тепло

      после возвращения в общежитие саша попросил у татьяны александровны отдельную комнату, потому как делить с кем-то жилую площадь после того, как артур–  тошно было, в общем. ужасно болело за ребрами, чуть левее центра, постоянно щипало глаза и сдавливало горло.  саша этого не ожидал, но новая ректорша, кажется, сильно смягчилась после всего произошедшего, и, посмотрев на него сочувствующе, только спросила, уверен ли он, что так будет лучше. получив в ответ кивок, без промедления подписала нужную бумажку и направила сашу вместе с ней к зиновию.  одному действительно оказалось во сто крат проще. по крайней мере, не было постоянных мыслей о том, что перед глазами все маячат не те лица и до слуха долетают слова, сказанные не тем голосом. тишина и пустота – ничто и никто, с этим мириться проще.        в очередную ночь в полусонном состоянии саша, как в горячечном сне, прокручивает события последних недель. артур, испещренный посланиями киры, сошедшая с ума копия агаты, чернильный дождь, взмахи крыльев. не-артур. все дни, начиная с того, когда все пошло под откос, ощущаются непрекращающимся кошмаром, пыткой, чьей-то зловещей насмешкой. саша время от времени возвращается к мысли, что он умер и за все сотворенное зло попал в личный ад. засыпать саша боится – во снах его мозг, стараясь справиться со всем ужасом, подкидывает ему совершенно обратное. во снах артур раз за разом возвращается в их квартиру. у лили нет такой же, как у него, белой челки. рита жива, иногда жив даже владя. никакой чертовой агаты и никакой треклятой киры с их революциями. просыпаться каждый раз совсем не хочется, хочется навечно остаться в этом идеальном мире. от погружения в очередной режущий по свежим ранам сон спасает осторожный стук по стеклу. снова матвей? наверное, налетался где-то и не может попасть в свою-не-особо-свою комнату, потому что кто-то снова закрыл в ней окно. саша игнорирует первую серию постукиваний, вторую, третью, а вот четвертая меняется в ритме, и на корецкого это не похоже – тот бы крикнул что-нибудь ругательное, да позабористей.  страшно ли саше? да. интересно ли саше? о, страшно интересно! почти до ужаса.  саша переворачивается на другой бок, отворачиваясь от стены, и осторожно смотрит в сторону окна. сердце пропускает пару ударов и снова привычно щемит ужасно. за окном, зависнув в воздухе, парит артур– стоп. не-артур. соловей. машет своими крыльями и терпеливо ждет, когда кто-нибудь подойдет к окну. осенний ветер треплет его волосы и – кошмар какой – тонкую свободную футболку, наверняка пробираясь под нее холодом. для персонажа, конечно, холод – неприятный холодок, и все же.  саша закрывает глаза, и прежде чем что-то сделать, старается глубоко вдохнуть и успокоиться. щипает себя за руку на всякий случай – мало ли. к сожалению, чувствует боль.  саша встает с кровати и идет медленно к окну, все еще не веря в происходящее. может, это снова ловушка? как тогда, в первую встречу. ангелина знает его слабое место и нагло этим пользуется. безопасно ли тогда вообще открывать окно? не подвегнет ли он всех опасности? снова.  но один взгляд на широкую – как всегда, как раньше – улыбку соловья и его посиреневевшие от холода кончики пальцев, и руки сами тянутся к щеколдам на окне. холодный ветер влетает в комнату, пробирая согретого одеялом сашу, и вместе с ним влетает в комнату соловей, останавливаясь буквально в паре сантиметров от саши, заглядывая ему в лицо, будто пытаясь по нему что-то понять. на пару секунд. потом опускается на старый деревянный пол за его спиной, клацая своими когтистыми лапами и оставляя ими на досках борозды. пара перьев падают перед сашей. саша поспешно закрывает окно. поспешно оборачивается к соловью лицом.  тот стоит, выжидая, когда на него обратят внимание. кажется, безопасен.  – ты как тут оказался? зачем вообще пришел? – шепчет саша, не веря глядя на крылатого. где-то в мозгу царапается ядовитыми шипами распускающаяся надежда на то, что– нет. невозможно.  соловей пожимает плечами и смотрит тоскливо только, задумчиво. – не могу с ангелиной находиться. почувствовал, что с тобой смогу. и как будто знал, куда лететь и как, – бросая беглый взгляд на сваленные на столе вещи, среди которых – несколько вещей артура, – тебя искать знал. почему так, саш? ничего не понимаю. саша молчит, сжимая кулаки так, что ногти почти впиваются в ладони. почти, потому что руки успевают закаменеть до шеи. почему, саш? пульс в ушах отдается бешеным ритмом, злость накатывает волнами. саша рвано, шумно выдыхает.  соловей растерянно отступает назад и оглядывается по сторонам, обхватывая себя руками, прижимая ближе к себе свои крылья. стараясь закрыться, укрыться.  – в вашем мире так холодно. в книге всегда было тепло.  саша проходит мимо него, заваливается на кровать, отворачивается к стене и укрывается одеялом с головой, надеясь, что оно заглушит шаги соловья, неуверенно снующего по комнате туда-сюда. что на утро это все-таки окажется очень дурным сном.        после своего первого визита соловей прилетает к саше спустя неделю, потом – спустя несколько дней. вскоре же не проходит и более двух ночей без компании крылатого персонажа. сашина боль от того, что соловей тоже не тот, хотя и выглядит, и звучит так, поутихла и гулко отзывается иногда, когда они в разговорах затрагивают что-то слишком личное, из прошлой жизни – для обоих, какая ирония. саша приносит в свою комнату чай, соловью – в артуровой кружке, покупает теперь в магазинах еду, которую прячет у себя от друзей – для соловья. хоть тому и не надо есть, но сам ритуал с горячим напитком и вкусной едой ему безумно нравится. «от этого тепло» – говорит как-то соловей, держа обеими руками горячую кружку смородинового чая. артур говорил так же. в такие моменты саше легко забыть все, что произошло.  саше кажется, что его соловей и вот этот, новый, до ужаса все-таки похожи между собой. но невозможно не видеть их главное различие – артур знал, что человеческий мир может быть ужасен, знал не понаслышке, но любил его, потому что знал также, что его любила ангелина, его любили студенты, его любил саша. его маленький мир, часть огромного, ужасного, был прекрасен, и артур не стеснялся дарить любовь каждому встречному и не боялся ее принимать. новый же соловей одинок и предан своей же создательницей, его самым дорогим и близким человеком, защита которого раньше, в книге, была самым важным для него. единственные, кому он может доверять и довериться – саша и амелия. соловей не любит человеческий мир, считает себя в нем лишним и неуместным. его маленький мир полон печали и попыток убежать от прошлого, которого у него даже не было. он больше хмурится и поджимает губы, молчит, когда по глазам видно, что хочет что-то сказать, смеется тише и улыбается более кротко. долго боится подпустить сашу близко к себе. к сашиной боли утраты примешивается ноющая боль за несправедливость по отношению к соловью. саша хочет показать ему, что мир может быть гораздо лучше. они смотрят фильмы и сериалы, иногда мультфильмы. саша показывает соловью рапунцель, потому что артур был, во-первых, в восторге от ее волос, и во-вторых все же любил ее историю. соловей говорит саше, что тот рапунцель, потому что живет в башне, а он сам – флинн, потому что забирается к саше через окно. еще ему нравится сцена с фонариками. саша после этого закупается свечами и зажигает их каждый раз, когда соловей прилетает.  пару раз они вылетают в окно, парят над ночным городом и сидят на крышах домов. соловей, особенно в сашиной теплой одежде, которая ему немного коротковата, теплый; саша греется об него, повиснув на нем во время полета как ленивец. москва яркая и красивая, живая в любое время суток. соловей говорит, что ему, кажется, нравятся огоньки. а еще наблюдать за городом свысока. «с дракона тоже так можно! мы с амелией иногда болтаем и смотрим тоже, только с дракона хуже видно. и не так приятно» режим у саши от таких ночных приемов гостей сбивается до ужаса, и высыпаться к парам становится практически невозможно. он клюет на них носом и пропускает добрую часть информации. инга беспокоится за него, спрашивает по сто раз на дню как он себя чувствует, и, скорее всего, рассказывает об этом всем остальным, потому что все косятся на него с великим невысказанным сочувствием и чаще треплют его в полуобъятиях. слава богу, в комнату к нему никто не суется. иначе бы давно все прознали по кучке кремовых перьев с белыми крапинками, лежащих на прикроватной тумбочке, и уже множества царапин от когтей на полу. сам саша о причине своего недосыпа стоически молчит и на все вопросы отмахивается, мол, домашку поздно начинает делать и сидит с ней допоздна, а так все привычной паршивости.  чтобы выцепить для себя хоть немного сна, саша предлагает соловью попробовать посидеть в тишине, слушая музыку. «слушать музыку – важная человеческая привычка. все любят слушать музыку, всем, правда, нравится разное». соловей сидит на противоположной кровати, подсвеченный притащенной им же откуда-то гирляндой и несколькими свечами на комоде справа, и держит в руках горячий чай. сидит, укутавшись в сашин серый клетчатый плед, и выглядит до того умиротворенно, что саше кажется, что он тоже вот-вот уснет, хоть ему это особо и не надо. послушать музыку соловей охотно соглашается, ему нравится узнавать, что приятного есть в человеческом мире. саша включает на ноутбуке муджуса и ложится на кровать, лицом к соловью. соловей закрывает глаза и так и сидит, иногда попивая чай. на лице его впервые за долгое-долгое время расслабленная счастливая улыбка. саша ей вторит, и медленно начинает проваливаться в сон.  просыпается он черт его знает, какое время спустя, от клацанья когтей по полу. соловей встал с кровати и с сонным видом шагает в его сторону.  – ты чего? – пытаясь сфокусировать взгляд на персонаже, хрипит со сна саша.  – холодно, саш.  – это под пледом и одеялом то? соловей, у нас к тому же сколько – десять свечей горит? да здесь скоро баня будет..  – не так холодно, саш.  соловей, помимо сонности, выглядит так, будто сейчас заплачет. сашино сердце со скоростью света и игнорируя гравитацию ухает в пятки. саша двигается к стене. соловей садится на край кровати и застывает, будто не зная, как управлять телом дальше. нервно поправляет волосы и снова губы поджимает. саша поднимает свое одеяло и хлопает рукой по месту рядом с собой.  – ложись давай. соловей осторожно, медленно ложится, не смотря на сашу. ложится прямо, как солдат, по струнке, и поджимает когтистые пальцы на лапах – боится поцарапать. даже крылья свои складывает перышко-к-перышку и свешивает их с кровати.   – расслабься, пожалуйста.  саша неуверенно кладет руку соловью на плечо – проверяя, не оттолкнет ли, не уйдет ли от прикосновения. нет. принимает, позволяет. доверяет.  в голове у саши проносятся одновременно все разы, когда они с артуром лежали вот так – рядом, ближе, чем сейчас с соловьем, вспоминает, как ощущалась под пальцами артурова кожа, его тепло, как на своей коже ощущалось его дыхание, его прикосновения, как щекотали нос артуровы волосы, если уткнуться ему в макушку, как они лезли в лицо, когда он обнимал артура со спины. господи, вот он – снова так близко!– но нет. это не он. это другой соловей, хоть и похожий на артура. хоть и похоже дорогой саше.  соловей под прикосновением все же немного расслабляется и руки складывает под подушкой, кладя на них голову, ноги немного поджимает. рассматривает озадаченно сашино лицо. саша в ответ только мягко улыбается. уголки соловьиных губ, кажется, тоже немного дергаются наверх. саша видит, что соловья что-то терзает, ему жутко хочется что-то спросить, но знает уже – тот не станет, снова промолчит.  саша поднимается на подушке чуть выше и делает единственное, что сейчас может – обнимает соловья, сгребая его в охапку, укладывая его голову себе на грудь, и утыкается носом в пшеничные волосы. от них пахнет перемешавшимися между собой запахами свечей; луна, достающая своим лучом до кровати, в них холодным отблеском отражается. соловей несмело кладет руки саше на грудь.   тепло.  саша надеется, что соловью теперь тоже.  из ноутбука голосом земфиры звучит «возвращайся домой, агнец». сон накрывает своим крылом спустя пару минут.  ложиться спать, обнявшись, спутавшись конечностями, становится одним из вариантов их совместного времяпрепровождения. соловей перестал бояться поцарапать сашу когтями, когда увидел, что его чернила реагируют на опасность даже пока их носитель спит, зато успел оставить пару затяжек и дырок на постельном белье и научился их латать – на белых простыне и пододеяльнике теперь красуются разной степени аккуратности стежочки и цветочки, вышитые цветными нитками. саша почти перестал терзать себя мыслями о том, что это все неправильно.  еще соловей перестал оставаться только на ночь, исчезая под утро, одаривая сашину комнату в напоминание о себе перьями и холодом из-за плохо закрытых за собой окон. стал оставаться на утро, иногда даже до обеда. у саши появилась привычка перед уходом на пары расчесывать спутанные после сна соловьиные волосы, все такие же мягкие и золотистые, а еще прогуливать занятия. каждый раз он клянет себя за это, потому что прогуливать пары, учитывая его поведение и до этого, и не говорить ничего друзьям, не говорить ничего в особенности инге – ужасно чревато последствиями. это буквально бомба замедленного действия, и в каждую секунду вероятность того, что вот-вот дверь в комнату слетит с петель от удара гриши или взорвется от плевка антона, и дверной проем явит взгляду всю их компанию, растет экспоненциально. саша уверен, что этого еще не произошло исключительно из-за рассудительности демы и добросердечности снежи.       в одну из ночей саша решается после долгих раздумий показать соловью одно место. одевается тепло сам, дает соловью купленные теплые спортивные штаны по его росту и шерстяные гетры на лапы, кутает его в свою толстовку и старую зимнюю куртку. парирует смеющееся «саш, мне же не холодно почти!» напускным-хмурым «зато мне на тебя смотреть холодно», натягивая капюшон на светлую соловьиную головушку. обучающий разговор о жестах заботы саша отложит на теплое время года.  саша осторожно открывает дверь, и хоть осторожничать, наверное, все же излишне, учитывая по одному этажу нежилых комнат под, вокруг и над ними, саша все еще помнит о растущей обеспокоенности его друзей, а свой секрет в виде целого соловья пока хочет оставлять только своим. проверив, что все, как и всегда, пусто, саша выводит из комнаты соловья и ведет его заранее найденным путем, которым, судя по слою пыли вокруг, уже давно никто не ходил. по пути соловей крутит головой, разглядывая коридоры и ветхие от времени следы старого-старого их убранства, пару раз чихает и со стоном «ээх, саша, ну ты меня и укутал» снимает капюшон и стаскивает куртку с плеч – от того, чтобы снять ее вообще, его останавливают только крылья.  вскоре они выходят туда, где саша не был с момента, как они с ребятами– черт с ним, да. «похоронили» артура.  саша украдкой смотрит в сторону камня, за которым лежат артуровы побрякушки и памятные вещицы, связанные с ним. обернуться и увидеть лицо, похожее как две капли воды на его, ощущается сюрреалистично. сердце сжимается в тысячный раз, но уже не с такой, как раньше, силой. терпеть можно.  балкон за неимением теперь посетителей занесен первыми маленькими сугробами и пылью, и от этого даже всякая блестючая мелочь, попрятанная по углам тенями, больше не поблескивает едва заметно, как раньше.  когда саша выплывает на поверхность из своих воспоминаний, соловей уже успевает усесться на край балкона, уцепившись когтями за каменные перила, и теперь смотрит сверху на замок библиотеки, на огоньки зажженного света в комнатах, на горящие на стенах факела и фонари во внутреннем дворе, на отблески света на недавно выпавшем первом снеге.  саша встает рядом, засовывая руки в карманы и ежась от ветра, гуляющего на такой высоте. он уже и забыл, насколько красив замок отсюда. соловей поворачивает голову к саше и спрашивает «почему именно это место?» словно чувствует, что за этим скрывается что-то большее, чем просто красивый вид. как чувствовал больше, чем понимал, и в первый свой ночной визит.  саша кутается в ворот куртки, больше потому что хочется спрятаться от этого вопроса, но все же решает ответить.  – не пойми меня неправильно, я просто подумал, что тебе тоже, наверное, здесь понравится? здесь приятная для полета высота, да и вообще.. – начинает саша издалека, сбивчиво, но сдается, шумно выдыхая, когда понимает, что сейчас наговорит глупостей, – он любил сюда приходить. это было любимым местом теней, и ему нравилось с ними проводить время, он таскал им всякие блестящие вещицы – теням это нравилось. мы с ним.. тоже часто здесь бывали.  соловей молча кивает, принимая информацию, окидывает балкон взглядом и оценивающе смотрит вниз. крылья рефлекторно, видимо, вспархивают, и саша на секунду пугается, что тот не захочет здесь находиться и улетит прочь. прочь от очередных сравнений и попыток заставить его быть кем-то другим. но соловей остается на месте и лишь глядит снова вниз, на замок.  – а кто такие тени? – ангелина тебе не рассказывала?   в ответ соловей лишь мотает головой и поджимает досадно губы. саша медленно, больше просто желая прикоснуться и подарить соловью хотя бы йоту тепла, заправляет ему растрепавшиеся ветром волосы за ухо и вспоминает, как когда-то артур рассказывал ему о библиотеке, о тенях в том числе, знакомил с ними, как первый раз привел сюда.  – тени – это такие маленькие жители библиотеки, – принимается рассказывать саша, практически цитируя по памяти своего наставника, – по идее, они должны нам помогать с рутинной работой: расставлять книги по местам, пыль протирать, помогать зиновию с бумажной волокитой. а на деле им больше нравится летать и играть в карты, – чему их, кстати, научил артур. еще они любят все блестящее, – саша отходит к одному из мест схрона надаренного и натыренного и достает оттуда простенький браслет с желтыми стеклянными бусинами, протирает его от пыли и протягивает его соловью, – вот, например.  соловей принимает браслет из сашиных рук и поднимает его на свет луны, разглядывая.   – красиво очень, и правда, – уголки его губ ползут вверх, – саш, а можно я?.. мне очень понравился!  соловей сжимает браслет в руке и смотрит на сашу радостно, лучисто.   – думаю, да. давай сюда.  саша подходит ближе, забирая браслет из рук соловья, задирает немного рукав его-своей куртки и надевает на тонкое соловьиное запястье браслет, делая аккуратный бантик из завязок.  соловей смотрит на вещицу и широко улыбается.   – а где они сейчас? их здесь, кажется, давно не было.   – после агаты... – саша останавливается, пытаясь подобрать слова, – их закрыли в одной из башен. в круге боятся, что она сможет через них вредить нам.  соловей в ответ молчит и касается браслета, хмурясь.  – саш? а научишь меня в карты играть, а?  отказать саша не может.       в одну из ночей саша учит соловья играть в карты, подсматривая правила в интернете. они сидят на полу, в окружении тарелок с различным печеньем. соловей схватывает идею на лету, хоть и путается в названиях мастей и тузов пару раз называет почему-то ферзями, – от кого только услышал?   когда саша замечает, что со стороны окна падает тень, мысленно дает себе смачную затрещину и ругает себя на чем свет стоит за неосмотрительность и пропавшую осторожность: шторы, которые специально покупал, не задернул, уселся прямо посреди комнаты, – рассматривай - не хочу, если знаешь способ подняться так высоко.   матвей корецкий знал и никогда не стеснялся пользоваться.  соловей, кажется, ничего не замечает, продолжая пытаться придумать хитрый ход, а вот саша медленно поворачивает голову в сторону окна, все еще надеясь, что ему показалось, но действительно видит за стеклом зависшего в воздухе удивленного матвея на лазурных его крылышках. зависла в воздухе и его рука, сжатая в кулак, которой он, видимо, собирался постучать.   саша подрывается и быстро открывает окно, втаскивает матвея за холодную руку в комнату.  – а я это.. ну, опять.. – начинает было корецкий.  – привет, второй летающий человек, которого я знаю! – отзывается соловей из-за сашиной спины. матвей коротко машет ему рукой, не сводя удивленного взгляда с саши.   саша держит его за плечи, чтобы никуда не убежал и не упорхнул, но матвей сбрасывает его руки недовольно.  – да че ты, блин, алиновский! не побегу я никому рассказывать. больно мне надо.   – матвей, он безопасен, все в порядке, – говорит саша настолько успокаивающим тоном, что матвея аж корежит, – это не как– – да я понял уже, успел сложить два и два за последнюю минуту. а дема и раньше предполагал, но я ему тогда только сказал, что он дурак.   матвей обходит немного успокоившегося сашу, подходит к соловью и отбивает ему «пять», представляясь.  – ты бы, правда, хоть рассказал кому, а то мы там уже напридумывали всякого, – говорит матвей, попутно собирая себе в подол толстовки печенье, – инга, в основном, правда, но волновались честно все. даже антон – все мозги мне уже проел своими теориями, одна тупее другой, блин.  саша чувствует укол совести и отвечает, что обязательно расскажет, когда будет подходящий момент.  – инге хотя бы скажи, она сама не своя ходит, сань. если по-человечески попросишь, даже не разболтает никому, – делает из сашиной кружки глоток чая, – ладно, пошел я, спать уже хочу. чаевничайте тут, птенчики.  саша закрывает за ним дверь и облегченно выдыхает. слава богу способность летать из всех досталась именно матвею корецкому. соловей со своего места глядит на него радостно и спрашивает, можно ли ему будет познакомиться с остальными ребятами. саша вздыхает и, подойдя, треплет ему волосы на макушке, говоря «можно. они будут рады», про себя думая «надеюсь». соловей выигрывает у него в карты несколько раз к ряду, и саша задается вопросом, не прописала ли ему случайно ангелина талант к азартным играм.        в одну из ночей саша терпеливо ждет, когда запаздывающий соловей все же прилетит, и только завидев того еще вдали, встает из-за рабочего стола, за которым делал домашку, и подходит к окну. открывает заранее щеколды и дожидается, наблюдая за взмахами сильных крыльев.  когда соловей подлетает ближе к окну, саша замечает, что тот напуган, а глаза у него на мокром месте. окна оказываются распахнуты в считаные секунды, и соловей влетает в комнату, сразу обвивая сашу конечностями, виснет на нем, утыкаясь холодным носом в шею, и мелко дрожит. вряд ли от того, что замерз, хоть и прилетел снова в одной футболке.  у соловья кости полые, как у птиц, потому, несмотря на свой рост, весит он сильно меньше людей, и держать его вот так легко. саша обнимает его крепко поперек спины и, насколько положение рук это позволяет, успокаивающе гладит.   соловей заключает их в кокон из крыльев, закрывая от всего мира, и жмется сильнее, тяжело дыша.  саша слышит, как ветер гуляет по его комнате, перелистывает страницы тетрадей и книг и колышет гирлянду на стене.  соловей всхлипывает, и это первый раз за обе его жизни, когда саша настолько явно видит и слышит его боль. артур обычно отмахивался от помощи и улыбался даже в самые ужасные моменты, когда силы и чернила были на исходе. соловья всегда выдавал его взгляд, но улыбаться он тоже старался. в горле встает ком и дышать становится трудно.   саша, придерживая соловья одной рукой, второй пытается закрыть окна, а потом оседает у батареи с крылатым в руках. тот лишь тихо плачет саше в шею и понемногу перестает дрожать. спустя десятки минут тишины саша кладет руку соловью на щеку и шепчет «посмотри на меня, пожалуйста». соловей поднимает голову с сашиного плеча и льнет к его ладони, пока саша стирает большим пальцем дорожку слез.   – расскажешь мне, что случилось?   соловей кивает и прочищает охрипшее после плача горло.   – ангелина сказала, что узнала, как вернуть мне память. она сказала, что я смогу вспомнить тебя, саш, как я мог не согласиться? она была добра ко мне, я ей поверил, – он кладет свою руку поверх сашиной и закрывает глаза, – я пришел, куда она сказала – к агате. я был уверен, что все получится, агата ведь знает все! нет ничего, что она не может, так ведь, саш? но когда я пришел, она направила на меня пистолет. ангелина стала говорить, что в третий раз все точно получится.  саша сжимает свободную руку в кулак, и мечтает в этот момент о том, чтобы чувствовать к бывшей главе библиотеки только ненависть, но он ее понимает. отчасти. понимает, что она не может справиться с утратой, и в своем отчаянии не замечает того, что перед ней такой же живой и чувствующий, как и артур, персонаж. человек. саше, на самом деле, безумно ее жаль. он целует соловья в лоб, наклоняя его голову к себе, и они так и застывают.  – я не знаю, саш, может быть, у них и правда получилось бы. может быть, артур вернулся бы. но что, если пропал бы я? я не хочу исчезать, – почти шепчет соловей, и саша чувствует, как по его щеке скатывается еще одна слеза, – я не хочу забывать то, что было последние месяцы. у нас с тобой. разговоры с амелией. огоньки, которые я видел с крыш и с дракона. у артура, наверное, больше хороших воспоминаний, но разве это значит, что мои ничего не стоят?   саша чувствует, что у него самого накатываются слезы, потому что – боже правый, как бы он хотел вернуть артура. но соловей в его руках, хоть и другой, не менее прекрасен. саша понимает, что он вновь по уши влюблен.   артуру хотелось показать весь мир, держа его крепко за руку. соловья же хочется от мира укрыть, держа его в руках, как сейчас. спрятаться с ним, с ним одним, отгородиться от всего за его крыльями, стать ему опорой, отдать все свое тепло.   саша кладет вторую руку соловью на вторую щеку и поднимает его голову так, чтобы они соприкасались лбами. и шепчет «конечно же нет. ты важен не меньше, чем был важен он, хорошо?» – знаешь, в начале я думал, что нужно было тебя выгнать тогда, в первую ночь. потом, сам того не желая признавать, думал о том, что смогу сделать вид, будто ты – это он, и ничего не изменилось вовсе, и злился, когда ты делал что-то по-другому. но сейчас я вижу, что ты другой; если присмотреться, ты даже выглядишь по-другому. ты не его копия и не его замена, слышишь? ты можешь существовать самостоятельно, без оглядки на него, запомни. я это вижу, соловей.  «и я смогу любить тебя без оглядки на артура, хоть и храня память о нем», – произносит саша, смотря созданию напротив прямо в янтарные глаза.  соловей рвано вздыхает и удивленно смотрит в ответ.  «солнце мое, можно я?..», – переводя взгляд на припухшие губы.   соловей кивает, сбивчиво дыша, и саша накрывает его губы своими, и целует так мягко, как только на то способен. своими щеками чувствует дорожки слез, стекающие непонятно уже по чьим щекам.  когда они отстраняются друг от друга, соловей улыбается – слабо, но все же. – саш, а можно мы встанем? у меня уже крылышки спеклись об батарею.   саша смеется и отпускает соловья, чтобы тот встал на ноги.   остаток вечера, пока они не ложатся спать, и следующие несколько дней, которые соловей остается у саши, алиновский учит персонажа использовать свои чернила, чтобы тот мог хотя бы защищаться. и думает о том, как вдруг поменялись их роли.   под конец третьего дня у соловья получается сложить из сиреневых нитей щит, почти точную копию сашиного.        в тот же день саша пишет инге, что второй раз влюбился в соловья, и что она даже может не держать это в секрете. «главное смотри, чтобы до татьяны не дошло, я все еще без понятия, как она отреагирует на то, что он все время был здесь» инга пишет, что он, должно быть, сошел с ума, но вечером приходит к его комнате вместе с лилей и тамарой. стучит в дверь и осторожно заглядывает в комнату, когда саша ей открывает. за макушкой инги вылезают еще две разной степени кудрявости.  саша впускает девочек в комнату, и они сначала неловко усаживаются рядочком на кровать напротив соловья, сидящего на полу и собирающего из бусин и бисера, купленных сашей, браслеты. представляются по очереди, пожимая ему руку. саша в сколько-то-сотый раз совершает прогулку от своей комнаты до кухни и обратно, таща с собой термос с чаем, который потом всем разливает.   за чаем знакомство проходит лучше. безотказная техника.   саша в этот вечер занимает позицию наблюдателя, устроившись на кровати за спиной соловья, и впервые за долгое время в его груди растекается чернильными разводами не боль, а тепло.   девочки присоединяются к соловью на полу в плетении браслетов, – инга даже садится почти вплотную, чтобы изредка потираться о мягкое крыло, – болтают с ним обо всем на свете, рассказывают с осторожностью библиотечные истории и хихикают дружно в ладошки, когда тот говорит «саааш, соберешь мне волосы? а то мешают» и глядит на сашу снизу-вверх совсем по-котеночьи.  саша из всех вариантов выбирает самый долгий и плетет соловью косу.   когда девочки, уже очень сонные, решают пойти по своим комнатам, соловей на прощанье просит их подумать над именем для него.   тамара, уходя, шепчет саше «он другой, но он такой хороший, саш! можно мы завтра с зоей и снежей придем?» саша подходит со спины к соловью, рассматривающему у окна подаренные девочками цветастые браслеты, и обнимает его, скрепляя руки у того на животе, хоть это и не очень-то удобно из-за крыльев, целует выступающий позвонок на шее и говорит   – я же говорил, что они будут тебе рады.        саша даже не удивляется, увидев на следующее утро во «вместе» сообщение от ангелины – как будто бы, на самом деле, даже ждал.   «александр, прошу, скажи, что он цел и невредим и остается сейчас у тебя. я ужасно перед ним виновата, и не знаю, сможет ли он меня простить. я уверена, что с тобой ему будет лучше. передай, что я прошу прощения и надеюсь его еще хоть раз когда-нибудь увидеть.» саша в ответ пишет короткое «я о нем позабочусь. уверен, однажды он вас простит.» не удивляется саша и тогда, когда вечером тамара приводит с собой не только зою и снежу. снежа берет с собой дему, зоя берет с собой женю. каждый берет с собой кого-то еще, и в итоге в комнате теснится вся их компания, разглядывая соловья как диковинку. соловью во второй раз удается всех очаровать.   под конец вечера саша слышит, как тама с ингой наперебой предлагают соловью имена. «нет, ну ты только послушай, оно же на твое похоже! са-ве-лий, са-ла-вей. а коротко – сава. ну мило же! ты подумай, в общем. сладких тебе снов. мы завтра еще придем!» когда дверь за толпой книгочеев закрывается, соловей-возможно-савелий поворачивается к саше и ярко-ярко улыбается, и глаза его искрятся от радости. он подходит к саше и чмокает его то в губы, то в щеки, то в веки, – словом, куда попадает, повторяя «спасибо». саша обнимает его, довольно подставляя лицо под теплые-теплые губы.