Отношения, которым суждено длится вечно.

Девушка из последних сил толкает старую дверцу здания. Ещё один день, который в копирку остальным покажет очередной кошмар о том дне, когда её покинула падшая. Она не может забыть теплоты рук, нежного взгляда и наполненных безграничной любовью слов, будто утопая в потоке собственных проблем. Так и не решившись позвонить отцу, ещё одна из чисток прошла по своему новому расписанию, лишив жизни тысячи грешных душ. А главное — лишив её головы. Глаза снова неприятно щиплет, размывая всё стоящее перед собой отвратительно сильно, пока горячие щёки не могут избавиться от бегающей по коже влаги. Она помнит цвет её крови. Золотой, будто предназначенный освещать дорогу в трудную минуту, до того он блестел! И пусть это не свойственно демонам, пусть даже окажись она не грешницей, а кем-то иным, Чарли готова её принять. Готова принять и простить. По крайней мере, она так думала. Каждый её всхлип уходил в захватившую стены отеля тишину, придавая хоть какой-то жизни эти пыльные комнаты. Ходить сейчас было трудно, каждый шаг отдавался излишней болью не только в ногах, но и на сердце. В одну из чисток забрали ту, кто была ей дорога больше всех на свете. Но, это не сопливая история с счастливым концом, никто не поможет ей восстать из мёртвых или же чудным образом победить каждого экзорциста! Вовсе нет. Остаётся лишь принять случившееся и закопать свои чувства глубоко под землю. — Ну же, Чарли... Ты сможешь... Опираясь рукой о стену и рассматривая двери незаселённых комнат, она заметила яркое неоновое свечение впереди. Энджел так погряз в своей работе, что словно позабыл о том, что вообще приходил в этот отель. Хаск и Ниффти тоже стали чаще появляться за пределами здания, пережидая в нём ночи лишь из-за Аластора, удерживающего их здесь. — Нет, нет... Сил даже на простую борьбу с усталостью не было никаких. Как бы не было прискорбно, но не пьющая девушка безумно хотела опрокинуть пару рюмочек, а не скользить сейчас по стене вниз, устраиваясь поудобней на холодном полу. Что всегда приводило её в чувства? Напевание на ходу придуманных песенок? Может, это и поможет сейчас? Тогда, когда Ад снова погрузился в безумное отчаяние. Жизнь — не мюзикл, детка. Разве не этому она тебя учила? Но голос, дрожащий и меняющий тональность от слова на слово, будто отрепетировано произносит лишь одно...

«Счастливый день в аду,

Для всех счастливый он,

Для каждого специально

Тут приготовлен торт.

Одни жили веками,

Другие меньше дня,

Но все они как в праздник

Собрались у меня.

Счастливый день в аду,

Для всех счастливый он.

И серафимы в мнимых,

Угрюмых наших лицах,

Нашли добра частицу,

И демоны в свечении

Нашли свой путь иной.

И это — искупление,

Друг мой дорогой!»

Крупинки слёз разбиваются о твёрдую поверхность, оставляя влагу за собой. Как бы она не пыталась, как бы не держалась, этот Ад начинает играть для неё иными красками, позволяя окунуться в чёрно-белые тона, которые она из раза в раз раскрашивала в собственном изображении, подавая себе же на блюдечке ложные надежды. Вэгги была права, её не послушают. Раю действительно нет дела. Всем нет дела! Даже если она умрёт от одиночества в этих четырёх стенах и бесконечных коридорах, никто даже пальцем не прикоснётся к принцессе, что была сейчас темнее тучи. — Ох, моя дорогая, снова не здоровится? Кроме него. Когда все разбежались, он остался одним, что продолжил ходить вокруг неё из раза в раз, приводя в чувства и не позволяя действительно потерять надежду в этот мир. Он не говорил, зачем ему была поддержка чужой опрятности и духа, но вновь и вновь доказывал, что в его действиях таится далеко не одна лишь выгода. Или она слишком сильно верила ему? — Ах! А-Ал... Извини, я снова, ха-ха... Я... — Это было месяц назад, пора двигаться дальше. Рядом с тобой сейчас я. Разве она была бы рада, что ты так убивалась от горя? — Мм... Нет... — Так улыбнись же! Покажи этому миру, что ты ещё способна дать отпор. Она видит лишь его обувку, залитая слезами и не понимающая, как он способен улыбаться в трудный для её час. Но зародившееся тепло внутри разливалось по телу, приятно прогревая остатки надежды на лучшее. Руки аккуратно подхватывают её под подмышки, поднимая и позволяя рассмотреть всё такое же улыбчивое выражение лица. Сдувая мешающие волосы с лица, та последний раз всхлипывает, пытаясь стереть любое внешнее напоминание о своём состоянии. — Так-то лучше. Ох, Чарли-Чарли, дорогая. Ты сама на себя не похожа. Ноги старательно касаются пола, стараясь сохранить баланс и в ту же минуту не оказаться сидящей на полу вновь. Мужчина лишь любезно помогает, не желая держать ту излишне долго и позволяя встать. — Как насчёт ужина при свечах за прослушиванием джаза? — Было бы неплохо, ха-ха... Спасибо. — Меня не за что благодарить! Благодари лишь себя, Чарли. Иногда ей кажется, что это перерастёт в нечто большее... Но сегодня лучше насладиться свежеприготовленной едой и горячим чаем, нежели продолжать терзать свою душу в сомнениях. Но что они могут сказать с уверенностью оба — это лишь начало.