Пошлость

Снег валил, не переставая, и горячая кровь струлась по пальцам, обжигала грудь и щёки, и каждая секунда то исчезала, как вода сквозь пальцы, то тянулась целую вечность. Их кровь смешалась, кровь предателя и праведника, и тридцать багровых серебренников звонко врезались в раны Скорпиона. Его мысли никак не хотели встать в стройный ряд, но главная из них неустанно крутилась в голове: "Я успел его ранить". Смертельно ли? Или грандмастер уже в следующее мгновение поднимется с обледеневшей земли, отряхнёт ладони и закончит всё это раз и навсегда? Оставалось лишь гадать. Повернув голову в сторону, Скорпион медленно раскрыл глаза, и его сердце предательски сжалось. Его сокол... его верный друг и помощник лежал рядом, а грудь птицы была насквозь пробита вражеской стрелой. Скорпион помнил его ещё совсем птенцом, помнил первые взлёты и охоты, помнил взгляд слишком человечных для сокола карих глаз... Птица уже не шевелилась, не дёргала перьями, лишь её кровь быстро утекала, окрапляя снег. На этом снегу, кажется, уже не осталось ни единой белой крапинки. Свои и чужие, лошади и птицы, все они были здесь, искалеченные или погибшие. Ладонь сама, в нелепом порыве самопожертвования потянулась к кунаю, а Скорпион даже не представлял, куда он собирается целиться. Этого не должно было произойти! Не должно было случиться этой бездумной, пошлой битвы, эта пошлая алая кровь не должна была пролиться на кристально чистый снег! Медленно, сквозь боль сжимавшую черепную коробку, Скорпион повернул голову в другую сторону... Саб-Зиро сидел рядом. Только что кашлявший кровью, он успел сотворить изо льда ледяной кунай, замахнувшись брату прямо в лицо... Куай успел увернуться, перекатился на другой бок и кунай с оглушительным треском врезался в мёрзлую землю. Би-Хан пытался отдышаться, послышался хруст снега и свист оружия, взлетевшего в воздух, но только в какую сторону оно ударит на этот раз?! Мгновения жизненно важного выбора навсегда растянулись в памяти Скорпиона, превратились в годы, которые прошли не на поле боя, не в животном страхе и жгучей ненависти, а на белоснежном белье. Тёплые ладони тогда обнимали холодные плечеи, пробегали по скулам, а пальцы ног то и дело касались холодных ступней. И комнату наполнял тихий смех, заглушаемый мягкими перинами, руки не слушались разума, а сердце колотилось так сильно, будто готово было выскочить из груди. Быстрые движения сменялись плавными и нежными, и Куай утыкался в холодные объятья, разгорячённый донельзя опалял шею тёплым дыханием и чувствовал под пальцами долгожданные мурашки... Объятья сейчас стали лишь крепче, но до шеи он больше не дотягивался – Скорпион дышал в чужую окровавленную грудь и слышал бешенно колотящееся сердце... Ледяной кунай приземлился в утрамбованный головой Скорпиона снег, да так там и замер. Би-Хан старался отдышаться, чувствуя, как Куай Лян повис на его торсе, прижался к нему и что было сил сжимал руки, обвившие шею Саб-Зиро. Одно движение, один чёткий удар – и затылок его злейшего врага превратился бы в труху, разбившись об острый край кунайа... Но силы были на исходе... Грандмастер упал на бок, вцепившись в Скорпиона окровавленными, трясущимися ладонями. Какая пошлость. Бессмысленная и совершенно лишняя, верная спутница длинных переглядок на тренировках и тайных ночных прогулок, стыдливо запрятанная на самую подкорку сознания, подальше от чужого и собственного взора. Их глаза пересеклись. Одинаково карие, одинаково измученные длинным боем и, по роковой случайности, – одинаково живые! Несметное множество длинных двуцветных волн словно вырывалось из двух сердец, они замерзали и горели, оплетая их тела и мысли. Их пошлые объятья наконец разорвались и, склонившись лицом к земле, Скорпион уже не думал о боли и утратах, не думал более ни о чём, твёрдо зная, что должно произойти, зная, где и когда. Должно было случится то, о чём они оба ни раз думали, и оба тут же закрывали рты и уши, лишь бы не сказать и не услышать, должно было случится здесь, на окровавленной земле, в эту самую минуту. Каждый вздох теперь был на счету! Обезоруживающий удар попал в самую грудь, выбивая из неё весь воздух, глаза распахнулись с новой силой, прикованные к лицу Саб-Зиро. Красные жемчужины блестели у его бровей и губ, покрывшиеся инеем багровые полосы украшали щёку. Его губы были разомкнуты, он глубоко дышал, испуская белоснежный пар, устремляющийся ввысь, к самым кронам столетних сосен. Энергия крио, сочившаяся из его тела, была теперь почти осязаема, а глаза были слишком, слишком живыми для того, кого Куай Лян успел похоронить в своём разуме ещё несколько лет назад! Сильный и гордый, с дьявольским смехом, он уже давно исчез, затерялся среди собственных нескончаемых амбиций! Исчез так быстро и решительно, оставив на лице и сердце длинный кровоточащий шрам! Но он снова был здесь, снова смотрел и чувствовал, и был слишком, слишком близко, чтобы снова пропасть! Пылающие ладони касались вновь его щёк и губ, небрежно утирали кровоподтёки. Куай лежал на спине, Би-Хан сидел над ним, заставляя застыть упавшие на лицо пироманта мокрые пряди. Как близко, как долго! Непослушное кимоно не поддавалось, кожа, жаждущая прикосновений, сама превратила его в прах. Пар валил со Скорпиона, как дым от костра, ладони уже опускались ниже, превращая в прах и одежду Би-Хана. Значок Лин Куэй, извечно красовавшийся около сердца, рухнул в снег, вместе со всеми запретами и табу. Саб-Зиро касался чужой груди, сжимал в ладонях залитые кровью рёбра, и что было сил затыкал зиявшую рану. Куай морщился от боли, но подавался вперёд на ледяное распятие. Новый удар, покрывшийся сначала инием, а затем талой водой, пришёлся на щёку пироманта, и он схватил Би-Хана за плечи, он сел, потеряв при этом ещё несколько миллилитров крови, и намертво впился в леденелые губы. Холодные ладони на бёдрах сжимались всё сильнее. Куай оглаживал спину Би-Хана, и наконец нащупал ранение – длинная глубокая полоса шла от лопаток до рёбер. Одно движение, и в их поцелуй вмешалась кровь – Би-Хан закричал, прикусив чью-то губу, когда ладонь Куайа сжала его спину, намертво прижигая рану. Кровь остановилась, вместе с ней и крик. Пожалуй, если бы Куай, после такого всплеска пиромантии, не упал бы обратно на спину, Би-Хан бы напрочь задохнулся. Тяжёлое дыхание звенело над ухом Куай Ляна. Мгновение затишья – и кричал уже Куай, быстро заглушённый новым поцелуем: его ранение леденело и закупоривалось идеально выгравированным кусочком льда. Отстранившись от Куайа и сплюнув кровь на снег, Би-Хан приник к чужому торсу, оставляя на нём алые следы холодных губ. Скованные болью конечности лежали на снегу, но отчаянно тянулись к чужим кудрям. О, это единение не могло произойти в другую минуту! Эта убивающая разум пошлость могла восторжествовать только сейчас, только в самом конце, на границе сознания и обморока! Холодные руки тянулись ниже, руки несчадно впивались в горячие бёдра, и усмирить их более нет ни сил, ни желания! Как дрожали ресницы! Как замирали пленённо-жаждущие глаза, стоило ладоням коснуться горячей плоти! В спину инием врезались мурашки, а пальцы старательно цеплялись за чужие плечи... Эти движения давали и силы, и надежду, эти движения были сродни предсмертному долгу, забытой жажде, наконец воплощённой в жизнь. Словно всё, всё что было до этого, вело их именно к этой связи, к этому последнему шансу! После первого движения Скорпион сощурился и кусал губы, чувствуя, как тело словно распирает изнутри, как каждый нерв напрягается и коптится. Второе движение оказалось ещё болезненней – после него пальцы оставили на плече Би-Хана ранки от ногтей. Но вот третье... Весь мир снова глохнет, а тело само подаётся навстречу. Куай знает, чувствует, что должен что-то спросить, или сказать, или просто выкрикнуть, но горло не слушается. Если уж судьба распорядилась так, что они никогда более не будут стоять плечом к плечу, то пусть лучше они сольются в единое целое, чем разойдутся, так и не взглянув друг другу в глаза! Боль отступала. Отступали и страхи, и пошлость, и печаль... Движения становились всё резче, тело содрогалось, спина царапалась о снег. Скорпион сжимал зубы, цеплялся за неустанно содрогающиеся плечи и торс, и чувствовал, как всё внутри напрягается и замирает, стоит лишь Би-Хану снова пошевелить бёдрами, оказаться ещё чуть глубже, ещё чуть ближе! Глаза больше не могу закрыться, теперь они намертво прикованы к темно-карим зрачкам. Куай не может наглядеться, не хочет даже моргать, а губы сами складываются в немое признание. Би-Хан так же не отводит взгляда от чужих зрачков, но Куай знает, что он видит, чувствует, знает, о чём ему шепчат окровавленные губы. И в тот же миг всё как оборвалось! Спина Куай Ляна изогнулась до оглушающего хруста, и на снег закапала красноватая сперма. Куай не мог отдышаться, всё его тело била мелкая дрожь, по бедру струилась чужая белёсая жидкость, а в глазах постоянно рябило... Он услышал, как Би-Хан завалился на снег, едва опираясь локти, чтобы не упасть на израненную спину. Услышал, как вдалеке шумела река, как колыхались ветви сосен... Тишь и покой окружали их. Бой успел уйти далеко вперёд, если вовсе не закончился... Кто победил? Кто проиграл? Пожалуй, уже и не важно. – Дотянешь до рассвета? – едва слышно прошептал Куай, поправляя уцелевшую часть одеяния. Также успевший поправить одежду Би-Хан, кажется, окончательно сдался: он лежал на спине, задумчиво глядя в звёздное небо. Мирное. Тихое. Вечное... – Дотяну. – спустя несколько секунд молчания ответил он.