Дальний луг

Начало сентября. Небо над Городом дышит молниями и давит душным, по-августовски жарким густым воздухом. Несмотря на теплую погоду, в саду уже желтеют и потихоньку облетают клены. Небо проливает в пруд недолгие слезы и успокаивается — гроза обходит Город стороной. Менее душно не становится. Ну, может, совсем чуть-чуть. Саша неслышными шагами ступает по пыльному красно-желтому саду. Молнии ушли и унесли с собой неприятное предчувствие беды с запахом хризантем. Звезды мерцают в редких просветах между разлапистыми кленами. Звезды слезами сыплются с небосвода и укатываются на дальний луг, далеко за пруд. Саша не плачет — все слезы по Эду пролиты еще много дней назад, когда его только не стало. Потом — в течение всех дней до похорон. Потом — на самих похоронах. И еще долго после. Сейчас осталась только притупившаяся, но иногда резко и остро колющая боль в груди. А еще — смутное какое-то волнение, будто даже немного радостное, стучащее не в сердце, а рядышком. Ощущение такое же, как возникает от запаха поздних люпинов, растущих здесь же, в саду — розовых и черных. Когда Эдриана не стало, Саша к чертям обстриг волосы. Волосы были прошлым. Волосы были памятью. Слишком болезненной памятью. Теперь они были сожжены в костре на дальнем лугу, под такими же звездами, как сейчас. В прошлом августе они вдвоем были там, на лугу — лежали, переплетаясь всеми конечностями, становясь платоновским андрогином. Звезды сыпались с неба фейерверками. Было совсем не душно, но тепло и даже жарко. Губы цвели на губах, а под веками распускались красные люпины и летели, рассыпались сотнями галактик, звезды. А потом шел дождь. Да что там дождь — ливень, и они, словно мальчишки, бежали к дому, промокая до глубины души. Бежали по широкой тропинке от пруда и луга до своего сада, а в саду ветви раскидистых кленов, вишен и черемух укрывали их от дождя аркой на пути к дому. Потом они грелись в горячей воде купальни, а потом выбрались из нее и ушли греться и греть друг друга у камина. И этим летом они тоже часто бывали на дальнем лугу. Просто они были. Сейчас это вспоминается таким далеким… И никаких «их» тоже уже нет. Теперь есть только Саша. Сашу обдает прохладным ветром. Ветер шелестит в суховатых уже листьях, и Саше слышится в этом шорохе голос, осенний шепот. Нет. Не слышится. Голос правда есть. — Саша, — он зовет его по имени, тихо, но не оставляя никаких сомнений, — Сашенька. Сашенькой его звал только он. Только Эдриан. — Эдриан. Солнце, солнце мое. Звезда моя, — Саша смотрит ввысь, в кроны кленов, сквозь них, но не видит. Только голос. Есть только голос. — Сашенька, ты только живи. Пожалуйста. Я вижу, что ты думаешь, будто не хочешь, но ты ведь еще можешь. Правда можешь, если захочешь. — Я не хочу, — Саша шепчет, а по лицу все-таки катятся звезды, блестят в свете полной холодной луны, — Я тоже умру с тобой. — Ну, смотри сам. Решай сам. Я не буду мешать тебе жить, но и умереть помешать не волен. Главное, сам с собой ничего не делай. Если правда не хочешь, то оно… Само, в общем. Прощай. Когда-нибудь все равно встретимся. Прости, больше не могу сейчас с тобой говорить. Прощай, Саша, — и, совсем шепотом: — Я люблю тебя. — Прощай. Я тебя тоже… По небосводу катятся в пропасть слезы, горячие, как жидкий огонь свечей. Саша оглядывается. За спиной, в их доме, светится окно. Окно в их спальне — там Саша намерено не погасил свечи. Впрочем, он уже возвращается — ничего не случится. Он идет к дому по аллее сада, а вслед ему падают кленовые листья, мешаясь со звездами. Чтобы подняться на крыльцо, нужно преодолеть всего три невысокие ступени. Сегодня их почему-то оказывается больше. Саша не придает этому значения. Где-то плачет скрипка, а ступени идут вверх. И Саша тоже идет вверх по ступеням, а вскоре замечает, что оставленные внизу ступени теряются в белом, похожем на густое молоко, тумане. В тумане образовываются водовороты. Саше не страшно, он идет вверх, в небо. Подниматься совсем не трудно, более того — с каждым шагом путь становится все легче. Выходит он в саду. Вокруг пронзительно-белая, почти прозрачная весна, сладко пахнет цветами вишни и черемухи, свежий ветер волнует ветви цветущих деревьев и зеленых кленов, превращая сад в одно большое море. Саша с удивлением (и удовольствием, если честно) замечает, что волосы у него снова длинные — достают до плеч и даже чуть-чуть ниже. Это все, конечно, красиво, но на рай не похоже. И хорошо. А может быть, просто рай у каждого свой. Для Саши именно это место — рай, потому что… Потому что навстречу по аллее идет Эдриан. Тоже, кстати, с длинными волосами — в смысле, с не совсем короткими, а так, что они даже закручиваются красивыми крупными кудрями. Саше, конечно, сейчас вовсе не до волос. Он бросается к нему, прижимает к себе и чувствует крепкие руки, обнимающие в ответ. Краем глаза замечает, как ступени, с которых он пришел, пропадают. Аллея продолжается, а в ее конце виднеется дом. Их дом. И откуда-то Саша знает, что за забором сада расстилается Город, гораздо лучше, чем тот, что остался где-то там, внизу. А пока он берет смуглую ладонь Эда в свою, и они идут к калитке, чтобы потом окольными путями выйти к тропинке, а по ней — к дальнему лугу.