— Мне нужен павербанк, чтобы вернуться назад.
Мне тоже нужен. Нет у нас этого «павербанка», нигде не найдёшь. Жалко, честно скажу, даже очень. Я хочу вытащить его и себя из этого дерьма — но это невозможно, потому что «зарядка» из меня совсем хуёвая. Словно та, что ты купишь на заправке один раз и разочаруешься, потому что аккумулятор тебе она посадит. Я дешёвая «зарядка». Я всё порчу. Кирилл сказал как-то, что я его «антивирус». Будто я помогаю ему избавиться от зависимости в селфхарме, будто спасу и от наркотиков, но… Каждый раз, когда я выхожу из дома, «антивирус» удаляется. Больше не мешает. «Вирус» — наркотики. Самое худшее, что могло произойти с нами. Я слезла с иглы, а Кира не смог. Мы пытаемся, честно, но не получается… пока что. Из-за «вируса» у нас всё плохо. Мы в этом дерьме из-за него же. — Я умер, нужна подзарядка, — проговаривает заученную фразу Кирилл всегда, когда испытывает ломку. Я не могу его бросить. Чертов синдром спасателя мешает мне… да и не только он. Любовь ли это? Да что я знаю о любви? Совершенно ничего. Так же, как и Кира. Он тоже не знает об этом ровным счетом нихуя, но мы всё равно вместе. Мой сумасшедший нередко жалуется на то, что слышит мой голос очень тихо. Будто слух потерял. Сравнивает со старым динамиком — будто я звучу так же. Мне не обидно, нет. Я знаю, что он любит мой голос. Ему не нравится мой холод. Сказал, что я стала холодна, как лёд, а как тут не стать? Я выцвела изнутри так же, как и его волосы. Выгорела. Не проявляю никаких чувств даже сейчас, когда иду на свежем воздухе в магазин. Он говорит: «Мне не нужен чужой порт». Это только тогда, когда я заикаюсь о своей «дешевизне». Для меня, эти слова — высшая степень любви. Может, Кирилл так не считает. Так же, Кира часто упоминает, что начинает забывать, кто он, но говорит, что меня не забудет никогда. Мне не мило. Мне страшно. Как я и говорила, Кирилл не считает время. Совсем не считает. Только изредка зачитывает цифры на экране побитого телефона, не придавая значения и не запоминая. — Я хочу домой, — говорит он. Домой, домой, домой, домой… знаю я, что это за «дом». Умереть он хочет, а не домой. «Дом» — в его понятии, смерть. Он видит мир иначе. Шизотипическое расстройство личности. «Эф двадцать один». С пакетом молока в руках, захожу обратно в квартиру, разуваюсь, иду на кухню, чтобы положить покупки. После этого, забегаю в комнату, готовясь снова отдаться ему полностью. Но вижу лишь тело. Плохо спрятанный шприц, торчащий из-под кровати. Кира ещё теплый. Я поняла это, потрогав лоб. Но пульс не нащупала. Опоздала. Слёзы льются из моих глаз, кровь льётся из его вен. Тишину наполнил лишь мой крик. Нет, не крик. Истошный вопль, который напугает соседей больше, чем пожар или взрыв. Трясущимися руками беру записку, лежащую на столике рядом. Боже, нет, нет, нет… Разворачиваю бумажку, глядя на мелкий текст:у меня сдох аккумулятор. мне больше не нужна зарядка :)