***
−Иуда… Иуда, черт его побери… Под руку попалась дверная ручка. Пальцы машинально обхватили ее, открыли скрипнувшую дверь куда-то, где горел свет и пахло пылью. Глаза скользнули по сваленным в углу стульям, ростовому зеркалу, еще какому-то театральному хламу. Зачем он вообще сюда зашел? Зачем вообще так распсиховался? До навернувшихся слез. Радоваться надо, черт возьми. Не каждый день человека с улицы берут петь в театр. И все же… Женя остервенело тряхнул головой, зашипел, когда вылезшие из тугого хвоста волосы – вечное проклятье – упали на лицо, противно защекотали нос. Лямка висевшего на одном плече рюкзака съехала, больно рванув вниз. Господи, да что ж такое-то… Не день, а катастрофа. Оставленная без присмотра дверь захлопнулась за спиной, клацнув при этом звонко и крайне подозрительно. Женя обернулся, дернул ручку и бессильно выругался. Почтенная древность не поддалась. Замечательно, он еще и заперся в этой пыльной кладовке посреди всякого мусора. Это стало последней каплей. Рюкзак полетел на пол, а сам Женя съехал спиной по двери, вытянул ноги и запрокинул голову, разглядывая высокий темный потолок. Даже ругаться расхотелось. Потому что ситуация – глупее не придумаешь. Еще и голова заболела. Резинку с волос Женя рванул так яростно, что, кажется, целую прядь себе выдрал. Длинные волосы, отвратительно мелко вьющиеся, распушились, прилипли к вспотевшему лбу, к шее, жарко накрыли плечи. Обрезать бы их к чертовой матери. Но печальный опыт напомнил, что без них будет еще хуже. −Успокойся. – сам себе шепотом приказал Женя. – Успокойся, слышишь. Ты будешь петь. −Будешь петь… Петь… Петь… − прошелестело эхо. Волосы мягко тронул порыв неожиданно свежего ветерка. Сдул пыль с притаившегося в темном углу канделябра с остатками поплывших свечей. С треском погасла лампочка под потолком, зато старые свечи вспыхнули без видимой причины. Женя сам не понял, как оказался на ногах. Дико оглянулся по сторонам и замер, встретившись глазами с отражением в зеркале. Не своим отражением… Отражение насмешливо сощурило очень светлые, почти прозрачные, глаза и приветливо кивнуло гладко причесанной седой головой. −Какая, однако, экспрессия. – проговорил над ухом мягкий вкрадчивый голос. – Но за что же так немилосердно с волосами? Взмокшей спины коснулся сквозняк, а по голове будто прошлась чья-то бегло приласкавшая рука. Женя обернулся, но позади не было никого и ничего, кроме запертой двери. Совсем рядом тихо засмеялись. −Тише-тише… А то всю кладовку развалишь. Вот будет история. −Что, черт возьми, происходит? – совершенно потерявшись в происходящем, вполголоса выговорил Женя, снова поворачиваясь к зеркалу. −Что за шум? Что происходит? – весело напело отражение. На первый взгляд ничего пугающего в нем не было. В старом зеркале – как картина в потертой раме – отражался мужчина в старомодной белой рубашке с пышным кружевным воротом, сколотым сверкающей брошью. Зачесанные назад седые волосы открывали расчерченный продольными морщинами лоб. Светлые глаза смотрели весело и чуть лукаво. В уголках улыбающихся губ притаилась такая же веселая хитринка. Да, ничего пугающего в нем не было. Кроме того, что он, черт побери, был в зеркале, а не в комнате. −Вы призрак, что ли? – растерянно проговорил Женя, украдкой косясь себе за спину. Там по-прежнему не было ни тени мужчины из зазеркалья. Чудеса, да и только. −Вроде того. – мужчина небрежно махнул рукой. – А ты, как я понимаю, наш новый Иуда? −Вроде того. – в тон ему ответил Женя, серьезно сомневаясь в наличии собственной крыши на положенном ей месте. Призрак, или кем он там был, рассматривал Женю с живым любопытством. Спины снова коснулся сквозняк. Встрепал волосы на затылке, обнял холодом плечи, прошелся по груди. Женя вздрогнул, по рукам неприятно пробежали мурашки. −Послушал я, как ты поешь. – мужчина как будто приблизился к стеклу с той стороны, положил на него левую ладонь с серебряным перстнем на безымянном пальце. – Хорошо поешь, лгать не буду. Но тебе надо учиться. Много и серьезно учиться. −Я учусь. – пробормотал Женя. Так глупо он себя в жизни не чувствовал. То ли отчитывался, то ли оправдывался перед собственным глюком. Или… Мысль была, конечно, сумасшедшая, но вдруг это все-таки правда? −Недостаточно. – категорично отрезал мужчина. – Нужно больше и усерднее. Тогда из тебя выйдет не просто толк. Из тебя получится нечто большее. Я тебе помогу, если ты согласишься принять мою помощь. Сказанное требовало всестороннего обдумывания, желательно в компании бутылки коньяка, потому что воспринимать такую реальность на трезвую голову Женя отказывался. Наверно, это все-таки был бред. Только в бреду он мог шагнуть к этому зеркалу, положить на гладкую холодную поверхность ладонь – туда, где по другую сторону стекла все еще лежала чужая – и ответить: −Согласен. Я хочу петь. −Будешь. – красивые губы сложились в улыбку. – Раз уж даже мое имя угадал. Женя озадаченно моргнул, а потом вдруг понял, слегка истерично хихикнул и повторил с крохотной паузой: −Я хочу, Петь.***
Брать уроки у призрака оказалось… Крайне своеобразным опытом. Потому что сам призрак тоже был своеобразным. Он был невидим, но прекрасно отражался в зеркале. Бесплотен, но его прикосновения, хоть и были похожи на дуновение прохладного ветерка, все же оказались ощутимыми. Петь, чувствуя скользящую по груди прохладную чуткую ладонь, было странно. Слушать советы от пустоты – еще страннее. −Кем ты был, когда был жив? – не выдержал однажды Женя. Утро было настолько ранним, что казалось, сам театр еще спал, а потому можно было заниматься без помех. За окном даже не думало светлеть тяжелое зимнее небо. Петр, отражавшийся в стоявшем на подоконнике небольшом зеркале, насмешливо улыбнулся. −А сейчас я, по-твоему, не жив? −Но ты же… − Женя запнулся и ойкнул, когда его не больно, но ощутимо дернули за кудрявую прядь у виска и щелкнули по носу. −Что я же? – передразнил Петр. – Я мыслю, значит, существую. Если ты своим вопросом пытался выбить себе хоть пять минут отдыха – попытка не засчитана. Едем дальше. Женя украдкой перевел дух и послушно кивнул. Как ни крути, Петр отлично чувствовал, когда Женя добирался до своего предела, за которым урок переходил в пытку. И никогда не давал этот предел пересечь. А голос… Голос как будто рос. Пару дней назад, в такую же безумную рань, за несколько минут до мерзкого звука будильника, Жене приснилась дача. Черная влажная весенняя земля, из которой прямо на глазах проклевывались упрямые зеленые ростки тюльпанов. Росли, вытягивались, кутались в листья, на стеблях наливались силой бутоны. А потом они вдруг расцвели – все и разом. Сказочно красивые, белоснежные, как будто присыпанные инеем по краям лепестков. Голос тоже как будто рос и становился крепче. А еще оказалось, что им можно управлять. Можно подчинить его себе. Нащупать дурацкие, невесть кем и когда поставленные границы и не просто раздвинуть их, а снести к черту и позабыть, чтобы двигаться дальше. Двигаться дальше было сложно. Безумно сложно. И одновременно ужасно интересно. С Петром всегда было интересно. −Лирбаритон-лирбаритон. – скептически усмехался Петр, склонив голову к плечу и внимательно слушая звучавший из магнитофона «Звон монет». – Какой же это лирбаритон, если это тенор. Да еще и бог знает как обученный. Но толковый, тут не поспоришь. Значит, хочешь разучить именно эту? −Хочу. – твердо кивнул Женя. Максим в телефонном разговоре таинственности нагнал столько, что впору было тащить с собой на студию крест и банку святой воды. В потоке сознания Самосвата Женя разобрал только одно – Эпидемии нужен вокалист в какой-то новый проект. В какой именно, Максим то ли не сказал, то ли Женя эту информацию упустил. Твердо запомнил одно – десять раз повторенное Максом требование выучить «Звон монет». −Значит, выучим. Петр пожал плечами и улыбнулся, а Женя уже привычно почувствовал, как холодная ласковая рука потрепала его по волосам. На студии в час икс оказались только Макс и Юра. Женя украдкой перевел дух. Пожалуй, с одним Максимом было бы спокойнее. Потому что Юра… Женя с особой жестокостью задавил эту мысль в зародыше. Девчонка он, что ли, чтобы томно вздыхать по кумиру и смущаться в его присутствии. −Ты чего красный такой? Бегом бежал, что ли? – проигнорировав приветствие, улыбнулся Макс. – Давай, переводи дух и напомни командиру, что умеешь. Юра как-то странно усмехнулся и покачал головой. Женя, скидывая верхнюю одежду, переводил взгляд с Мелисова на Самосвата и все больше утверждался в мысли, что что-то тут не то. Минусовку Макс запустил едва ли не щелчком пальцев и устроился на стуле так, чтобы иметь в поле зрения и Женю, и Юру. Женя выдохнул, собираясь и внутренне радуясь длинному, как зимняя сессия, проигрышу. Вокализ неожиданно получился даже чище, чем на последнем занятии. Женя еще успел увидеть взлетевшие вверх брови Макса и странный взгляд, брошенный Самосватом в сторону улыбнувшегося Юры. Потом глаза пришлось закрыть, чтобы не отвлекаться. −Ну и к чему ты это затеял? – полюбопытствовал Юра, обращаясь к Максу, когда Женя допел и опасливо приоткрыл один глаз. – Я и так прекрасно помню, как Женя поет. Кстати, сейчас даже лучше прежнего. Занимаешься? Горло неожиданно перехватило, и Женя только и сумел, что кивнуть. −Здорово получается. – одобрил Юра и снова прищурился на Макса. Самосват невозмутимо пожал плечами: −Вот видишь, сам заметил, что Женька еще лучше, чем раньше, поет. Значит, вопрос решен? −А он мог быть решен как-то иначе? – вскинул бровь Юра. Женя окончательно перестал хоть что-то понимать и все-таки решился подать голос: −Какой вопрос? Юра уставился на него с недоумением. −То есть как какой? – и тут же метнул подозрительный взгляд в усмехающегося Макса. – Погоди, ты ему ничего не сказал? −А зачем? – хмыкнул тот, поглаживая бородку и весело щуря карие глаза за стеклами очков. – Он все равно согласится. −На что я должен согласиться? – растерянно спросил Женя, теребя выбившуюся из рукава свитера нитку. Самосват скорчил полную воодушевления рожицу. −На крайне почетную, желанную и вместе с тем весьма скудно оплачиваемую должность вокалиста славной группы Эпидемия. −Макс. – укоризненно прикрикнул на него Юра и снова повернулся к Жене. – В общем, он, конечно, прав. Максим принял решение покинуть группу и предложил твою кандидатуру. Заоблачных денег я, конечно, пообещать не могу, но… −Я согласен! – выпалил Женя, не дослушав. В мгновение ока очутившийся рядом Макс хлопнул его по плечу. −Вот и прекрасно. Совет вам да любовь. Женя прикусил губу, чувствуя, как вспыхивают щеки. Юра, очевидно, давно привыкший к периодическим закидонам Макса, только с улыбкой покачал головой и проговорил: −Очень на это надеюсь.***
В крохотной, зато своей отдельной гримерке было чертовски жарко. Даже окна не было, чтобы проветрить. Женя сдул прилипший ко лбу локон и устало рухнул на стул. Почему-то этот показ выпил все силы без остатка. Костюм Иуды лип к разгоряченному телу, волосы к лицу и шее. Ужасно хотелось добраться до дома, рухнуть в кровать и проспать лет сто. −Устал – отдохни. – знакомо прошелестело над ухом. Женя облегченно застонал, когда горячего лба коснулась блаженно прохладная незримая ладонь. −Петь. – тихонько позвал он. −Что такое? – мягко отозвался Петр. От его руки на лбу волнами расходилась прохлада, и становилось легче, как будто под душем постоял. −Как сегодня было? −А ты разве себя не слышал? Женя помедлил, задумчиво кусая изнутри щеку. −Слышал. – все-таки проговорил он. – Кажется, неплохо. −Очень неплохо. – в голосе Петра звякнула какая-то новая, незнакомая нотка. – Но все еще есть, куда расти. −Ты всегда так говоришь. – без тени обиды вздохнул Женя. −Потому что это так. – легко отозвался Петр, убирая руку. Его смутная тень мелькнула в зеркале и тут же пропала. −Ты одолел эту высоту, и ты молодец. – прошелестело над ухом. – Но ты все еще можешь лучше. Голос Петра растаял в тишине, которую неожиданно прервал стук в дверь. Женя удивленно вскинулся. Стучали в театре только новички. Все остальные рано или поздно обзаводились манерой входить без стука. −Открыто. – чуть повысил голос Женя и тут же подскочил на ноги. Потому что открывшаяся дверь явила сперва тюльпаны – белоснежные, будто присыпанные инеем по краям. И только потом спокойное улыбчивое лицо Юры. −Юр? – выпалил Женя, от неожиданности делая шаг назад. – А ты как сюда?.. −На спектакль билет купил. – пожал плечами Юра. – А сюда Вера провела. Хотел лично выразить свое безграничное восхищение. Держи. −Спасибо. – все еще растерянно пробормотал Женя, принимая букет и касаясь кончиками пальцев нежных шелковистых бутонов. – Я просто не ожидал… В костюме разом сделалось жарко. Особенно в сетчатой футболке, не скрывавшей ровным счетом ничего. Да и кожаные облегающие штаны вдруг показались излишне вызывающими. −Значит, тебе понравилось? – Женя несмело оторвал взгляд от цветов, встретился с Юрой глазами и так и не сумел их отвести. Потому память во всех деталях сохранила, как Юра широко улыбается, шагает ближе и осторожно касается шершавыми пальцами Жениной щеки. −Очень. – губы обожгло сперва сказанным на выдохе единственным словом, а потом долгим осторожным поцелуем.***
−Неужели даже через столько лет ты ничего о себе не расскажешь? – не особенно надеясь на ответ, спросил Женя, прислоняясь спиной к двери. Старая кладовка за годы не изменилась. Даже хлама в ней как будто не прибавилось. И канделябр в углу стоял все тот же. Разве что свечи в нем Женя иногда менял, потому что зажигать и гасить их Петр очень любил. Свечи вспыхнули и сейчас, и в старом зеркале Женя увидел себя – с залитыми лаком, недавно опять подстриженными кудрями, в длинном сером одеянии и простых сандалиях. Полумрак комнаты лег тенями на лицо, прибавляя с десяток лет. Подумалось мимоходом, что в этом свете он, пожалуй, вполне выглядит на свой возраст. Силуэт Петра проступил справа – как будто в реальности они стояли плечом к плечу. Холодные пальцы убрали волосы от Жениного виска. Следом в том же месте коснулись губы – и это он прекрасно видел в зеркале. Петр отстранился и улыбнулся. −Не так уж важно, кем и когда я был. Важно, что я оставил после себя. У меня было много хороших талантливых учеников. И все же среди них ты – лучший. Мальчик, так расстроенный ролью Иуды. Женя засмеялся, вспоминая давнюю истерику в этой самой кладовке. −Спасибо, Петь. – прошептал он, на ощупь отыскивая призрачную руку. – Ты просто… Я даже не знаю, что еще я могу тебе сказать. −Я знаю. – улыбка у Петра была хорошая, светлая. – Я все знаю, Жень. И буду сегодня рядом. И твой Юра будет. А теперь иди. Тебе надо петь. −Надо петь. – эхом отозвался Женя, машинально поправляя перед старым пыльным зеркалом скромный костюм Христа.