Нежность или страсть?

Стоя на берегу Невы, сразу понимаешь, какова водная стихия. Но зимой, когда вода покрыта толстой коркой льда, становится не так страшно, а даже спокойно: этот прохладный вечерний ветерок, пробегающий по волосам, далёкий и еле заметный горизонт, где мелькают лучи солнца, пытаясь вырваться из плена пелены серых туч, из которых падают белоснежные хлопья снега. Александра стоит на мосту, держась прохладными руками за чёрные перила, на которых высечены различные узоры, начиная с птиц, заканчивая завитками и листьями. Тёплый свет фонаря падает на лицо, неся за собой ощущение теплоты, даже не смотря на пасмурную Питерскую погоду. Романова выдыхает струйку пара, что мгновенно исчезает, стоит только пролететь пару сантиметров. На губах остаётся морозный привкус, такой приятный и прохладный, особенно после долгой работы в тёплом помещении. В серой радужке глаз заметно лёгкое уныние из-за столь долгой разлуки со златоглавой столицей. А кажется, что эти две недели пролетели незаметно, и последняя их встреча в домашней обстановке была только вчера. Саша вздрагивает, как только поверх стеклянной поверхности очков оказываются тёплые руки и всё становится как во мраке. Романова пытается взять чужую руку и понять, кто их обладатель. Девушка вслепую ведёт ладонью вверх и хватает пальчиками край рукава пальто, которое, судя по ощущениям, явно не из дешёвых, цепляется увереннее и ведёт выше. Нащупав тёплую ладонь, она узнает нежную кожу, даже не видя её, хватает за палец, пытаясь оторвать её от очей и слышит сзади тихий смешок, который звучит для неё, для Сашеньки, как песнь чудесного соловья. Она поворачивает голову, привыкая к резкому свету уличных фонарей. Перед глазами вырисовывается знакомая фигура столицы. — Ты всё так же невнимательна, — говорит первопрестольная, убирая руки в тёплые карманы зимнего пальто. У Сашеньки от вида Москвы сразу на душе как-то теплее становится, спокойнее, как за каменной стеной. Ей не нужны шумные балы, не нужно много общения. Ей всегда хватало Московской, что так заботливо была рядом почти каждые выходные. Они не виделись уже пару недель, что казалось настоящей пыткой. Загруженные дни после новогодних праздников заставили пока забыть об отношениях и быть на уровне: начальница - помощница. И вот теперь, без какого либо предупреждения, в пятничный вечер она, наконец, видит Марию. — Сашенька? — выводит из мыслей Москва и чуть обеспокоенно берёт Романову за прохладную ладонь, видя её чуть задумчивый взгляд. Конечно, Маша понимает, что появление получилось довольно неожиданным, но ей так нравится наблюдать за реакцией Сашеньки на её неожиданные приезды. Это помогает скрасить унылый вечер. — Всё хорошо, не беспокойся. Я просто... — девушка мнется, подбирая слова, которыми она хочет как можно больше показать, что ей Московской очень не хватало последнее время, — Я просто не ожидала, что ты приедешь, — она улыбается уголками губ, снова выдыхая белый пар и переводя взгляд на столь любимые голубые глаза напротив. — Ты же знаешь, я просто очень люблю тебя радовать , — Мария тоже улыбается, берёт обе руки Романовой, от чего та чувствует приятное тепло, проходящее по всему телу, которое вызывает табун мурашек. — Да и я тебя уже давно не видела в спокойной обстановке, — первопрестольная неожиданно слегка сжимает ладонь из-за докучающей уже не первый день головной боли от жителей столицы. Московская слегка морщится и подносит ладонь к виску. Это больше не больно, а неприятно. Хочется волком выть, но Машенька держится стойко, наконец, выдохнув после протяжной тяготы. — Возможно, тебе стоит отдохнуть и... — Романова не успевает договорить, как её притягивают за хрупкое на вид запястье, одной рукой сжимая тонкую талию и, наконец, трепетно и нежно целуя. Наверное, этого и хотела Александра. Почувствовать наконец всю любовь, которая накопилась за столько времени через этот лёгкий и трепетный поцелуй... Она прикрывает глаза, отдаваясь в руки старшей и охотно отвечая. А Маша всё старается углубить поцелуй, нежно прикусывая культурную столицу за нижнюю губу, а затем сразу переходя на верхнюю. Юркий язычок уже скользит внутрь, вызывая гору мурашек по всему телу северной столицы... Невский проспект, 21:35 Александра чувствует, как спина касается мягкой кровати, которая от такого неожиданного натиска жалобно скрипнула. Сверху, словно золотой купол у церкви, нависает Московская с хитрыми искорками в глазах, смотря на Романову, что сейчас так беспорядочно лежит на кровати. Бери не хочу. А Маше нравится, как та поджимает аккуратные губки, которые никогда не красит Сашенька, как пальчики судорожно хватаются за плечики Москвы и как в стальных глазах трепетно сверкает чистая любовь и лёгкая похоть. От такого у Марии в животе буквально бабочки пархают, вызывая приятную сладость. Она осторожно, но с нетерпением припадает к бледной, словно лебединой шеи Александры и, ведя носом до мочки уха, вдыхает свежий морозный аромат, который ещё не успел сойти с аристократично-белой кожи. Ведёт к уху и нежно целует розоватые щёки. — Маша, может ты хотя бы отдохнёшь после перелёта? — на выдохе говорит Романова, чувствуя, как шею снова опаляет горячее дыхание столицы. Москва лишь слегка недовольно поднимает голову, заглядывая в серую радужку любимых глаз. Её золотистые волосы падают на плечи Петербурга и будто манят, заставляют захотеть, потрогать и пощупать длинные локоны. Она недовольно выдыхает, не отрывая взгляда. Хочется куда подальше эту надменную обеспокоенность Александры запихнуть, чтобы она хотя бы ненадолго забыла о всех этих дурацких мелочах! — Я очень долго ждала, такие мелочи, как отдых мне сейчас ни к месту, — утверждает Мария и нежно, но в то же время страстно, целует Сашеньку в чуть припухшие губы со вкусом морозной свежести. А Саше это ещё больше голову кружит, заставляет таять от заботы и нежности, вперемешку со страстью. Маша прикусывает то нижнюю, то верхнюю губу, играя и маня к себе поближе. Осторожно руки над головой Романовой сцепляет и нехотя отстраняется, с улыбкой смотря на своё произведение искусства. Саша тяжело и часто дышит, приводя дыхание в порядок, прикрывает глаза ресницами, но взгляда старается не отводить. А Маше нравится, Машенька довольна. Она поглядывает на неё, как кот на сметану, только усов облизанных не хватает. Снова тянется к нежной шее и ведёт носом, вдыхая аромат всё снова и снова. Ощущение, что от этого можно опьянеть, не прикасаясь к алкоголю. Петербург для неё лучше любого, самого дорого и вкусного вина на Земле. А Александра в то время только голову наклоняет, желая снова почувствовать дивные ощущения и мурашки по всему хрупкому телу. Москва нежно трётся щекой о подбородок Романовой, дразня и играя, да на реакцию посматривает. Первый поцелуй на фарфоровой коже оставляет, аккуратный розовый след вырисовывая. Дальше только дурацкая белая рубашка пройти мешает, ворот больно длинный имеется. Москва, продолжая несильно держать запястья девушки над головой, ставит колено между ног Саши, да второй рукой к пуговицам тянется. Пальчики ловко хватают полупрозрачные кружочки, да так же ловко расстёгивают, оголяя острые ключицы и ещё больше бледной кожи. Александра издаёт первый тихий полу-стон, прикрывая глаза от удовольствия. Маша, не медля и не теряя времени, припадает губами к горячей поверхности, оставляя всё новый и новые следы красной помадой, свободной рукой продолжая освобождать Романову от пуговиц на рубашке. Ресницы прикрывают голубые глаза, а на уголках губ мелькает хитрая улыбка. Закончив с пуговицами, столица приподнимается, дабы быть на одном уровне глаз с Петербургом и целует в тёплые щёки, на которых горит милый румянец. — Только давай договоримся, — она начинает проводить пальцами по изгибу шеи, слегка щекочя и вызывая лёгкую дрожь наслаждения. Романова пытается заглянуть в небесные омуты, приодалевая некое смущение, — Сегодня ты не будешь себя сдерживать в звуках, ладно заря? — северная столица пуще краснеет. Она не скрывает, что даже после стольких интимных моментов ей до сих пор стыдно издавать столь непристойные для чужих ушей звуки. Она поджимает губки, в нерешительности смотря в сторону. Но если первопрестольная хочет.. — Хорошо, но только сегодня, — соглашается культурная столица и чуть хмуро смотрит на Московскую, которая внутри уже вся светится от радости. Она нежно целует её в столь желанные губы, высказывая своеобразное "спасибо", и возвращается к тонкой шее, снова оставляя мокрые дорожки мелких поцелуев на дивной коже. Она отпускает руки культурной, дабы удобнее стоять и держать равновесие. Саша цепляется за плечи Москвы, как только чувствует свободу действий. Все эти нежные касания и поцелуи тянутся слишком медленно и томительно, не желая давать большего. Московская только продолжает выцеловывать острые ключицы и пленительную шею, не переходя дальше, чем ужасно дразнит Сашеньку, которой волком выть хочется от этой, кажется, муки. Целуя Романову где-то рядом с ухом, Мария слышит новый полу-всхлип в, котором чётко выделяется просьба прекратить это мучительное занятие. Столица только усмехается с хитрой лисьей улыбкой, посматривая на культурную столицу. Ей не хочется делать вот так просто и быстро, хотется наслаждаться моментом, смакуя на языке каждую секунду рядом с Романовой. Маша расстёгивает последние пуговицы и осторожно проводит кончиками пальцев по впалому животику, отчего чувствует, как тело под ней слабо дергается от неожиданности, а следом слышится тихий судорожный вздох. Романова тяжело дышит, прикрыв глаза и подрагивая от малейших касаний. С северной столицей нужно аккуратно, как с самой дорогой фарфоровой посудой, хотя и та ей пожалуй уступает, увы. Московская медленно снимает рубашку с Александры, полностью открывая вид на участки кожи и белый кружевной бюстгалтер. Белая ткань отлетает куда-то на пол и, очевидно, пачкается, хотя стирать как обычно заставят Московскую. Но это не сейчас, в данный момент у неё немножко другие планы на ближайшее время. — Маша! — шикает на неё Александра, смотря, как бедная рубашка расплылась лужицей на полу. Она строго посматривает на Москву, которая только продолжает хитро улыбаться. — Она же новая! — Да ничего с ней не случится, я потом всё постираю, Сашенька... — приторно-сладко мурлычет Москва, целуя северную столицу в плечо и чувствуя, как по бледной коже пробегают лёгкие мурашки. По сравнению с кожей Марии, нежная кожа Сашеньки кажется чуть прохладней и от этого притягивает ещё больше, заставляя касаться, где можно и нельзя. Хотя сейчас, наверное, слово "нельзя" для Марии Юрьевны как пустой звук. В одно ухо влетело, в другое вылетело так сказать. Романова вздыхает. Ну разве можно злиться на эту хитрую, но такую довольную Москву, что сейчас беспорядочно целует её в самые нежные места на чувствительной коже. Каждое её касание, каждый поцелуй кажутся невероятно горячими и сравнимы с жарким пламенем. От нежных и чувствительных прелюдий, Московская переходит к лёгким прикусываниям. Аккуратно цепляясь зубами за участок шеи Александры, столица одновременно вырисовывает чудные узоры на теле своей "жертвы". От таких смешенных чувств, Романова судорожно выгибается и тихо стонет чуть ли не на ухо Московской, которая нежно оставляет новый поцелуй на месте лёгкого укуса. Мария тянется к застёжке бюстгалтера, быстро и ловко с ней справляясь, наконец оголяя аккуратные груди Александры. Вещь плавно летит в то же место, куда и бедная рубашка. — Маша... — не успевает вновь шикнуть на неё Романова из-за вещи, как её утягивают в страстный поцелуй, заставляя таять и утопать в нём. Юркий язычок проходится по припухшей губе, по нежному нёбу и белоснежным зубам. Александра глухо стонет, когда чувствует, что пальчики Московской проходятся по розовой бусинке соска, заставляя чуть выгнуться и всё ближе прижиматься кожей о кожу Москвы. Сашенька в стороне тоже оставаться не желает. Убирает одну ручку с плечика Маши, да за золотистые локоны дёргает, заигрывая. Отстранившись, Мария только хитро улыбается. — И что же ещё может продемонстрировать Ваше Высочество? — в шутку мурлычет Мария, подёргивая кудрявые локоны в ответ и целуя тёмные пряди, не сводя взгляда с Романовой. А та в ответ и слова вымолвить не может, краснеет пуще прежнего, да раздражительно на Москву поглядывает. — Да ладно, не дуйся, Сашуль, — усмехается Москва, целуя Александру куда-то в скулу и опускаясь ниже, выстраивая дорожку влажных поцелуев. Осторожно доходя до груди, нежно берёт бусинку розового соска в рот, сладостно причмокивая. А Сашенька своё обещание держит, в непристойных звуках ни себе, ни Машеньке любимой не отказывает, от каждого ощущения постанывает. Ножки чуть ли не под промежностью Марии оказываются незаметно. Столица, только почувствовав это, отстраняется, но затем снова к шее лебединой переходит. В некоторых местах прикусывает, играет, а в каких-то только нежные поцелуи оставляет, другой рукой проводя по спине Романовой. Пальцы плавно проводят по изгибу животика и останавливаются на внешней стороне бедра, аккуратно расстёгивая молнию на чёрной юбке. Саша этого почти не замечает, она сейчас будто бы плавится под натиском чувств. Ткань шустро скользит по ногам северной столицы, также оказываясь полу. А Романовой уже нет сил и желания кидать раздражённые взгляды. Она сейчас увлечена другим. Маша ведёт по тонкой ножке Александры, задевая ноготками ткань нижнего белья. Отстраняется и двигается ниже. Целует между грудей, проходит губами по впалому животику. Начинает аккуратно выцеловывать внутреннюю сторону бедра, в то время как пальчиками осторожно придерживает бедро, чтобы культурная столица ненароком не дёрнулась. Игриво смотрит в глаза Романовой, в которых, кажется, от оловянной радужки и места не осталось. А та только тихо постанывает и нетерпеливо ёрзает. Ей самой уже невмоготу терпеть. Но Мария только отстраняется с лёгкой усмешкой. — Ну уж нет, не так быстро, – она снова начинает покрывать поцелуями ножку, доходя до коленки и обратно, но промежность не трогает. А Саша уже готова волком выть, только бы она уже поскорее закончила. Московская, наконец, словно услышав мысленные просьбы, двигается ближе к влажной середине, чувствуя, как подрагивает от нетерпение тело Романовой. Сначала целует сквозь ткань, на что получает глухой стон и лёгкое выгибание в пояснице. Александра дёргает ногой на себя от этого, но Маша удерживает её за бедро на месте, тихо шикая. Снова целует бедро, успокаивая Сашеньку. Опять целует сквозь ткань белья, получая новый сдавленный и глухой стон откуда-то сверху. Да она уже и не смотрит на Сашеньку, чувствует, как ей уже невмоготу ждать. Осторожно подцепляет ткань нижнего белья, оттягивая хотя бы на немного. Какая же Саша стала влажная за столь непродолжительное время... Мария осторожно проводит на пробу пальцем вокруг, чувствуя, как содрогнулось от резкий касаний хрупкое тельце. Целует бедро с другой стороны и тянется ближе, желая сделать всё то, что было недоступно за эти две недели. Она проводит юрким язычком по набухшему клитору, размазывая природную смазку. Романова издаёт полноценный стон, не выдерживая ощущений, будучи довольно чувствительной ко всем касаниям. Москва тактику медлить тоже откидывает подальше и, недолго думая, начинает проталкивать язычок глубже, получая великолепные для неё стоны удовольствия. Это так тешит её самолюбие, что кажется ещё чуть-чуть и она сделает всё ради этого. Сашенька тянется к её волосам, подёргивая за локоны и добавляя ещё немножко мотивации. А Машенька девочка неглупая, всё понимает, поэтому заставлять любимую Сашу ждать не хочет. Тянется теперь выше, над разомлевшей Романовой надвисает, губы припухшие целует....