Глинтвейн и жгучие поцелуи

      Морозный ветер проник в комнату через приоткрытое окно. Вчера Нил, пока проветривал комнату, наверное, не закрыл его до конца.       И Нила, похоже, в комнате не было. Это странно. Куда можно деться ни свет ни заря? Он даже пренебрег их пробежкой? Кевин не знает и подумает об этом потом — сейчас главной задачей становится закрыть окно и не промерзнуть до самых костей.       И это тоже странно, но на улице слишком уж холодно в последние дни. Штат Пальметто не привык к таким морозам, а учитывая, что сейчас середина февраля, температура еще более подозрительно низкая, чем на Рождество.       Дэй кутается в одеяло и встаёт с кровати. В глазах привычно потемнело — он ухватывается за изголовье кровати, удерживая равновесие.       Как же здесь холодно. Будто не их комната, а морг, задача которого сохранить тела в идеальном состоянии. Впрочем, с работой справились отлично, засчитано.       Кевин таки закрывает окно, которое было приоткрыто всего на щелочку. Но он припомнит это Нилу — серьёзно, кто так делает? Будто он не знает, что Кев терпеть холод не может.       Нил так и не появился до самого начала пар. Кевин даже написал ему смс, что делает очень редко, потому что это бессмысленная трата времени: Нил ни на что не ответит. Ну, только если там не какое-нибудь ЧП. Хотя он и так... не то чтобы сильно рвался ответить на звонок или, Боги, сообщение.       Сегодняшний день обещает быть очень нагруженным. По крайней мере, пары, которые ждут его сегодня — самый жуткий ночной кошмар. Нет, правда, тот, кто составляет расписание, уже, вероятно, мучается от покалываний в области сердца. Кевин уж слишком не уверен в том, что на этого человека ещё не сделали куколку Вуду. ((Это сделал он. Ещё месяц назад))       Он перекидывается с Монстрами парой язвительных фраз — разговаривать хоть с кем-то из них по утрам точно не стоит, а если они говорят друг с другом — заказывайте катафалки и места на кладбище. Может, Нил именно поэтому оставил окно открытым? Кевин этого не забудет. Ему до сих пор холодно.       Ответ на сообщение он получил. Ну, как ответ, скорее, просто сообщение, просто спустя пару часов: «5:10 у библиотеки»       Это звучало угрожающе. Он будто хочет назначить им масштабный замес с кровью и выбитыми зубами, а не...       А не что? Встречу с объяснениями о том, почему окно было распахнуто и Кевин чуть не окочурился прямо во сне? Все думая о Ниле, он даже отвлёкся от истории, пусть это и была единственная пара, которая ему нравилась в этом дне. В этом семестре. В этой жизни.       Кровавая бойня и библиотека не особо совместимы, но вот кровавая бойня и история — очень даже, поэтому Кевин только выдохнул и вернул телефон на край стола. Все же стоит спать более четырёх часов, потому что даже поверхностно думать о Ниле и кровавом месиве в одной нише сознания неадекватно. Но, будем честны, реалистично.       5 часов — время, когда кончается пятая пара. У Нила сегодня их две — Кевин помнит: видел изменения в его расписании.       А у самого их пять. Пять, Боги, это ужасно. Если честно, он и не планировал куда-то идти после учёбы, но, раз предлагает Нил, ответом, конечно же, будет да.       Он слишком много думает о Ниле. Нет, для привычного Кевина Дэя этого даже мало, но на истории Нила слишком много. Он кое-как сосредотачивается на лекции и пару раз щёлкает ручкой. Для баланса вселенной.       Время до конца учебного дня тянется слишком, слишком медленно. Он даже пару раз подумал о том, чтобы свалить с последней, потому что экономика слишком скучна. Кому, блядь, она вообще нужна на истфаке? Точно не Кевину. Точно не пятой парой.       Но уходить он не стал. Во-первых, встреча с Нилом в определённое время, точно подстроенное под время окончания его пар. Во-вторых, принципы. «Я заебался» — пока не является настолько весомой причиной, чтобы прогуливать.       Сейчас где-то в общежитии насмешливо фыркнул Эндрю, который с вероятностью в 90% свалил после третьей. И это будет очень хорошо, если после третьей, а не второй. Или первой...       Но все когда-нибудь заканчивается, и эти скучные пары — тоже. Кевин успел уверовать, пока прожидал последние 20 минут пятой пары.       И сейчас он действительно пожалел, что не ушёл после четвёртой: это была самая нудная лекция в его жизни. Радовало только одно: ещё 10 минут, и он увидит Нила.       Своего Нила, вероятно, такого свежего, отдохнувшего и менее заебанного.       Выходя из университета, он замечает знакомое пальто чуть поодаль. Наверное, назначенное время уже прошло, и Нил решил встретить на полпути.       Кевин же накидывает на плечи куртку и молча завидует ему белой завистью. А кто бы не позавидовал? Нил и вправду был максимально взбудораженным и слишком довольным. Кевин щурит глаза, пытаясь найти в нем подвох, но, к счастью, ничего такого не находит. Нил цепляется за его плечи руками и почти повисает на них, пытаясь чмокнуть в щеку. Кевин наклоняется, облегчая задачу, и кладёт руки на его талию.       — Ты такой заебанный, — констатирует Нил. Кевин вздыхает и закатывает глаза. А каким ему быть после пяти, блядь, пар?       — А ты такой счастливый. Даже глаз режет от зависти.       — Конечно, — Нил тихо смеется. Возможно, это лучшее, что вообще может происходить в жизни Кевина. — С чего мне быть грустным? Смотри, — он протягивает ему небольшой конверт. Тот ярко исписан рыжими и красными ручками, некоторые завитушки были даже с блёстками. — Это тебе.       Кевин удивлённо вскидывает брови, забирая конверт из его рук.       — Как это мило, — отвечает Дэй и крутит конвертик в руках. Он совершенно не тяжелый, даже наоборот. На свету в нем виднеется листок и что-то очень странное, будто плетенное и похожее на какой-то браслет. — А есть повод?       — Ты дурашка, — отвечает Нил. Кевин не понял, это было вопросом или утверждением, но принял за второе. — Ты серьезно не нашёл на подоконнике валентинку?       Валентинку.       И тут его осеняет: сегодня 14-ое. 14-ое февраля. День, блядь, влюблённых. Как вообще об этом можно было не вспомнить, если весь день вокруг одна суета? Эти красно-розовые сердечки, от которых уже рябит в глазах, гирлянды, приторно-сладкие слова направо и налево.       Точно.       Сегодня 14-ое февраля, а Кевин совершенно об этом забыл.       И, блядь, подоконник.       — Так ты открыл окно, чтобы обратить моё внимание на подоконник?       — Ну да. Иначе я бы не стал тебя морозить.       — Блядь, — выдыхает Кевин и прислоняется лбом ко лбу Нила. Он и вправду дурак. — Прости, я не увидел. Но подоконник точно был чист.       — Я понял. Найдём её где-нибудь за шторами: может быть, ветер и вправду был сильным.       — Может быть? Утром я чувствовал себя заледеневшим патологоанатомом, который уснул на работе.       Нил вновь смеётся и молвит какие-то супернежные извинения. Кевин даже не хочет ему что-то предъявлять, потому что, в принципе, предъявлять из них двоих может только Нил.       Но у Кевина отложен подарок. Даже красиво упакован, потому что он помнил об этом дне с самого начала февраля, но, Боги, именно сейчас навалилось слишком много заморочек с учёбой, и Кевин благополучно забыл о значении очередной даты на полях тетрадей. Вихрь мыслей перебивает Нил:       — Не парься, — произносит он, мягко целуя в подбородок. Выше не дотянулся. — Я все устроил. С тебя требуется только присутствие и тёплая одежда.       Кевин облегченно выдыхает. Нил будто знал, что он все забудет. А Кевин всегда знал, что Нил никогда за это его не осудит, Нил всегда поймёт. Возможно, Нил для него слишком хороший, но пока он остаётся рядом, Кевин только и может что благодарить его за появление в своей жизни ((даже несмотря на то, что в первый год именно Нил поставил его на лезвие инфарктов)) и выдавать сладкие слова о любви.       Потерянная валентинка и вправду нашлась за шторами. Она тоже была безумно красивой, Нил пиздецки заморочился и постарался. Кевину определенно понравилось.       Кевин же достал с высокой полки — это стабильно его полка: Нил не дотягивается, — небольшую коробочку. Рыжую, по всем лисьим канонам, и даже подвязанную белой лентой. Таких пышных бантов Кевин не вязал никогда.       — Так ты помнил? — слетает с губ Нила, когда он протягивает ему коробочку.       — Я, конечно, полный придурок, но пока не настолько, — резюмирует Кевин, принимая от Нила поцелуй в щеку. — Открывай сейчас. Это важно.       Нил с любопытством заглядывает ему в глаза и слегка наклоняет голову вбок. Кевин только улыбается и смотрит на него с таким нетерпением, будто подарок ему, а не Нилу. Честно, такой взгляд Дэя интригует Нила даже сильнее, чем пышный бант на коробке.       Когда минута борьбы с бантом оказывается позади и Нил, наконец, снимает крышку, его глаза почти вспыхивают. И боже, Кевин счастлив видеть его таким довольным.       В коробочке были подвески. Подвески, которые Нил уже пару недель хотел заказать им двоим, но «постоянно не доходили руки». С динозаврами. С черным и белым.       — Ты серьезно, — молвит Нил, — ты запомнил, что я их хотел?       — Конечно, — улыбается Кевин и целует его в макушку, — как вообще можно было забыть? — это действительно сравнимо с невозможным, потому что Нил говорил об этих динозаврах постоянно.       — Ты знаешь, что я тебя люблю? — отвечает Нил и тянется, чтобы обнять. Кевин смеется и обнимает его в ответ.       Нил протянул ему черного динозавра. По-другому, кажется, было и невозможно, потому что, со слов Нила: «Кевин, ты буквально олицетворение всех черных котов. А эти динозавры такие же милые, как и коты, поэтому ты — черный динозавр».       Кевин сразу надел его сам и застегнул цепочку Нилу. Ники при виде их просто взорвался от восторга.       Нил же протянул ему альбом. Обычный альбом для фотографий в черной обложке. Что-то подобное в своих шкафах хранил Ваймак, в них были все-все фото «Лисов». Кевин смотрел.       А в этом альбоме были фотографии, связанные только с ними двумя.       Вот Кевин спит на груди Нила, как большой и пушистый кот. Кевин не видел этой фотографии ранее, а Нил, честно, тоже нашел ее случайно: Ники когда-то давно ее отправлял.       Вот на Ниле надет венок из одуванчиков. Его сделал Кевин, и он очень неаккуратный, но Кев очень старался и вложил в эти цветы всю свою душу.       Вот фото их переплетенных мизинцев. Кевин помнит, ее сделал Нил пару дней назад, пока они ждали такси.       А вот Кевин и какой-то уличный кот. Рыжий, с облезшим хвостом и белыми пятнышками на лапках. Он тогда сказал, что этот котенок уж слишком похож на Нила. Вся команда с этим согласилась, ведь этот самый котенок потом не хотел отпускать Кевина. И он теперь живет у Эбби. Не Кевин, котенок. Им было слишком жалко его оставлять, да и вообще «как вы можете оставить мини-Нила на улице?»       Альбом был заполнен практически полностью. Нил сказал, что Кевин позже сможет дополнять этот альбом новыми фотографиями, ведь их еще будет миллион. Больше.       Кевину понравилось. Конечно, это же так чертовски мило, что от улыбки уже болят щеки.       А вот в конверте, который Нил протянул ему еще на улице, и вправду лежало письмо и фенечка. Фенечка рыжая, с едва разборчивой надписью «tu me sauves tounjours».       А письмо пока осталось не прочитанным. Впрочем, как и письмо, подаренное Нилу вместе с этими динозаврами.       Это даже своего рода традиция — по поводу и без дарить друг другу небольшие листочки, на которых будет излита вся душа. У Кевина в кошельке и под чехлом телефона слишком много подобных записок от Нила.       Выходя из комнаты, они поймали как минимум два жеста закатывания глаз от Миньярдов и тихий умилительный визг от Ники. Ничего удивительного в этом не было, и Нил ответил первым двум что-то вроде «бе-бе-бе», хватая Кевина за руку и утягивая с собой на улицу. Кевин только подмигнул всем присутствующим, едва успевая прихватить с вешалки свою куртку и пальто Нила.       Под тихий смех Нила Кевин накидывает на его плечи пальто и театрально закатывает глаза, мол, «холодно же, Нил, заболеешь».       А на улице и вправду все сильнее и сильнее холодало. Нилу всегда, всегда было жарко, он ебучая батарея, поэтому даже в такую погоду он умудряется гонять без шапки. Дай Бог, если выйдет в пальто.       Чего нельзя сказать о Кевине. Он ненавидит холод, и такая погода для него — действительно трагедия, потому что он мёрзнет.       Он всегда, блядь, мёрзнет, но зимой — в особенности.       И единственное, что в силах его согреть, — Нил. Зимой у них сдвинуты кровати, чтобы Кевину было теплее, а спать было хоть немного удобнее, но, будем честны, чаще всего они спят на одной. Кровати в общежитии не особо большие, но и не слишком маленькие, поэтому особого дискомфорта никто не получает. Разве что Нил, которому, блядь, жарко, и который скидывает с себя одеяло, одновременно скидывая его и с Кевина.       Но Кевину без него будет холодно, поэтому что-то предъявлять опять не в его полномочиях.       — Мне не холодно. А тебе стоило бы надеть шапку, — возражает Нил.       Кевин только смотрит на него "взглядом взгляда" и все-таки натягивает шапку на голову. Нил её поправляет и хватает Дэя за руку, бормоча что-то из разряда: «Кевин, какого хуя, мы только вышли на улицу, а ты уже холодный, как труп». Кевин закатывает глаза. Нил на это только смеется, Кевин подхватывает его смешинку — Нил слишком заразительно смеётся, — и они оба понимают, что счастливы.       Через тридцать минут они были уже на какой-то аллее, очень-очень красиво украшенной. Им определённо понравилось. Ну, Кевину понравилось, Нил-то знал, куда они направляются.       И он, как Кевин понял позже, все-все распланировал. Кажется, вплоть до каждой минутки, которая будет потрачена в этот вечер. Будем честны, он даже испытал нехилое чувство вины за то, что забыл о празднике, ведь Нил так старается, он так готовился, и это все только ради них двоих. Он даже забронировал столик в их любимом кафе, хоть в праздники это сделать ну очень сложно. Кевин сказал, что сегодня за все платит он, потому что на Ниле была организация. Он добродушно согласился и все так же по-ниловски мило, чертовски мило и тихо рассмеялся.       После кафе у Нила было в планах просто бесцельно слоняться по улицам. Заснеженным, тропинки на которых ещё не успели почистить, в некоторых местах — заледеневших, грубо говоря, идеальное комбо для того, чтобы Кевин сказал «нет». Но он не скажет, потому что это Нил.       Он вновь цепляется за холодную руку Кевина, когда они выходят из заведения. На улице уже темно, только переливающиеся фонарики освещают дорогу, затмевая собой даже луну и редкие-редкие звезды.       Руки Нила такие горячие-горячие, что ладони Кевина тут же согреваются, как только он берет их в свои.       И сейчас они разговаривали обо всем и одновременно ни о чем. В темах проскальзывало и экси, и «отвратительная лекция по экономике и ещё какой-то хуйне», и «Господи боже, пока тебя не было, эти блондинки выебали мне весь мозг препирательствами и своими: «пошел нахуй, я здесь курю» — «сам, мне нужно рисовать ебаные конспекты». Храни тебя бог, еще хотя бы пять минут, и не только в деле блондинки 05 красовалось бы недавнее убийство».       Но конец этого разговора знал каждый из них.       Кевин обхватывает бумажный стаканчик двумя руками, греясь, пока Нил ждёт свой глинтвейн. И глинтвейн сейчас, в такую погоду, когда хлопья снега уже полностью запорошили рыжие кудри Нила, что смотрелось пиздецки красиво и очаровательно, а руки мёрзнут, как только вытащишь их из карманов, был очень, очень кстати. Запах вина перемешался с имбирем и корицей, и жизнь будто стала капельку прекраснее — этот запах был просто великолепен.       Нил благодарит девушку, сделавшую им "напиток богов", не иначе, и возвращается еще более довольный, а Кевин в очередной раз находит для себя причину существования.       Они вновь берутся за руки, Кевин переплетает их пальцы, возвращая себе такое привычное тепло, а Нилу — опору, предотвращающую каждое падение.       На улицах так много людей, совершенно разных, но их всех объединяет одно — все они любят, и их любят в ответ. И боже, как же это прекрасно.       Снег все продолжает сыпаться крупными хлопьями, когда они доходят до безлюдной аллеи. При тусклеющем свете фонарей эти хлопья в волосах и на пальто Нила выглядят все более прекрасными. Щеки Нила порозовели: погода все же дает о себе знать, и боже, как же он красив. Кевин все больше и больше на него заглядывается, даже не пытаясь хоть как-то это скрыть или объяснить.       — Спасибо, Нил, — вдруг произносит Кевин и делает еще один глоток глинтвейна.       — За что? — Кевин неопределенно поднимает брови на заданный вопрос. Серьезно, «за что»?       — За все. За этот вечер, за подарок, за внимание и за любовь, — слова так легко слетают с губ, слово так и должно быть. Впрочем, так оно и есть. Нил лучезарно улыбается на эти слова, и это греет сильнее, чем любая батарея или кондиционер.       — Не за что благодарить, дурашка, — он привстает на носочки, тянется, чтобы поцеловать.       Но кто же знал, что ровно под ним раскатали лед, на котором ноги разъезжаются только дай им малейший повод.       И Кевин чувствует, как теплые губы касаются его холодной кожи, а потом все резко пропадает. И сообразить, что происходит, не составило ни малейшего труда: это же Нил.       Он рефлекторно подхватывает его и тянет на себя, дабы спасти от такого глупого, но такого привычного падения, но, блядь, у него самого ноги начинают скользить.       И как же это комично выглядит, когда они все же падают: Кевин ровно назад, задницей в чертовски холодный и рассыпчатый снег, а Нил — ровнейше на него. Будто сцена из какого-нибудь до жути сопливого фильма, где герои так развивают свои отношения, а потом умрут в один день. Впрочем… найдите пять отличий.       Усевшись поудобнее на чужих коленях, Нил, а за ним и Кевин глупо-глупо смеются. Глинтвейн Кевина почти не пострадал, только немного помялся стаканчик, а с вина Нила едва не слетела крышка, пачкая каплями пальто. Оно черное, на нем даже не будет видно эти пару капель, как только все высохнет, но теперь Нил будет пахнуть имбирем и корицей. Кажется, это даже звучит как мечта.       Нил выдыхает, пытаясь привести дыхание в норму, и обжигает лицо горячим дыханием. Он слишком близко.       Блядство, он что, ведь такой горячий?       И Кевин просто не может не любоваться таким Нилом — это слишком сложно. Невозможно.       Нил замирает в считанных сантиметрах, выпутывает руку из пальцев Кевина и оставляет вместо нее свой стаканчик. Кевин очень хотел бы проследить за его действиями, но оторвать взгляд от сапфировой радужки и более того от слегка обветрившихся, влажных губ не мог.       Нил обхватывает ладонями лицо Кевина, и он уже тает.       Он слегка запускает пальцы под шапку и вплетает их в выбившиеся волосы. Любое действие Нила отзывалось очередным сердцем пропущенным ударом и волной электрического тока по всему организму. Ведь это — Нил, а с Нилом по-другому нельзя.       И Нил сейчас настолько близко, что с каждым новым выдохом обжигает кожу все сильнее и сильнее. Он пальцем выводит на скуле какие-то линии, понятные только ему одному. Теплые руки на лице ощущались слишком правильно.       Кевин уж слишком это любит.       И он сдаётся первым. Кевин чуть поддаётся вперёд, прижимаясь к чужим губам. Нил улыбается в поцелуй, и Кевин определённо точно сходит с ума.       Нил расслабляется сильнее, это чувствуется, и тактично проходит языком вдоль дёсен. Дэй хочет обвить руки вокруг его талии и вдохнуть родной запах.       И он это делает, оставляя практически пустые стаканчики в снегу, и грудь наполняется до предела уютными чувствами. И горячими, но это, скорее всего, от нехватки кислорода.       И это все по-прежнему так глупо; они целуются в снегу посреди аллеи, словно школьники.       И им это нравится.       Нравится, что рядом друг с другом они могут быть настоящими. Нравится, что когда они вдвоем, им не стоит чего-то стесняться и сковывать себя кандалами каких-то формальностей. Нравится, что они могут просто провести вечер вдвоём, обсуждая всякую хуйню, которая завтра уже забудется. Нравится, что каждый из них всегда все поймёт.       Им нравится все это в равной степени.       И они готовы делать все-все, чтобы такие моменты никогда не заканчивались.       «Все когда-нибудь заканчивается», но им хочется верить в то, что они — счастливое исключение.       — Я люблю тебя, — шепчет Кевин ему в губы, слегка отстраняясь.       — Я тоже тебя люблю, дурашка, — отвечает Нил и снова целует, снова запускает пальцы в волосы, но уже требовательнее, что шапка практически слетает, а Кевин все отчетливее чувствует, как натягиваются корни.       В общежитие они вернулись практически сразу после того, как соизволили встать со снега. Кевин ни капли не удивится, если по утру заболеет, но сейчас это все мало имеет значения.       Они читают письма, ранее отложенные на вечер, и оба практически одновременно тянутся друг к другу, чтобы обнять.       Каким бы тяжелым ни был предыдущий день, насколько сложным ни обещает быть завтрашний день, пока Нил может устроиться на прохладной груди Кевина, а он будет перебирать его рыжие волосы до того момента, пока не провалится в сон, у них все прекрасно.       И пока они слушают размеренное дыхание и сердцебиения друг друга, им все еще хочется верить, что они — слишком счастливое исключение.