***
Между пальцев холодил и оставлял белые пятна небольшой кусочек мела, пока на доске вырисовывались уравнения, постепенно приводя к правильному ответу. Сзади слышался шёпот одноклассников, все в спешке списывали верное решение, и не думая включить собственные мозги. Аарон правда старался откинуть лишние раздумья, мыслить только о том, что находится прямо перед ним, но когда в очередной раз очки сползли с носа, сбив его настрой, мел в руке не выдержал. И так маленький, он раскрошился от резкого напора на доску, оставляя за собой вместо конечного ответа жирную точку. Однако взять новый парень не потрудился — он бы просто повторил судьбу первого кусочка со вторым. Ярость уже кипела в нём и лилась через край, потому что было слишком шумно даже в тихом классе. Он буквально слышал, как прерывисто дышала учительница, ожидая от него хотя бы каких-нибудь действий. — Ответ плюс-минус три корня из пяти, — бросил через зубы Аарон, вперив взгляд в пол, просто чтобы не видеть чужих лиц. Мерзких чужих лиц. — Правильно, молодец. Садись, пять, — даже похвала сегодня казалась ужасной. Неискренней, жалостливой, раздражающей. Миньярд стряхнул с пальцев белую пыль от мела и, наконец подняв глаза, прошёл к своей парте. С ним сидела замечательная умная девушка, всегда готовая помочь, но слишком навязчивая для легковоспламеняющегося Аарона. Сегодня она болтала без умолку. Воистину ужасный день, потому что, кажется, её рот вообще не закрывался.***
Что им всем от меня нужно? Сегодня мной заинтересовался социальный педагог. У меня что, на лице написано : «Получите 50 долларов, если удастся меня разозлить»? Она спрашивала про синяки. Хотела вызвать мать в школу. Ну за что мне всё это?***
— Аарон, задержись на минутку, — крикнула парню вдогонку пожилая женщина в старомодных очках, когда он пытался снова улизнуть от разговора. В этот раз не удалось. Миньярд резко остановился, и портфель на его плечах мерно качнулся, раздражая своим весом и в принципе присутствием не меньше этого надоедливого психолога. Как можно спокойнее он выдохнул и развернулся на пятках. На лице его сияла вежливая улыбка, которую многие по ошибке называли искренней. — Чем я могу вам помочь? — Я бы хотела поговорить про твои проблемы. — О чём вы? У меня нет никаких проблем, — парень убрал руки за спину и со всей силой вцепился ногтями в тонкую кожу запястья, оставляя красные полумесяцы, которые, по ощущениям, точно начнут кровоточить. Молчи, держись, терпи. Не показывай этот гнев. — У тебя руки в синяках, а недавно ты пришёл с фингалом под глазом. Скажи, тебя избивают одноклассники? Нет, его одноклассники были прекрасными. Они не лезли к нему, когда он того не хотел, но всегда были рады проявить инициативу, если вдруг Аарон захочет пообщаться и убить время. У него просто был маленький секрет — мать-алкоголичка, всегда пьяная и ещё более часто недовольная его результатами в школе. Но он никому не скажет об этом, потому что не для того ему приходилось терпеть потом много лет, чтобы, когда остался всего год, какая-то старуха испортила его надежды на будущее. — Нет, что вы? Я просто учился кататься на роликах и случайно упал, лицом подцепив ограждение. А синяки на руках от волейбола на уроках, — словно отрезал Миньярд и, прежде чем она успела заговорить снова, холодно добавил, — Теперь я пойду, скоро тренировка на роликах. Конечно, ни на каких роликах он в жизни он катался. Аарон не умел этого делать — он даже никогда не стоял на них. Ему просто хотелось тишины. Относительной тишины квартиры, пока мать отсыпалась после недельных пьянок со своими дружками. Поправив сползшую с плеча лямку портфеля, парень быстро стёр с лица улыбку и направился прочь как можно более показательней. Руки тряслись от запертого внутри гнева, но он заставлял себя идти прямо, ни на кого не глядя, потому что казалось, будто его карий взгляд в ту секунды мог расплавить любого уровнем раскалённой в нём ярости. От досады на глаза наворачивались слёзы, потому что ему не хватало чего-то.. родного до боли. Чего-то, что могло снизить усталость от всего мира. И так жаль, что этим «чем-то» для Аарона был парень с зелёными глаза и голосом, таким спокойным и приятным, будто он с уверенностью мог бы остановить ураган после пары секунд своего замечательного тембра. И ещё более обиднее, что сейчас его нет рядом и будет не скоро. Потому что он чёртов студент, работающий и впахивающий по самое «не хочу», чтобы обеспечить себя. Пусть даже у него были деньги, заработанные давно посредством тяжёлого труда. Это просто ёбаный Кевин Дэй, которому скучно без работы и тренировок. А Аарон сейчас умирает без него, медленно и мучительно, пока он и не подозревает об этом.***
Мы не виделись с воскресенья. Только в переписках. Я не хочу быть к нему привязанным, но стоит мне отдалиться — и я разрываюсь на куски в одиночестве. Он вряд ли догадывается, как нужен мне. А мне тяжело дышать. Тяжело дышать? Не могу сделать вдох. Что это? Что это? Что это? Неужели я умираю? Так выглядит смерть? Поэтому так холодно? Не хочу уми***
Аарон уронил ручку, не закончив фразу, потому что руки бешено тряслись. Дневник упал с колен прямо на пол, открытыми страницами вниз, и скрыл то позорное изливание чувств на бумагу. По ушам ударил звон маленькой металлической вставки на обложке, которая при падении задела почти идеально белый кафель ванной и неприятно звякнула. «Почти», потому что совсем рядом с теперь упавшим дневником красовались красные пятна крови. И они пополнялись, капая снова и снова, но с каждой секундой всё реже и меньше. Аарон сомневался, что удар об угол стола пьяной матерью сделал его лицо красивее, и теперь социальный педагог точно заинтересуется его личной и домашней жизнью всерьёз. Лишняя трата времени, к которой парень был совсем не готов. Но понадобится ли ему разбираться со всем этим? Сейчас он скребёт горло ногтями, потому что не может вдохнуть полной грудью. На плече тяготеет небольшая дорожная сумка, в которую он слепо закинул какие-то предметы одежды и зубную щётку. А на душе — неподъёмный камень, бремя, заставляющее задыхаться юношу семнадцати лет. А ведь он уже давно не выдерживает. Так почему сейчас ему должно стать легче? Дрожащие руки в жалких попытках шарили по полу в поисках мобильника. К губам по покрасневшим щекам начали скатываться солёные капли, оставляя за собой призрачное послание, что Аарон снова не смог. Не смог справиться с болью и снова бежал за помощью. Это было так стыдно и в то же время правильно, что Миньярд опять разрывался между этими двумя из чувств. И, кажется, в этот раз разрывался насмерть. В ладонь лёг холодный смартфон, и юноша с трудом отыскал в контактах через пелену непролитых слёз имя «Кев». Пальцы сами собой зашли в сообщения и словно на автомате написали одну единственную фразу. Помоги. Увези меня Затем ещё раз, и ещё. Это звучало как крик души, мольба разобраться с чувствами, успокоить нервы и дать поспать хотя бы пару часов. Помоги Помоги Помоги Аарон хотел написать это ещё столько раз, сколько смогли бы онемевшие руки, но на кухне что-то с грохотом упало на кафельную плитку и разбилось, заставив парня выронить телефон. На мучительные десять секунд повисла тишина, Миньярд боялся даже дышать. А затем послышался низкий храп человека, который несколько лет не выпускал бутылку из объятий. По ванной пронёсся выдох облегчения и отразился от стен, на долю процента успокаивая натянутые нервы. Ждать было нельзя. Могло случиться что угодно. А Аарон не мог позволить себе сдохнуть такой жалкой смертью : от рук пьяной матери, с разбитой головой или скинутый с балкона. И Кевин... Чёрт возьми, если он собрался умирать, то нужно хотя бы попрощаться. Увидеть, прикоснуться к волосам, к тёплой коже под футболкой, последний раз поцеловать в мягкие губы. Это неважно. Главное — не уходить так резко. Если Миньярд, конечно, хотел умереть, что было не совсем правдой. На подкосившихся ногах парень встал с пола, прихватив с собой мобильник, и на цыпочках подошёл к двери. За ней — относительная тишина квартиры, которую прерывало лишь громкое сопение спящей матери. Щёлкнул замок, и Аарон быстро, как только мог, юркнул в образовавшуюся щель. Ноги сами несли его к входной двери, настолько тихо и быстро, насколько это вообще было возможно в ситуации Миньярда. Выход, выход, выход В голове крутилось только одно — убежать, поскорее и подальше. Начать новую жизнь, переждать трудные времена, сдохнуть в трущобах — без разницы, главное, что не в этой ненавистной квартире. Ладонь легла на ручку, и — сердце на секунду перестало биться — дверь открылась. Если бы мать до того, как уснуть, закрыла бы замок и убрала ключи, Аарон бы сошёл с ума прямо у порога. А теперь всё позади, впереди лишь прохлада подъезда и отзывающиеся эхом громкие шаги. Кажется, парень даже не потрудился захлопнуть за собой дверь, хотя бы прикрыть, потому что мысли застилала пелена. Единственное, что удерживало его в реальности, — тяжесть спортивной сумки на плече и холодеющие дорожки слёз на щеках. Он уже выбежал на улицу? Как давно он бежит? И куда вообще держит путь? Вся его кофта оказалась мокрой. Разве по прогнозам передавали дождь? Или он просто упал в лужу и даже не заметил этого, побежав дальше? Стало холоднее. Кажется, ноги привели его к мостовой, а сразу после окончательно отказали. Аарон рухнул на колени около бетонного невысокого забора, сильнее вымочив штаны в грязной воде. Но сил встать не было. Не было сил даже открыть глаза, чтобы оглянуться и посмотреть, где он вообще оказался. Новый порыв ветра заставил юное тело содрогнуться, а также принёс запах бензина, звуки дальнего жужжания города и гудки. Гудки? Парень не сразу понял, что держит телефон у уха и слышит гудки. На быстром наборе у него лишь один номер. И прежде, чем он успел вспомнить его, послышался голос. Родной, сонный, обеспокоенный.. любимый. — Аарон? Что случилось, где ты? — Миньярд едва услышал эти слова, потому что в ушах стучала кровь, будто отсчитывая последние секунды жизни. Парень прерывисто вдохнул через зубы, чтобы произнести хоть слово в ответ, но получился лишь сдавленный хрип. Жалок, жалок, жалок. Внутренний голос, осуждающий его за каждое проявление слабости, не дал услышать ответ Кевина. Может, его и не было. Может, Аарон вообще никому не звонил, и всё это происходило в его голове. Как теперь понять, что из этого правда, а что — ложь, иллюзия, выдуманные образы из головы? Дрожащее тело прижалось к холодному забору, словно ища тепла, и с опустившегося плеча упала с тихим звуком сумка. Глаза всё ещё были закрыты, потому что даже это действие было невыполнимым в положении Миньярда. Он не знал, где он, сколько времени, какая погода на улице и кровоточит ли ещё рана на голове. И, когда юноша пытался от этом задуматься, мысли ускользали от сознания, будто песок сквозь пальцы. Как, в принципе, ускользало и сознание из исхудалого тела. Конец? Нет! Нет, нет, нет, пожалуйста. Кевин...***
Цифры на спидометре достигали невозможных пределов, учитывая дождливую погоду, но даже на этом Кевин не останавливался. Он ехал вперёд к точке на навигаторе, что в полутьме мигала красным, и глядел на неё не отрываясь, будто, как только она потухнет, где-то на мостовой душа покинет юное тело. Однако она обнадеживающе продолжала мигать. Сердце в груди колотилось с бешеной скоростью, норовя выпрыгнуть из груди, и болезненно сжималось каждый раз, стоило вновь вспомнить тот лишённый сил вдох. Как он мог оставить Аарона так надолго? Как мог настолько уйти с головой в учёбу, чтобы довести своего мальчика до такого состояния? Как же так получилось? Главное сейчас — найти Миньярда живым и здоровым, а все вопросы уходят на второй план. Кевин буквально вжал педаль газа в пол, подгоняемый чувством вины и стыда за своё бездействие. Крутой поворот. Брызги, окатившие стенд с объявлениями. Мостовая. Кевин настоял на том, чтобы установить на телефон Аарона маячок, особенно после одного случая. Когда пьяная мать выгнала его из дома глубокой зимой в одной домашней одежде. Когда он едва дозвонился до Кевина, потому что из-за метели связь была ужасной. Когда сам Дэй еле нашёл его, потому что, скитаясь, Миньярд зашёл в какие-то дворы и совсем не видел без очков, где находится. Темнота ночи и кружащийся снег окутали его тогда настолько плотно, что после этого парень неделю лежал с температурой. Резкая остановка. Яркий свет фар, освещающий небольшое пространство вокруг. Сумка. Тело. Дышащее? — Аарон! Кевин быстро огляделся по сторонам, с удовлетворением поняв, что в такое время мало кто ездит по этой дороге, и вышел из машины. На него тут же градом полился ледяной дождь, но, казалось, парню было на это совершенно без разницы. Он лишь уверенно шагал к свернувшемуся комку у забора, пока из-под его ботинок большими каплями летела грязь из луж. Уже все кроссовки, ранее светло-серые, стали коричневыми, по-осеннему запачкавшимися, а волосы неприятно прилипли ко лбу от влаги. Однако Дэй словно этого не замечал. Как только стали видны знакомые черты лица, сейчас расслабленные от бессознательного состояния, и светлые намокшие пряди, Кевин буквально сорвался с места и в секунду оказался рядом. Колени подкосились сами собой, а руки, пусть и желали поскорее прижать юное тело к себе, согреть, защитить, начали искать пульс на фарфоровой шее. Секунды казались вечностью, сначала было такое ощущение, будто под ладонями парня находился давно остывший труп.. А потом наконец пульс, слабовыраженный и редкий, начал прощупывался. — Аари, хэй, — коротко позвал Кевин, потряся Миньярда за плечи, но никакого эффекта не было. И, очевидно, никогда не будет под таким-то дождём. — Ничего, малыш, скоро всё будет хорошо. Не долго думая, Дэй аккуратно протиснул руки под чужими коленями и лопатками и без особого труда поднял Аарона, прижав к груди, как обычно прижимает к себе ребёнок только что купленную, невероятно желанную игрушку. Как только лицо парня оказалось в непосредственной близости, Кевин разглядел, как подрагивали светлые ресницы, словно после нескольких часов рыданий. Несмотря на холодный ливень, тело Миньярда буквально горело, по логичным предположениям, от жара. И ещё эта рана на виске.. Что, чёрт возьми, эта женщина себе позволяет по отношению к собственному сыну? Как можно быстрее Кевин донёс Аарона до машины и умелым движением — это был не первый раз, когда спящего приходилось довозить до дома — открыл дверцу машины. Там лежал заранее положенный теплый плед с узором из лисьих лап, на который и переместилось до нитки промокшее тело. И ещё один, очень похожий на первый плед, лёг сверху. Через него было едва видно, как резко поднималась и опускалась грудная клетка, и это создавало бы впечатление давно мертвого человека, если бы не знание того факта, что он был жив. Жив, не совсем здоров, точно напуган. Но главное — жив. Эта мысль грела какой-то холодный кусок души Кевина, ломала грубый лёд, открывая потаённые секреты его сердца. Например, желание любить и быть любимым, а не только достигать высот в учёбе. Парень, точно забывший, какой ледяной дождь идёт позади, и наклонившийся ближе к Аарону, невесомо коснулся его лица в том месте, где была довольно свежая рана. Ливень смыл почти всю кровь, оставив только чёрно-красное углубление, напоминание о жестокой судьбе. Шея была ужасно исцарапана до заметных полос, и складывалось такое ощущение, будто он безнадёжно задыхался. Увези меня. Помоги. Помоги. Помоги Эти сообщения не давали Дэю покоя. Последний раз проведя по мокрым волосам и поцеловав в горячий лоб, он закрыл дверцу. Ледяные капли, пробирающиеся за шиворот, скатываясь по идеально ровной спине, возвращали в реальность. Лишь на долю секунды парень позволил себе слабость : он запрокинул голову к небу, позволяя воде смешаться с одинокой слезинкой и исчезнуть также быстро, как она и появилась. Сложно думать обо всём одновременно. Иногда настолько сложно, что хочется разорваться и лечь на землю. Выпустить горе со слезами. Но он должен быть сильным, хотя бы для Аарона, чтобы у него была опора. А сам он? Да как-нибудь проживёт. Он живёт, пока кто-то в нём нуждается. Потом, когда даже родным перестанет быть нужна поддержка, Кевин исчезнет. Просто, тихо, без криков и рыданий. Потому что не нуждающиеся в нём люди не заметят, как испарится мелькающее пятно. Дэй настолько привык к забиванию на собственные чувства, что перестал искать опору в других. Он вообще перестал думать, что нуждается в ней. Просто сжимал кулаки и шёл дальше. Шёл, чтобы кто-то другой не упал, не свернул с верного пути, не потерял смысл жизни. И даже сейчас. Кевин дошёл до водительской двери, по пути прихватив мокрую сумку и закинув её на соседнее сидение. Занял своё место. Надавил на педаль газа и вывернул руль. А где-то в горле застыло горе вместе с непролитыми слезами. Аарон нуждался в нём — смысл существовать по крайней мере дня два. Потому что он мог идти вперёд, а Миньярд не справлялся. Взгляд периодически возвращался к зеркалу, чтобы убедиться, что вот он Аарон — беззащитный, сейчас совсем ослабший, с прикрытыми веками и побеждённо опустившейся головой. Вот он Аарон, которому нужна помощь. И Кевин предоставит её, даже если в процессе ему придётся отказаться от себя, своих души и сердца. Кажется, именно это называется любовью? Это слово звучит довольно воодушевляюще. Оно нравилось Кевину всегда, пусть до определённого момента он не понимал, как это именно — любить. А сейчас понимает, потому что его любовь сидит в меньше метра от него и дышит, остаётся живой. Даёт смысл его существованию. Зависимость. Зависимость. Зависимость — предупреждал внутренний голос вновь, когда, остановившись на светофоре, Кевин позволил себе обернуться и задержать взгляд на Аароне больше секунды. Чёртов школьник, чёртова несправедливость, чёртов синдром спасателя. Но даже осознавая это, Дэй был рад, что имеет возможность находиться с ним рядом, проводить ладонями по волосам, целовать в мягкие, совсем уж юные губы. Зависимость равна любви? — Я когда-нибудь убью её, обещаю тебе, — в тишину салона бросил Кевин, чувствуя, как от напряжения дрожат кончики пальцев, с силой вжатых в руль. — Но сначала я увезу тебя подальше от всего этого. Кевин знал, что, если бы Аарон был в сознании, он бы слабо улыбнулся через сжатые губы и усмехнулся этой уверенности. Потому что понимал, что Дэй никогда не бросал слов на ветер. Даже в таком резком заявлении. Скорее, он бы надеялся всей холодной душой на его правдивость. В какой-то миг, уйдя в мысли, Кевин заметил, что слышит прерывистое дыхание Миньярда с заднего сидения. Словно задыхающийся котёнок под горой пледов. Зелёный свет — парень надавил на педаль газа и помчался по пустым дорогам к дому, чтобы прихватить какие-нибудь свои вещи, а потом.. Куда глядят глаза во тьме туманной ночи, главное — далеко отсюда. Как всегда хотел сделать Аарон, делая записи в своём дневнике и просто мечтая удалиться от всех этих проблем.***
Аарону снилось бескрайнее поле с ромашками и одуванчиками. Солнце нещадно слепило глаза, но даже при всём желании парень не смог бы определить, откуда льётся свет. Он просто смотрел вперёд, оглядывался, словно пятилетний ребёнок, оказавшийся в цветочном саду в первый раз, и размеренно вдыхал приятный запах. Или ему казалось, что молодая трава и полевые цветы издают какой-то аромат. Было сложно понять, что реальность, а что — ложь. Первый шаг вперёд. Где-то поблизости завели свои трели певчие птицы. Второй шаг. Раздался женский смех, такой знакомый и приятный. И голос Кевина. Шаги стали быстрее. Вскоре парень дошёл до местечка с высокой ярко-зелёной травой и, кажется, самыми красивыми цветами, которые он когда-либо видел в своей жизни. Пройдя ещё пару метров, его взору предстал расстеленный плед с лисьими следами рыжего цвета и две фигуры, сидящие на нём. В одной он узнал Кевина — чёрные как смоль волосы, идеальный стан, словно осанка у профессиональных моделей с обложки, ямочка на щеке, улыбка.. родная. Он не может описать её по-другому, как бы банально это не звучало. А рядом сидела Эбби — та женщина, чей смех он слышал сейчас и всегда невольно сравнивал с переливанием колокольчиков. Дэй, было время, познакомил Аарона со своей семьёй. И она действительно ему понравилась. Дэвид Ваймак показался на первый взгляд серьёзным и строгим человеком, но по отношению к сыну или своей второй половинке вёл себя максимально комфортно, а во втором случае даже нежно. Он не задавал вопросов, из-за которых Миньярду было бы неловко или даже стыдно от предстоящего ответа, нет. Видимо, Кевин рассказал ему, но большего уважения вызывало, что мужчина выслушал и взял к сведению эту информацию. Эбби тоже вела себя мило и отзывчиво, пусть и была под стать Дэвиду — такая же сильная, пусть этого и не скажешь по её виду. Тот вечер Аарон запомнил надолго, просто потому, что люди из семьи Кевина относились к нему в первое знакомство лучше, чем относилась родная мать за всю его жалкую жизнь. Всё это семейство нравилось Миньярду, а в особенности самый младший из них. Парень никогда не скрывал, что завидовал Дэю белой завистью, пока тот снова не прижимал к себе и обещал сделать его существование чуть лучше. Как ни странно, у него это прекрасно получалось. А сейчас, видя, как Кевин с Эбби невинно болтают, пока та плетёт венки из ромашек и сиреневых колокольчиков, Аарон не мог ничего поделать с приятным покалыванием на кончиках пальцев и жаром, вспыхнувшим на щеках. Только когда мокрая от росы трава заскрипела под его кроссовками и нарушила воцарившуюся идиллию, оба обратили внимание на непрошеного гостя. Пока Эбби, скрыв секундное замешательство, улыбнулась милой улыбкой во все тридцать два и помахала свободной рукой в знак приветствия, Кевин по-птичьи наклонил голову и уточнил : — Аарон? В горле Миньярда пересохло, а в сердце начался пожар. Он пытался потушить его, но бросил старания. Снова. Потому что это продолжалось на протяжении года, а началось с того момента, как они начали встречаться, и делать что-то с этой зависимостью было бесполезно. Не в силах выдавить ни слова, парень кивнул. — Присоединяйся, цветочек, — пригласила Эбби, прищурившись и указав на Дэя, который раскинул руки в намёке на скорые объятья. Чёрт возьми, Аарон знал, каким иногда тактильным и прилипчивым бывает Кевин, но почему-то сейчас это не раздражало. Агрессия куда-то пропала, испарилась, и даже если бы попытался, он не смог бы найти и пары граммов той злобы на мир и его несправедливость. Не задумываясь ни секунды Миньярд подошёл ближе, с непонятной болью в коленях занял своё место на пледе и придвинулся ближе к Дэю, тут же оказавшись в крепких руках. Ему позволили лечь на чужое сильное плечо, расслабиться и закрыть глаза. И Аарон воспользовался возможностью. Сначала он думал, что засыпает, потому что из всех звуков слышал только успокаивающее пение птиц, мелодии которых складывались в какую-то неясную, но точно приятную музыку природы, как прямо над ухом зазвучал голос Кевина : — Откуда ты здесь? — Не знаю, — честно ответил парень, пожав плечами и заодно устроившись поудобнее. Он пытался разобраться в себе и в том, почему рядом с каким-то человеком не возникает раздражения и ощущения ненужности всему этому миру. Получалось сложно, можно сказать, вообще не получалось. — Знаешь, — начал Кевин, пригладив непослушные пряди волос Аарона, пока совсем рядом Эбби возобновила процесс плетения венков, что было понятно по тихому шуршанию листьев и лепестков. — Я действительно люблю тебя. Аарон ненавидел это слово раньше, потому что оно абсолютно ничего не значило для маленькой версии его. Аарон не понимает это слово сейчас, потому что оно остаётся непонятным и каким-то нереальным, будто не из мира сего. И Аарон уверен, что обязательно полюбит это слово потом, как только узнает подразумевающееся под ним чувство поближе. Не зная, что ответить, Миньярд сильнее прижался к тёплому боку и пробормотал несвязное : — Наверное, я тебя тоже. Сначала он подумал, что сказал что-то не так, потому что на пару секунд воцарилось молчание, точно неловкое и смущённое. Даже хотел открыть глаза и глянуть, спросить, чего плохого парень ляпнул. Однако вовремя услышал тихий и такой добрый смех Эбби и понял, что Кевин всего лишь с краской на лице принял эти слова. Так иногда происходило в их жизни, потому что, кажется, он не привык слышать это от парня помладше, от которого «ему сносит крышу». Больше они ничего не говорили. Тишина обнимала их также сильно, как прижимал к себе Кевин своего любимого парня. В какой-то момент Аарон почувствовал, как ему на голову положили мягкий венок и как лепестки буквально переплелись с его прядями волос, стали одним целым. Перед глазами встала картина — они втроём в одинаковых цветочных коронах, сидя на милом пледе с лапками лисов, просто спокойно проводили время. Часов для них не существовало, потому что проходили секунды, минуты, часы, а они всё сидели посреди этого яркого поля, усыпанного красными, белыми и сиреневыми пятнами цветов. Сидели, отдыхали, забывали про реальный мир... ... Пока тот не дал о себе знать, выдернув из лучшего момента в настоящее время, такое жестокое и несправедливое. То время, которое Аарон ненавидел, и то, в которое был вынужден возвращаться снова и снова, пробуждаясь от замечательных грёз.***
— Аарон, просыпайся, — зазвучал тихий голос где-то над ухом, заставив парня окончательно покинуть мир снов. Это получилось как-то резко, отчего он, вздрогнув, быстро распахнул веки и уставился на первое, что зацепило его внимание. А именно — лицо Кевина совсем рядом, с приподнятыми тёмными бровями, с волнением, скопленным в уголках его губ, и в целом с напряжённым видом. — Ты как? Первые секунды Аарон ничего не понимал. Он огляделся по сторонам, надеясь увидеть там не стены своей собственной маленькой спальни, и, когда в обстановке признал какое-то незнакомое помещение, похожее на комнату в отеле, удивился ещё сильнее. Голова буквально раскалывалась пополам, заставляя путаться в своих же мыслях, и даже попытку сесть тело отразило болью во всём теле и непонятным жаром. Без очков Аарон видел всё в мутной пелене, но он мог точно разобрать, что находится на мягкой двуспальной кровати мерзкого кремового цвета, а совсем рядом сидит Кевин, взволнованный, со слабой улыбкой на лице. И эта картина слишком резко контрастировала с тем образом из сна — Дэй с венком в волосах под солнечными лучами, спокойный и милый. Аарон огляделся ещё раз и обвил себя руками, точно замерзая, хотя в комнате было явно тепло. В его голове крутились сотни мыслей, образуя несвязное торнадо несказанных слов и фраз, которые, казалось, могли бы описать тот творящийся в черепной коробке ужас, пока Кевин осторожным движением не положил руку на плечо Миньярда, устанавливая крепкий зрительный контакт. От чужого прикосновения парень сжался сильнее, даже понимая, что это не мать, а Дэй, и это действие не уклонилось от цепкого зелёного взгляда. — Как ты? — повторил он снова, уже чуть более требовательно, но Аарон не удостоил его ответом. Вместо этого он озвучил вопрос, который терзал его и не давал покоя всё то время после пробуждения : — Где мы? — В отеле. — А что случилось? — Миньярд мало что помнил из того, что случилось перед тем, как он отключился. В голове отдались далёкие звуки упавшего на кафель дневника, дождя, бьющего по крышам домов, и голос Кевина в трубке телефона. Но мозг был не в состоянии собрать все эти кусочки воедино, чтобы восстановить ход событий и вспомнить хотя бы что-то. Его тело нещадно колотило, словно вокруг стоял сорокаградусный мороз, хотя на парне был не один тёплый плед. Он видел, как взгляд Дэя рассматривал его фигуру и подмечал любую мельчайшую деталь, в том числе и сильную дрожь, и не знал, что ему делать. В голове, помимо ужасной боли, была лишь вата и густой туман, каждая клеточка тела горела и отдавалась жаром, а также идиотской слабостью, которая мешала даже нормально поднять руку или встать с кровати. Поэтому Аарон был безумно благодарен Кевину, тогда тот поднёс к его пересохшим губам стакан и дал возможность сделать хотя бы пару глотков. Это оказалось вода с каким-то лекарством, потому что горечь сразу дала о себе знать на кончике языка, однако сейчас это не имело значение. Миньярд и не понимал до этого момента, как сильно его мучила жажда. — Ты мне написал с просьбой помочь, — начал свой рассказ Дэй, отставляя стакан на близстоящую тумбочку и слегка пододвигаясь к Аарону. Теперь он чувствовал не только жар своего тела, но и теплоту чужого, сидящего рядом, уже настолько, что было слышно его дыхание в тишине спальни. — Я спросил, в чём дело, но ты больше не заходил в сеть. Потом ты позвонил, — Кевин выдержал паузу, смотря своим прекрасным зелёным взглядом прямо в глаза Миньярда. Тот с болью в горле сглотнул и терпеливо ждал. — И я понял, что случилось что-то плохое. Ты перестал отвечать на звонки, поэтому мне пришлось находить тебя по местоположению. Быстро приехал, увидел тебя на мостовой без сознания. И, конечно, привёз сюда. В голове Аарона вчерашняя ночь прояснялась лишь обрывками, теми моментами, когда к нему возвращался здравый смысл и не давал закрыть глаза. Он вспомнил, как несколько раз просыпался в машине, но тут же засыпал, и единственное, что ему удавалось увидеть, — это чёрный салон и усталое лицо Кевина в зеркале. Потом парень был снова вынужден проваливаться в темноту, снова поднимать веки через время и снова терять сознание. И так по-новой, пока сон не окутал его тело окончательно, потому что оно перестало бороться, лишённое сил и продрогшее до последней нитки. — У тебя всю ночь не спадал жар, поэтому сейчас повторю свой вопрос и надеюсь на честный ответ. Как ты? — несмотря строгость, сквозящую в голосе, что даже сейчас оставался приятным и родным, Аарон видел по суетливому выражению лица его волнение, которое пробиралось из-под маски серьёзности. Он бы не удивился, если бы узнал, что парень провёл у его кровати всю ночь и не спал, потому что мешки под глазами выдавали его с поличным. — В норме, только голова раскалывается, — Миньярд глянул в окно с распахнутыми шторами и прищурился, чтобы увидеть хотя бы что-то. Однако он не узнал открывшуюся ему картину, и это немного озадачило его, заставляя терять ориентир в пространстве. — В каком отеле мы находимся? — На самом деле, я отвёз нас за город, — опустив голову, ответил Кевин, а Аарон ещё пару секунд не мог переварить полученную информацию. В мыслях всплыло сообщение, отправленное в тот вечер в истерике, брошенное на эмоциях, но выражающее все его скрытые желания. Увези меня И Дэй сделал то, что у него попросили? Без слов и пререканий, без лишних вопросов, с больным парнем на руках отвёз их куда-то подальше от города? Он был рыцарем на белом коне или всё же последним идиотом? — У тебя скоро каникулы, ведь так? Я написал с твоего телефона классному руководителю от лица твоей матери, что ты приболел и уже в этой четверти не придёшь. А также написал этой истеричке, чтобы не ждала. Если тебя это утешит, она ни разу не позвонила и не поинтересовалась, в чём дело, — Аарон не знал, злиться на студента или уже можно начать благодарить его, поэтому он молча наблюдал за смягчающимися чертами чужого лица. Безумно красивого, пусть и иногда глупого лица. Как на него можно было гневаться? — Если ты хочешь, мы можем поехать дальше по городам, отдохнуть, развеяться. За этим скрывалась та мимолётная мечта, о которой Миньярд думал уже давно. Уехать подальше от дома, подальше от матери и ненавистной школы. Хотя бы на время, просто чтобы забыть о несправедливости жизни и на пару дней окунуться в спокойствие. А тут ещё и две с небольшим недели наедине с Кевином, путешествуя по городам? Это было слишком замечательно, чтобы быть правдой, но парень не стал задавать глупых вопросом по типу «Ты не шутишь?» и подобное. Аарону каждое движение давалось тяжело, однако он всё же собрал все свои силы в кулак и приблизился к Дэю ещё на пару сантиметров, чтобы его лицо было в зоне досягаемости. Когда это стало возможным, парень коснулся чужой щеки, медленно и нежно, едва сжимая ослабевшие пальцы. И в ту же секунду на его руку мягко опустилась ладонь Кевина, тёплая, до безумия приятная в своей простоте и близости, такая необходимая в эту секунду, словно была единственным якорем, держащим его на грани реальности и кошмаров, не давая упасть в чернеющую пустоту и медленно утягивая его за собой в жизнь. В беззаботную и счастливую жизнь, где будут только они вдвоём. Ни его матери, ни её постоянных дружков, приходящих к ней выпить и иногда позволяющих себе распускать руки, пытаясь буквально облапать Аарона, сколько бы ему тогда не было лет, ни некоторых навязчивых учителей, что постоянно совали нос в его разваливающееся существование. Для Миньярда это равносильно тому, что что значит «жить», а не «выживать», когда каждый день мог стать последним. И от осознания, что Кевин был готов и даже хотел разделить с ним такую жизнь, глаза начинало пощипывать от наворачивающихся слёз. — Придурок, — прохрипел Аарон и поспешил нырнуть в тёплые объятья, утыкаясь холодным носом в чужую шею, чтобы спрятать свою слабость. Кажется, высокая температура сделала его более чувствительным ко всему — к касаниям, вызывающим в нём откровенную и крупную дрожь, к словам, таким нежным сейчас, но не лишённым привычной строгости, к обстоятельствам, в конце концов, которые подарили ему возможность почувствовать спокойную жизнь без страха и тревожности, даже если это продлится совсем недолго. Но за эти две недели он поймёт, что всё может быть куда лучше, чем есть сейчас, и мотивация дождаться выпуска и уехать вместе с Дэем куда угодно, куда только он скажет, точно возрастёт с мизерных отметок почти до самой сотни процентов. По крайней мере, Миньярд безумно хотел верить, что это будет так и никак иначе. — Спасибо, Кев, — добавил Аарон тихо, однако он знал, что его услышали, потому что в ту же секунду на взмокшую от жара футболку в районе спины легли тёплые руки и прижали его ослабшее тело ближе, теснее, словно безуспешно хотели согреть подобранного на улице и едва не умершего котёнка. — Мы подождём, пока ты выздоровеешь, окрепнешь и наберёшься сил, — послышался где-то над ухом спокойный и мечтательный голос, а в волосах почувствовались осторожные касания длинных пальцев, что перебирали пряди и мягко массировать кожу, словно отгоняя головную боль и температуру, что, кажется, всё ещё держалась на высоких цифрах. И от этих ласк Аарон, чьё тело нещадно ломило, а горло будто драла стая диких и голодных кошек своими острыми когтями, едва ли чувствующий себя живым и плохо соображающий, довольно промычал что-то невнятное и от слабости уронил руки на постель после некоторых жалких попыток найти им место и сомкнуть их на чужой спине, обнимая в ответ. В конечном итоге он стал тряпичной куклой, с которой можно было делать что угодно, и ощущал себя абсолютно идентично этому описанию. Хотя в руках Кевина такие чувства притуплялись, заменяясь на что-то более приятное, хорошее, несомненно положительное, что он совсем не мог разобрать из-за белого шума в голове. — А оставшееся время будем без остановок ездить по красивым местам. Прямо так, как ты и хотел, Аарон. Только ты и я. С каждым услышанным словом Миньярд всё сильнее чувствовал, как трескается в груди образовавшийся после этой тяжёлой недели лёд, как его заменяет быстро бьющееся сердце, полное надежды, в котором недоверие ко всему медленно растворялось, терялось в ярких лучах теплоты и заботы. Он чувствовал, как сильная рука на спине невесомо прошлась по позвонкам и остановилась на талии, обнимая мягко, ненавязчиво, что вызывало невероятное чувство защищённости и безопасности, а после губы Кевина коснулись его макушки, добивая и без того разбитого нежностью Аарона, не привыкшего к такому за все годы своей жизни, на мелкие кусочки. Он чувствовал, что свет в конце туннеля отдаляется, а рядом в этом узком проходе появляется кто-то ещё, тот человек, который готов пройти с ним этот путь до конца. Который берёт его за руку и ведёт вперёд, не давая повернуть назад. Который помогает делать шаги и поднимает, когда он спотыкается из раза в раз, будучи уверенным, что ничего, кроме неудачи, его не ждёт. Который заставил его поверить и позволил ощутить вкус жизни, а с ней Миньярд, по всем его убеждениям и опасениям, он должен был скоро распрощаться. Который стал для него всем. — Кевин, — протянул после некоторых раздумий Аарон слабым шёпотом, потому что сил на что-то большее не было. Либо его так сильно разморило тепло объятий, а ответы на все вопросы позволили волнующемуся мозгу отдохнуть, либо лекарство, которое было в том стакане с водой, начало медленно действовать и теперь отражалось в нём ещё большей медлительностью, сонливостью, желанием наконец провалиться в сон и спокойно проспать часов так двенадцать. Ему вдруг вспомнился эпизод из сна : вокруг яркая зелёная трава, похожая на глаза Кевина с этим беспокойным блеском, сидящая рядом Эбби, что бесконечно ворковала о своём, как счастливая птичка, почти ощутимый аромат цветов, которыми была застелена поляна вокруг них. И мягкие слова Дэя о любви. Они казались такими настоящими, что границы между сном и реальностью окончательно стирались, однако получится ли у него самого сейчас произнести то, в чём он признался в своей голове, когда всю ночь боролся с жаром? — Да, Аари? — тут же отозвался Кевин, но не оторвался от его макушки, а просто пробормотал эти слова в светлые пряди и возобновил мягкие поглаживания, словно призывал Аарона продолжать. Однако тот долго медлил — мысли не собирались в кучу, разбегаясь тараканами по идеально белому кафелю ванной комнаты в его с матерью квартире, а фраза застыла на кончике языка, такая неправильная и нужная одновременно, что было проще разорваться на части, чем выбирать между двумя из этих чувств. Парень глубоко вдохнул, от нарастающего смущения прикрыв глаза, и наконец позволил словам сорваться с его губ : — Я люблю тебя. Секунды тянулись вечностью — Миньярду даже в какой-то момент показалось, что он сказал что-то не то, сморозил какую-то глупость и испортил такое хорошее мгновение, пока Кевин не рассмеялся, щекоча обрывками дыхания его макушку, и не заставил камень вины упасть с плеч, и без того ослабших от всех навалившихся разом событий. И этот тихий смех в щепки разгромил последний барьер, который был между ними. Теперь они были друг у друга полностью, без остатка, каждый сантиметр тела и каждая мимолётная эмоция — всё стало таким важным и значительным, ведь они окончательно оказались вместе. — Я тоже тебя люблю, mon amour, — на выдохе произнёс Кевин, и в его голосе можно было с лёгкостью услышать весь спектр положительных эмоций, которые тот испытывал. Ведь Аарон так редко говорил эти простые слова, кажущиеся ему сложнейшим уравнением, и решить его обычно было не в силах юного школьника, потерявшегося в себе и своих ощущениях. А сейчас, такой открытый и смягчённый после их короткого разговора, он был расположен к любым нежностям, потому что понял — это было нормально, это было позволено, это было необходимо и желанно. Это было просто взаимно. Слова признания стали последним, что услышал Аарон перед тем, как снова отключился, позволяя себе провалиться в эту бесконечную пустоту, теперь уже с ощущением, что скоро всё наладится, скоро жизнь станет чуточку проще, скоро ему не будут перекрывать кислород и запрещать спокойно дышать. Ведь Кевин рядом, а он не позволит ему медленно умирать. И в это отчаянно хотелось верить.***
За окном простирался новый день, все люди куда-то спешили, чтобы не споткнуться о быстрый ритм их жизни и не отстать от всех, постоянно оглядываясь на других, иногда забывая о собственном существовании. И, пока все муравьями и пчёлками трудились на своих работах и учёбах, Кевин смотрел с третьего этажа отеля на медленно поднимающееся в небо солнце, что уже не грело, но всё равно радовало своим присутствием, словно вселяя в людей задатки хорошего настроения и радости. Но ему совсем не было дела до чужих забот, ведь в голове все мысли слились в один сплошной беспорядок, такой назойливый и шумный, мешающий трезво обдумать ситуацию, но отмахнуться от него, как от надоедливой мухи, совсем не получалось. Да и после почти бессонной ночи, проведённой у кровати его больного парня, на это действие попросту не было сил, поэтому Дэй бросил с самого начала проигрышную затею уже спустя пару минут слабых попыток. Вместо этого он сосредоточился на инструкциях к болезни Аарона, которых им стоит придерживаться, чтобы тот быстрее почувствовал себя лучше, а после они смогут отдохнуть в обществе друг друга, наслаждаясь спокойствием. Миньярд на время лишится тех ужасов его обычной жизни, осуществит мечту, о которой он, оказалось, так часто думал, и обретёт надежду на то, что он действительно сможет просто жить, не задумываясь о пьяной матери и о том, что у него не хватит сил от неё сбежать. Теперь Аарон был не один, ведь крепкая опора, сильное плечо, иногда необходимые нежные слова и простое нахождение рядом — всё это теперь было с ним в лице Кевина, который самому себе пообещал не бросить. И он не бросит. В тишине освещённой дневными лучами небольшой кухни гудки казались невыносимо громкими, а если учесть, кому Дэй был вынужден звонить, то ему едва хватало терпения, чтобы не сбросить, не дождавшись ответа, и навсегда забыть об этом человеке. Но парень понимал, что никто другой не сможет помочь им так же эффективно, как он, поэтому покорно ждал, одной рукой слишком крепко сжимая телефон в ладони, а другой — впиваясь в край подоконника, словно ему хотелось оставить там следы от пальцев в виде небольших углублений. Напряжение, повисшее в воздухе от далеко не радостного предвкушения разговора, заставляло едва ли не дрожать забитой собакой, хотя в отеле было действительно очень тепло. И Кевин знал, что никуда не сможет сбежать, поэтому шёл на контакт первый, надеясь таким образом смягчить удар. А удар будет, он был уверен. — У меня мало времени, так что, надеюсь, у тебя что-то срочное или хотя бы смертельно интересное, — наконец послышался из трубки знакомый голос, сейчас подозрительно спокойный и безэмоциональный. Догадаться, что он всё ещё находился на таблетках, труда не составило. — Тильда снова распускает руки, — сразу перешёл к делу Кевин и мог поспорить, что в этот момент острая ухмылка сошла с лица Эндрю, как это обычно бывало, стоило теме благополучия его брата вклиниться в их разговор. — Он сбежал из дома и попал под ливень, сейчас лежит с температурой. Но ему уже лучше. Кевин почти слышал, как Эндрю скрипел зубами от накатывающего раздражения, скорее всего, уже планируя в голове его убийство, однако ему оставалось только молчать. Понимание, что в этом инциденте есть определённая часть его вины, заставляло Дэя блуждать по бесконечной темноте, в которой на него в любую секунду мог напасть разъярённый монстр с острыми ножами, больше походившими на когти дикого зверя, с давно запёкшейся на них чужой кровью, пока его янтарные глаза, отсвечивая единственные крохотные лучи света, следили за каждым шагом. Зверь искал удачную возможность подступить к нему. Зверь защищает то, что ему дорого, и не отступит без боя, если его близким угрожает опасность. Зверь готовится прыгнуть, чтобы растерзать тело Кевина в клочья, и это слышно по его резким выдохам, а потом и фразам, сказанным таким тоном, словно он не знал, на кого злиться, и оттого злился абсолютно на всех. — Какого чёрта ты это допустил? — это ядовитое шипение почти заставило Дэя отстранить телефон от уха, однако он сдержался. Такими были все их диалоги, когда дело доходило до Аарона, а по другим случаям они едва ли просто переписывались, так что парень привык к резкой агрессии, чувствовать которую он уже почти мог на огромном расстоянии, когда их разделяли десятки миль друг от друга, потому что злость Эндрю была лесным пожаром — распространяется быстро, сжигая и разрушая всё на своём пути, и, даже стоя поодаль, можно с лёгкостью ощутить приближающийся жар безумного, психически неуравновешенного огня. — Я доверил его тебе, пока сам не в состоянии. И ты уже который раз проёбываешься по всем фронтам, словно хочешь меня выбесить. У тебя это получилось, надеюсь, ты доволен. Так сложно следить, чтобы этот школьник был в порядке, Кевин? — Если бы ты позволил мне действовать более радикально, может быть, всё было бы куда проще, — огрызнулся Дэй, уже не в силах держать своё возмущение, и костяшки его пальцев побелели от того, насколько крепко он сжал в руках край подоконника. Возможно, ему бы из инстинкта самосохранения вряд ли бы удалось сказать что-то подобное, ядовитое и пропитанное взаимной злостью, Эндрю в лицо. Но сейчас, когда Аарон только уснул в другой комнате, выглядящий так, словно по нему либо проехалась фура, либо пробежалось стадо диких бизонов, едва соображающий, иногда заметно теряющийся в реальности и некоторых элементах, которые жили лишь в его голове, и уж точно не находящийся в состоянии как морального, так и физического порядка, Кевину было откровенно плевать, что и кому говорить, если человек категорически запрещает ему действовать во благо нуждающемуся в этом человеку. Но ответ Эндрю всегда был краток и холоден, с нотками отдалённой ненависти, направленной не на него, а на одного определённого человека, что, казалось, своим существованием максимально портил жизнь им троим — на Тильду : — Я говорил тебе уже миллион раз. Это моя месть, и вмешиваться ты в неё не будешь, — упрямо стоял он на своей мысли, однако было слышно, как из его голоса пропала часть той разъедающей душу ядовитости. Словно он понял безысходность положения Кевина и оттого смягчил тон, ранее так и сочащийся злостью. Однако уже через секунду, возвращая себе маску слабого недовольства и некого безразличия, очевидно скрывающего волнение за брата, Эндрю продолжил. — Если я вскоре найду время приехать, а я его обязательно найду, и Аарон не будет в норме, я сверну тебе шею. Вот так просто — угроза за угрозой летели в сторону Дэя, а тот только нервно передёргивал плечами. Ему не впервой было выслушивать очень нелестные слова со стороны Эндрю, потому что тот, кажется, вообще не умел разговаривать нормально, поэтому сейчас лишь невесомое чувство неуюта повисло в воздухе и окутало сознание, заставляя покрываться мурашками. Слов на ветер Миньярд вообще никогда не бросал, так что остерегаться за свою жизнь всё-таки стоило. — Если бы Аарон с тобой общался или вообще знал бы о твоём существовании, он бы рассказал, что мы планируем взять небольшую передышку от жизни и поехать по городам. Как только он выздоровеет, разумеется, — спокойно произнёс Кевин, будто этими словами хотел успокоить уже разбушевавшуюся бурю негативных эмоций Эндрю — как жалким маленьким ведёрком с водой броситься на огромный пожар, который нещадно продвигался по деревне и легко подхватывал ярким пламенем каждый дом на своём пути. Однако это странно сработало. На другом конце провода послышался тихий выдох, с которым Миньярд, по ощущениям, выпустил всю злость, уже было готовую вылиться на Кевина раскалённым потоком. И в секунду в номере стало теплее — от мыслей, что Эндрю немного остыл, и от воспоминаний их планируемой с Аароном поездки. Даже если тот и выглядел по-настоящему брошенной собакой на сыром асфальте, такой же исхудавший, зашуганный, нуждающийся в помощи и одновременно боящийся просить её у кого-либо, потому что ранее ему всегда отказывали даже в банальных словах любви. Разве Дэй не для этого был сейчас здесь — чтобы оберегать того, кто в этом нуждался, чтобы охранять его сны и шептать непривычные им нежности, зная, как это ему сейчас необходимо? — Скоро Тильда не будет проблемой, я даю слово, — и сразу после этой пропитанной ядом фразы Эндрю сбросил звонок, оставляя Кевина в давящей на уши тишине, которая давала поводы запустить себе в голову самые неприятные и пугающие мысли. Телефон был оставлен на том же месте на подоконнике, на котором ещё пару секунд назад так крепко сжимались длинные пальцы, однако уходить обратно в спальню Кевин не спешил. Его не отпускало ощущение, что всё начало медленно налаживаться, даже если на этом этапе всё выглядело максимально плачевно и действительно тяжело. Словно с плеч начали потихоньку опускаться те горные цепи вины, что свалились на его и без того морально уставшую душу, вместе с тем давая спокойно расправить спину и идти вперёд, навстречу новым событиям и новым трудностям, которые им придётся пройти вместе. Потому что любовь, как писали в самых красивых романах для юных девушек, действительно толкала на самые отчаянные поступки, заставляла одиноких людей находить своё счастье друг в друге, которое им приходилось испытывать годами предстоящих сложностей, чтобы наконец понять — человек, предназначенный им судьбой, наконец нашёлся, наконец пришёл, чтобы подарить совсем немного радости, чтобы согреть ею в самые сильные морозы, когда не помогают даже батареи и тёплые свитеры. И такая любовь сейчас разливалась по венам вместе с кровью, питая замёрзшее сердце тем, что его растопит спустя столько лет мрачного морального одиночества. И о такой любви Кевин был готов писать стихи, которые в жизни не умел писать, лишь бы она навсегда осталась маленьким разгорающимся огоньком в его душе. Поздней осенью солнце уже не грело, но Кевину было по-настоящему тепло. Взгляд зелёных глаз, похожих сейчас на два чистейших изумруда в свете неярких лучей, внимательно следил за медленно плывущими по нему облаками, такими беззаботными и в то же время усталыми, словно эта постоянная работа выматывала их до последней ниточки обнажённых нервов. Таким же усталым был сам Дэй — вздох, слетевший с его потрескавшихся губ, по тяжести превосходил самые неподъёмные штанги в современных спортзалах, а в том, как он подрагивающими кончиками пальцев растирал уголки глаз, прогоняя остаточный голос Эндрю, так спокойно щебечущий угрозы, скрывались бесконечные напряжение, изученность и бессилие. Кевин судорожно втянул носом воздух, словно впитывая каждую трудную минуту, которую им с Аароном уже пришлось пережить, в свою душу, а после неторопливо выдохнул. Считая секунды, отпуская от себя боль, накопленную за последние часы, и наконец доходя до той точки, когда в голове начинала вертеться лишь одна мысль. Неужели мы действительно скоро станем счастливыми?