that’s what I want

Это начинается с очень громкой и очень разрушительной вечеринки на Хэллоуин. Если бы это была какая-нибудь дорама, то Сохи, вероятно, описал бы этот инцидент как злополучные отношения. Но Сохи на самом деле, никогда не увлекался дорамами. Он простой парень, что, по его мнению, и привело к этому... затруднительному положению. Сынхан просто предложил провести вечеринку в его доме во время биологии три дня назад, чтобы отпраздновать каникулы(чувак, я не знаю, знаешь ли ты это, но твой дом огромный, и это будет идеальное место для вечеринки на Хэллоуин. Плюс твоя мама редко бывает дома, так что), и Сохи согласился, потому что, честно говоря, он не ожидал, что придёт такое большое количество людей. Он должен был знать, что "вечеринка" и "подростки" это более смертоносная комбинация, чем голодные первокурсники по вторникам в Meatloaf. И, честно говоря, Сынхану хватит только одного взгляда на Сохи, чтобы заставить его согласиться на что угодно, но Сохи не считает себя безнадёжным романтиком. Как он уже говорил, он простой парень, а простые парни определённо не убиваются или плачут из-за парней, с которыми они не могут быть. Ни в коем случае. Теперь вернемся к этой ужасной вечеринке на Хэллоуин. Сохи с презрением смотрит на нечеткую смесь в его руке (почему она такая синяя), но всё равно выпивает её, и она сжигает его горло, служа почти достойным отвлечением от того, что происходит перед ним. Рука Сынхана обвивающая талию Ынбин таким простым и знакомым способом, находится там так легко, как, когда вы знаете кого-то лучше, чем он даже знает себя. Его глаза сморщены, выложены колем, таким же тёмным, как его легко взъерошенные локоны, а верхние пуговицы его белой рубашки растёгнуты, открывая гладкую и подтянутую кожу, от которой Сохи действительно должен отвести взгляд, прежде чем его снова поймают. Ынбин смеётся, ярко и живо над тем, что Сынхан шепчет ей, когда они качаются под музыку, её длинные чёрные волосы скручиваются до совершенства. Её платье полностью вдохновлено готикой, почти идеально отражая персонажа, которым она нарядилась (Кэтрин Пирс), и Сохи хватает ещё одну чашку этих радиоактивных напитков со стола, двух студентов, одетых, как Ромео и Джульетта, и выпивает её, за считанные секунды. — Ух ты, разве это не… чётвертая чашка которую ты пьёшь? — спрашивает Сынхан, нахмурив брови от беспокойства. Он повышает свой голос из-за непрекращающейся болтовни вокруг них. Он всегда так обеспокоен всеми остальными, что Сохи не может не посмеяться над тем, что он не мог выбрать худшего персонажа для Хэллоуина. — Я думаю, что мы теряем его, — говорит Ынбин, нахмурившись. Она подступает к Сохи, кладёт руку на его плечо и показывает два пальца. — Сколько пальцев я показываю? — Я в порядке, ребята, — пожимает плечами Сохи, но, честно говоря, весь алкоголь(?), который он выпил в течение последнего часа, значительно расслабил его. Его грудь чувствует тепло — хороший вид тепла — и видеть то, как его лучшие друзья в своих костюмах, чрезмерно заботятся о нём, просто заставляет его хотеть расклеиться без причины. — Это просто… тот факт, что ты должен быть Дэймоном Сальваторе, когда ты типо, самый милый парень, которого я когда-либо знал, такой ужасный, это невероятно, — продолжает Сохи, дико жестикулируя на Сынхана, и он знает, что он определённо бессвязный прямо сейчас, и ему, вероятно, следует заткнуться, прежде чем он скажет что-то, о чём он будет сожалеть, но его рот всегда жил своей жизнью, особенно когда он пьян. И Сохи не знает, как это происходит (учитывая, что он всего лишь загнан в угол всё более задумчивыми взглядами Сынхана и Ынбин), но прямо за их плечами, пара тёмных глаз пересекается с ним взглядами, и это похоже на фильм ужасов, потому что прямо в этот момент Сохи чувствует как по его спине пробежали мурашки. —…и ты Кэтрин. Ты слиииишком милая и любящая, чтобы быть ею на Хэллоуин, — заканчивает Сохи, поглядывая на Ынбин, которая так сильно нахмурилась, что её брови почти начали напоминать монобровь. — Ты же знаешь, что эти персонажи фальшивые, верно? Они не настоящие. Они просто для веселья, — говорит Ынбин, и Сохи кивает, проводя рукой по своим растрёпанным каштановым волосам. Он не может сосредоточиться на том, что она говорит, потому что он чувствует, что он всего в нескольких секундах от того, чтобы быть убитым Человеком Бензопилой, потому что… это Пак Вонбин вон там смотрит на него? Сохи смотрит на старшеклассника, который прижался к винтовой лестнице со своими слишком высокими, слишком симпатичными друзьями-придурками, все из них в майках или нарядах чирлидинга, которые слишком откровенны для простой вечеринки на Хэллоуин. И, конечно, Вонбин держит пиво, одетый в эту поддельную бордовую майку с его дополнительным HD-прессом на дисплее, глядя прямо на него. Блять. Сохи чуть не уронил чашку, которую он держит, что, вероятно, приведет к тому, что смесь растечётся по его лоферам. И он не может допустить этого, потому что его мама очень рассердится, ведь она только недавно купила их, и это то, с чем он действительно не хочет иметь дело. Сохи считает, что Вонбин, вероятно, на самом деле, не смотрит на него. Кроме того, на этой вечеринке куча людей, и парень, вероятно, просто напился или запутался или что-то в этом роде. Нет причин, по которым Пак Вонбин, красивый парень, к тому же, являющийся школьной звездой, будет смотреть на Сохи, школьного… неважно. — Сохи? Ты в порядке? — спрашивает Сынхан, и Сохи догадывается, что наверное это очевидно, что он психует из-за того, насколько обеспокоен Сынхан. И в любой другой день Сохи приветствовал бы это с распростертыми объятиями. Но сейчас ему просто нужно сделать передышку. — Я пойду в туалет, — выдыхает Сохи. — Хорошо, — кивает Ынбин, и Сохи хочет выпить ещё того, что находится в этих чашках, когда она и Сынхан возвращаются к тому, чтобы медленно двигаться под RnB песню, играющую через динамики. Способ быть Стефаном. Сохи добрался до ванной в целости и сохранности, и он ненавидит, как драматично себя ведёт, когда начинает брызгать своё лицо водой. Это не соответствует его принципам простого парня. — Давай, Сохи, — говорит он, смотря на себя в зеркале. Он, без сомнения, устал, его зрачки застеклены, и это идеальный образ пьянства. Он кусает нижнюю губу, ненавидя то, насколько она сухая. — Пытаешься прийти в себя? Звук, который издаёт Сохи в тот момент, не тот, о котором ему хотелось бы говорить в деталях. Просто знайте, что это очень неловко. Он зияет, широко глядя на силуэт, который задерживается за дверью ванной комнаты. Силуэт с шелковистыми гладкими волосами и измельченным прессом. И, хотя это зрелище не является чем-то, что большинство сочтет особенно опасным, Сохи обнаруживает, что он нервно сглатывает. Чёрт. — О, эээ, — он делает шаг назад, в то время как Пак Вонбин делает шаг вперёд. — Ты хочешь сходить в туалет? Я могу уйти, если хочешь. Свет тусклый и в основном исходит из коридора, но Сохи всё ещё может чётко заметить, как выглядят ошеломлённые зрачки Вонбина. То, как он слегка шатается, когда приближается к Сохи, а пальцы расстегивают верхние пуговицы его топа. И Сохи... он на самом деле не знает, что происходит. — Разве ты, типо, не пьян? — Как и ты, разве нет? — замечает Вонбин и дерьмо, Сохи вроде как чувствует, что его задернули в какую-то причудливую альтернативную вселенную; лихорадочный сон, если хотите. Он никогда раньше не слышал голос Вонбина, так близко, никогда не ожидал, что он будет звучать так мягко и нежно. Комок в горле Сохи усугубляется, когда прохладные пальцы Вонбина касаются его покрасневшей кожи. — Окееей, — останавливает он руку старшего, и тяжело глотает, когда Вонбин начинает хмуриться. — Что… Что ты делаешь? В этот момент между ними меньше сантиметра, и холодная атмофера превратилась во что-то разогретое, странное и возбуждающее. Сохи чувствует, как жесткие хребты желудка Вонбина прижаты к нему, и он был бы проклят, если бы сказал, что это его не волнует. Что, черт возьми, происходит? Вонбин, вместо того, чтобы дать сформулированный ответ, просто касается своими губами под челюстью Сохи, и, ох, всепоглощающее тепло в его желудке при этом действии. Что, черт возьми, происходит? Именно тогда, когда Сохи определённо точно чувствует, как бедро Вонбина давит между его ног, он вырывается из его хватки, едва спотыкаясь о раковину. Его ладони невыносимо горят, при контакте, но сейчас это не главное. — Что ты делаешь? — Снова спрашивает он, не в силах исправить то, как он задыхается. Не похоже, что они что-то делали, но вот, он здесь, сходит с ума только потому что Пак Вонбин прикоснулся к нему. Неважно. — Ты хочешь поцеловать меня или нет? — Вонбин скрещивает руки, бицепсы выпирают из-под его слишком тугой майки, и Сохи ненавидит то, как он не может перестать пялиться, на тело парня-загадки, стоящего прямо перед ним. Пак Вонбин чрезвычайно популярен и невообразимо красив, и Сохи всегда видел в нём что-то нереальное, что-то, на что можно было бы посмотреть, но вы никогда не смогли бы прикоснуться. Что-то вроде трофея, хотя это и звучит немного глупо. И тем не менее, Сохи никогда не интересовался такими парнями, даже несмотря на многочисленных поклонников. Но сейчас... — Ну? — руки Вонбина всё ещё скрещены, и Сохи правда не может поверить, что это всё происходит прямо сейчас. — Почему это звучит так, будто ты мне угрожаешь? — спрашивает Сохи. Ему становится слишком холодно в области груди, и тогда он замечает, что Вонбин уже наполовину расстегнул пуговицы его рубашки измазанной фальшивой кровью. Младший спешит прикрыться, в то время как Вонбин лениво закатывает свои большие глаза. — У нас здесь нет всего дня, — говорит он Сохи. И... ладно, Сохи обычно очень прямолинейный парень, хорошо? Он не парит, не курит и не делает ничего из того, чем часто занимаются подростки. Он также почти не пьет — за исключением случаев, когда он хочет уйти от реальности, хотя бы на немного — и именно поэтому его мама часто уезжает, оставляя дом за присмотром Сохи, потому что она верит, что он будет хорошим мальчиком и не сделает из него ебаный мусор. Так почему же, о, почему Пак, черт возьми, Вонбин просто стоит здесь, пялясь на него своими огромными глазами, сводя его с ума? Вонбин вздыхает и поворачивается, чтобы уйти, и Сохи решает сбросить вину на те чашки с непонятной алкогольной жидкостью, которые он выпивал ранее, потому что, он никак не хочет обьяснять то, почему он решил остановить Вонбина, схватив его за руку. — Эм, — он мешкается, под взглядом тёмно-карих глаз Вонбина. Сохи не из тех, кто легко волнуется (в основном это зарезервировано для определенного подражателя Дэймона Сальватора внизу), но, боже… он продолжает быть застигнутым врасплох тем, насколько сильно сверкающими являются глаза Вонбина. Они сияют даже больше, чем весь золотой блеск, мерцающий над его веками. — Пойдем в мою комнату? — говорит Сохи, и, о боже мой, он просто ненавидит то, как его голос начинает чертовски ломаться под конец. И звучит он, как какой-нибудь цыплёнок, черт побери. В голову, внезапно приходит Сынхан, который всегда обнимает его и взъерошивает его волосы, каждый раз называя «цыплёнком». Сохи качает головой, желая избавиться от лишних воспоминаний. Он не может позволить себе отвлекаться. Хотя, на самом деле, он может позволить себе отвлечься, и, догадываясь по внезапной, странной фиксации Вонбина на него, парень также отчаянно нуждается в чём-то другом. Сохи гиперосведомлён о непоколебимом присутствии Вонбина позади него, пока он роется в карманах своих брюк, в поисках ключа. Он почти чувствует себя сбегающим школьником, скрывающегося от своего учителя с орлиным зрением, когда он смотрит на студентов, населяющих плохо освещённые коридоры. Он догадывается, что они, должно быть, пьяны больше, чем он думал, потому что никто никак не реагирует на него и Вонбина, в компании друг друга (или, может быть, это просто ослабление ума из-за его костюма. Точно). Сохи не успел сделать и двух шагов в своей комнате, как Вонбин накинулся на него (да, накинулся!), сильные руки проскользнули через его волосы, сжимали его шею, проскальзывая через его свободную белую рубашку. Сохи уверен, что эта штука не переживет ночь с тем, как идут дела. Желудок Сохи проваливается, когда Вонбин начинает сильно сосать его ключицу, и его сердце бьется, так быстро, что сначала он не слышит, как звонит телефон. Блять. Его телефон снова звонит, и Вонбин издаёт неудовлетворённый стон, глубоко дыша. Сохи не любит то, каким горячим он это находит. — Чёрт, выключи или просто сделай уже что-нибудь, — выдыхает он, пытаясь отстегнуть ремень Сохи. — Я не могу, — выдыхает Сохи. — Они мои друзья. Я должен ответить. — Блять... Конечно, когда Сохи находит свой телефон, то видит ‘пропущенный звонок от хани🐈‍⬛’ на экране, а затем он перезванивает, прижимая палец к губам, призывая Вонбина быть тише. — Блять, что ты делаешь? — спрашивает Вонбин в темноте, а его руки всё ещё страшно близки к чёртовой промежности Сохи. — Просто молчи, — умоляет Сохи, как раз вовремя, потому что уже в следующую секунду Сынхан поднимает трубку и его знакомый медовый голос согревает всё внутри Сохи. — Сохи, где ты? — спрашивает он, но шум сзади приглушает его слова. — Я… — Сохи подделывает кашель, который превращается в настоящий, когда Вонбин быстро снимает свою укороченную майку, оставаясь топлес. — Я… Я сплю. — Что? Я тебя не слышу. — Я хочу спать, — исправляется Сохи, пялясь на стройного Вонбина, который в настоящее время развалился на его кровати и смотрел на выцветшее свечение темных звезд, приклеенных к его потолку. Чёрт… это сложнее, чем самый сложный экзамен по исчислению. — Я устал, и… и я собираюсь лечь спать прямо сейчас. — Нам прийти? — Нет! — кричит Сохи. — Я имею в виду… нет, всё в порядке. Я просто… устал. Можно услышать как Вонбин усмехается. И Сохи хочет ударить его нахрен — конечно же своими губами. — О, ладно. Ну, спокойной ночи, Сохи. Поговорим позже, — отвечает Сынхан, и на этот раз Сохи не обращает внимания на то, что он говорит, потому что тусклый лунный свет, отражается на идеальном теле Вонбина. Наступает смертельная тишина, когда телефон выключается. Сохи кладёт его на комод, затем поворачивается к Вонбину. — Ты собираешься стоять там, как какой-то больной викторианский мальчик, или же ты собираешься повеселиться со мной? — спрашивает Вонбин, заправляя свою длинную челку за ухо. Сохи почувствовал укол обиды. — Я не больной викторианский мальчик, я Стефан Сальвато… Вонбин хватает его за и без того жалкую рубашку и тащит его в кровать, сталкивая их рты. Его большие губы поверх губ Сохи, мягкие, горячие — интенсивные — и дерьмовые, Сохи только попробовал их на вкус, но он уже не думает, что когда-нибудь сможет насытиться. Он решает, что будет винить в этом алкоголь, проникающий в его организм, когда он переворачивает Вонбина в подушки, любя то, как его волосы сразу же развеваются, ложась по его красивым чертам лица. Он наклоняется, оставляя засосы на изгибе шеи старшего, в то время как его пальцы тянутся к узким боксерам Вонбина. И да, в то время как Сохи может издать эту атмосферу «девственницы, которая никогда не испытывала теплого прикосновения мужчины», он уже пару раз связывался с несколькими парнями здесь и там, ладно. Так что он думает, что делает немного хорошую работу, когда Вонбин высоко стонет ему прямо в ухо. — Снимай штаны сейчас же, — командует старший, но, если честно, это больше похоже на отчаянное нытье. — Я думал, что мы просто целуемся, — говорит Сохи, ловя губы Вонбина в жёстком длинном поцелуе, вместо которого, он уверен, что позже будет синяк. Он даже не знал, что способен на это, но он догадывается, что тоска по лучшему другу натуралу, как правило, делает такое с вашим эмоциональным состоянием. Черт возьми. Сохи должен быть простым парнем. — Повеселиться – это всевозможные вещи. Так что, пожалуйста, просто сними эти чертовы штаны, — выдыхает Вонбин, и, черт возьми, он звучит так умоляюще, что вроде как повышает эго Сохи. Это может заставить его звучать как придурка, но… — Сохи! — хрюкает Вонбин, и Сохи определенно не ожидал, что Пак Вонбин знает его имя, и тем более кричал бы его вот так. Сохи быстро кивает, конечности работают на автопилоте, когда он снимает штаны, оставаясь в одних трусах. Это немного неловко, он взволнован, но с тем, как Вонбин смотрит на него, своими круглыми, тёмными глазами, это скорее смущение, чем что-то, за что ему было бы стыдно. Боже, что вообще происходит? Вонбин следит за каждым движением Сохи всё то время, пока он поднимается на него, а затем медленно засовывает свои длинные пальцы в трусы Сохи. — Я собираюсь отсосать тебе, — говорит он. Сохи глотает, мгновенно затвердевая. — Это угроза? Вонбин закатывает глаза. — Заткнись. Просто хотел предупредить тебя. Сохи чувствует, что весь кислород покидает его, когда он бормочет: — Я бы очень этого хотел. Через несколько секунд его прижимают, но это не имеет значения, пока он сжимает волосы Вонбина, когда старший целует его в живот. Он ненавидит, как он представляет кого-то другого. Кого-то, кто выше, с более короткими волосами и более острыми чертами, но он считает, что Вонбин, вероятно, тоже думает о ком-то другом, пока он это делает. / Раздражающий солнечный свет — это то, что будит Сохи от его глубокого сна, и он лениво моргает, потирая свои глаза, пытаясь понять где он. Он в своей комнате, на своей кровати — что хорошо — но что-то... другое. Сердце Сохи замирает, когда он видит укороченную бордовую майку и выброшенные трусы, которые он замечает на ковре, и он сразу же вспоминает всё то, что произошло прошлой ночью. Не помогает и то, что его голова начинает раскалываться, а это показательный признак того, что начинается похмелье. Он поворачивается как можно медленнее, будто это сводит на нет возможность того, с чем он собирается столкнуться. Он визжит, когда видит голую руку и копну тёмных волос, выглядывающих из-под одеяла. — Что... черт возьми, — бормочет голос, который очень похож на голос Пак Вонбина. Сохи падает с кровати, настолько громко, что парень выглядывает из-под одеяла. Сохи не тратит времени на то, чтобы натянуть свои боксеры, он рад, что по крайней мере, его рубашка всё ещё на нём, и к тому времени, когда он более менее собрался с мыслями, Вонбин всё ещё лежал на кровати. Он смотрит на него с выражением лица, которое можно описать только как мрачное. — Если ты расскажешь кому-нибудь об этом, я убью твою кошку, — говорит он, проводя рукой по волосам, что мало что делает, чтобы исправить то, насколько они растрёпанны. Это такое странное зрелище, учитывая, насколько примитивным и правильным обычно является Вонбин в школе в окружении всех своих приятелей. — У меня нет... кошки, — отвечает Сохи. — Тогда я убью твою собаку. — У меня и собаки нет. — Просто никому не говори, хорошо? — Вонбин предупреждает, и хотя он, черт возьми, угрожает Сохи убийством примерно в шесть утра, он всё ещё выглядит великолепно, кожа вся золотистая от лучей солнца, что светят через окна. — Или тост твоей семье. Сохи пожимает плечами. — О, конечно, наверное. — Отлично, — Вонбин хлопает в ладоши. — Я не могу выйти из твоего дома в своей одежде в это время, потому что люди будут знать, что что-то не так, так что ты должен одолжить мне толстовку. Сохи моргает. — Что? — Мне нужно уйти. Дай мне что-нибудь, в чём я могу спрятаться, — медленно повторяет Вонбин, как будто он разговаривает с малышом. Сохи вроде как забыл, каким придурком он может быть, но он также понимает, что это для его же блага. Он не может иметь голого парня, расхаживающего по его дому, когда его мама может вернуться в любой момент, особенно такого, как Пак Вонбин. Поэтому он идёт к шкафу и достаёт оттуда первые попавшиеся толстовку и спортивные штаны. Они чёрные, большие и достаточно неописумые, и когда Сохи поворачивается, его глаза почти выпадают из глазниц, когда он видит полностью голого Вонбина. Вонбин замечает это, и поднимает свою тёмную бровь в замешательстве. — Что? Тут нет ничего, чего бы ты не видел раньше. Сохи вздыхает и бросает парню одежду. — Просто надень это. — Ты не можешь серьёзно ожидать того, что я оденусь, не приняв сначала душ, не так ли? Сохи жует губу, пытаясь игнорировать тревогу, бурлящую внутри него. — Хорошо. Что угодно. Это дверь слева от тебя. Он предпочел бы, чтобы Вонбин ушёл как можно быстрее, но он не придурок, поэтому он ждёт, когда парень закончит, ходя по своей комнате, прокручивая сообщения, оставленные его друзьями. К счастью, Вонбин быстр (как бы абсурдно это не было), и достаточно скоро он входит в комнату Сохи в его полотенце, тёмные волосы влажные и прилипают к его затылку, а кожа вся блестящая. Он также полностью усыпан засосами. Сохи не может удержаться от того, чтобы посмотреть на пресс парня, и честно, он не против повторить дерьмо, которое произошло прошлой ночью. — Одежда, — командует Вонбин, его голос впадает в самые глубокие окопы безумных мыслей Сохи, и чёрт, его уши очень сильно краснеют. Сохи передаёт вещи, а затем он кладёт одежду Вонбина в пластиковый пакет, потому что он хороший парень, который просто хочет, чтобы старший вернулся домой в целости и сохранности, независимо от того, какие «отношения» они разделяют. — Есть ли кто-нибудь, кому ты мог бы позвонить? Хотя я не думаю, что вообще где-то видел твой телефон, — говорит Сохи Вонбину, когда старший одевается в его толстовку и спортивные штаны. Вещи проглатывают его целиком, делая его почти милым, и Сохи качает головой, чтобы избавиться от этой мысли. Вонбин издаёт этот воздушный смех, который, по мнению Сохи, звучит высокомерно. — Не понимаю, какое тебе вообще дело до этого. — Никакое, но это не значит, что мне все равно, — отвечает Сохи, и улыбка Вонбина становится ещё более напряжённой. — Я ухожу, Сохи, — он направляется к двери со своими вещами, натягивая капюшон на голову. — Помни, о чём я говорил: расскажешь об этом кому-нибудь, или… — Мою кошку и собаку убивают, и тост моей семье. Я понял, — заключает Сохи. Вонбин просто пялится на него: — Ты думаешь, это смешно? — бросает он, прежде чем выйти за дверь. Наступает тишина. Сохи вдыхает. Выдыхает. Что, блять, только что произошло? Он решает, что просто проигнорирует утренние события ради своего же здравомыслия.