Эрвин на дне

      Первое время все шло спокойно. Стабильно. Как… Как и должно было идти, наверное. Но, как это обычно бывает, невозможно игнорировать то, что существует каждый день, каждый час и каждую секунду рядом с тобой. Начались бесконечные бессонные ночи, навязчивые мысли на работе, в машине, за завтраком, в отпуске. И я не смог выдержать. Не смог.       Первый раз я изменил ей с совсем молодым парнем. Ему было двадцать или около того. Мы случайно познакомились в спортзале. Он был весёлым, умным, постоянно шел на контакт и угощал меня печеньем, которое сам готовил. И однажды мы пересеклись в торговом центре, было поздно, я предложил подвезти его до дома, но уже возле его парадной что-то дёрнуло нас обоих. Мы долго целовались. Сначала нерешительно, медленно, будто не были уверены в том, что это нужно. Поцелуи перешли к прикосновениям. У него были очень холодные пальцы, которыми он водил под моей рубашкой. Это был просто минет, никакого продолжения. Единственный раз. Больше между нами ничего не было.       Я очень долго боялся, что она узнает о произошедшем и что проблем станет больше. Бессонные ночи продолжались. Я утопал в работе. Ее не было много, но я делал все, чтобы реже оставаться один на один с мыслями, которые постоянно чего-то хотели от меня, и тянул время.       Нездоровая рефлексия, месяц самобичеваний и отсутствие какого-либо интереса к жизни, к ней, ребенку, всему, что раньше мне нравилось.       В следующий раз я изменил ей уже намеренно. Очередное бестолковое приложение для знакомств, первый попавшийся симпатичный парень, свидание, неплохой секс в отеле. И снова мы больше никогда не виделись.       А дальше все повторялось, много раз, очень много. Незнакомец, свидание, секс без продолжения. И она не знает. Ничего не знает обо всем этом. Стыдно ли мне за то, что я ей изменяю? Ни капли. Я не любил и не люблю ее. Она никто, она лишь средство, что помогает мне держаться в нужной роли для общества. Для нее я прекрасный муж, счастливый отец, хороший друг и все эти другие ярлыки. Такие сахарные, ненастоящие, мерзкие. Мне хочется дать себе пощечину, сказать: «Просыпайся! Ты только посмотри, что ты сделал со своей жизнью!»       Но уже так поздно. Мне под сорок. Я никому не нужен. Я все потерял в тот момент, когда согласился жениться на ней, когда поставил подпись, когда надел кольцо, когда… Отпустил его тогда на пляже?       И теперь что? Сижу в клубе, пью отвратительный джин и думаю о том, чтобы познакомиться с очередным парнем, который сделает мою бессонницу не такой отвратительной.       В стакане тает лед, медленно стекают капли на барную стойку, очень медленно, так медленно, что кажется, они говорят: «Смотри, ты ещё можешь успеть, ты ещё можешь все исправить и быть счастливым! Ты можешь это, мы даём тебе время, мы будем всеми силами стараться скатываться медленнее!» Но… Нет. Если кто-то опустится на дно, то снизу стучать буду я.       Музыка давит до омерзения больно. Через нее слышу крики, визг, смех, пение. Все звуки будто разделились, и я слышу каждый по отдельности, но сконцентрироваться на каком-то одном не могу, и они снова превращаются в кашу. Я схожу с ума? Стоило сходить ко врачу, а не убеждать себя в том, что все нормально. Я действительно такой беспомощный? Я действительно не могу управлять своей жизнью?       К стойке подлетел парень и что-то крикнул бармену, пританцовывая. Я поднял взгляд на его лицо, и что-то внутри так странно кольнуло. Все звуки вокруг исчезли, а воздух все не попадал в лёгкие.       Это ты? Или я действительно сошел с ума? Он быстро бросил на меня взгляд, задержавшись лишь на долю секунды, и так же быстро отвернулся. Это он. Я уверен, это он. Не может быть, что мне показалось.       Я встал со стула, захотел подойти, но бармен отдал ему стакан воды с лимоном и он моментально скрылся в толпе. Как привидение, как ветер. Это он, все такой же неуловимый. Он в моей жизни не появлялся с того дня. Мы не виделись и не общались. Он и забыл обо мне, наверное. Изменился, повзрослел, стал независимым. А я все так же одержим этим сумасшедшим мальчишкой с бутылкой вина в руке, в короткой юбке и с размазанной на губах красной помадой.       Я сам не понял, как оказался в толпе людей, высматривая его. Зачем? Почему? Для чего я лезу к нему? Чтобы что? Но ноги сами идут, глаза сами цепляются за лица, я не могу это остановить. Он всегда манил, был туманом, в котором можно заблудиться, внезапным грозовым облаком, которое прольет на тебя холодный дождь, когда зонта с собой нет.       И я продолжаю идти, спотыкаясь, бегая взглядом по лицам. И в какой-то момент замираю. Не могу пошевелиться. Смотрю на то, как блестят серо-голубые глаза, как в воздух взлетают пряди слегка взлохмаченных волос, как… Он улыбается. Кто-то в танце толкает меня в спину, и я вновь иду вперёд, иду к нему. Что я ему скажу? Но думать об этом поздно. Я уже подошёл и аккуратно тронул его руку, чтобы привлечь внимание. И у меня получается. Его танец останавливается, волосы ложатся на свое место, улыбка становится неловкой, а глаза смотрят на меня и выражают совершенно неясные эмоции. — Привет, — говорю я и аккуратно держу его руку, будто надеясь, что он не заметит мое прикосновение и я смогу стоять так вечно. — Что? — переспрашивает он и все ещё будто не замечает, что я держу его руку. — Привет, — повторяю я чуть громче, наклонившись к нему. Он все так же неловко улыбается и отвечает: — Привет, — после чего его рука вырывается из моей, а он сам снова исчезает в толпе.       И это все? Мои ноги говорят: «Нет!», и снова я следую за ним через людей, толкаясь, запинаясь, спешу, чтобы не упустить. А он выходит на улицу, ловко проскальзывая за дверь, как кот. Идти за ним? Да. Я иду.       На улице светло, невероятно красивого цвета небо. Он любит белые ночи… По крайней мере, любил раньше. — Что ты здесь делаешь? — он стоит у входа, подкуривает сигарету.       Ветер закрадывается под его белоснежную рубашку, и он выглядит так гармонично, так естественно, так… Как должен. Как выглядел всегда. — Леви. Я… — а что ему ответить? «Изменяю женщине, которую не люблю?» — А зачем приходят в клубы? Выпить, потанцевать, хорошо провести время. — Пиздабол, — бросает он и затягивается дымом. Как же он прекрасен. — Ещё попытку? — Ну… — Подожди, — перебивает он, — перед тем, как ответить, если снова напиздишь, я уйду.       Не уходи. Ты выглядишь, как свобода, как свежий воздух, как что-то, в чем я нуждаюсь. Не уходи. — Хорошо, — соглашаюсь я, медленно выдыхаю и подхожу к нему ближе. — Искал кого-то, с кем можно потрахаться, но увидел тебя и… — Решил вспомнить былое и перепихнуться со мной? — перебивает он и смеётся. — Нет. Почему-то захотелось поговорить с тобой, узнать… Как ты? — Я в порядке, а… Тебя, судя по всему, жизнь и так нормально трахает, — он слегка улыбается и стряхивает пепел с кончика сигареты. — Хуево выглядишь. Уставше, знаешь? — Да… — Изменяешь жене или вы уже развелись? — Мы не развелись, и у нас родился сын три года назад… — Ого! Да ты тот ещё засранец, Эрвин Смит.       Он говорит мое имя, и у меня в груди что-то сжимается от его голоса, от его интонаций, от того, как он быстро проводит языком по губам, слизывая вкус шоколадных сигарет. — Я не чувствую вину, Леви, — я тру лицо ладонями, будто только проснулся, — у меня такое ощущение, что я ее ненавижу. — Тебе не за что ее ненавидеть, Эрвин, — он тушит сигарету о стену и медленно подходит ко мне чуть ли не вплотную. — В том, что ты несчастен с ней, виноват только ты сам. Ее ты обманул, — он с досадой смотрит мне в глаза, как тогда на пляже. — И себя обманывать пытался, но себя не наебешь, как ни пытайся. Уж я-то знаю, — он шагает по улице куда-то вдоль канала и оборачивается ко мне. — Идем, — он машет рукой, подзывая к себе, и я быстрым шагом догоняю его. — Чем ты занимаешься? — Все тем же, ничего нового. Из университета ушел через два года после того, как ты получил диплом. А так, ничего. Жена, ребенок, ну… Я уже сказал. — А я выставлялся в Марселе. — Я знаю, — неловко улыбаюсь я. — Я знаю, что ты знаешь, но мог бы ради приличия сделать вид, — он даже не поворачивается ко мне, даже не бросает на меня взгляд, смотрит куда-то вперёд, подставляет лицо под ветер и слегка хмурится. — Я вижу, что ты смотришь мои истории в Инстаграме. Все эти годы смотришь. Каждую.       Это правда. Я знаю, чем он занимается, с кем общается. Действительно смотрю все его записи и истории. — Я бесился сначала, — продолжил он, — хотел заблокировать тебя. Я очень злился на тебя, — он качает головой, будто осуждает, — очень злился. А потом забил, подумал, что… Да, смотри, пожалуйста, раз нравится мучить себя, я здесь не указ… — он смотрит на меня, так обиженно с досадой. — Я не хотел больше спасать тебя.       Все время, пока мы с ним были вместе, я думал, что он нуждается в помощи, его нужно спасти, но… Оказалось, что это я был тем утопающим, который в панике тащил его на дно, а он лишь пытался выжить и не остаться в одиночестве. — Почему ты не развелся с ней? — он остался прежним прямолинейным Леви. Так в лоб, сразу, без предупреждения. — Я хотел, когда только начал изменять ей постоянно, а потом… — Постой, — он на пару секунд замолкает и удивлённо смотрит на меня. — Ты изменяешь ей постоянно?       В его глазах ни капли осуждения или злобы, только удивление. Одного вопроса от него мне хватило, чтобы чувство вины, которое все это время спало, проснулось и за секунду сожрало меня. И эти прекрасные глаза, как же я любил в них смотреть, утопать в них с мыслями. — Да, постоянно. Начал… Через полгода после свадьбы примерно. — Ты и правда та еще мразь, Эрвин. — Неужели? — он будто подтвердил факт, который я и так знал, но не мог произнести его вслух. — Да, — он резко останавливается, продолжая смотреть куда-то вперёд, в какую-то точку, в которой исчезали улица и канал. — Так… Почему ты не развелся с ней? — Сначала боялся сказать ей об этом, — я встал напротив него, загородив вид, которым он любовался, и его взгляд снова упал на меня, — долго тянул, год где-то. А потом, когда решился, она сообщила, что беременна. И все так и осталось в тайне. — Ты знаешь, — он потирает виски, будто моя болтовня его утомила так сильно, что началась головная боль, — я не могу тебе ничего ответить на это. Это пиздец, я в полном ахуе. Зачем ты мне это рассказываешь? Почему мне, Эрвин? — Я не знаю, — я стыдливо опускаю взгляд. Мне некому больше, никто меня не знает, никто не был мне так близок. — Я злюсь на тебя сейчас сильнее, чем было тогда, — он быстро трясет головой, отгоняя мысли, и идет дальше. — Извини, я не хотел тебя расстроить. — Ты знаешь, что ты всегда расстраивал, когда говорил так? — Мне жаль. — Поебать уже мне. Честно. Мне твоя жалость и извинения нахуй не нужны сейчас. Я счастлив, у меня охуенная работа, я не пью, у меня есть психотерапевт. Ты остался на полке с проработанными травмами и чувствами, понимаешь? Закрыли тему. — Хорошо.       Он стал взрослым, оставил прошлое, а я все так же смотрю его профили в соцсетях. Он оказался умнее и сильнее меня. Он все отпустил, выбрался из того, во что влез. А я только глубже утонул в своем же дерьме. — Ты живёшь с Зиком? — тоже в лоб, тоже прямолинейно. — Да, мы живём вместе, трахаемся иногда, но мы не в отношениях. Трахаемся и видимся с кем хотим. Он друг, приятный секс и вкусная еда. Это идеальный формат для нас. Мне хорошо.       Ему хорошо. Он построил жизнь, в которой ему комфортно. Он свободен, он знает, чего хочет, он делает так, как ему нравится. Почему я так не смог? Леви? Почему я не могу так? — А если бы я… — начал я. — Нет, — перебивает он. — Что? — С тобой не вышло бы таких взаимоотношений. Ты пиздабол, ты постоянно обманываешь, ты собственник и не умеешь обсуждать проблемы и решать их, не умеешь выставлять границы и соблюдать их, ты бы не вывез. — А если бы вывез? Он громко с какой-то долей злобы смеётся и отвечает: — Посмотри на свою жизнь, Эрвин. У тебя нет счастливого будущего. Ты уничтожил свою жизнь, ты постоянно наебываешь свою жену, ещё и ребенка ей заделал. Ты слаб, ты не способен к развитию, не способен пойти на авантюру ради того, чтобы быть счастливым, тебе проще в своей зоне комфорта быть несчастным, чем сделать что-то безумное, но быть счастливым.       Я резко останавливаюсь и беру его за руку. Он молчит, смотрит мне в глаза. Смотрит с каким-то вызовом. Давит взглядом. Он сильно ниже, но от этого взгляда я ощущаю себя просто жуком под его ногами. Чуть пошатнется, раздавит и не заметит. — Давай сбежим? — выдаю я и смотрю в ответ. — Сбежим вдвоем, куда захочешь. Уедем, улетим, будем вместе. — Ты прикалываешься? — он снова с неловкостью смотрит на меня, а его рука так же лежит в моей. — У тебя жена и ребенок, а я счастлив один на один с собой. Ты не нужен мне, — он трет пальцами переносицу и сильно жмурится. — Какого хуя я снова объясняю тебе, — он тычет указательным пальцем мне в грудь, давя с такой силь, что мне становится больно, — как тебе жить? Почему я должен тебя направить? — он идёт дальше, но его рука все ещё в моей ладони. — Объясни мне. Почему ты опять липнешь? — Я не знаю…       И я действительно не знаю. Я без понятия. Он все ещё мне нравится, он все ещё остаётся свободой, которой мне так не хватает. — Очнись, Эрвин. Тебе нужно ко врачу, а не к какому-то парню, с которым ты когда-то трахался. — Я… Мне нужен кто-то рядом, Леви, я не справляюсь один. — Ты и не один не справлялся… И не справляешься. Тебе нужно, чтобы кто-то тыкал тебя, показывал, куда правильно идти, но никто этого делать не будет, никому это не нужно, — он останавливается, и его рука снова свободна, — кроме тебя. Только тебе это может быть нужно, ты понимаешь? — Да, — киваю я.       Мы дошли до Дворцового моста. Скоро разведут. Люди собираются, машины стоят, чтобы успеть попасть на другой берег. К кому-то спешат, кого-то ждут, а я? Он прав. Никому не нужно мне помогать. Мне и самому это не нужно. И он знает, что я буду только глубже тонуть, что я не послушаю его, как всегда это и было. — Эрвин, — он сам берет меня за руку и пристально смотрит в глаза, выискивая в них что-то, будто пытается прочесть мысли, — мне поебать, что с тобой будет, мне поебать, послушаешь ты меня или нет, — и мысли все же прочёл. — Я не хочу видеть тебя, я без злобы и обиды это говорю. Ты — мое травмирующее прошлое, которого я не хочу касаться никогда. Не нужно строить иллюзии, ты мне безразличен, я больше не тот мальчик. Мне через пару лет тридцать, я не цепляюсь за первого попавшегося мужчину, я самостоятельный. — Я знаю, — почти шепотом говорю я, а сам все ещё надеюсь, что это сон, который не закончится, и он будет и дальше сжимать мою руку. — Мне пора, Эрвин. Мне нужно успеть на другой берег. Он уже хочет отпустить мою руку, но я ловлю его и умоляюще спрашиваю: — Леви, можно кое о чем попросить? — О чем? — Можно тебя поцеловать?       Он молчит и смотрит. Глаза как туман, как гроза над морем, что-то неизведанное, непонятное, манящее, но опасное. Молчание мучает, терзает, давит, хочется отвернуться, но не выходит. Топит во взгляде. Скажи «нет», я не выдержу, я не понимаю, чего ты хочешь, чего добиваешься. Просто скажи «нет», не пытай.       А он будто слышит эти мысли, хватает меня за ворот и тянет к себе, вовлекая в поцелуй. Горький, сладкий, больной, исцеляющий. Мягкие губы, влажный язык, запах сигарет и парфюма. В нем все идеально, все сочетается, все гармонично, он и есть гармония. Он прекрасен. — Это все? — шепчет он, отрываясь от моих губ, но все ещё держа свое лицо в миллиметрах от моего. — Да, — так же шепотом отвечаю я.       Он выпускает мою рубашку из пальцев и делает шаг назад. — Уже час, мне пора, — так просто говорит с лёгкой улыбкой на губах. — Прощай, Эрвин, кораблям пора в порты.       Он не ждёт ответа, быстро убегает, а я смотрю ему вслед, смотрю, как он исчезает в толпе людей навсегда.       И мы действительно больше никогда не встречались. Я продолжил просматривать его профиль в соцсетях, как было всегда, следил за его успехами, как его приглашали на выставки, покупали его работы, приглашали на крутые мероприятия за границей.       А через год он умер. Глупо. Обидно. Нелепо. В Париже на афтепати после выставки. Как я понял, смешал то, что смешивать нельзя, употребил, и тут его организм послал его куда подальше. Уверен, он ни о чем не пожалел. Будь у него возможность, он бы сделал то же самое снова.       Узнав об этом, я провалился в жуткую депрессию на несколько месяцев. Но оно было к лучшему. Я все же развелся с женой, рассказал обо всем, привел себя и свою жизнь в порядок. Познакомился с мужчиной, с которым мне невероятно хорошо, как не было никогда в жизни. Леви бы разбил себе лицо ладонью, узнав об этом. Наверное, спросил бы что-то вроде: «мне нужно было умереть, чтобы ты начал хоть что-то делать?»       Надеюсь, ты был прав, и мы действительно встретимся в другой жизни или другой вселенной, Леви.