Регрессинг

— Я словно вернулся назад во времени, — нежно, но печально улыбнулся Се Лянь, болтая ногами над небольшим узким промежутком реки и заканчивая свой рассказ о том, как случайный оборотень лишил его восемьсот лет воспоминаний. — Все мои близкие еще были живы хотя бы в моей голове. — Да уж, — сочувствующие покачал головой Ши Цинсюань. — В одночасье потерять все дважды. Се Лянь тоже согласно покивал головой, и у Ши Цинсюаня от этого защемило сердце. Его друг пережил слишком многое, чтобы оставаться настолько светлым и прекрасным человеком. Они остановились на небольшом мосту-дуге и сели на край деревянных половиц. Цинсюань перебрался в Призрачный город после того, как все закончилось с Цзюн У и стал заниматься рукоделием: продавать кружево. Призрачный город оказался неплохим приютом даже для смертного. Конечно, пришлось оставить других друзей-бродяг, но он не жаловался. Наоборот. Даже был счастлив в какой-то мере, если бы только не высматривал кое-кого в надежде, что этот «кто-то» явит свое истинное лицо. Так и жил мирным гражданином в подданстве Хуа Чена. Уже стемнело. Время было расходиться. Хуа Чен никогда не запрещал Се Ляню блуждать по его вотчине в любое время суток, но не любил, когда тот гулял ночью один. Супругу градоначальника ничто не могло угрожать в подобном месте, но Хуа Чен излишне беспокоился, особенно в последнее время из-за новых обстоятельств. Поэтому Се Лянь медленно поднялся первым, стараясь не оступиться. Отряхнулся и предложил руку, но Цинсюань жестом отказался. — Ты иди, — тихо сказал он. — Я еще посижу немного. — Скучаешь? — понимающе спросил Се Лянь. Но ответа так и не дождался. Цинсюань не любил говорить об этом, словно оставляя для себя место таинства. Это было чем-то настолько личным, что он не был готов делиться даже с самым последним и близким другом. — Но если нужно, я провожу тебя, ведь ты… — Цинсюань только обеспокоенно посмотрел снизу вверх, на секунду поколебавшись в своем решении остаться. Се Лянь мягко возразил: — Все в порядке. Я понимаю. Цинсюань опустил голову. Конечно понимал, ведь когда-то Се Лянь также ждал возвращения Хуа Чена. Только его, Цинсюаня, ожидание затянулось намного дольше, чем на всего какой-то год. — Знаешь, — перед тем как Се Лянь оставил его, Цинсюань не выдержал и сказал: — Я боюсь, что так и не дождусь его. Ши Цинсюань был свергнут с божьего пьедестала до простого смертного. Ши Цинсюань отныне не молодел и был лишен права на перерождение. От Ши Цинсюаня остался сломанный веер, немного былого величия и задорный смех. Вдалеке горели огни фонарей. Теперь их запускали чаще, чем на юаньсяоцзе, очень они полюбились местным демонам как красивое и эстетичное развлечение. Красно-рыжие огни медленно плыли над рекой, не поднимаясь выше пары чжанов над водной гладью. В темном чистом небе мелко рассыпались мерцающие звезды. Их было хорошо видно даже если где-то собирались темно-серые, почти черные облака над высокими шпильками елок и густых деревьев. Стояло душное лето. Сгущающаяся тьма все больше напоминала Цинсюаню о темном мрачном острове. Было совсем поздно, но Ши не уходил. Он болтал ногами, разглядывая пляшущие огоньки и звезды, и считал про себя минуты. Тот, кого он ждал последние несколько лет, всё не приходил, но в нем почему-то жила дурацкая надежда, что он однажды придет, сядет рядом, и между ними воцарится редкое уютное молчание. Цинсюань, помня о правде, больше не позовет его «Мин-сюн», чтобы не ранить неосторожным словом. И тогда, может быть хотя бы тогда, Хэ Сюань посмотрит на него как прежде. Как прежде по-особенному близко. Словно между ними все настоящее. Стоило неполной луне взойти над рекой и отразиться на гладкой поверхности воды, как Цинсюань понял, что ему пора и самому возвращаться домой. Из-за усилившейся бессонницы он не сможет уснуть и просидит с кружевом до рассвета, потом проспит несколько часов, потом поспит еще днём, если повезет. Ему хотелось успеть сделать что-то прекрасное для Се Ляня и Хуа Чена к моменту, когда появится возможность набросить кружевную накидку на чужие плечи. Поднимаясь, Цинсюань неудачно ухватился за перила мостика и нога соскользнула. Он кубарем полетел в воду и плюхнулся с громкими брызгами. Тело отчего-то отяжелело. Вода схлопнулась над головой, поглощая его и затягивая все глубже и глубже. Кислорода не хватало. Цинсюань и небожителем не умел дышать под водой. Уду умел. Мысли о брате отозвались невыносимой болью. Вместе с эти обожгло легкие. Прозрачные пузырьки вырвались из груди, горло сдавило тиски. Луна, звезды — все осталось по ту сторону водного зеркала. Снизу подтягивалась тьма. Он опускался все ниже и ниже, не в силах выплыть. Он тонул в реке также, как тонул в самом себе из-за душевных терзаний. Это было так похоже на его жизнь. Вечная нехватка дыхания. Вечная гонка куда-то и зачем. За кем-то. Он был таким дураком, что не понял этого раньше. Прежде чем его глаза закрылись и открылись вновь, он почувствовал прикосновение к губам. Прежде чем его глаза закрылись и открылись вновь, он видел проплывшую над ним черную сущность. Прежде чем его глаза закрылись и открылись вновь, он немо позвал его. Все казалось сном. Ши Цинсюань резко подскочил в мягкой постели. Со лба упало влажное полотенце прямо ему на бедро. Он рассеянно огляделся, не понимая, где очутился. Место казалось знакомым, но в то же время и нет. Маленькая комнатка в его скромном доме не шла ни в какое сравнение с покоями, похожими на те, что были в его бытность небожителем. — Ты очнулся? От голоса внутри все похолодело. Цинсюань медленно перевел взгляд на спросившего, не веря, что он мог еще раз услышать этот голос. Этот низкий, немного грозный и строгий голос, который всегда велел быть ему сдержаннее. — Гэгэ? — едва слышно переспросил он. Ши Уду стоял перед его постелью вместе с новым влажным полотенцем, сбивающим жар. Ши Уду был жив. Его голова была там, где ей следовало быть. Цинсюань чувствовал, что земля уходит из-под ног. Он видел перед собой немыслимую картину. Она словно раскалывалась на двое и контрастно вставала перед другой картинкой: тело брата валялось в ногах Черновода, а тот за волосы держал оторванную голову, с шеи капали остатки крови. — Напился до невменяемого состояния, заставил своего дружка тащить себя на себе вплоть до нашего дворца. И не стыдно тебе, Цинцин? — разворчался Уду, подходя ближе и меняя повязки. Тепло чужой руки оказалось до безумного реальным. Цинсюань тут же к ней приластился, вырвав изумленный вздох у брата. — Цинцин? Да, его рука была невообразимо теплой. Живой. живойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживойживой. Каким бы ни был жестоким его брат, как бы тот его ни ограничивал, как бы тот ни оберегал, ни просил держаться подальше от Мин И и других проблемно-подозрительных личностей вроде Се Ляня, как бы тот ни хотел, чтобы Цинсюань был ему послушен, Уду был его любимым старшим братом. Последним, что осталось от почившей семьи. Любимым братом, забравшим его с собой на небо. Любимым братом, заменившим ему родителей и всех одним собой. Цинсюань крепко его обнял, утянув к себе в постель и положил голову ему на грудь. Сердце все еще билось. Все еще билось, разгоняло кровь по венам и артериям, наполняло тело брата жизнью. Цинсюань чувствовал его каждой клеточкой своего тела: неровное дыхание, гулкие удары о ребра, напряженные мышцы. Картинки трескались в голове и мешались. Его брат умер. Умер во владениях Черных вод. Это все не более чем обман. По щекам потекли слёзы. — Цинцин, да что с тобой? Неужели ты так сильно перепил? Или тебя споили насильно? — Уду оказался растерян еще больше, чем сам Цинсюань. — Говорил я тебе, не стоит общаться с Повелителем Земли. И как ты выдерживаешь его скверный нрав? — Говорит мне тот, кто дружит с Пэй Мином и Линвэнь, — шмыгнув носом и не сдержав улыбки, ответил Цинсюань. Он отстранился и утер слезы руками, заставляя себя перестать плакать. Уду укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал в ответ: крыть было нечем. Цинсюань вдруг вспомнил, что эта ситуация показалась ему знакомой. Это случилось в день третьего вознесения Се Ляня: тогда мощный поток силы разошелся по всем Небесным чертогам. В тот день он действительно пил с Мин И, пока тому не понадобилось срочно отлучиться. Но он не стал бросать Ши, и вернул его домой, прежде чем скрыться в мире смертных. Тогда он выпал сразу на сутки: ему постоянно снились кошмары о темной обители, где незнакомец держал его на руках в объятии. Внутри все похолодело от догадки. Только недавно он разговаривал с Се Лянем о перемещении во времени, и вот, он сам провалился в прошлое! «А может, — Цинсюань постарался воскресить свои воспоминания о тех кошмарах, но память подводила его, смешивая образы в голове. — Если я здесь, то куда делся Цинсюань из этого времени?» — Мне нужно найти Мин-сюна, — имя соскользнуло с языка как родное. — Прости, брат, я скоро вернусь! Цинсюань резво поднялся с постели. Голова только немного закружилась, но он не остановился и даже не пошатнулся. Уду все также с непониманием смотрел на него. Цинсюань обернулся и долго смотрел на брата. Судьбу нельзя изменить, а за любые попытки можно быть жестоко наказанным. Его брат умрет. Не сейчас, потом, в темных водах. Игры с судьбой привели к этому исходу, и Цинсюань был слишком честным, чтобы что-то пытаться изменить. Тем более, если его догадки были верны, он не задержится здесь надолго. — Я люблю тебя, гэгэ, — произнес Цинсюань, его сердце щемило. Он не успел сказать это тогда, но кто-то подарил ему последний шанс сказать об этом. — Я тоже тебя люблю, — Уду вдруг ему улыбнулся как никогда мягко. Цинсюань развернулся и бросился вон из покоев. Он знал, где будет Мин И. Знал, потому что для нынешнего Цинсюаня это было попросту очевидно. Се Лянь вознесся, и об этом наверняка захочет узнать Хуа Чен. Мин И был его шпионом и первым делом отправился сообщать об этом. Поэтому затеряться в Призрачном городе, скрыв свою сущность, чтобы добраться до Дома Блаженства, не составило огромного труда. Он остановился у ворот и затаился, ожидая, когда Мин И выйдет. Это заняло у него половину дня, но он дождался: Мин И тенью выскользнул из-за ворот, и мужчина схватил его за руку. Мин И хотел было напасть на смельчака, но изумленно замер, поняв, кто перед ним. — Что ты здесь… — начал было И, наверняка, решил Ши, придумывая какую-нибудь глупую легенду о том, как Повелитель Земли оказался во владениях Собирателя цветов под кровавым дождем. Но Цинсюань твердо перебил его, вызвав еще большее удивление. Зрачки Мин И сузились, стоило ему услышать почти жалобное: — Хэ Сюань. Если бы он вернулся в прошлое, то первым делом позвал бы его по настоящему имени — так думал Цинсюань в тот вечер, когда он сидел на мосту и смотрел на звезды. Потому что однажды он позвал его не тем именем, и его брату оторвали голову на его глазах. Потому что однажды он оступился, и смертельно ранил Мин- Хэ Сюаня, заставив его разорвать все, что между ними было. Потому что не было, блять, никакой разницы между Мин И и Хэ Сюанем. Между ними все было настоящим. Настоящие перевоплощения в женщин, совместные праздные попойки, сплетни о его брате и о тысячах любовниц Пэй Мина. Настоящие прикосновения под алкоголем, настоящий смех и улыбки, даже те редкие, которыми они обменивались. Настоящие передряги, в которые они влипали по вине Цинсюаня, а потом получали от Уду за это. Все было настоящим. Таким же настоящим, каким был Хэ Сюань под личиной Мин И, и Цинсюань мечтал рассказать ему об этом, хотя бы обмолвиться полусловом, чтобы нарушить отвратительное молчание и разлуку между ними. Уду был убит, оковы стерты, век Цинсюаня — короток и непредсказуем. Смертные легко умирают. А Хэ Сюань, если Цинсюань умрет, даже не узнает об этом. — У меня мало времени, я все знаю. Не важно откуда. Просто знаю, знаю, поэтому, прошу, дай мне хотя бы шанс объясниться, — Цинсюань сжал его руку, боясь, что Сюань и так отвернется от него. — Уже к утру я вернусь в свое время, и здешний я будет называть тебя не твоим именем. Ты прости его за этого. Он не знает. В отличие от меня — он не знает, что сделал мой брат. Его голос дрожал. Дрожал так сильно, что голосовые связки вот-вот раскололись бы. Хэ Сюань молчал, но не вырывался. Спустя время, он, наконец, спросил: — Я убил твоего брата, верно? Существовал только один правильный ответ, чтобы Хэ Сюань поверил ему, что он из будущего. Смерть Уду была предопределена, кара, за его насмешки над нитями судьбы. Только поэтому и из-за безграничного чувства вины перед Хэ Сюанем Ши Цинсюань смог его простить. — Да. Они вышли за пределы Призрачного города через час в полном молчании. Ши поглядывал на друга (можно ли его было назвать другом?), но так и не смог разглядеть на его лице то, о чем тот думал. Они шли сначала в красноватом неоновом свете. Цинсюань уже знал все эти дороги, знал многие лица и морды местных демонов. С кем-то он едва не поздоровался, вовремя вспомнив, что сейчас они не знакомы. Да и странно было бы, если бы Небожитель вдруг стал здороваться с нечистой силой. Странно, но он чувствовал себя Небожителем, как прежде. Он настолько отвык от этого ощущения силы, что сразу узнал ее по своим венам. Она была настолько инородной и чуждой ему, прожившему больше двух лет человеком, что хотелось выскоблить ее изнутри и избавиться от нее, особенно теперь, когда он знал цену своей силы. Теория у Цинсюаня о том, как он вернулся назад во времени, оказалась до боли постой и, он был более чем уверен, правдивой. Все случилось из-за наследного принца Сянлэ, а именно его третьего вознесения. Выброс божественной энергии был настолько мощным, что уронил несколько дворцов, но если он был еще мощнее — не удивительно, что пьяного и ослабленного аурой Цинсюаня зацепило и отправило на несколько лет вперед, поменяв его с Цинсюанем из будущего для равновесия. Но поскольку мировой порядок не должен быть нарушен, чтобы ни сотворил Ши Цинсюань из будущего в этом безмятежном времени — ничего не изменится. Это простой закон судьбы. И даже нарушить его оказалось не просто. Ведь кто-то занял место Цинсюаня в прошлом. И этим кем-то оказался Хэ Сюань. Иногда Ши спрашивал себя: выжил бы ли он, проживя жизнь, которую довелось снести Хэ? Выстоял бы он, поглотил бы пустослова, прошел бы через Тунлу? Если это его судьба, смог бы только поэтому или сдался бы в самом начале, став сырьем для какого-нибудь демона поумнее? Встретился бы со своим братом по разные стороны баррикад? Встретил бы Хэ Сюаня и смог бы его… полюбить? Когда Призрачный город остался позади, а они прошли еще немного, дыхание отпустило. Цинсюань перестал чувствовать напряжение, он скинул капюшон накидки и вдохнул полной грудью. Свежий ночной воздух успокаивал. Такого не было в небесных чертогах. — Значит, я убил твоего брата, — тихо сказал Хэ Сюань, и в его голосе не слышалось ни радости, ни предвкушения. Ши Цинсюань кивнул. — И ты зачем-то пришел сказать мне об этом. — Ну, — пауза. — Ты убил его прямо на моих глазах, так что сколько бы ни прошло лет, я буду помнить об этом. Да и не то, чтобы я пришел за этим. Просто ты спросил, а я ответил как есть. Иначе, мне кажется, ты бы не стал со мной разговаривать. — Тогда… Хэ Сюань внимательно взглянул на него, словно пытаясь пробраться в затаенные уголки души. Ши Цинсюань хорошо знал этот взгляд. От него по коже всегда бегали мурашки. — …зачем ты пришел ко мне? Хэ Сюань поверил ему, потому что Цинсюань первым пришел в Призрачный город, точно знал где его искать, знал его настоящее имя и просто согласился со смертью Уду, как с чем-то самим собой разумеющимся. Ши Цинсюань же просто слишком хорошо знал Хэ Сюаня, чтобы тот поверил ему. — Хэ Сюань, — медленно проговорил небожитель. — Хэ Сюань, Хэ Сюань, Хэ Сюань. С тех пор, как я узнал всю правду, я хотел хотя бы разочек назвать тебя по имени как полагается. — И это всё? — не скрыл своего удивления Сюань. Цинсюань не ответил. Он увидел мостик, с которого упал в воду, и поспешил к его основанию, входящему в землю. Скинув сандалии, он в носках зашел по щиколотку в воду и блаженно улыбнулся. — Чему быть, того не миновать, Хэ-сюн. Мне отсюда все это только предстоит, а я уже простил тебя и жду, когда мне удастся поймать тебя. Потому что когда я поймаю тебя, тебе придется нести ответственность за то, что ты лишил меня близкого человека. — А меня не лишили? — Хэ Сюань схватил его за рукав, выглядя как никогда болезненным. — Меня разве не лишили близких?.. Он увидел лицо Цинсюаня и его проникновенная речь оборвалась на полуслове. Цинсюань улыбался также больно, и они были отражением друг друга в круговороте этой боли и лишений. Цинсюань осторожно опустил руку, выдергивая рукав из чужой хватки и зашел в воду еще глубже. Ноги проваливались в рыхлый мокрый песок, холод обжигал линию выше щиколоток. Им обоим было так больно. Невыносимо больно. — Не может быть, — Хэ Сюань отшатнулся. Цинсюань поболтал ногой, словно ничего не случилось и обвел вокруг себя круг, шурша водой. Он зацепился за раковину речной мидии и перевернул ее с тихим всплеском. — Ты не можешь. — Могу. Ещё как могу. Цинсюань поднял эту мидию и выставил на фоне далеких огней, чтобы разглядеть ее очертания. После болезненной вспышки эмоций он быстро вернул себе былой оптимизм. Он еще как мог любить сначала Мин И, а потом и Хэ Сюаня. Сердце резко пропустило кульбит. Цинсюань ошарашенно замер, чувствуя руки на своей талии и поперек живота. Холодное лицо уткнулось ему куда-то за воротник со спины. Это объятие стало для него откровением. Его тоже любили. Сквозь не прошенные чувства, сквозь горечь и ненависть. Его любили так, как умели, не исключая прошлого, от которого невозможно отказаться и ради которого он двигался вперед. Они были зеркалами друг для друга, искаженными стеклами, показывающими то, что было сделано неправильно. — Скажи, что это все твоя очередная шутка. Что ты раскусил меня как шпиона и решил так жестоко наказать, — потребовал Хэ Сюань, когда кончилась минута слабости. Цинсюань замотал головой. Он клялся, не вслух, но клялся богами, что говорит правду. Хэ Сюань сжал его в акульих тисках, и из его груди послышался почти гневный рык: — Скажи же! Волна энергии распространилась по телу. Это оно, понял Цинсюань. Время возвращаться домой, в его собственное время и искать своего Хэ Сюаня. Тот, наверняка, задался его еще больше, чем ждал сам Цинсюань. Воспоминания о том кошмарном сне становились все явственнее. В том сне он очутился в каменном гроте. Его, тонущего в черных водах, вынесли костяные рыбы и забросили в подводную пещеру. Там он и встретил Черновода: страшного демона, не знающего пощады к тем, кто попал в его владения. Он брел, не разбирая дороги в полутьме и не понимая, где и как очутился. Когда грот кончился, он оказался со внешней стороны небольшого одноэтажного дворца непревзойденного. О силе владельца кричала тяжелая энергия ци, плотным маревом осевшая в воздухе, как тяжелый туман в непогоду. Повсюду бродили скелеты, одни несли полные тарелки яств, другие же уносили пустые. — Не стой на пороге, — раздался голос словно отовсюду. Цинсюань сразу его узнал: — Мин И? Ответа не последовало. Цинсюань нерешительно продвинулся вперед. Несколько любопытных скелетов обступили его и всучили ему тарелку с тонко нарезанными кусками мяса, словно это подношение могло задобрить хозяина черных вод. Весь вымокший и отчего-то не в силах себя высушить Цинсюань зашагал за скелетами, ежась от их немых, пугающих до мурашек, улыбок. Мин И выглядел совсем на себя не похожим. Длинные черные одеяния не стали чем-то удивительным, но серый цвет лица, как у покойника, распущенные волосы и виднеющиеся заостренные уши как у демона — да. Он развалился на подушках, курил трубку и свободной рукой ел знакомыми торопливыми жестами. — Подойди, — потребовал Мин И. Цинсюань настороженно огляделся. Он был обезоружен и обессилен, а еще хромал на ногу и чувствовал себя так, словно вот-вот расплачется. — Ты не Мин И, — воспротивился Цинсюань. Но демон не рассердился, а только усмехнулся: — И да, и нет. Но тебе это только предстоит узнать, не так ли, Цинцин? От обращения к себе Цинсюань вспыхнул и уверенно прошел вперед, чтобы не показать своей трусости. Он сел на свободную подушку рядом, поставил тарелку и скрестил руки на груди в гордом жесте, демонстрирующим чувство собственного достоинства. — Верните меня домой, господин, пока мой брат не узнал об этом, — Цинсюань не был уверен, что мог выдвигать какие-либо требования, но решил попытать удачу. Говорят, что наглость — второе счастье. У Собирателя цветов под кровавым дождем работало, почему не должно сработать у него? Демон насмешливо фыркнул, но ничего не ответил. Только пододвинул тарелку. — Присоединись к моей трапезе. Какое-то время, пока я жду, мы проведем вместе. — Ждете чего? — поинтересовался Цинсюань, но к еде не притронулся. Это были владения какого-то очень сильного демона, и только сейчас до него доходило, кто бы это мог быть. — Тебя. Больше от своего сна Цинсюань ничего не помнил. Но когда открыл глаза — увидел знакомый черный потолок из темного дерева, его голова покоилась на чужом бедре, а слух улавливал тщательное пережевывание пищи. Позади осталось то трепетное болезненное объятие, вернулось чувство собственного бессилия и беспомощности. — Надеюсь, теперь ты разделишь со мной трапезу, — сказал Хэ Сюань низким спокойным голосом. Его лицо было все в масле от лапши, кое-где виднелись крошки кунжутных семечек. Цинсюань смотрел на него снизу вверх, наслаждаясь тем, что наконец дождался, когда регрессинг закончится. — Разделю, — Цинсюань широко улыбнулся. — И не только её, Сю-эр. Я так долго ждал тебя. Думал, ты никогда не придешь. — Не говори глупостей. Я ждал тебя еще дольше и не жаловался. Цинсюань засмеялся и, наконец, потянулся, чтобы поцеловать перепачканное лицо.