он присматривался к кое-каким новым комиксам, не отказался бы от очередного альбома Тома Джонса для коллекции; да даже просто побольше баночек Бонка не помешало бы. Скаут хитро улыбнулся. — Я, эм. Буду держать в курсе. Пойдёт? Он ещё успеет сказать об этом всём Шпиону, когда вновь объявится в его комнате. А сейчас ему нужен был лишь душ, немного горячего шоколада и вздремнуть.