покажи мне

— покажи, насколько предан своему принцу, — тодороки глядит сверху, холодно, величественно. его голос хоть и тихий, но всё равно проносится эхом по огромному, сверкающему помещению. они одни в целой зале, и бакуго готов поклясться, что никогда прежде не видел такого величия, сосредоточенного в одной точке. он в целом мало где бывал, кроме бескрайних полей царства и своего небольшого, неуютного дома. бакуго шагает по ступенькам к трону, прямо в руки и владения младшего тодороки. и оттуда спасения нет. в горле резко пересыхает, когда шото ожидающе приподнимает брови. такой прекрасный, совершенный, на своём месте, в своей стихии. здесь всё под стать ему. о господи, какой резкий контраст с грубым бакуго в старых одеждах и нацепленном ожерелье из клыков диких животных. звенящая тишина вокруг давит, но для принца это — естественно, привычно, а бакуго чувствует себя некомфортно. передёргивает плечами, чуть сжимается. во всяком случае: кацуки, не переставая смотреть прямо вглубь чужих глаз, встаёт на колени, как ни перед кем прежде, заводит руки за голову, демонстрируя полное, абсолютное подчинение и доверие. сейчас его можно беспрепятственно убить выпущенной в грудь стрелой, или пытать медленно, беспощадно, и тот не шевельнётся. полное подчинение воли, но бакуго и не против — сам отдаёт поводок хозяину, как преданная собака у его ног. тот-самый-кацуки-который. да, тот самый кацуки, который вольный дикарь, не приемлющий людских законов, который всегда сражался гордо и до последнего, который лучше откусит себе язык и захлебнётся кровью, нежели сдастся, сейчас добровольно сидит на коленях перед своим принцем, не отводя взгляда, и даже не пытается слова против сказать. одежда тодороки, с головы до ног, идеально выглажена, без единой ненужной складки. кожа бледная, как и присуще всей аристократии, чистая, без единого изъяна, не беря во внимание шрам на лице — тот его украшает, показывает бесстрашие и готовность к боли. — не вижу действий, — сидит он будто скучающе, расслабленно подперев голову рукой и закинув ногу на ногу. странная картина. таким кацуки предстаёт лишь перед тодороки. бакуго хмурится, не понимая, что от него хотят, из горла почти готов выйти приглушённый рык, когда он замечает неуловимое движение со стороны шото. — о… — шёпот, практически придыхание. тодороки, словно невзначай, покачивает правой ногой и слабо ухмыляется, прикрывая глаза. в голове вертится уйма мыслей, бакуго сжимает-разжимает кулаки, давно опустив руки вниз. вдыхает глубоко, заполняя лёгкие необходимым кислородом. ему постыдно даже от одного предположения того, что собирается сейчас сделать. он придвигается ближе, почти вплотную. скользит пальцами по одежде, невесомо, словно боясь дотронуться сильнее, запачкать, сделать хоть как-то неприятно. боится вызвать неодобрение или спугнуть. сухие губы дотрагиваются до колена, а кацуки прикрывает глаза, чтобы хоть немножко притупить чувство всепоглощающего стыда. и тогда он слышит смешок — полный одобрения и какого-то непонятного удовлетворения. щёки мгновенно вспыхивают и бакуго прислоняется лбом к ноге тодороки, в попытке это скрыть. — такой хороший мальчик, — говорит шото ласково, прикасаясь кончиками пальцев к смуглой щеке, легко поглаживает. и, боже мой, усмехается так, что бакуго готов отдать своё тело и душу без остатка, на вечное служение будущему королю. — продолжай, — прямой приказ. и свободолюбивый кацуки слушается беспрекословно. ведет губами ниже, уже смелее сжимая тонкую ткань штанов в руках. прикасается губами к голени, аккуратно прикусывая зубами. чем-то ему это извращённо нравится. тодороки как-то нетерпеливо ёрзает на месте и ладонью зарывается в колкие волосы, невесомо надавливая, с призывом опуститься ещё ниже. бакуго не может осмыслить свои эмоции, но склоняет голову под нажимом и, наконец, целует самый носок его начищенной обуви. — вижу, ты действительно не будешь сопротивляться, — довольно, сыто. — умница. внутри вспыхивают самые разные чувства. проходит примерно минута, прежде чем бакуго решается поднять голову и снова наткнуться на чудесное, улыбающееся лицо. его ведёт только от этого. тодороки неожиданно встаёт, поднимая кацуки вслед за собой, крепко поддерживая под локоть. чужое лицо так близко, что бакуго может ощутить на своём лице спокойное дыхание. щёки покрасневшие, а он сам — растрёпанный, чуть потерянный. — садись, — кивает головой на мягкое бархатное сидение. а тодороки сегодня необычайно разговорчивый, хотя бакуго пока не сказал ни слова. тот смотрит удивлённо, хмурит красивые светлые брови, но видит уверенное выражение лица принца и снова сдаётся. — это всё будет нашим. тебе нравится? — он присаживается на подлокотник, опираясь плечом о плечо бакуго, и указывает рукой на помещение, будто хвастаясь своими владениями. впрочем, так и было. — да, — он оборачивается, чтобы разглядеть шото, а тот ещё не знает, что на любое предложение получит складный ответ «да». всегда, без исключений. — тогда всё, что от тебя требуется — быть со мной до конца, — тодороки улыбается, показывая зубы, и поглаживает блондинистые волосы, пропуская их сквозь пальцы. бакуго готов свернуть ради него горы, добыть все сокровища мира, положить к его прекрасным, стройным ногам недружественные государства. и отдать самое ценное — свою собственную жизнь.