верните рок-н-ролл!!! (новое издание)

это же так забавно — везде документация, правила и подписи, везде числа, а ещё требуют паспорт и отсутствие задолженностей. в магазинах, в счётных палочках, в познании мира, в нумерации страниц и разных заданиях в учебниках высших и низших математических существ. чеён корчит самое забавное лицо, когда перелистывает договор, на всякий случай проверяет текст мелким шрифтом на наличие подлянок. подлинность печаток, кривизну собственных подписей и всё равно замечает ужасный пунктик в списке. вот на странице сорок два вполне приемлемая с точки зрения бело-чёрности графа "хорошие поступки", на странице сорок шесть списочек из "плохих" дел, которые когда-либо осуществлялись в её жизни. это уже чёрно-белости и прочие формальности. спустя половину договора и листов формата а-четыре-булочки-с-маком-пожалуйста чеён расстраивается, когда находит ужасные подсчёты. что-то вроде итогов года, но только в цифрах, числах, логарифмических выражениях, гиперболизированных параболах ужасного аппарата капитализма. расстраивательно, грустно и очень вдохновляюще, наверное. чеён игнорирует все свои добрые поступки. за четыре страницы двенадцатым шрифтом и стандартным интервалом она не вспомнила ничего сверхъестественного. да, спасла бедного пса, гордо утащила с улицы щенком и вырастила так, будто он из высших домов лондóна. уступила место в общественном транспорте. подкинула немного денег на благотворительность, округлив свой чек в кафе. сдала вещи, которые уже не носит, в пункт приема гуманитарной помощи. просто не нахамила кассиру в магазине вечером — чеён думает, что составители её итогов явно шутники или неужели в её жизни не было ничего настолько глобального? в плохих поступках уже побольше поводов задуматься. чеён поудобнее тонет в кресле в просторной приёмной и бегло читает. не заплатила за проезд, не заплатила за пакет на кассе самообсуживания, нахамила кассиру в магазине вечером — и так далее, и так далее. в списке есть отдельный раздел — скрыла правду, проигнорировала просьбу, врала о том, что любит. врала о том, что не любит. скучно, неинтересно, основная часть связана с ложью, расставаниями и подлыми поступками. разве так не все делают? разве так не приходится иногда поступать? чеён грустно улыбается, когда читает строку с нанесёнными обидами и тайно надеется, что там есть и список полученных. она же обижена на весь мир и сама сможет написать по памяти, даже укажет имена каждой и каждого, кто когда-нибудь не так посмотрел, не то сказал, раздражающе себя вёл или просто существовал не в то время и место. чеён удивляется тому, откуда у неё было столько времени на ненависть и раздражения. откуда у неё было столько сил справляться с этим и питаться каждый день питаться злобой и ненавидеть всё вокруг. начиная от самой себя, заканчивая тем, как проходит рутина и, что еду надо готовить, ездить в общественном транспорте и на работе работать. она перелистывает договор дальше — переходит к кратким отчётам от каждого министерства. в пяти добродетелях показатели входят в норму, никаких резких скачков, всё как у людей. чеён улыбается, что люди же это и составляли, сидя в своих офисах в этой стеклянной многоэтажке. всё в норме, никаких задолженностей — чеён даже расстроена, что в её жизни не было ни одной глобальной цели, как один из поводов остаться. хотя она же сама это выбрала. выполнила всё, что хотела, что успела напланировать и не оставила незаконченных дел, которые бы усложнили процесс. — ознакомились? чеён вежливо кивает на выдохе, когда отдаёт бумаги на стойку регистрации обратно. после жизненных целей даже не читала, если честно, но она настолько уверена в себе, собственной заурядности и успехе, что там доставят парочку печатей, подпишут, заверят и отдадут пропуск. — сейчас ещё раз проверю, всё ли в порядке. формальности, — милая девушка с руками-счётчиками сканирует каждую страничку, бьёт листы печатками, а потом сверяется с компьютером. и отвлекает задумавшуюся чеён, которая уже представила, как она наконец-то возвращается туда, где нет никаких бумажных дел, бюрократии, обязательств и, самое главное, жизни. — у вас есть задолженнось. — где? — чеён опирается о стойку и даже залезает, чтобы наклониться вперёд. её внезапно раздражает очень нежный и бездонный взгляд и невинное личико. — вот здесь, — палец ровной линейкой очерчивает заголовок. — у вас есть задолженность по налогам на любовь. для этого вернитесь в отдел по работе с договорённостями, там выдадут направление в министерство любви и подскажут, каким способом назначена оплата. — ага, — чеён корчит недовольное лицо в ответ на нежную улыбочку. её эта клиенториентированность доведёт до ручки, потому что в ней искренности даже на небе нет. только желание доработать поскорее смену и не сталкиваться с глупостями. ведь как это налоги на любовь все выплачены, если по базе в компьютере видно, как на духу, что нет. и никакие уговоры и котёночные рожицы не помогут решить этот вопрос. и справиться с очередями — чеён падает на жёсткую лавку и чувствует смертельную усталость. даже после смерти очереди, просьбы пропустить ведь там вопрос на две минуточки, и очень непонятные инструкции. в отделе работы с договорённостями скупо уверили, что всё подсчитано небесной бухгалтерией, там безошибочно, там система высококлассная и надёжная. быстро отдали направление в министерство любви в окно номер один. чеён вздыхает и желает себе удачи, потому что, может быть, отдел удачи насылает тут свои чары более эффективно, чем сотрудники отдела пакостей. наверное, она бы там прижилась. чеён вспоминает все свои проколы в жизни, все любимые лица и даже имена тех, кем хотела обладать больше, чем искренне. не совсем пакостно — неразборчиво в душе и мыслях. — здравствуйте, форму двести два, пожалуйста. — а, какую форму? разве направления недостаточно? — к направлению вам в приёмной министерства любви должны были выдать форму двести два, подтверждающую... — чеён выставляет указательный палец вперёд и не находит сил сказать, что уже поняла. она ведь правда поняла с первого раза. поняла, что убила бы себя снова, только лишь бы не терпеть повторение всех жизненных неудобств и глупостей. — что же, я достала эту форму, теперь никаких проблем? — чеён считает, что вдруг это всё не просто формальности перед переходом в мир после смерти, а уже начавшееся наказание и вместо умиротворения она замкнута мучаться вечность по кругу с недостающими формами, печатами и заверениями? вот прямо как та несчастная незнакомка в углу, в очереди. — да. теперь поднимитесь на второй этаж, в секретариате получите выписку по любовному счёту, а там уже вам подскажут, как погасить... — чеён снова отмахивается. много лишних слов. она поняла, что где-то прокололась, когда в секретариате оказалось, что недостаёт ко всему прочему справки а-тридцать-восемь, потому что для тех, кто закончил жизнь самоубийством существует свой регламент и правила погашения налоговых задолженностей. а потом у них даже существует время на обед! как всегда не вовремя. чеён садится как можно злее на скамейку к этой замученной жизнью незнакомке. вполне возможно, у них общие послесмертельные несчастья. — тоже налоги на любовь, да? мучаетесь с формой двести два и прилагающейся справкой? — незнакомка не улыбается, но что-то есть похожее на тень облегчения на лице. будто не она одна настрадалась вот тут и рада найти сообщника. чеён рассматривает синяки под глазами и пустые зрачки. они здесь все мучаются. — да... а вы? — о, попробовали бы вы получить сертификат пэ, — незнакомка смеётся без эмоций и даже улыбки. она слишком обессилена порочным кругом министерства любви, по всей видимости. и легко предугадывает вопрос. — их выдают, когда вы уже выплатили все жизненные долги или исправили ошибки прошлого. на самом деле, их нумеруют исходя из потраченных попыток... у чеён ещё остались части распавшегося от потраченного в приёмной времени сердца. и оно глухо пробивает беззвучный удар от осознания, что сертификат пэ далеко не первая попытка этой загадочной девушки поскорее отправиться в мир успокоения. неужели, её ждёт столько же попыток в, казалось бы, таком простом деле? — как видите, я тут уже не впервые сижу. знаю все их подлянки и заковырки, — незнакомка перекладывает увесистую папку с колен просто рядом с собой и протягивает чеён ладонь. даже поворачивается полностью, как будто приглашает рассмотреть себя поближе. — бэ суджи. сюзи. — пак чеён. розэ, — чеён невесомо пожимает руку для приветствия. в отличии от прошлого это похоже на прикосновение к рассветной дымке или чему-то едва ли ощутимому. как пуховая подушка, наверное. чеён не ищет сравнений и тоже называет два своих имени, почти по примеру уже знакомой незнакомки бэ суджи. сюзи. никогда не слышала этого имени, если честно. — а кем вы были при жизни? я была певицей, — сюзи укладывает папку с коллекцией сертификатов обратно на колени и смотрит в пол. — конечно, в узких кругах, но всё-таки была. — я тоже своего рода певица, — чеён хочется вернуться обратно и поправить несколько моментов собственной жизни. — была. и правда, никогда она не слышала о такой певице и даже в этих узких музыкальных кругах не слышала ни об одной любительнице-музыкантке. или плохо смотрела или они были в самых разных местах и уголках земли и бедного сеула. хотя чеён и вовсе старалась строить свою карьеру в новой зеландии, так как старая куда-то исчезла из пассажирского листа парохода современности. — жаль. наверное, у вас отлично получалось. чеён плохо от слепой поддержки и комплимента в воздух от сюзи. ей откровенно не жаль, потому что получалось из ряда вон плохо — с каждым днём руки всё опускаются, сомнения нарастают снежным комом и уже позже вполне себе самостоятельно передвигаются по черепу. а потом случаются редкие похвалы, глухая тишина пропущенных мимо релизов, один комментарий от подруги. чеён не нужны были высокие результаты при жизни, потому что она знает, что хороша сама по себе и числа вовсе не показатель признания. но иногда же зависть берёт верх, правда? она рассматривает пальцы на правой руке, сначала от себя, потом переворачивает к себе. зависть остаётся мозолями от гитарных струн и жалобных текстов об одной и той же когда-то исчезнувшей причине почему. их иногда вообще бывает целых тринадцать. — у меня нет. а у вас? уверена, вы собирали целую толпу фанатов и букетов после выступлений. суджи приподнимает брови в нескрываемом интересе. она видит чеён насквозь и каждое сожаление — от сомнений в себе, до неведомой зависти чужим успехам, которые вообще-то можно измерить в отличии от самоощущения достаточности. она не собирала в жизни ничего крупнее одного джаз-бара, в котором и правда понравилась публике. настолько, что после не хватило денег на мечту, чтобы жить на манхэттене по соседству с деми мур. они ведь поэтому здесь и сидят. полупрозрачные, со справками а-тридцать-восемь, потому что их выдают самоубийцам, чтобы в окне номер один гасить задолженности и собственные налоги на любовь. суджи смотрит на солнечные часы в середине приёмной министерства любви. перерыв должен совсем скоро подойти к концу и всё начнётся снова. — идите. скоро они возобновят работу. чеён встает практически без сил. она успокаивает себя, что это последние несколько осязаемых шагов, последние мучения которые надо перетерпеть прежде чем произойдёт долгожданное успокоение. прежде чем она снова вернётся к сюзи, которая даже не сдвинулась с места. — и как ваши успехи? погасили задолженности? — сюзи нежно улыбается и отбивает пальцами незамысловатую мелодию. как будто она знает всё наперёд. чеён ведь не первая в её жизни-после-жизни. — вы знали, да? знали, как оно тут работает, — чеён невольно улыбается и даже радуется, что в приёмной после дурацких справок и ругани ей наконец-то объявили, что она задолжала в любовных делах всего лишь влюбиться более серьёзно и спонтанней, чем было в жизни. в жизни всё было постыло и даже не по-настоящему. механически, без вдохновения, а там где вдохновение и улыбки от сообщений — односторонне и даже не доходило до слов любви, потому что кроме чеён уходили все. а потом она устала и решила уйти тоже. конечно же, не только из-за любви. — да, естественно. — сюзи задолжала слишком много, чтобы, видимо, справиться за один раз и с одним партнёром. потому что они все не такие, они не подходящие, как и в жизни. — вы не против быть моим партнёром на этот раз? сюзи протягивает руку ещё раз, уже не для приветствия, а закрепления договора. она не думает, что чеён может ей и правда помочь выплатить все долги по любви — у неё помимо музыки не было ничего, только дурацкие интрижки даже не с фанатками, а с посетительницами баров, которые забывали обо всём сразу же, как наступало утро. у неё даже домашнего животного не было, чтобы хоть как-то заполнить пропасть любви, не то чтобы друзей для этих же целей. сюзи пожимает в ответ ладонь чеён для согласия. у неё не было друзей, потому что всех она безжалостно откинула. она всё откинула — даже не будучи настолько известной, успех всё равно вскружил голову. — мне сказали, что нужно пройти на этаж выше и пройти инструктаж. зачем? — чтобы выплатить все долги по любви нас отправят обратно. на время, конечно же. потому что в послесмертной оболочке мы не можем испытывать эмоции полностью. свидания, признания, какие-то вещи, которые мы не успели сделать или боялись. всё стандартно. чеён не отпускает руки сюзи, когда она ведёт её уже в другое помещение со знанием дела. как будто она тут сотрудник, рассказывающий инструктажи и технику безопасности, а не странная девушка с настолько большой задолженностью, что никто не смог ей помочь. сможет ли она сама с первого раза справиться со своим заданием? — а что будет потом? — тоже всё как обычно. тебе ставят печатку в форму, отправляют обратно в приёмную, они проверяют ещё раз, а потом выдают пропуск и... и дальше не знаю. умиротворение? чувство достигнутой цели? я не видела больше никого, с кем проходила все эти жизненные уроки. сюзи уже даже передумала умирать и внезапно захотела вернуться обратно. чтобы ощутить хоть что-нибудь и не временно, когда их отправляют вдвоём в мир живых, чтобы прожить какой-нибудь нехватающий эпизод. в коллекции уже столько эпизодов, но ни в одном нет никаких чувств и намёков — может быть, после этого раза её уже наконец-то возьмут на работу проводником в мир живых и консультантом по получению справочной помощи. чеён не отпускает руки сюзи, когда они вдвоём поднимаются на лифте после всех необходимых необходимостей. разглядывает через прозрачные стены облака, сквозь них очертания мира живых и думает о том, с чего же ей начать, чтобы поскорее всё закончить. стоит ли возвращаться в знакомые при жизни места, повторять важные для сердца сцены и пытаться воссоздать их заново, чтобы почувствовать то самое, любовное? чеён даже не знает, есть ли в этом смысл, потому что в инструктаже сказали, что они будто бы невидимки — никто в мире живых ни за что не сможет их узнать и вспомнить. как прожить что-то заново и даже что-то почувствовать, если и при жизни всё было безвкусно. — как будто бы и не умирала, — суджи довольно потягивается и вдыхает поглубже. всё равно это ощущается не так, как было раньше. — да, учитывая, что теперь вы на шаг ближе к сертификату эр, — чеён не замечает ни одного изменения. ей просто как обычно. что в жизни, что в жизни-после-жизни. — и чем же займёмся? — свидания? ведь зачем же мы здесь, — чеён тошно от собственной банальности и внезапного желания удивить сюзи. у неё абсолютно точно было целых семнадцать свиданий и она точно перепробовала всё и всех. — начнём с базового пакета? прогулка по набережной и цветы? — сюзи замолкает, когда чеён просит вытянутым пальцем её помолчать. — скажите, а вам дарили цветы? какие ваши любимые? может быть, вы против этого? сюзи считает квадратики тротуарной плитки и признаётся самой себе, что никогда не получала в жизни цветов, как знак внимания. так банально — она рассматривает проходящие мимо пары и ищет в руках любой намёк на букет, как на признание. — мне нравятся любые. — а мы ведь "невидимы" для всех, да? знаете, что я мечтала сделать? — не догадываюсь, — сюзи и правда невозможно удивить. никто никогда не выплачивал налоги на любовь каким-то невероятным способом, потому что каждому не хватало какой-то пропущенной мелочи, из-за которой на небесном счету и накапали проценты. что-то вроде — перед прощанием не забояться поцеловаться на перроне. оставить надпись и замочек на мосту поцелуев. навестить места, которые напоминают о расставании с тем самым человеком. подарить подарок, который не вручен из-за расставания. и никаких букетов цветов из набора, вдохновлённого романтическим кино и книгами. — украсть что-нибудь! — чеён становится получше от радости. она сияет и хватает сюзи, бежит по улицам сквозь всех людей. отталкивается от них, но проскальзывает призрачной лёгкостью и ловит пыльный городской воздух. всё-таки они осязаемые, достаточно, чтобы кто-то в спину кричал о наглости — чеён ухватила первый попавшийся букет цветов с открытого прилавка и столкнулась позже с сюзи посреди улицы. — это вам. от той, кто всё-таки никогда не слышал, как вы поёте. — вы ведь тоже поёте, — сюзи неловко и ужасно приятно. это первый букет в её жизни-после-жизни, да и в жизни тоже. от признательницы творчества и просто для внимания. — пели. да... — я совсем немножко, практически неправда, — чеён от адреналина дрожит и прижимается к рукам сюзи так близко. шелестит бумажной обёрткой цветов и вглядывается в лицо подробнее. всё равно нигде её не видела. ни на одной афише, ни в барах, ни просто на улицах города и даже во снах. не видела, чтобы у кого-то были такие измученные синяки под глазами и слишком нежный взгляд сожалений. не видела, чтобы кто-то так сильно старался и каждый раз проигрывал — ей до безумия интересно, почему сюзи до сих пор не сумела погасить все любовные долги и чего же ей не хватало для этого? она выглядит как та, кто при жизни имел целое любовное состояние, как раз на пэ-сертификатов о переплате. сюзи тоже никогда не видела чеён. может быть, однажды где-то в толпе, но она не помнит, потому что всегда смотрела под ноги, тяготилась поднимать взгляд выше и вечно сутулилась от груза тревоги и уныния. — вы как-то старомодно начинаете ухаживать, — сюзи очерчивает лепестки кончиками пальцев и снова не смотрит вперёд, когда они вдвоём идут без цели. у них столько времени до ощущения законченной истории. — вы правда совсем недавно умерли? — надеюсь, я у вас первая такая. сюзи улыбается. да, чеён такая первая среди всех бесчётных лиц без черт, среди всех документаций и возвращений в мир, из которого она бежала отчаянно. прошло слишком много времени, чтобы переживать и скучать. — а вы жалеете о чём-нибудь? о том, что вы теперь тут? — сюзи боится говорить вслух о серьёзном. — нет, — у чеён нет ни одного сожаления. она так сильно устала. слишком давящая обстановка обстоятельств, очень непослушные расписания и невозможность успевать куда-то. у чеён нет проблем с самовосприятием и временем, потому что она хороша сама по себе и не стремится к высокими результам, обязательно успеет куда нужно и получит всё, что хочет. только были бы силы. был бы вкус к жизни — чеён сначала смеялась, шутила, что вот бы поскорее уже умереть. а потом случайно проснулась в приёмной небесной канцелярии с договором в руках. — а я жалею. сюзи настолько часто возвращается в мир живых, что познаёт всё в сравнении — может быть, после получения пропуска всё иначе и нет бессознательных коридоров, вечного солнечного света и прозрачных пространств. нет увесистой папки и бесконечных разочарований в самой себе. ведь при жизни она также не была довольна собой и всегда испытывала ожидание. — почему? — чеён оборачивается и утаскивает сюзи поближе к перилам на набережной. — я столько всего не успела сделать, на самом деле. столько не успела почувствовать и даже, понимаете, влюбиться. какая жалость. чеён не кажется роскошью иметь чувства — любить любовь и жить ей. у неё были те, кеми она занимала жизненные месяцы, вроде как страдала, наслаждалась и даже рыдала. но никогда не оставалась настолько одна, сколько до боли одинока. у неё было всё, видимо? сюзи познаёт это в сравнении и впервые не ждёт ничего от обычной формальной прогулки-возвращения. потому что чеён не цепляется за жизнь по ощущениям, не ищет срочных решений и вполне довольна. не спешит никуда и между ними есть общая симпатия — от музыки, которая кажется злобной бывшей, до желания просто найти своё место. — какое у вас любимое кино? — чеён боится, что намёки на романтику это формальности, вроде как условности и сами они актрисы. — вы не поверите, какое же люблю я. — романтические комедии. мне нравится вуди аллен. — а вы давно умерли? — чеён обхватывает ладонь сюзи по привычке от живого страха, когда они переходят через дорогу на зелёный свет. им всё равно уже не страшно умирать для таких предосторожностей. настолько не страшно, что чеён вспоминает свои любимые вещи, фильмы и музыку. она боялась переходить дороги даже со светофорами. вспоминает, что было популярно в школе и какие рекламы крутили по телевизору. наверное, сюзи довольно долго просидела в приёмной небесной канцелярии, если её вкусы очень старомодны. хотя сейчас для них течение времени довольно относительно. — всё же, немного раньше, чем вы. не переживайте, мне кажется, мы почти ровесницы. чеён думает об этом ещё раз, когда они заискивающе хихикают и заходят в кинотеатр, чтобы посмотреть даже не кино из нулевых, которые были так давно, что они застали их только в раннем детстве, а не в осознанном подростковье. никаких комедий с призраком риз уизерспун и даже афиш, рекламирующих свидание возле гончарного круга. сюзи ловит настроение чеён милым и предлагает даже не выбирать билеты — просто зайти в первый попавшийся зал. они ведь практически между небом и землей, никто ничего не скажет. — если бы я вам предложила обручиться прямо сейчас, вы бы согласились? — чеён рассматривает экран и боится двигаться от неловко лежащей на плече головы сюзи. рассматривает держащуюся за руки пару, которая к середине фильма уже призналась друг другу в любви с первого взгляда сюзи сжимает рукав куртки чеён, отпускает и переводит на слегка смятый букет цветов на коленях, на лепестках застыла роса или вода из пульверизатора. неважно. всё стало неизменным и вечным, как они сами. однажды она мечтала о том, что, наверное, и правда бы согласилась пожениться на первом попавшемся незнакомце, который бы поймал её на лестнице. перехватил бы за руку и сказал, что это такая жизненная необходимость — без которой не пускают дальше, с горечью думает сюзи, разглядывая отросшие тёмные корни волос. чеён теперь навсегда останется именно с блондом и в этом есть что-то прекрасное. — вы же знаете, что это решение останется с нами навсегда? то, что мы сделаем здесь, будет с нами потом в мире после смерти. останется неподвижным и неизменным, как картина или фотография. застынет статуей и будет плавать в невесомой бесконечности. сюзи не решается отодвинуться или прилечь более ощутимо на плечо к чеён и, на самом деле, ей откровенно врёт — если бы это было правдой, она бы сошла с ума в каторге чужих следов. прикосновения, поцелуи, подарки и прочее, что она успела прежде, чем получить свой сертификат пэ-эр-что-там. это невыносимый груз в виде фотоальбома воспоминаний, даже не принадлежащих ей. — это же прекрасно. я смогу вас спасти. — но меня не нужно спасать, — сюзи отвечает запоздало. ей правда не нужна помощь и спасение. она не принцесса, запертая в башне, а ещё в её жизни хватало жалости к самой себе от других людей, злобных слов и попыток напакостить под маской благих намерений. ей настолько не нужна помощь — сюзи медлит, когда теряется от необычайной лёгкости на плечах. — хорошо, — чеён пожимает плечами и горит стыдом. возможно, это её нужно спасти, а не опытного возвращенца. — а вы? — сюзи вспоминает об этом предложении уже немного позже. опускает голову на плечо чеён снова, пока они танцуют что-то вроде медленного танца под музыку уличных музыкантов. ей не хочется потерять букет, который некуда спрятать. ей не хочется отходить от чеён. — вы бы согласились со мной обручиться? — абсолютно, — чеён вдыхает поглубже. сюзи пахнет ничем, кроме облегчения и достижения заветной цели. — я согласна. — и я согласна, — сюзи впервые так спокойно на душе и нет мучения от признаков прошлого. неужели её путь по-настоящему подошёл к концу и осталось только понять это. без лямок тяжести очень непривычно спине, на грудь давит только чеён, а не тревога и томное желание срочно оказаться в прошлом, где она глубоко несчастна и безумна, заканчивает почти что по классике творчества — случайно сама становится запечатлённым искусством, не оставляя после себя ничего. ни писем, ни песен, ни даже воспоминаний, которые бы сыграли уличные музыканты. сюзи зажмуривается и прижимается поближе к чеён. она снова предчувствует ещё один конец. — и вы ведь мне соврали, — чеён вертит в руках пластиковую карточку небесного образца. это что-то вроде её нового паспорта, по которому наконец-то можно войти в мир после смерти. — у меня пустая графа семейного положения. — соврала, — сюзи кивает и извинительно улыбается. она совсем не рассматривала свой новый паспорт и даже не в курсе, что на самом деле этой графы вообще нет в документах, потому что по всем регламентам министерство любви отражает на бумаге только действующие браки, заключённые ещё при жизни. — и ваша тоже, — чеён берёт руки сюзи в свои и не разворачивает карточку. она тоже врёт, потому что ей откровенно безразлично, есть ли эти формальности в документах и паспортах. в мире после смерти это уже не понадобится, так сказали в инструктаже и перед последней подписью в договоре об окончательном переходе в небесный город без возможности возвращаться в мир живых. — вы ведь найдёте меня там? — сюзи неловко кивает в сторону бесконечной прозрачной стены. ей так трудно поверить в умиротворение и в достижение когда-то невыполнимой цели. — а вы меня? — не отпускайте меня, прошу, — сюзи прижимается к чеён и чувствует в душе отголоски трепетного волнения перед переходом и страхом, что даже если это своеобразная дверь, то они окажутся в совершенно разных местах. ей бы не хотелось терять возникшую привязанность и интерес. ей страшно умирать ещё раз. чеён хочется дрожать и тревожиться по привычке и вернуться обратно, чтобы, может быть, более ярко пережить влюблённость и несостоявшуюся свадьбу с очаровательной незнакомкой. она, наверное, тоже не хочет умереть вновь. — я обязательно отыщу самую знаменитую певицу бэ суджи.