Kapitel 1
5 февраля 2024 г. в 00:00
Иногда ночью меня посещает желание поговорить вслух. С самим собой, конечно же, живые собеседники пытаются уйти, люди, которым я писал письма, осточертели мне. Они пустые, для чего их держать? Для чего пытаться банально выжать из них то, что я получал раньше. Они не виноваты в моей смерти. Не виноваты в том, что я перестал быть человеком, которому ещё можно помочь. Точка невозврата пройдена уже давным-давно, но я отчаянно пытаюсь жить так же, как несколько лет назад. Так же решать проблемы, избавляться от боли музыкой, болтать с друзьями, гулять с ними, когда это возможно. Теперь я не могу преодолеть самые простые трудности, не могу ответить на самые лёгкие вопросы, от боли избавляюсь только болью, музыка уничтожает меня, я ненавижу всех, кого только могу знать… Кого помню.
И я лишь изо дня в день говорю с собой, рыдаю, пытаюсь вскрыться, но не вскрываюсь, и боюсь. Боюсь, мать вашу, что это никогда не закончится! А оно должно… У всех закончилось, а я сам тяну за собой прошлое: людей, мусор, пыль, прах, ненужные вещи. Зачем?!
Зачем мне это?!
С трудом открыв глаза, я попытался разбудить разум. Я не спал, не мог уснуть, находился в мерзком пограничном состоянии. И сегодня как раз возникло острое желание поговорить… Для таких ситуаций у меня было зеркало возле стены. Я садился перед ним и говорил. Сначала бессвязно, без идеи, а потом отключался, и в башке через пустую болтовню сами по себе вырисовывались образы проблемы, суть боли, возможные решения. Но чаще всего я попросту сдавался, решал для себя: «Ничего страшного нет, я всё придумал», и ложился спать.
— Здравствуй, — я уселся на пол, выискивая в чёрном силуэте себя, глаза хотя бы.
Нет, ничего. И это замечательно на самом деле, я никогда не смогу понять, с кем говорю, не смогу понять, был ли знаком уже. Или ещё что-то. Ничего не произойдёт, потому что я понятие не имею, как выглядит тот, с кем я говорю.
— Ты когда-нибудь задумывался о том, что ты делаешь? В плане… Ты пишешь стихи, прозу, умеешь придумывать инструментальные композиции и целые песни с текстом и прочим, умеешь рисовать, иногда даже роль дизайнера выполнять, катаешься на велике, как и все дети, всегда можешь выслушать или поддержать, не знаю, чем ты занимаешься с людьми. Но ты хоть в чём-то хорош? Ты хоть где-то молодец? Тебя хоть какая-то мелочь устраивает? Приносит радость?
Я подумал и, пожав плечами, тихо ответил:
— Нет.
— Что это значит?
Мне нечего было ответить. Я долго думал. В конце концов силуэт продолжил, ведь знал ответ.
— Это значит, что ты неудачник. Ты идиот, бесполезный урод, безнадежная падаль. Ты тупой, бездарный, бесперспективный, пустой, ленивый сукин сын! Ты ничего не можешь. Твои стихи — говно без смысла, где ты просто подбираешь тупые словечки, твоя проза — ничто, потому что ты не умеешь думать, твоя музыка — отстой, потому что это не блэк-метал, это какой-то ëбаный высер, даже правило: «Чем хуже — тем лучше» не помогает, потому что это безнадёжно хуёво, твои песни вызывают тошноту, будь то метал или какая-то херь на акустике, твои рисунки смешны. Ты никогда не умел рисовать, ты хуйлан с руками из жопы. Ни цвета, ни анатомии, ни идеи, ни нормального её воплощения. Идиот, идиот, идиот, идиот. Когда ты последний раз катался на велосипеде? Ты и этот навык просрал! А люди? Твои хвалёные друзья делают тебя счастливее?.. Делают или нет?.. Да или нет?! Отвечай!
Я поднял взгляд к углу зеркала.
— Нет.
— Ты одинокий, бездарный, несчастный придурок. И ты ничего уже не сделаешь. Потому что ты потерян, ты сломан, ты будешь доживать, как есть. Станешь героем своих детских рассказов, будешь ждать смерти как награды. И будешь в этом прав, потому что таким уродам, как ты, нельзя жить. Ты вообще думал о самоубийстве когда-нибудь?
— Да.
— Скажи пожалуйста, сколько людей будет плакать, если ты вдруг сдохнешь?
Я вздрогнул, но сдержался. Подняв ладонь перед собой, я попытался загнуть указательный палец. Но тот сильно-сильно трясся. Я заплакал, подавляя голос, и уронил руку на пол, ударяясь костяшками.
— Вот видишь… Никто.
— Никто не заметит, если я умру?
Тело тряслось. Даже не дрожало, это были конвульсии.
— Всем будет насрать.
— Так я могу…
— Конечно.
— Ты… Обещаешь, что всем будет плевать, если я умру? Клянись! — голос сел, но мне было необходимо получить своё обещание со всеми важными нюансами.
— Клянусь, что никто не вспомнит о тебе…
Я замер и просидел так довольно долго. Начался рассвет, я увидел перед собой уставшего человека с опухшим лицом и красными заплаканными глазами.
— Я ещё не умер, а ты уже плачешь. Ты обманул меня?
Ответа не последовало. Его никогда не будет, да и не было. Как бы ни хотел, я не могу нарочно поместить в себя два мозга, чтобы выстраивать достойные диалоги. Я вообще ничего не могу. Время лечь спать.