«В душе своей люди всегда носят образы тех, кого любят. Они живут в сердце, и мир полон разных возможностей выказать им свою нежность. Это не оценить ничем, но это приносит столько радости»
Туве Янссон «Путешествие налегке»
Сначала это были кривые наброски всем, что только под руку попадется. Всем, что в принципе способно оставлять след на стене – и иногда он просто выцарапывал портреты на стенах. Но первые рисунки не сохранились, ни один из них. Все они погибли под волнами ярости, накатывающими с каждой новой линией, которая была не такой, как хотелось. Было ясно как день, что невозможно сразу создать идеальный образ, но это Его Высочество. Просто нельзя, чтобы его изображения выходили настолько уродливыми. Этого нельзя было допустить. Десятки разных образов появлялись и исчезали на стенах пещер. Не похоже. Потом он начал корпеть над созданием статуй. Иногда камни разлетались в стороны, стоило отколоться одному уголку, и казалось, что он просто разрушит пещеру. Грубые черты, вырезанные по памяти неумелыми руками были совсем не тем результатом, которого хотелось добиться. Когда-то он поклялся, что создаст тысячи статуй его Бога и возведёт тысячи храмов в его честь. Демоны не поклоняются божествам, юноша из пещер Тунлу слыл безумцем. Просто ужасно. Иногда он срывался. Казалось, сама гора Тунлу содрогалась от рыданий. Сама Тунлу жила любовью призрака, что забрался в самое её сердце, заполняя его изображениями своего Бога, сначала неумелыми, кривыми, уничтожая их сразу после создания, а потом уже величественными статуями и прекрасными фресками. Иногда он боялся, что забыл. Что все эти статуи ни капли не похожи на Его Высочество, и всё это время он вырезал только какой-то образ из головы. Эти мысли были подобны новой смерти – он умирал, умирал много раз, безвозвратно, был обречён на эти смерти. В такие моменты Хуа пытался вспомнить каждую деталь, всё, что когда-либо видел. И чем больше проходило времени, тем чаще те или иные черты забывались. На время. Потому что лишь только это происходило, он просто выворачивал свою память, не успокаивался, пока не вспоминал. Иногда он боялся, что это был сон или игры разума. Что никто не поймал упавшее со стены дитя, и только его дух упорно придумывал себе утешение. Верил, что когда-то жил. Что его спасли. А на самом деле праздник всё-же был омрачен кровью. Но потом в ладони оказывалась красная бусина, и это успокаивало. Его Высочество реален, как никто другой. Но в конце концов Хуа Чэн оказался достаточно терпеливым, чтобы любить, ждать, творить и учиться. Линии становились более ровными, статуи – более изящными. И покинув Тунлу, он оставил с ней часть своей любви. Той великой любви, но которую способны не только люди, пусть кто-то и считал иначе, мол, демоны не способны испытывать теплые чувства (есть ещё такие дураки), но и те, чьё сердце не бьётся. Покинув Тунлу Хуа Чэн нашёл краски и бумагу – и начал учиться заново. Теперь в каждом мазке, сделанном с такой любовью, был Его Высочество, кажется, что-то такое родное, что стало утешением. Даже когда поиски не давали никакого результата. Даже когда не осталось ни одного человека, который знал бы Сяньлэ, даже когда не находилось никого, кто хотя бы видел кого-то похожего на Се Ляня. Он всё ещё исполнял своё обещание, храня образ в сердце – и на изображениях вокруг себя. Хотя демоны не поклоняются богам, и только он оставался безумцем, самым преданным верующим Бога, о котором никто не помнит. Со временем появился Призрачный город. И спустя столетия призрак с горы Тунлу и в нём оставил любовь к наследному принцу. И в храме Водных каштанов вместе с портретом Се Ляня. Похожим. Прекрасным.***
—Куда мы идём? —Гэгэ стоит быть чуть более терпеливым — Хуа Чэн с легкой улыбкой на губах вёл Се Ляня по Дому Блаженства. Последний, сколько бы тут ни был, ещё не знал всех комнат и залов, и теперь с интересом шёл за супругом, который только сказал, что хочет что-то показать. О, и от него это определённо может означать всё – мог он найти какое-то украшение, безделушку, а мог и иметь в виду нечто очень важное. Хотя для Се Ляня важно было всё, чем хотел поделиться дорогой Сань Лан. Но... О Боже Хорошо, он помнит о пещере десяти тысяч божеств. Но целая зала Дома Блаженства, которая, с виду, казалась мастерской какого-то художника или скульптора, полностью заполненная только изображениями Наследного принца Сяньлэ, полностью ошарашивала, заставляя краснеть от смеси стыда и восхищения. Хотя стоит отдать должное Сань Лану – иногда, иногда, здесь встречались изображения улиц Сяньлэ. Более редко – Призрачного города, Игорного дома, Дома Блаженства и отдельных домов. При том это по большей части были только наброски, не в цвете. Иногда попадались наброски цветов, но всё же подавляющее большинство изображений было портретами Се Ляня. Всё это было выведено с огромной любовью – и даже здания Призрачного города. Будто сотни лет тому назад Хуа Чэн сам старательно вырисовывал то, что стало потом домом для многих призраков. Сам создавал целый город. А впрочем,. так оно и было. —Сань Лан, это... прекрасно — восхищенно выдохнул его Бог Хуа Чэн коснулся губами щеки Се Ляня, приобнимая его за талию. В конце концов безумный демон с горы Тунлу оставил любовь к своему Богу во многих сердцах и, что самое главное, сохранил её и в своём.