Целая галактика на запястье

Заниматься самобичеванием Лера начала прошлым летом, которое для неё выдалось точно уж не замечательным. Ненависть к своему внешнему виду, попытки похудеть и вечные выискивания в себе нового недостатка сказались на её психологическом здоровье. И тогда она первый раз взялась за лезвие. Проведя по руке один крохотный порез, на котором скопилось пару маленьких капель крови, та поняла, что этого ей явно было мало. За этим порез последовал ещё один и ещё один. В итоге эта её небольшая традиция, если можно так сказать, закрепилась в её жизни. И теперь каждый раз, когда она думает о том, что её фигура не такая, что-то из вещей на её теле смотрит просто ужасно, в ходе чего старшеклассница думает, что она просто толстая, её руки тянуться к лезвию и уже машинально оставляют на её левом, покрытым и так многочисленными шрамами, новый, свежий порез. Эта маленькая жгучая боль помогает Валерии на время забыть о её ненавистных мыслях о себе. И казалось бы практически всем людям в её жизни абсолютно наплевать на её тяге к саморазрушению: одноклассники просто не замечают порезов, а даже если и находятся такие, то пара отговорок и подростки оставляют её в покое, родители попросту слишком сильно заняты на работе и, приходя домой совсем уставшие, не находят в себе сил замечать такие маленькие детали. Никто искренне не интересовался этим. Хотя один раз младшая сестрёнка Леры Катя заметила на её запястье свежайший порез, на котором ещё была кровь. Однако старшая сослалась на кота, который поцарапал её. Не будет же она рассказывать семилетнему ребёнку о таких вещах. И кроме её любимой Катюши всем было абсолютно похуй на то, что творится с этой доброй и милой девушкой, которая вдруг замкнулась в себе. А может все-таки не всем было насрать на порезы девушки? И кто-то переживал, но в силу характера не мог поддержать её? Да и как этому парню это сделать? Андрей уставился на изрезанное запястье своей временной соседке по парте, которое не было прикрыто рукавом школьной формы из-за его длины. Он просто смотрел и не понимал зачем же было так делать, зачем нужно было портить эту бледную, фарфоровую кожу такими ужасными рубцами. А главное для чего все это: Внимание? Или всё-таки реальная проблема? Впрочем, Одинцов не решался спросить об этом. Да и если бы спросил, чтобы изменилось? Все равно в поддержке он полный ноль. Но все-таки его сердце болезненно сжималось, когда взгляд карих глаз падал на эти бледные-бледные рубечки. Что-то внутри начало ныть и будто кошки скреблись. Это было очень тревожное ощущение какой-то беспомощности в этой ситуации. Пока Андрей то и дело возвращал свой взгляд на её запястье, сама же Негодова смотрела в окно, на улицу, где падал хлопьями снег, подперев рукой свой подбородок. — «Как красиво и спокойно. Вот бы стать снежинкой и просто кружится по ветру, а как потеплеет растаять. Никаких проблем. Никаких забот. Ни какой боли и тоски.» — этот поток мыслей уносил брюнетку в чертоги своего разума на дальнейшие размышления. Однако ученица все ещё краем уха слышала о чем, вела речь учительница литературы. Хотя это что-то было очень нудным и скучным. А монотонный голос Веры Александровны дарил девушке ещё большее спокойствие, которое было так нужно её израненной душе. Ее спокойные размышления под монотонный голос учительницы прервало прикосновение к запястью с увечьями. Школьница отвела взгляд от окна и уставилась на соседа по парте, который только что рисовал на её коже. — Что ты делаешь? — шепотом спросила та, смотря на своё запястье, на котором была нарисована одна маленькая звездочка. Одинцов молчал, не зная как объяснить этот небольшой рисунок на её коже, оставленный чёрной гелевой ручкой. — Я… Эм… Просто захотел разукрасить твои шрамы… — тихо и смущённо прошептал брюнет, уставившись в свою тетрадь. Глаза девушки устремились на эту звёздочку и что-то в её душе дрогнуло, как случайно задетая гитарная струна. Валерия пожала плечами, будто ей было все равно, что тот будет рисовать на ней. — Можешь продолжать. Мне все равно — Андрей ели заметно улыбнулся, и взяв гелиевую ручку, продолжил аккуратно вырисовывать на её рубцах от лезвия чёрные звёздочки. Шрамированная рука теперь лежала на парте, давая более удобное положение для рисования. На лице голубоглазой девушки расцвела слабая улыбка и её взгляд устремился на руку Андрея, что нежно лежала на её ладони. — Знаешь, теперь твоё запястье будет похоже на целую галактику со своими маленькими звёздочками, а шрамы будут не просто шрамами, а хвостами комет, которые сгорают, не долетев до планет — ему было плевать, если кто-нибудь услышит о его размышлениях в слух, если кто-нибудь посмеет посмеяться на его словами. Но если над ней посмеют издеваться парень почему-то без раздумий влезет в драку, лишь бы его прекрасная Лерочка продолжала улыбаться как сейчас. Эта небольшая картина была закончена как раз к концу урока. Как бы не хотелось им обоим оставаться на месте, просто быть рядом, им пришлось идти на другие уроки. И каждому на свой. После окончания учебного дня, уже дома, поздней ночью Негодова лежала в постели, смотря на левое запястье, где даже без света она видела эти звёздочки, эти маленькие рисуночки от Андрея и почему-то плакала. Она не знала почему горячие слезы текли по её щекам, почему ей было так тепло на душе из-за простых слов и этих простых звёзд, почему Андрей решил так поступить. Когда-нибудь у девушки найдутся силы найти ответы на эти вопросы, что будоражили подкорку её мозга. А пока Лера засыпает с мокрыми дорожками на щеках и с тёплой фразой, играющей в голове голосом Одинцова, парня которому не все равно: «теперь твоё запястье —целая галактика».