рядом

      чимин заебался.       нет, ну правда. одно и то же. университет, дом, университет, работа, дом. периодически, к счастью, мелькают друзья да юнги. последний чаще, чем все остальные. и только этот факт держит его на плаву, вот честно.       он провожает по утрам мягкими кивками головы, когда ни у одного нет сил и ресурса разговаривать спросонья. он скидывает мемы в течение дня, позволяя отвлечься и разгрузиться. он пишет о своей музыке и каждодневных продвижениях в ней. он встречает мягкими поцелуями в холодные щеки. иногда — тишиной, когда нужно. иногда — расспросами о том, как день прошел, или утаскивает с порога, не давая толком разуться и помыть руки, в свою комнату, переделанную под мини-студию. показывает и дает послушать то, что за день написал.       чимин в ответ то шумно болтает, то дает максимально подробный отзыв на текст или музыку, то хранит тишину и не трогает, оставляя за компьютером, давая тому дописать очередной бит.       иногда лезет в желании съесть. но почти всегда останавливается на тесных объятиях и смыкании зубов на особенно мягких частях тела. например, на щеках его невозможно трогательных и щупательных.       сегодня, например, заходит домой с ощущением жесточайшей нехватки юнги. нехватки рядом. соскучился, между прочим.       а ещё — с желанием покусать, — как план «минимум».       с порога, не натыкаясь юнги в коридоре, залетает в ванную мыть руки. скидывает впопыхах верхнюю одежду, а потом в комнату.       за рабочим столом никого не обнаруживает, застывая посреди комнаты, но слышит тихий смешок за спиной.       — потерял? — юнги стоит в проходе, красивый такой, растрепанный. домашний. до того прекрасный, что съесть хочется.       вместо ответа чимин разворачивается и утыкается прохладным с улицы носом в теплую шею. и тихо сходит с ума от любимого запаха самого юнги, перемешанного с едва уловимым запахом терпких духов. а ещё сходит с ума от широких ладоней, пробравшихся под широкий лонгслив и уложенных прямо на лопатки.       — соскучился, — выдыхает в кожу впритык и чувствует мурашки губами.

🩶

      вечер проходит привычно-уютно. юнги разогревает ужин на двоих, пока чимин отмокает в душе после тяжелого дня.       пятница. наконец-то два дня, — а ещё сегодняшний вечер — которые можно провести в родных четырех стенах рядом со своим невероятным.       после ужина, сытые и довольные, устраиваются в постели, обволакивающей мягким постельным бельем, а ещё уже таким привычным, их запахом расслабившиеся тела.       переплетаются конечностями, чувствуя нехватку контакта тактильного, и лениво целуются. просто наслаждаясь близостью родного человека рядом, принося удовольствие друг другу. выражая свои нежные чувства, что льются через край сегодня особенно сильно.       включают на фоне что-то легкое и смешное с ютуба и продолжают молчаливо радоваться компанией друг друга.       последние минут десять, правда, чимин вместо телевизора залипает на убийственно длинные пальцы своего парня, поглаживающие его живот через мягкую домашнюю футболку. тонкие пальцы с аккуратной ногтевой пластиной, вены и косточки, выпирающие так соблазнительно на тыльной стороне кистей.       от такой картины можно (за)кончить(ся) как человеку на раз-два.       и их положение не исправляет ситуацию: чимин практически лежит на юнги, ногами между его ног, затылком на груди.       юнги перебирает ткань растянутой футболки пальцами, а потом ныряет под, укладывая ладонь на живот, будто грея кожу о кожу. просто держится за него, не лезет ниже, выше. хотя чимину очень хотелось бы, если быть совсем честным.       спустя столько (уже почти пять) лет отношений лет секс стал особенным способом закомфортиться, почувствовать близость с любимым человеком, как душевную, так и физическую. способом доверить себя и свое удовольствие в родные руки.       ну, это по большей части. когда на игры, соблазнения и флирт сил не остается. но не то чтобы они расстроены.       спокойствие и комфорт сейчас звучит намного привлекательнее для обоих, чем страсть и сумасшествие.       не старость, но определённо что-то в эту сторону.       так вот сейчас этот комфорт был бы в самый раз. мысли о руках юнги и о тех вещах, которые тот с помощью них мог бы сделать, заполняют сознание мягкой пеленой. не затуманивают разум, а мягко намекают на то, что этого человека в данный момент хочется как можно ближе рядом.       чимин аккуратно накрывает тыльную сторону чужой руки своей ладошкой и протискивает свои пальцы меж чужих.       утягивает их аккуратно чуть ниже, проходясь пальцами юнги по мягкой части живота и кромке белья.       юнги другой рукой убавляет громкость на телевизоре. целует в шею мягонько.       — чего хочется? — низкий тембр безысключительно всегда заставляет промурашиться. особенно — когда на ухо.       когда юнги заботится о нём (примерно всегда), хочется всецело вверить тому в руки не только своё удовольствие, но и всю жизнь.       — тебя хочется, — не нарушает тишину комнаты с едва слышным бормотанием телевизора и соседей за стеной в шумной многоэтажке. говорит низким шепотом. — в себе, на себе. везде.       ответом служит поцелуй в мочку уха и аккуратный укус за ней же. и рука, спустившаяся на внутреннюю часть бедра, поглаживающая, настойчиво массирующая проворными пальцами и расслабляющая напряженные мышцы.       знает же, жук, куда надавить, потому что буквально через несколько мгновений в тишине комнаты слышится глухой стон.       юнги слишком хорошо знает его тело и умеет находить нужные точки, от правильных надавливаний на которые так больно-хорошо, а мышцы расслабляются моментально.       — опять на тренировках не жалеешь себя, — вздыхает недовольно так, чувствуя забитые мышцы, но чимин знает — напускное.       просто тот хочет, чтобы он не забивал на самочувствие свое. от этого осознания приятно так тянет в груди, а от прикосновений узловатых пальцев — внизу живота.       губы перемещаются на шею, чимин — удобнее в чужих объятиях.       юнги перестает мучить чувствительного младшего, аккуратно выползая из под него, помогая улечься на подушки.       а сам садится перед ним на коленки.       чуть сгибает ноги чимина в коленях, аккуратно пальцами раздвигая их, смотря в глаза и все ещё ища ответа на безмолвные вопросы: «нравится?», «продолжать?»       даже спустя столько лет желания и комфорт важнее.       и встречается с одобрением и благодарностью во взгляде. даже спустя столько лет.       и как же юнги нравится по вечерам разнеживать младшего до состояния лужи. чтобы только всхлипывал довольно да руками за простыни цеплялся. а потом сопел расслабленно, наконец отпуская все заебы и усталость.       сам этим наслаждается не меньше, — если не больше.       юнги губами на ключицы переключается, а пальцами невесомо круги на бедрах вырисовывает. футболку рукой подцепляет.       — снимать не будешь? — отрывается, в глаза смотрит. уточняет, потому что помнит, что чимин иногда комфортнее себя чувствует в футболках растянутых, особенно когда они вот так, расслабленно и нежно.       но чимин в ответ приподнимается, стаскивая через голову верх, и сразу притягивает за торс старшего, чтобы тепло не выпускать.       кожей к коже прижимается. тесно-тесно.       и даже при таком расслабленном темпе оба друг у друга чувствуют напряженность в нужных местах.       кое-кому уже не терпится — чимин начинает ерзать под приятно тяжелым телом.       — юнги-я, мой рот в твоем распоряжении. пожалуйста, — последнее чуть ли не выхныкивает. голос все-таки чуть ломается.       мысль об этом была самой частой гостьей в голове чимина. всегда. перманентно. на то вам кинки и кинки.       оставив мокрый поцелуй на ключице, юнги встаёт, снимает с себя не нужные сейчас элементы одежды. помогает чимину приподняться на подушке, удобнее уложив голову в чуть более вертикальном положении. подползает на коленках ближе, рукой упираясь в стену над кроватью и чиминовой головой.       другую руку запускает в блондинистую макушку, поглаживая.       теплый рот ощущается слишком великолепно, чтобы не закатить глаза и не упереться в стену сжатым кулаком.       мокро, мягко, хорошо. чимин, невозможный такой, убивает сильнее, когда трогает рукой за бедро, притягивая ближе и привлекая внимание.       в глаза смотрит, а юнги уже знает, чего тот просит.       просит он юнгиевой самостоятельности. чтобы тот сам двигался, придерживая чиминов затылок ладошкой, чтоб об изголовье кровати не бился.       юнги исполняет все желания, мягко раскачиваясь бёдрами, погружаясь плавно, но глубоко, как тот любит. за столько времени оба уже выучили желания друг друга, даже самые странные и стыдные (уже нет).       первое время, правда, юнги сомневался в том, что не доставляет дискомфорта своей длиной и тем, что оставляет чимина без возможности двигаться, но в очередной раз, когда слишком медлил, получая убийственный взгляд из-под ресниц, отпускал себя и свои переживания, слушая довольные стоны и мычания.       убедился окончательно в кинковости сие занятия для чимина, только когда тот кончил без рук, пока отсасывал. быстрее юнги.       сейчас слышит стоны и видит наслаждение на лице младшего тоже. и это размазывает сильно. обоих, видимо.       особенно — когда юнги стонет хрипло, поглаживает за ушками и хвалит ласковым: «ты такой умница, мой хороший». чимин на такое реагирует моментально, сглатывая часто и пуская вибрацию по и так слишком чувствительному члену протяжным тихим мычанием.       юнги собственным телом ощущает дрожь младшего, а ещё — себя на пределе.       чувствуя себя на грани от приятной узости горла, отстраняется, берет, — на автомате, кажется, даже не глядя — презерватив со смазкой, и перемещается ниже.       целует в живот часто и уверенными движениями растягивает чимина. недолго, но тщательно. после — плавным толчком в одно движение входит.       чимин довольно выдыхает, когда чувствует заполненность до самых краев. юнги облокачивается на локти по обе стороны от чиминовой головы.       двигается часто и глубоко, но с маленькой амплитудой, почти не выходя, но задевая все нужные точки внутри. заставляет выгибаться в удовольствии, касаться членом чужого живота и получать дополнительную стимуляцию.       заставляет закатывать глаза в попытке пережить неконтролируемые вздрагивания бедер и всего тела. слишком хорошо.       ему нравится.       время движется бесконечно долго и вместе с тем слишком быстро.       чимин переходит грань первым, не захлебываясь в удовольствии, но ныряя и погружаясь в него ничуть не менее глубоко.       притягивает сразу же юнги за поясницу ближе, давя большими пальцами на выступающие тазовые косточки, прося продолжать, продляя удовольствие и ему, и себе.       а после особенно сильных толчков старшего, протяжного выдоха с чем-то очень неразборчивым, но очень на языке любви, тянет его за плечи на себя, не давая завалиться на бок.       — не тяжело? — юнги восстанавливает дыхание, но спрашивает.       — знаешь же, что нет, — поглаживает по темной макушке. голос почти не слушается, зато тело расслабляется настолько, что даже конечности покалывает.       в голове ноль мыслей кроме одной перманентной — люблю вот его пиздец как.       — люблю тебя пиздец как, — повторяет вслух тихо, а после отплевывается от чужих волос, попавших в рот.       юнги, лежащий сверху, лениво поднимает голову, чмокая в губы.       — люблю тебя.       ради такого готов и работать сутками, и из учебы не вылезать. и стараться изо всех сил.       главное — что у него есть место, куда хочется возвращаться каждый раз. где тебя ждут и любят. где тебе могу дать выдохнуть и расслабиться в родных объятиях и безмолвной (а иногда очень даже «молвной») поддержке.       а ты может дать не меньше в ответ.