Предательство

Пустота, заполненная тьмой. Холодная, непроглядная, склизкая темнота. Холод медленно пропадает, становится теплее. В нос продолжает бить ужасный запах тухлого мяса и сырой плоти. Тишина давит тисками на череп. В затуманенном рассудке всплывают первые секунды после того выстрела. Моно сложно понять, оглушило ли его опять или от нагрузки ему разорвало перепонки. Неприятное ощущение, как лед касается позвоночника, заставляя все другие чувства сыпаться стеклом. Яркая вспышка и оглушительный грохот. От стен отдавало пульсацией, становившейся все сильнее с каждой секундой. В голове звучал тихий гул. Сил практически не оставалось, кислорода катастрофически не хватало, а спертый воздух наоборот затруднял дыхание. Его тело ужасно ныло, отчаянно упрашивая хозяина прекратить тщетную погоню за свободой. Наконец Моно разлепил веки. Перед взором гуляли лишь размытые пятна. Ослабшие руки уперлись в пока еще бетонный пол. Взгляд еле сфокусировался, мальчик поднял глаза. Сердце пропустило удар. Его тело тряхнуло от одной только мысли: Где она?.. И чуть не остановилось, когда взгляд зацепился за желтый дождевик. Она шевелилась. Поднималась. Она жива. Моно выдохнул, уже не пытаясь сдержать улыбку. Он справился. Он смог. Он не бесполезен. Снова раздался этот оглушительный грохот. Стены рушились, опадая вместе с тошнотворным мясным звуком, сопровождаемые воем и треском… …Передачи?.. Монохром обернулся и замер. Они смотрели на них. Но с чем? Это гнев? Ненависть? Безразличие? Так вот откуда взялся этот отвратный запах… Мясо шевелилось, руша стены, издавая те самые звуки. Ярко-розовый свет продолжал пульсировать, словно в так сердцебиению. Он никогда еще не ощущал себя таким маленьким… Рано. Рано было выдыхать. Но она продолжала стоять, как вкопанная. — Бежим! — громко выкрикнул Моно, о одури боясь, что из-за грохота Шестая его просто не услышит. Крик отразился от стен едва повторно его не оглушив. К его невероятному облегчению, она услышала. Девочка рванула прочь. Потолок превращался в месиво, грозясь засыпать детей. Шестая ушла куда-то далеко вперед. Моно кинулся за ней. Прыжок. Ещё прыжок. Гул стал невыносимо громким. Он бежал, но ноги его не слушались. Тепло уже превратилось в настоящий жар. Перед глазами вспыхивали разноцветные пятна, мешавшие нормально соображать. Дети перепрыгивали через обрывы. Давившись воздухом, которые уже не принимали легкие, Моно выкрикнул: —Подожди, пожалуйста! Он сильно отстал. Шестая оказалась шустрей его… Одного взгляда стены хватило, чтобы сердце забилось в настоящей истерике. Он еще никогда так себя не чувствовал. Рассудок, словно издеваясь, провел анаграмму с крысами в мышеловке. Моно снова попытался ее позвать. Но давление в грудной клетке зашкаливало, позволив вырваться лишь тихому кашлю: —Я не успеваю… Но Шестая его будто не слышала. Даже не обернулось. Она продолжала бежать вперёд. Он почувствовал, как что-то резануло по сердцу. Сейчас ощущал себя …таким беспомощным. Отстаешь? Беги быстрее. Устал? Ты слабый. Она не откликается? Плохо звал. ЗАМОЛЧИТЕ. Головная боль пульсировала в такт стенам и всевидящей плоти. Жар стал невыносимым. н еле мог дышать. Собрав оставшиеся крупицы сил, Моно снова выкрикнул: —Подожди! Он вбежал в последний зал. Последняя пропасть. Дышать стало значительно легче. Здесь не было такого жарко. Головная боль отступила с облегчением. Но страх вернулся, вместе с грохотом, мост трескался и тоже будто бы шевелился. Девочка уже была на середине, когда другой край пошел трещинами. Сердце упало. Он не успеет. Не сможет… Он продолжал бежать. Бетон под его ногами проваливался, но нет, он не остановится. —Да стой же ты! Шестая обернулась. Она как всегда, когда ему нужна ее помощь, присела перед краем и подала руку, чтобы мальчик за неё схватился. Облегчение. Совсем, как раньше. Почему то это сцена согрела его душу, оживило прогнившую надежду и снова дала ему силы. На лице показалась улыбка. Я тебе верю. Моно прыгнул и схватился за руку Шестой. — Кх-кха… — Мальчик подавил очередной приступ кашля. — …Спасибо… Он так и продолжал висеть над пропастью, слушая стук собственного сердца и отдаленный треск камней. — Давай, Шестая… Помоги мне…кха-х, забраться, — Он поднял глаза, смотря в глаза Шестой. Их было практически не видно из-за капюшона, — Мы выберемся и все наконец закончиться. И тихое: — Нет. Его темные глаза полные непонимания. — Что?.. Мир словно поставили на паузу. Он продолжал в ступоре смотреть на нее. Тщетно надеялся, что это очередная слуховая галлюцинация… А жаль, что он не мог видеть ее лица. Пальцы разжались. Сначала Моно ощутил странную лёгкость, прежде чем ощутил падение. Все рушилось. И внутри и вокруг. Внутри в один клубок смешивались страх, отчаянье, боль и главное непонимание. Сердце остановилось. —Нет! И он упал. Остался где-то там, внизу, слился с мраком бездны. А жаль, что он не мог видеть ее лица. Но что бы он там увидел? Печальную, чем-то озабоченную улыбку? Усмешку? Она медленно поднялась и направилась к выходу… Пустой взгляд был направлен куда-то вперед. Она ничего не чувствовала. внутри нее клубилось забвение, словно черный, липкий дым. Шестая ещё не знала, какую ошибку совершила. Хотя… А она ли это? Тонкие холодные пальцы коснулись слепящей поверхности экрана. Треск помех и белый шум. Экран ярко вспыхнул, выплевывая ребенка наружу. Девочка медленно поднялась с пола и подняла глаза. Треск помех повторился. Её взору предстала тень настоящей Шестой… Сгусток помех, потерянный в передачах. Она смотрела на нее, но… Со злость или осуждением? С потерянным взглядом, пропитанным печалью и безысходностью? Та ли Шестая, которую знал Моно? Та ли Шестая, которую Моно «вытащил» из хижины? Та ли девочка, которую Моно спас от тех пустоголовых монстров? Которая была с Моно весь его путь… Не она… Её подменили. Или… Моно спас не ту девочку… Жаль, что Моно не узнает, что на самом деле, Шестая желала ему только добра и не хотела навредить… Ни коем образом…