Справимся вместе

— Вот, это самые маленькие, вроде должно подойти, — Антон протянул ему стопку домашней одежды, задержав касание чуть дольше положенного. По спине пробежали мурашки, а то самое место на руке вспыхнуло тёплым пламенем, даже когда Шастун одёрнул пальцы. — Можешь принять душ, и в целом комната в твоём распоряжении. Если что, я буду на кухне. Арсений благодарно кивнул, провожая мужчину взглядом. Когда светлая дверь аккуратно закрылась, он наконец-таки смог выдохнуть, а плечи расслабились сами собой. Чёрт. Эта «домашняя атмосфера», которая, по идее, должна была только помочь, напрягает ещё сильнее. С ума сойти, он в квартире Антона. Здесь буквально каждая вещь об этом и кричит. Фонарики, гирлянды по всем поверхностям, гармонично разбросанные вещи, рисунки и коллажи на стенах, множество элементов уюта и запах. Чёртов запах, который почти что душит, неосознанно проникая в каждую клеточку тела, занимая собой всё сердечное пространство. Появилось ощущение, будто стены здесь обнимают. Улыбнувшись, Арсений принялся растёгивать рабочую рубашку. Завтра им предстоит подъём в пять утра, долгий путь до аэропорта и ещё более долгий — в Германию, на срочную командировку, длительностью не больше двух дней. Свыше просто поступил приказ, а как и что — разбирайтесь сами. И неважно, что узнал Арсений об этом за день до самой поездки. Благо, Шастун, добрая душа, охотно согласился помочь своему начальнику, пообещав отправиться вместе с ним и даже подвезти до самолёта на своей машине, так как арсова временно была в ремонте. Уже два месяца. Да. И для более комфортного пробуждения — иначе бы пришлось подниматься в три, проще говоря, не ложиться вовсе — Антон великодушно пригласил Попова переночевать у него в квартире. Переступив порог, Арс будто утратил своё фальшивое ощущение доминантности над парнем. Всё-таки он начальник, да и Шастун работает у них не так-то и много, но отношения у них уже сложились неплохие. И с каждым днём этот демон в ангельском обличии пробуждал в сердце всё новые и новые, давно позабытые чувства, что было просто ужасно. Арсений в целом давно утратил ту самую жажду любви, если честно — попросту её боялся, но дурацкая влюблённость в своего подчинённого сделало ситуацию ужасней вдвойне. Оставалось молиться, что никто из команды не замечал этих поплывших взглядов, искренних улыбок, постоянного нахождения рядом и беспрерывных касаний, потому что к Антону тянуло. Тянуло сильней магнита, фактически притягивало, как к земле. Так, что сопротивляться становилось невозможным. А Арсений, уж поверьте пытался. И теперь, оказавшись в его квартире, одетым в его веши, Попов чувствовал себя мягко говоря странно. Внутри разлилось давящее, но вместе с тем очень тёплое и какое-то грустное чувство. Знаете, как когда в детстве смотришь на мягкую игрушку с самыми добрыми на свете глазами, но понимаешь, что она никогда не станет твоей. М-м, плохое сравнение, да?.. Вот когда видишь влоги с путешествий, все эти красивые закаты и бескрайние воды, свободу и новые горизонты, но понимаешь, что ты можешь только смотреть. Что ты никогда не увидишь больше. Не уедешь, не сбежишь из своего плена, потому что работа, потому что обязаннности, деланая стабильность, семья, друзья, дети, коты, неоплаченные долги и привычные вещи. И даже завтра всё будет как прежде. Холод, работа и только коллеги. Никаких объятий и сияния зелёных глаз, на которое хотелось смотреть, впрочем, даже больше, чем на весь этот необъятный мир. Угораздило ведь, ага? Шастун, конечно, не был камнем, но и открытых намёков не подавал. Всегда подстраивался под стиль общения, иногда соглашался выпить кофе вместе с ним на перерыве, и они стояли под хлипким навесом, глядя на снег и обсуждая несвязные мелочи. Тогда было действительно хорошо. Но и как здесь сломать стену, если вам за тридцать, вы мужчины, вы живёте в России-матушке, да ещё разделены неприступным барьером рабочих статусов?.. Не то что бы для Арсения было это важно. В смысле то, что он начальник. Ради Антона он был готов хоть уборщиком стать, но ведь дело не в этом. Друзья не поймут. Семья засмеёт и навсегда отвернётся. Рабочий пост придётся покинуть, как только информация дойдёт до лишних ушей, а такое обязательно случится. Да и сам Антон может не понять. Ведь все мы знаем, что любовь заставляет нас часто видеть то, чего никогда не было и в помине. Поэтому он молчит. Ну... пытается. Да если честно, Арсений рот себе готов завязывать, лишь бы не болтать глупые глупости в присутсвии Шастуна, ведь это происходит практически постоянно. Но тот — максимально комфортный человек. Он любую фигню поддержит, вот серьёзно, любую. Каждую дурацкую шутку доведёт до идеала, рандомный факт подкрепит ещё одним. Он использует розовые сердечки даже в рабочих переписках, и это говорит громче всего остального. Антон — ходячее, светлое, чудесное и максимально живое солнце. Арсений себя даже сравнить не может ни с чем. Время близилось к полуночи, и Попов стал расстилать уже подготовленный ему диван. За окном стал накрапывать мелкий дождь, в стекле отражалась луна, мягкая ткань шелестела под пальцами, а чужие вещи так приятно облегали кожу, что хотелось никогда не вылазить из них впредь. Шорты были чуть большеваты, но каким-то чудом удерживались на талии, а вот рукава майки свисали почти что до самых локтей, и это было до ужаса приятно. Просто чувствовать себя таким маленьким. Вопреки возрасту, статусу и росту. Рядом с Антоном не хотелось быть грозным начальником или неприступным мужчиной. Хотелось быть собой. Вот только жаль, что его истинный облик давно позабылся на фоне бесконечных рубашек и отчётов. Но, может, хотя бы Антон видел в нём что-то? Хотелось надеяться. Арсений погасил свет, укрылся одеялом, устроился поудобнее и ещё некоторое время смотрел за потоком стремительно разбивающихся об окно дождевых капель. Смутные и необъяснимые нотки тревоги закрались в голову, но мужчина стрательно обросил их в сторону и попытался закрыть глаза. На такую погоду у него был своеобразный триггер. Но с годами он привык даже к дождю. И хотя такое погодное явление не было редкостью, что-то внутри каждый раз тревожно сжималось, предвкушая наступление грозы. Эти бесконечные вспышки и рокот, совсем не дающий покоя... Впрочем, пока что всё было в порядке. Арсений постарался взять себя в руки, включил на ютубе первый попавшийся ролик, улёгся на бок и попытался заснуть. Но, конечно, старания оказались тщетными. Дождь барабанил в окно с неистовой силой, а темнота вокруг будто давила, стремясь поглотить собой каждую вещь в этой маленькой комнате. Внутри осело противное чувство тяжести, что мешало дышать и не позволяло ни на что отвлечься. Радостные голоса блогеров из видео только больше сбивали и создавали сюрреалистическое ощущение. Попов выключил телефон и повернулся на спину. На мгновение стены окрасились в ослепительно белый цвет, и через пару секунд по городу пронёсся оглушающий раскат грома. Сердце испуганно сжалось, послав импульс по всему телу, и Арсений обречённо закрыл глаза. Свернулся клубочком, сжал в руках одеяло и вновь повернулся к стене. Оно началось. Казалось бы — ну и ладно, нужно перетерпеть всего лишь одну ночку. Но он мало того, что не поспит, так ещё и наверняка будет трястись, как маленький совсем ребёнок, потеряв счёт времени. А завтра предстоит длительный полёт и первое вечернее совещание... Очередная молния ослепляет мужчину, и он даже не успевает начать считать, как по телу, словно током, проносится рязряд от грома. Чёрт, это просто ужасно. Ужасно страшно. Неконтролируемое и до боли знакомое чувство сковывает сердце и подчиняет себе разум, пока Попов так по-детски залазит под одеяло с головой и утыкается острым носом в собственные колени. Гроза не останавливается и словно прижимает к стене, отрезав любые пути отхода. Громовые раскаты комом оседают в горле, мешая дышать, а напряжение с улицы будто переносится сюда, сливаясь с телом мужчины, напрягая каждую его мышцу и заставляя трястись от нелепого страха. Ладони потеют, и поджимаются даже холодные пальцы ног. Перед глазами сплошная темнота, что лишь изредка прерывается нежеланными резкими вспышками. Воображение так некстати дорисовывает странные ужасы в голове — и вот за спиной уже подкрадывается монстр, а за окном происходит настоящая война. Укрытие из одеяла больше не кажется надёжным местом. Как и вся эта комната, впрочем. И квартира. И весь грёбаный город, на который ужасом опустились тёмные тучи. Они давят на крыши, посылают на землю гневные раскаты и неистово пугают жителей ни в чём не повинных домов. Молния разрезает небо пополам и всё не хочет останавливаться, продолжаясь множеством ответвлений, похожим на когтистые лапы. Следом за ней комнату заполняет такой громкий треск, что кажется, будто стены сейчас сломаются под его давлением и сверху свалится потолок. Оконное стекло, конечно же, разобьётся, и осколки застрянут в кровоточащих ранах на ногах. Когда звук затихает, Арсений с ужасом обнаруживает горячие слёзы на своих щеках — их слишком много. Тело словно онемело, стало похожим на замёрзший пластилин, и просто тряслось под одеялом, от которого хотелось поскорее избавиться. Хотелось уйти отсюда. Сбежать куда угодно, лишь бы больше не слышать давящего грома. Просто запереться в какой-нибудь маленькой комнатушке и переждать... Он безумно осторожно, медленным движением поднимает краешек одеяла и настороженно вглядывается во тьму. Очертания мебели, конечно, пугают, а из окна не видны дажи огни фонарей или других домов — гроза будто охватила собой весь город и скоро доберётся до него. Арсений поёжился и снова несдержанно всхлипнул, продолжая ненавидеть себя за это. Но остановиться было невозможно. Нужно было просто выбраться отсюда. Он сел на диване и обнял себя. «Всё же хорошо. Ты не должен так реагировать. Тебе давно не пять лет, никаких монстров не существует. Громкие звуки не причинят вреда». Но даже эти мысли были совсем не в силах успокоить. Наоборот — лишь подливали масла в огонь. С каждой секундой он чувствовал себя всё более ущербным, слабым и потерянным. И это точно не было нормальным для взрослого самостоятельного мужчины, к тому же начальника, который сам ежедневно раздаёт приказы и даже пугает людей. Властный, ответственный человек, что превосходит остальных по статусу и получает весьма немалые деньги — сейчас не может прекратить плакать и безутешно дрожит от грозы. От каких-то молний. Да это даже звучит смешно. Любому расскажи — поднимет на смех. Именно поэтому идти к Антону — совсем не вариант. От этого стало ещё больнее и новый поток громких всхлипов вырвался изо рта. Арсений закрыл его рукой и тихо заплакал в ладошку. Антон понимающий. Забавный, добрый, искренний, хороший. Он словно солнечный лучик среди серых рабочих будней. Продолжать это можно бесконечно, но даже при таких обстоятельствах рассказывать Шастуну об этом страхе нельзя. Это буквально станет концом всего: его чувств, их тёплых взаимоотношений, а также его карьеры, ведь, конечно, Антон решит поделиться этой информацией с другом, тот — с другим другом, и так, буквально за пару часов, весь офис будет осведомлён об истинном облике их великого и ужасного начальника. Во избежание такого он готов терпеть, сколько потребуется. Но доводы разума и реакция тела, как обычно, не сходятся. Ему страшно. Просто так — некомфортно и страшно, и никакая рациональная информация не в силах помочь сейчас. Дрожь не унимается, а лишь растёт, слёзы текут сами, и не хочется оставаться даже в собственном теле. Которое в очередной раз так глупо подводит его. Хочется, чтобы гром стих, чтобы настал день и тьма мгновенно рассеялась, хочется снова чувствовать себя спокойно и уверенно, хочется укрыться, сбежать, потеряться и прижаться к живому телу рядом с собой. Не чувствовать себя одним в целом мире, полном страха и кромешной темноты. Хочется, чтобы обняли и по спинке погладили. Хочется тихого шёпота и дыхания на ухо — разве это настолько много?.. Видимо, да. Но справляться в одиночку больше просто не удаётся, особенно после подобных мыслей. Время позднее: возможно, Антон уже спит. Тогда ему просто удастся лечь рядом. Осторожно коснуться горячей ноги. Вслушаться в мерное дыхание — этого будет достаточно. И уснуть. В тишине и покое. Без рокота грома над головой и ослепительных вспышек перед глазами. Он выбирается из укрытия, осторожно ступая во тьму. Делает большой шаг — пространство под диваном всё ещё кажется пугающим. Остановившись в центре комнаты, Арсений укутывается обратно в одеяло и пытается принять решение, собраться, наконец, с силами... Громкая молния резко обрушивается за спиной так, что дрожат окна. И это становится последней точкой — мучжина пулей преодолевает оставшееся пространство, выбегает в коридор и прислоняется спиной к закрытой двери; шумно дышит, ощущая кислый комок внутри, который всё давит и давит, не давая покоя. Коридорная тьма кажется ещё более густой и опасной — здесь нет вообще никаких источников света, и даже очертания комнат не видны. За спиной продолжает шуметь гром, сотрясая всю комнату, а впереди — только более непонятное пространство, и Арсений теряется совсем. Громко всхлипывает, прижимаясь к последней точке опоры — двери позади себя. Взор размывается от влаги, а эти глупые всхлипы кажутся ужасающе громкими в давящей тишине чужой квартиры. Земля шатается под ногами, а колени дрожат и подгибаются. Он просто не знает, что теперь делать. Как долго это будет длиться. Куда нужно сейчас идти, если даже собственное тело не кажется надёжной опорой? Если уже ничего в этом мире не кажется надёжным?.. — Арсений? — несмело доносится из тьмы. Но Попов не в силах разобрать чужие слова среди оглушительного звона в ушах. Антон застывает и проглатывает отчество начальника, когда видит трясущегося Арса у двери гостиной. На плечи накинуто потрёпанное одеяло, а сам он закрывает лицо руками и... плачет? Антону требуется время на осознание этой информации, но дальше он действует незамедлительно. Осторожно подходит ближе, боясь напугать своей резкостью, и, начиная от самых кончиков пальцев, медленно опускает ладонь на дрожащее плечо. Арсений дёргается и старается отвернуться, вот только получается не очень хорошо. Он трясёт головой и повторяет надорваным голосом: — Уйди... Я не... — Эй... Тише, — мягко шепчет и аккуратно кладёт руку на голову, начиная поглаживать волосы. — Всё хорошо, иди сюда. Арсений так радуется, услышав до боли знакомый голос, что мёртвой хваткой цепляется за чужие плечи и непроизвольно скулит в плечо. Антонова футболка тут же мокнет от слёз, но его самого, кажется, это совсем не волнует. Шастун только притягивает ближе за талию, отчего одеяло падает на пол, и мужчина вздрагивает, озираясь вокруг. Как жаль, что по-прежнему ничего не видит. В реальность возвращает Антон: — Т-ш-ш, я здесь. Всё будет в порядке. — Мне т-так страшно, я... просто... — Я понимаю, это ничего. Всё хорошо, я с тобой, мы вместе с этим справимся. Он чувствует неистовую дрожь по телу и всячески старается её унять: гладит плечи, крепко поддерживает у лопаток и касается губами виска. Арсений снова начинает дышать, но всё ещё не верит в происходящее. Это кажется одним огромным сном, вернее, кошмаром. Только большие тёплые руки со временем позволяют отвлечься и увидеть перед собой знакомые золотистые кудри. Получается, Шастун нашёл его. Дрожащим в полубреду. Да лучше бы его насквозь прошибло молнией, лишь бы не показываться перед Антоном в таком состоянии! Но теперь всё будет кончено. И это внезапное осознание так рубит по сердцу, что Арс буквально валится вперёд на слабых коленях, ощущая единственную опору в виде чужих плеч. Антон сам теряется от нескончаемого плача и подобной реакции, но понимает, что просто не может позволить себе отступить сейчас. Он мягко обхватывает Арсения за талию и плечо, фактически держа на себе. Тот тычется в шею мокрым носом, словно стараясь укрыться, пытается спрятать голову у плеча. Антон кладёт ладошку на затылок и мягко прижимает к своей груди. — Ох... Тише, тише, хороший мой. Я здесь. Ничего страшного... — Антон сомневается, что ему разрешены такие вольности, но Попова, кажется, сейчас вообще ничего не заботит. Кроме... в общем то, причины. — Пожалуйста, посмотри на меня. — Нет, — когда Шастун осторожно обхватывает пальцами подбородок, намереваясь потянуть выше, Арсений просто не выдерживает. — Пожалуйста, не надо! — он вырывается и прячет голову ещё ниже, практически утыкаясь в грудь. Он не мог допустить даже мысль о том, что Антон увидит его слёзы. Этот жалкий беспомощный взгляд и дрожащие, как у младенца, губы. Шастун в это время тихо и тяжело вздыхает. В груди тревожно сжимается сердце, и он совсем не знает, как помочь. — Прости. Арсюш, что случилось? В комнате что-то? Плохой сон? Арсений только покачал головой, подавляя жалобный скулёж, не находя в себе сил признаться. И вжался сильнее, укрываясь от собственной тьмы в тёплых объятиях. Антон опустил его голову на своё плечо и стал мягко гладить по волосам, медленно и осторожно, прижимая затылок к себе защитным жестом. Арсений вдруг резко успокоился и затих, словно ребёнок, убаюканный мамой. Почему-то страх внезапно отошёл на второй план. Он сжал чужие плечи, стараясь быстрее перенять крупицы спокойствия. Уткнулся носиком в шею, вдыхая знакомый запах. Антон был большой и непоколебимый, словно айсберг, остановивший бешеный поток высоких волн. Он был такой мягкий и понимающий, ласковый что ли, особенно нежный в данную секунду, и Арсений заткнул беспрерывный поток сомнений. Плевать, если он выглядит жалко. Ему плохо, и Антон здесь, чтобы помочь. Вот и всё. Они стояли так долго. Пока кромешная тьма не отступила, Шастун покачивал мужчину в объятиях, а тот вслушивался в последовательные удары сердца и держался лишь благодаря жару знакомого тела. И через минуту, а может, через полчаса, коридор перестал казаться обителью монстров. Тьма не резала глаз, квартира вновь казалась привычной, и реальность — не такой пугающей. Пока что. Когда всхлипы совсем затихли, Антон переместил руки на острые плечи и спросил тихо: — Ты всё ещё так дрожишь...Что не так, м? Смотри, я же рядом. Всё хорошо. Спокойно и тихо. Никаких угрожающих факторов. Арс глотает тугой ком и нехотя шепчет: — Но ты же не будешь стоять со мной вечно, — звучит так обречённо, что Антон готов сию секунду удариться головой о стену. — Буду. Буду, Арсений, конечно же... Боже... — Прости, — закусил губу и боязливо утыкается в плечо. — Нет, нет, всё в порядке. Просто пойми, пожалуйста: я никуда не уйду. Услышал? Я ведь ещё не ушёл, значит, уже не уйду. Никуда-никуда, совсем. Я тебя не оставлю, что бы там ни произошло, ага? Обещаю. Попов тихонько согласился, и Шастун ещё раз мягко провёл от затылка к центру спины. Словно жалея маленького котёнка. — Ладно, если не хочешь, не говори. Тогда мне просто остаться на ночь? Как тебе станет легче? — Антон... Я очень хочу рассказать, но если бы я мог... — А почему не можешь? — аккуратно спрашивает, заглядывая в мокрые глаза. Глубокий синий, скрытый таинственной мглой. — Это что-то ужасно личное? Или ты боишься моей реакции? Арсений, я здесь не для того, чтобы осуждать, а как раз-таки наоборот. Но даже мысль о том, что Антон узнает, вызывала тревогу. Никто не должен знать. Это будет ужасно, даже если Антон поймёт, то остальные — нет. Но ведь вслед за ним они обязательно узнают. — Просто... Пойдём в спальню? — жалобно и тихо. — Конечно. Антон осторожно отстраняется и, обхватывая за дрожащие плечи, ведёт вперёд по тёмному коридору. Арсений чуть расслабляется. Шастун, вроде бы, не выглядит раздражённым, и это уже плюс; гром в коридоре почти не слышен, дыхание понемногу восстанавливается, и мозг может вполне себе ясно мыслить. Но густая тьма пугает. Руки Антона тёплыми маяками лежат на плечах, позволяя не раствориться в своём кошмаре. Его тихие вдохи и выдохи заполняют мерзкое ощущение одиночества и с этим, наверное, Арс должен справиться. — Хотя стой, — внезапно бросает Шаст у закрытой двери, — может, хочешь чаю? Поможет успокоиться. Арсений, не удержавшись, тихо смеётся себе под нос. В этом весь Антон — чай везде и всюду. Впрочем, это действительно могло бы помочь. — Уже смеёшься, — улыбается в ответ Антон, — это хорошо. — Да ты просто... как всегда. От чая не откажусь, — скомканно отвечает Попов, и голос по-прежнему звучит так уязвимо, что хочется заклеить свой рот изолентой. Ну не должен он так себя вести... Хотя Антон даже не реагирует — спокойно сжимает вспотевшую ладонь и заводит на кухню, включает в комнате свет. Тот неприятно слепит глаза, а ещё, наверняка, ярко выделяет все следы недавней истерики, отчего Арсений совсем не в восторге. Пока Шастун ставит чайник, он берёт с полки бумажные полотенца и прикладывает к лицу в надежде стереть подтёки слёз и красные пятна на щеках. — Всё хорошо? — в ту же секунду подбегает Антон и мягко приобнимает из-за спины. Арсению ужасно, до жжения в пальцах, хочется повернуться и вновь прильнуть к его тёплому и надёжному телу, как пару минут назад, но вместо этого он резко отнимает салфетку от лица, выкидывает и отвечает: — Да. — Ладно... пойдём выбирать чай? — после небольшой паузы произносит Шаст. Сказать честно, такого Арсений не ожидал. У Антона был целый ящик для различных чаёв, самых разных консистенций и вкусов. Сложилось ощущение, будто он смотрит на прилавок магазина; глаза разбегались и не успевали прочитать каждое название. Однако, Арс решил остановиться на обычной мяте сегодня. Вряд ли экзотическое манго или сочный арбуз помогут взбушевавшимся нервам прийти в норму. Шастун выбрал себе точно такой же чай и стал заливать кипяток по кружкам. В это мгновение свет начал мигать. Арсений сразу прижался к Антону, ощущая себя в дешёвом фильме ужасов. Грудь снова сдавила непонятная тревога, а в следующий момент за окном раздался резкий раскат молнии – когда комнату осветила белая вспышка, свет окончательно погас. Арсений дрожал и крепко держался за чужое предплечье. Сжимал, как последнее бревно в реке перед стремительным водопадом. Дыхание сбилось, а лицо непроизвольно опустилось вниз; только макушкой он продолжал упираться в грудь Антону, стараясь спрятать её сильнее. Ноги тряслись, а колени словно превратились в бесформенную вату, и ровно в ту секунду, когда Арс был готов упасть, на спину осторожно опустились большие ладони. Притянули к себе и стали мягко поглаживать напряжённые мышцы. — Тише. Тише, я здесь, — негромко донеслось сверху. Арсений сильно сжал чужие плечи. В глазах застыли слёзы, но он не мог дать им пролиться вновь. Резкая темнота выбила из-под ног крупицы спокойствия, оставив лишь чёрную дыру вокруг. — Ч-ш-ш, открой глаза, Арсюш, пожалуйста. Они должны очень скоро привыкнуть к темноте. Всё будет хорошо. Повиновавшись, Попов действительно смог разобрать нечёткие очертания некоторых предметов интерьера. Уткнувшись в тёплую шею, он вдохнул уже знакомый запах и постарался чуть-чуть расслабиться в заботливых руках. Антон выглядел мягким и спокойным. Он осторожно гладил по спине, изредка переходя на плечи, а затем одной рукой провёл линию вверх вдоль шеи и прижал её к затылку, нежно перебирая спутанные пряди. От такой позы сразу стало легче, да и новые раскаты пока не норовили побеспокоить мужчин. — Ты боишься грозы? Грома? — шёпетом спросил Шастун. Арсений ощутил себя прижатым к стенке. Солёный ком с огромной силой сдавил горло, лишая возможности вдохнуть. Это было ужасно. Он понимал, что придётся отвечать, что сейчас он снова расплачется, как девчонка, потому что он просто не может это контролировать. — Антон... Пожалуйста. — тихо всхлипывает в плечо, толком не разбирая собственных слов. — Что... Э-эй, я что-то не так сказал? Сделал? Скажи мне, что такое? — наверное, слишком ласково начинает Антон, отчего сердце идёт трещинами. Уж лучше бы на него накричали и заперли в темноте. Больно, трудно, но не так унизительно и безысходно. — Н-нет, ты ни при чём, это только я виноват, прости, — до ушей снова доносится шум молнии, и Арсений перестаёт ощущать себя в пространстве. Просто держится за чужое тело, стараясь не упасть. — Я не могу... Антон... — Я рядом. Т-ш-ш, — крайне медленно произносит тот и осторожно гладит по макушке. — Ты ни в чём не виноват, Арсений. Просто это... Я думал, что причина кроется в другом, ведь ты так... эм, остро реагировал, и... чёрт, не важно. Прости. Бояться грозы нормально. С тобой всё нормально. Мне жаль, если приходилось слышать обратное, — слегка растерянно отвечает Антон. — Теперь давай просто попробуем подышать, ладно? — Да, — надрывно прозвучал ответ снизу. Арс всё ещё не пришёл в себя окончательно и допускал, что слова Антона вполне могут быть вымыслом. Но прикосновения, как ни крути, расслабляли, и мягкий шёпот на ухо подчинял себе, заставляя отвлечься от звуков улицы. Арсений стал дышать, как считал вслух Антон. Он сложил обе ладони на его грудную клетку и совершал размеренные вдохи и выдохи в такт с Шастуном. Со временем отпустило. Опора под ногами ощущалась более явно; колени перестали дрожать. Дыхание выровнилось, а тьма рассеялась, и только Антон заботливо продолжал держать и прижимать к себе Арса, изредка поглаживая голову небольшими движениями. Арсений совсем потерялся во времени; прошедшие события отдавались в памяти будто сквозь толщу воды, поэтому он не мог точно сказать: прошло пять минут, или уже пятнадцать. — Как ты? — поинтересовался Антон, когда заметил оживлённость Попова. — Прости. Это было единственным, что он смог выдавить из себя после такого. И если бы ему дали попытку рационально обдумать свою фразу, она всё равно бы осталась прежней. — Не нужно, Арс... Я понимаю, что ты не привык так открыто демонстрировать свои слабости. Но это нормально, ты же человек, и это здорово, мы все чего-то боимся. Порой — вот до такого состояния. Такое тоже случается, но в этом нет ни капли твоей вины, ладно? — Я не смогу так сразу... — Знаю, знаю. Всё хорошо. Просто запомни это, я не виню тебя. И не обижаюсь, и не злюсь. Всё в порядке. Ты готов пойти в спальню? Арсений кивнул и взял свою кружку; чай за это время уже немного остыл, и посуда не обжигала кожу — это радовало. Антон сжал другую ладонь и довёл до своей спальни, прикрывая дверь. Посадил Арса на кровать, оставил кружку и закрыл тёмные шторы, присаживаясь рядом с мужчиной. Шаст передал ему чашку, и Арсений сделал глоток тёплого травяного чая. Залпом осушив половину кружки, он почувствовал, как горячая патока разливается по всему телу, и немного расслабил мышцы, отдаваясь ей. Неловкость буквально повисла в воздухе, но, возможно, ощущал её только Попов, ведь Шастун совершенно спокойно находился рядом и жестом просил придвинуться к себе ближе. Затем обнял, позволив устроиться поудобней, прижался носом к макушке, и замер в таком положении. — Хочешь что-нибудь посмотреть? Арс взял протянутый пульт и набрал в поисковой строке своё любимое юмористичекое шоу, которое всегда помогало отвлечься. Плевать, что подумал бы Антон, сейчас это казалось неважным. И вот, вроде бы, всё хорошо: гроза потиху стихает, он больше не один, Антон рядом, он понимает и поддерживает, здесь тепло, комфортно, мягко, идёт любимое шоу, ты пьёшь вкуснейший чай и переживать больше не о чем. Но, не успело пройти и пяти минут с начала передачи, как место для загонов в голове переполнилось, и они стали выбраться наружу: — Тебя не смущает это? — «Это» — что? — Ну... В плане, я твой начальник. Это, наверное, не совсем нормальное поведение, хоть я пытался его контролировать и извинялся, но ты говоришь, что всё в порядке, и я просто... Не знаю, Шаст, — резко выпалил он и замолчал, словно в ожидании приговора. — Та-ак, стоп, — тихо прерывает Антон полную горечи реплику и немного качает Арсения в объятиях, чтобы унять вновь возникшую дрожь. — Да, ты мой начальник, но в первую очередь ты всё ещё человек. У тебя есть разные чувства, страхи, реакции. И причём здесь вообще твой рабочий статус? Мы же сейчас не на работе, мы просто два человека. Друзья, знакомые, как угодно... И нет совершенно ничего плохого в том, чтобы я помог тебе справиться со страхом, правильно? — Наверное, — он снова вплотную жмётся ближе и шумно выдыхает через рот. Такое принятие буквально сражает наповал. То есть, так бывает. Без обвинений и выяснений, вот просто «Тебе сложно, поэтому я рядом, и это нормально»?.. Да?.. Он глушит слёзы, отвлекаясь на мягкие поглаживания головы. Да, наверное, нужно просто выбирать правильных людей. И учиться хоть немного защищать свои границы... — Антон... Спасибо, — этого, очевидно, не достаточно за всё то, что Шастун сделал сегодня, но слов попросту не находится. В голове пустота, а глаза так и норовят закрыться после всех пролитых за сегодня слёз. — Только, пожалуйста, об этом никто не должен узнать. Вообще никто. Ни Дима, ни какой-то левый друг из другой страны. Понимаешь? — Конечно... Я не... Я даже не думал говорить кому-нибудь, но, чисто теоретически, почему ты этого боишься? Я понимаю, что от страха нельзя избавить в считанные секунды, но далеко не каждый человек планирует тебя осуждать. — Ты расскажешь одному, а узнает весь офис. Вот, в чём проблема, Антон. И тогда прощай мой пост, до свидания, денюжки, да? — Нет... Арс, я правда понимаю и уважаю твои переживания, но мы ведь не в пятом классе, в конце концов. Все взрослые люди, они знают, что такое страх, и не станут смеяться. Это же... Ну, просто не смешно. — Для тебя. А есть некоторые не такие хорошие личности, для которых... — Да, я знаю. Но ведь иногда нет ничего плохого в том, чтобы довериться человеку, правда? — Возможно. — Я не пытаюсь надавить, ну просто, если это твой друг или приближённый человек — он поймёт, что бы ни случилось. Мы, в конце-концов, социальные существа. И не нужно с каждой такой проблемой бороться в одиночестве. Я, например, уже очень горжусь тобой сегодня. Щёки загорелись красным, и Арсений постарался переключить внимание на экран. Антон бережно сжал его ладонь в своей и замолк, уловив общее настроение. Редкие вспышки грозы по-прежнему доносились сквозь окна, но в эти мгновения Шастун мягко гладил и что-то шептал на ухо; знакомые голоса из телевизора приглушённо звучали на фоне, а родной запах ненавязчиво заполнил собой почти всю комнату, расслабляя мозг. Постепенно сон взял своё, и Арсений отключился на чужом плече, размеренно посапывая в горячую шею и ощущая большие ладони на спине. Да, наверное, доверие — это не всегда так плохо.