***
В Японии стояла изнурительная июльская жара. Даже улицы самых больших городов, где обычно шныряли толпы туристов, не могли похвастаться жизнедеятельностью. Каждый предпочитал отсиживаться дома, в ожидании вечера; в офисе, под спасительным ветерком кондиционера; уезжать поближе к водоемам. Только аякаши, не изменяя принципам, расселись по стенам домов, лениво плыли караванами по небу, не оставляя под собой тени и время от времени блуждали по перекрёсткам, выискивая жертву. Дальше от столицы зной благоговел стрекот цикад, разрезая непривычную тишину. Даже опушки лесов и поля притаились, мирно вытягиваясь поближе к солнышку. Хиёри сидела за письменным столом, что-то лениво вырисовывая в тетради с заданием. Учёба совсем не шла, и даже вентилятор не спасал от разморенного состояния. Уж очень хотелось в такую погоду уехать куда-нибудь подальше и дремать на разогретых камнях под освежающим ветерком. Дыня, недавно вытащенная из холодильника и заботливо нарезанная мамой, уже согрелась и обтекала оранжевым сиропом, маня сладким ароматом поскорее её доесть. «И делать ничего не хочется», — сонливо размышляла Хиёри, поглядывая на кусочки фрукта, — «И Ямэ с Амой никуда не зовут. Хоть на стену лезь. Скучно.» Подняв взгляд на улицу за окном, девушка заметила знакомую фигуру, спрыгнувшую с какой-то крыши прямиком на ярко-зелёную обезьяну, разбивая её длинным хлыстом пополам. Бишамон была в лёгком песочного цвета платье, а из оружий рядом Ики больше никого не замечала (но явно догадывалась, что Казума тоже был на законном месте). Уж и не лень было богине в такое время работать. «Наверное, оставила остальных шинки в Такамагахаре. Вот это женщина!», — изумилась Хиёри, наблюдая за ловкими движениями Вайшраваны, стремительно исчезающей за домами, точно кузнечик в высокой траве. В голове появилась забавная картина, как лев — постоянный спутник Бишамон — мог бы, обливаясь потом, пыхтеть и фыркать на жаре, высунув язык, точно собака. Ято когда-то рассказывал, что в Такамагахаре времена года не сменяют друг-друга, а значит там всегда не холодно и не жарко. Наверное, все боги, вместе со своими шинки, сейчас прячутся там, оставив Ближний берег на попечительство одной бесстрашной женщины. «А что же там с Ято? Шесть месяцев не показывался. Наверное, отдыхает сейчас в своём храме. А Юкине, наверное, с Норой. Я уже и не помню, как они выглядят. Нужно будет их навестить.» И вместе с этой мыслью, тело девушки медленно осунулось и аккуратно легло на парту, тихо посапывая. Дух Хиёри встал у своего тела и довольно пощурился. Она не упустила секунды насладиться лёгким холодком, пришедшим с покиданием тела. Если бы девушке было нечего делать — она бы обязательно повторила эту процедуру ещё парочку раз. С момента, как Хиёри очнулась в больнице, она ни разу не виделась ни с Ято, ни с Юкине. Остальные божества тоже волшебным образом пропадали из виду, когда девушка решала навестить их в храме. Одна Кофуку иногда писала смс о своей жизни и на неделе даже позвала к себе поесть арбуза. Иногда мимолётный сладкий аромат, принадлежащий Богу удачи, доносился до неё во время поездки в колледж, но такой слабый, что казался иллюзией. Тяжёлые нагрузки в новом учебном месте, а также понимание, что с приходом известности у Ято остаётся совсем мало свободного времени — проследить за ним в виде мстительного духа или просто навестить в храме не представлялось возможности. Но всё равно незаметная иголочка неприятно ковыряла внутри обиду при мысли, что Хиёри бросили. Конечно, не так сильно, чтобы аякаши учуяли наживу, но до противного всё чаще и чаще. «Неужели после того случая он больше не хочет видеть меня?», — пришла печальная мысль к Ики, пока она натягивала вместо домашней пижамы лёгкое платьишко, — «И что же, всё время, что мы провели вместе, больше не имеет значения?» Немного погрустив, стойкая характером Хиёри решила, что на этом достаточно. В такое время вряд ли у Ято будет много заданий и это радует, хоть и кажется ужасно эгоистичным. Однако, не имея способов попасть в Такамагахару и не зная точного расположения храма, не остаётся ничего, кроме хмурых взглядов в пустоту, где в фантазиях стоял коленями на горохе провинившийся Бог удачи и умолял о прощении. Эта картина тоже позабавила Хиёри не меньше, чем запыхавшийся лев. Ей в принципе сегодня становилось смешно от любой глупости, и было то из-за перегревшейся макушки, скуки или обиды — не понятно. Наконец собравшись, девушка шмыгнула в форточку и с лёгкостью маленькой бабочки запорхала по крышам домов, прямиком в знакомое место. И конечно, ещё раз отметила стойкость Вайшраваны, когда при каждом рывке для прыжка воздух обдавал лицо и плечи горячими потоками.***
Сегодня работать совсем не хотелось. Противные цикады, веками стрекочущие денно и нощно, будь вокруг затишье или кровопролитная война, вызывали только нервное подёргивание века и совсем немного навевали воспоминания, в которые погружаться было не то, чтобы неохота, а скорее лениво. Ято устал. Он горбатился, не покладая рук, выполняя всё больше и больше заказов, одновременно с этим борясь с безумным желанием хоть одним глазком поглядеть на Хиёри. В тот день, когда Бог-тогда-ещё-бедствий выхватил из лап самого жесткого существа на планете своё самое дорогое, отпечатав имя на тонкой ножке, — мир перевернулся с десяток раз. Та паника, окунувшая в ледяную воду, хоть он итак утопал в снегопаде, та невыносимая боль, погружавшая в осознание случившегося, и безумный вихрь чужих воспоминаний, которые Ятогами хотел бы видеть в последнюю очередь. И самое разочаровывающее — это те самые моменты, где он мог видеть себя до мельчайших подробностей. То, как она его видела. И ясно осознавать, что видел Хиёри точно также: до мельчайших. Даже те бледнючие веснушки, показывающиеся только летом, которых Ики так сильно стеснялась, хоть и не признавалась. И всё это в миг потерял. Спас её, уповая на удачу всех богов, что знал, а потом лишил себя сам. Такой до одурения несмешной цирк... Именно в те моменты Ято хотел возвращаться меньше всего, но делал это так часто и так не вовремя, что желалось иногда придушить самого себя. И даже такой праздный день не освободил от обжорства новой порцией боли и совсем незаметной слезинки, каждый раз падающей от неимоверной досады. И всё же, он устал. «К чёрту всё это.», — заключил в очередной раз совсем обессилевший бог и, прикрыв глаза, откинулся подальше на подушки. Кофуку, как и Дайкоку, в общем-то, совсем не жаловали преть в доме, сейчас напоминающем нагретую печку, и с превеликим удовольствием уехали к морю, оставив хозяйство на Бога удачи. Они даже откопали для него древний вентилятор, который вскоре совсем заглох, не справившись с температурой. Поэтому сейчас Ято развалился на крыльце заднего двора, закатал штанины как можно повыше и уповал на хотя бы небольшой ветерок, обливаясь потом. Юкине же пропадал где-то с Норой, явно посчастливей хозяина, раз сердце последнего так быстро стучало от чужого счастья. «Глупый мальчишка. Ему любовь мозги в зелёную жижу превратила. Пока околачивается там с этой шалопайкой — о своём хозяине совсем не думает.» Ято бурчал на мальчонку, конечно, по-доброму. Он правда был рад, что Юкине наконец не стыдится своих чувств и готов их принимать достойно. Всё-таки, он сильно вырос. Наверное, даже, в какой-то мере перегнал своего учителя. Может, из-за зависти к такой осознанности Бог удачи и ругался. В конце-концов, именно он и сбежал, как последний трус: сначала от отца, затем от своего шинки, а потом и от Хиёри. От снова нарастающих оборотов хаотичного полёта мыслей, температура бога поднялась выше, лицо покраснело и дышать стало невмоготу, точно сверху положили огромный раскалённый валун. Как назло, бутылка воды уже давно опустела, а вставать за второй не было сил и всё того же желания. Он много работал. Не покладая рук трудился, чтобы закрепить за собой какую-никакую известность. Дошло до того, что где-то в глубине Киото возвели небольшой храм! Бог тогда от удивления разинул рот, совсем не веря в существование то ли себя, то ли постройки. Секки тогда от радости сбил Бога удачи с ног с радостными воплями. И всё равно мыслилось ему, что та маленькая поделка из дерева, на дощечке которой старательно выцарапали имя катаканой, останется в сто крат ценнее всех храмов вместе взятых, даже будь они больше, чем поместье Нимфоманки. Ято скатился с подушек, когда тело начало ныть от неудобной позы. Глаза уже совсем не разлипались, а если и удавалось немного приподнять веки, чувствуя неприятное жжение, — всё вокруг оказывалось одним размытым и ослепительно-ярким пятном. Дрёма утянула бога незаметно, наконец-то образы из прошлого утихли и на фоне снова раздалось жужжание цикад. А ещё, будто чьи-то лёгкие шаги послышались рядом и глухой удар коленями о деревянный пол. Неужто, хозяева храма уже вернулись? Нет, тогда бы по всей округе раздавался визг, писк и нескончаемая болтовня, в частности именно от Кофуку. Ятогами уже совсем не хотел думать, тем более о том, кто же пришёл к нему на задний двор. Губы расслабленно приоткрылись, и голова качнулась, совсем тяжёлая от накатывающего сна. В момент, когда тело должно было рухнуть на пол — чья-то рука ухватила его за плечо и аккуратно уложила назад, на подушки. Через пелену морока в сознании, Бог удачи подметил, что ладонь женская и такая нежная и мягкая, да так аккуратно убирает волосы с липкого от пота лба, что хотелось прильнуть к ней, как большой котяра и нагло тыкаться, чтобы гладили его больше и больше. Ято всё же удалось прищурить глаза на секунду, но даже так он заметил фиолетовое свечение чего-то длинного и тонкого, так забавно трясущегося из стороны в сторону. — Хиёри, — шепнул бог совсем необдуманно и поджал губы, готовый то ли рассмеяться, то ли расплакаться. Он ещё раз предпринял попытку встать и открыть глаза, но вдруг отчётливо понял, что спит. Теперь на лбу ощущалась очаровательная прохлада, а перед ним предстала Ики, образ которой расплывался, точно помехи на экране старого пузатого телевизора. Видимо, спустя столько времени разлуки, он совсем позабыл, как выглядит его сокровище. Но точно не забыл, как ярко оно сверкает своими аметистами, прямо посреди такого трогательного личика, и дразнит пушистым кончиком***
Сам не заметил, как внешний мир снова расплылся и оставил после себя тихую пустоту. А когда очнулся — вокруг уже темнело, сменяя медовый цвет раскалённого солнца на фиолетовый. В воспалённом сознании обрывками прыгали воспоминания, точно маленькие аякаши — насмехаясь над ним. Картина совсем не хотела складываться воедино, зато тот момент, когда он расслабленно лежал на боку и целовал Хиёри так, как хотел с давнего времени, а она отвечала с не меньшим желанием, отпечатался в голове яснее его имени. Щёки непроизвольно зарозовели, а надвигающаяся темнота своей палитрой рисовала образ девушки, точно она пряталась в цветах и деревьях, внимательно наблюдая за Богом удачи. Тот, в свою очередь, постарался наконец подняться с подушек, но от резкого звона в ушах и закружившейся перед глазами картинки — упал обратно. Только сейчас он заметил, что стрекот цикад сократился в десяток раз, оставшись где-то на заднем плане тихим скрежетом, в доме до сих пор было тихо и темно, губы отчего-то саднило, будто он долго их тёр рукавом, а на лбу уместилась какая-то тряпочка, насквозь промокшая. Она была на удивление прохладней, чем если бы бог положил её от нечего делать в начале дня. «Что, чёрт возьми, произошло, пока я спал?», — задал сам себе закономерный вопрос Ято, всматриваясь в крышу навеса. Вдалеке послышался шум колёс, врезающихся в землю, а чуть ближе — голос Юкине, горячо прощавшегося с Норой. Как по команде знакомая компания вернулась в храм. Раздался счастливый визг Кофуку, налетающей на Юкине, низкий бас Дайкоку, перехватывающего свою Богиню до начала катастрофы. И скоро они зайдут внутрь и, поругав Ято за бездельничество целый день, отправятся готовить ужин. Когда запах жаренного мяса станет невыносимо сильным — Бог удачи тоже уйдёт в дом. Только сейчас он всего этого совсем не заметит, пытаясь найти что-то или кого-то в глубине тёмного сада, утонув в размышлениях, отнюдь не таких, какие встретили его перед забвением. Это было что-то светлое тёплое и комфортное, как объятия, в которых он утопал совсем недавно, или губы, которые сколько не целуй — будет мало. Вдохнув поглубже, Ятогами улавливает влажный запах ночи, цветов из сада и отголосок дорогих благовоний, напоминающих о древних временах, знати, фиолетовом хвостике и одной раскрасневшейся девочке, спрятавшейся сейчас в ванной, подальше от мира. Это был определённо хороший сон, после сотни кошмаров.