Dressed like a...

Цинсюань знал, что хорошо выглядит. “Ты красивый!” он слышал, кажется, чаще, чем “Как дела?” Каштановые шелковистые волосы почти до пояса он часто собирал в разные милые прически. Его брат Ши Уду терпеть не мог, когда Цинсюань выглядел “недостаточно мужественно” и каким-то неведомым образом позорил его этим. Длинные волосы входили в не менее длинный список немужественных вещей. Цинсюань вроде и привык к постоянным придиркам старшего брата и старался не обращать на них внимания, но иной раз днями мог прокручивать в мыслях очередную его придирку. Психолог, которого посещал Цинсюань, советовал отслеживать моменты самокопания и пресекать их на корню. “То, что брат критикует вашу внешность, вовсе не значит, что все, что он говорит, правда. Если вы ощущаете себя комфортно в таком виде, значит, все в порядке”, — успокаивали его на сеансах. Вскоре к бесконечным придиркам по поводу внешнего вида прибавилась критика и личной жизни Цинсюаня, и никакие сеансы уже не успокаивали его. “Ты встречаешься не пойми с кем! Чем он занимается? Какое будущее его ждет? Какое будущее ждет тебя, если ты продолжишь встречаться с ним?” — все это Цинсюань вынужден был слушать, когда начал встречаться с Хэ Сюанем. Хэ Сюань или Хэ-сюн, как звал его Цинсюань, был из обычной семьи. Его родственники не мелькали в списках самых состоятельных людей, а сам он пока был обычным студентом с несколькими мелкими подработками. Люди, видевшие их вместе, а затем узнававшие, что они встречаются, удивленно округляли глаза, и дальше шел поток стандартных бестактных вопросов: “Где умудрились познакомиться? Как вообще сошлись, ведь характеры совершенно разные?” И самый насущный: “Кто сверху?” Последний выводил из себя обоих, и обычно пары грозных взглядов хватало, чтобы вопрошающие заткнулись. Ши Уду был очень недоволен избранником брата и, если бы мог, давно запретил бы им даже пересекаться, но он не настолько контролировал жизнь брата, поэтому доставал Цинсюаня своим ворчанием. Все придирки больно ранили его, хотелось, чтобы самый родной человек поддерживал и с пониманием относился ко всему в его жизни, но, слушая очередные претензии без возможности прервать их, Цинсюань осознавал, что понимания от брата вряд ли добьется. Ко всем прочим переживаниям недавно добавилась еще одна причина. Пока она перекрывала все другие, заставляя крутить мысли в голове круглые сутки, мешая спать, есть и учиться. Недавно знакомые Цинсюаня с факультета дизайна одежды попросили его сфотографироваться для их конкурсной коллекции. Цинсюань согласился не раздумывая. Когда он пришел в назначенный день в студию, то увидел платья, юбки, блузы и топы. Оказалось, что коллекция была женской. Он спросил, почему позвали его, ведь в университете полно красивых и высоких девушек, но ему ответили, что кто-то отказался, кто-то попросту не подошел, а времени на поиск и уговоры не осталось, поэтому вспомнили о нем. Так как Цинсюань всегда был отзывчивым и добрым, никто и не подумал, что он может отказать. Он и не отказал. Ему сделали легкий макияж, собрали волосы в фальшиво-небрежную, но очень красивую прическу и нарядили в светлую воздушную блузу приятного мятного цвета и белую юбку-солнце. Увидев себя в зеркале, Цинсюань оторопел. Он знал, что красивый, но эти одежда, макияж и прическа выглядели на нем так правильно. Цинсюань не чувствовал себя парнем, переодетым в девушку, он чувствовал себя собой. Возможно, даже больше, чем в своей привычной одежде. Съемка прошла замечательно: Цинсюань не зажимался от неловкости, он был уверен в себе и сверкал довольной улыбкой в объектив. Работа шла легко, и все на площадке восхищались тем, как хорошо смотрится в кадре модель. Снимать наряд и смывать макияж Цинсюаню не хотелось, но, пересилив себя, он все-таки сделал это. Переодевшись в свою обычную одежду, он показался себе серым и даже скучным. Что-то было не так. Затем к нему подошла знакомая и еще раз поблагодарила за помощь, напоследок сказав: “Как жаль, что ты не сможешь носить это всегда, тебе так шел весь этот образ!” Он вернулся домой с мыслями о том, почему не может всегда так ходить и выглядеть при этом утонченным и изящным. С той съемки прошло уже около двух месяцев, а Цинсюаня все не отпускало желание снова почувствовать себя так же, как в тот день на площадке. Он тайком от брата и Хэ Сюаня ходил в магазины женской одежды и косметики. Сначала только смотрел, ходил между рядов и трогал, разглядывал красивые флакончики и баночки с разными средствами для макияжа. В магазинах одежды щупал ткань, любовался красивыми узорами на ткани и все удивлялся, как раньше не обращал внимания на всю эту красоту. В одну из своих тайных вылазок Цинсюань загляделся на одно платье, оно было с воланами по плечам, приталенное и такого же нежно-мятного цвета, что и блуза в день фотосъемки, что моргнуть не успел, как оказался на кассе. На него никто не посмотрел косо или с осуждением, и это придало смелости. В тот же день он купил себе немного косметики: схватил первое попавшееся, что выглядело симпатично и, кажется, было тушью, румянами и блеском для губ. Сейчас все эти покупки были надежно спрятаны в его комнате и не распакованы. Страх вернулся, а с ним появился еще и стыд. Приемы, почерпнутые из занятий с психологом, совсем перестали помогать, и день за днем Цинсюань погружался в болото из угнетающих мыслей. Ему было стыдно признаться в этом хоть кому-то, и он был в ужасе от мысли, что Ши Уду узнает о его новом пристрастии, а если узнает Хэ Сюань, то, наверное, бросит. Они встречались не так уж долго, так что ему, возможно, даже не будет жаль потраченного времени. Не то чтобы он был не уверен в отношении Хэ Сюаня к себе настолько, но за эти три месяца успел накрутить себя так сильно и столько надумать, что все догадки перестали ему таковыми казаться и превратились в твердую уверенность. Покупки, так и не распакованные, лежали, спрятанные, глубоко в шкафу, и их нахождение там как будто жгло Цинсюаня изнутри, словно он хранил что-то запрещенное, что вот-вот найдут, а его накажут. Однажды Цинсюань был в таком подавленном состоянии, что хотел даже выкинуть все. Сидя на коленях перед шкафом, он вытащил платье: мягкую ткань было приятно держать в руках, красивый мятный цвет шел к цвету его глаз и волос. Погладив ткань еще раз, Цинсюань понял, что не сможет выкинуть платье, он убрал его обратно в пакет и засунул глубоко в шкаф, за стопку свитеров. День, когда все пошло наперекосяк, начался как обычно. Ши Уду за завтраком сообщил брату, что на несколько дней улетит по делам, и запретил в его отсутствие устраивать вечеринки. Их Цинсюань устраивать и не собирался, а вот позвать на ночевку Хэ Сюаня — очень даже. Они мало времени проводили вместе из-за постоянной занятости последнего, но это был выпускной год в университете, скоро череда подработок Хэ Сюаня закончится и они смогут больше времени проводить вместе. Написав парню сообщение, Цинсюань принялся ждать предстоящий вечер. Он выбирал фильм для просмотра, зная, что они не досмотрят его до конца, так всегда случалось, но попытаться стоило. Как обычно, Цинсюань бросил взгляд на шкаф и тяжело вздохнул. Уже неделю он собирался с силами, чтобы поговорить со своим парнем. Попытки набросать план разговора на бумаге не увенчались успехом, скорее, были даже провальными из-за того, что мысли совсем не шли, и получалась полная чушь. Вместе с этим он уже не мог держать все чувства и переживания в себе, он ужасно устал от этого и, несмотря на страх, решил рассказать все Хэ Сюаню. Цинсюань все еще боялся, что его парень не поймет или, еще хуже, бросит тут же без каких-либо объяснений, но это и в сравнение с грызущими изнутри чувствами не шло. А еще Цинсюань не любил врать, а врал он своему парню уже два с половиной месяца. Вечер наступил, кажется, слишком быстро, и тревога Цинсюаня росла с каждым часом. Ши Уду уже уехал в аэропорт, и буквально в течение часа Хэ Сюань тоже должен был подъехать. Фильм был выбран, куча закусок приготовлена, а откровенный разговор отрепетирован, по крайней мере, раз пять. Неожиданно телефон Цинсюаня звякнул новым уведомлением. Писал Хэ Сюань: “Срочно вызвали на работу, приехать вряд ли смогу. Извини.” Цинсюань подумал, что это какой-то знак, видимо, ему не стоит пока ничего говорить своему парню, и тут же отругал себя, что все-таки струсил в последний момент. От разговора его избавили, но увидеться-то он хотел, так что Цинсюань все же расстроился от этого сообщения и быстро настрочил ответ: “Хэ-сюн, мы так давно не виделись, неужели, кроме тебя, и попросить некого?” В ответ получил лаконичное: “Нет.” Цинсюань, к слову, ненавидел точки в конце сообщений: они придавали разговору ненужный официоз и выглядели очень мрачно и недружелюбно. Сам он предпочитал смайлики и всегда тщательно подбирал их, в итоге его сообщение пестрило ими. “Я расстроен, и теперь ты должен мне два свидания, Хэ-сюн!” — написал Цинсюань в ответ и щедро сдобрил это короткое сообщение смайлами. Он отбросил телефон в сторону и тяжело вздохнул. Планы полетели к чертям, а настроение резко упало. Он перетащил все закуски в холодильник и решил, что, раз уж предоставлен сам себе, то может наконец примерить то платье и даже накраситься. Цинсюань очень робко приблизился к шкафу, будто был в гостях и не смел касаться чужих вещей без спроса. Было волнительно, в груди щекотало от нетерпения, и одновременно чувство тревоги никак не отпускало его, словно вот-вот что-то нехорошее должно произойти. Он открыл дверцу и вытащил бумажный пакет. Платье с воланами было все таким же красивым. Конечно, что с ним сделается, это Цинсюань мог как-то не так выглядеть из-за всех недель переживаний, а платье лежало себе в шкафу. Домашняя футболка и шорты полетели на пол, и голой кожи Цинсюаня коснулась мягкая ткань платья. Он натянул его, застегнул молнию сбоку и поправил воланы. Посмотрел на себя в большое зеркало и понял, что цвет, и правда, чертовски ему идет. От этого осознания Цинсюань рассмеялся, тревога отошла на задний план, все затмило то самое чувство правильности происходящего. Он распустил по плечам волосы, встал в позу, как будто был на фотосессии. Выглядело красиво. Воланы подчеркивали плечи и выступающие ключицы, а еще удачно маскировали плоскую грудь, нежный мятный цвет красиво смотрелся на Цинсюане, а распущенные длинные волосы, слегка вьющиеся из-за пучка, в который он обычно убирал их дома, делали из него кого-то очень привлекательного. Он вглядывался в свое отражение, и ему очень нравилось то, что он там видел. В качестве завершающего штриха не хватало только макияжа. Тушь, блеск и румяна, которые он купил в тот же день, что и платье, тоже нашлись в пакете. Краситься Цинсюань не умел вообще, но с тем, чтобы просто накрасить ресницы, нанести немного румян и блеска, он был уверен, что справится. Закончив с этими нехитрыми манипуляциями, он снова взглянул на себя, перекинул волосы на одно плечо. Выглядел он теперь еще лучше и чувствовал себя тоже. Ему было комфортно в этой одежде, с этими волосами, накрашенными ресницами и тонким слоем помады на губах. Он был собой, и этими ощущениями хотелось сейчас же поделиться с кем-то, но рядом никого не было, да и вряд ли он решился бы показаться хоть кому-то. Цинсюань мог быстро загореться чем-то и так же быстро пасть духом. Он был уверен, одно негативное слово — и все, вся храбрость и ощущение правильности покинут его. Он постоял у зеркала еще немного, разглядывая себя со всех сторон, сделал пару фотографий, увидеть которые не должен был никто. Снимать платье и смывать макияж не хотелось, и он решил походить так еще немного: все равно дома никого. Так он устроил себе поздний перекус: налил сок в красивый бокал и, сидя за барной стойкой, представлял себя кем-то другим, не собой. Как в детстве, когда представляешь себя героем какого-нибудь сериала или клипа. Хоть это и было чистой воды дурачеством, но помогло Цинсюаню окончательно успокоиться и даже насладиться таким одиноким вечером. Погрузившись глубоко в свои мысли, Цинсюань даже не услышал, как электронный замок пикнул и в квартиру кто-то вошел. — Э, простите? — окликнул голос, и Цинсюань вздрогнул от неожиданности, а узнав говорящего, застыл. Его окатило жаром с головы до ног, щеки залило ярко-красным румянцем. Он боялся оглянуться, а надо было: пауза затягивалась и ситуация становилась более неловкой. Ожидая худшего, Цинсюань прочистил горло и обернулся, посмотрел прямо в глаза Хэ Сюаня, щеки полыхали румянцем, и от этого стало ужасно жарко. Удивление промелькнуло на лице Хэ Сюаня, он молчал, словно ждал чего-то. Цинсюаню казалось, что он находится внутри какой-то карикатурной сцены и со стороны, должно быть, выглядит комично. Они простояли, глядя друг другу в глаза, кажется, вечность, пока Хэ Сюань не откашлялся и не начал снимать верхнюю одежду и стягивать ботинки. Цинсюань все еще стоял в ступоре, ему казалось, что вот-вот — и Хэ Сюань развернется, уйдет, и это будет означать конец их отношениям. Все шло совсем не по этому унылому сценарию, взятому из головы. Хэ Сюань аккуратно убрал обувь в полку и повесил куртку в шкаф, а затем подошел вплотную к Цинсюаню и крепко-крепко обнял. Такого в том хреновом сценарии не было вообще, и поэтому Цинсюань смог лишь выдавить из себя: “Хэ-сюн”, — обхватить его в ответ и уткнуться лицом в плечо. Так они простояли какое-то время, и Цинсюань очень хотел продлить этот момент. Спустя еще немного времени Хэ Сюань отстранился и просто спросил: — Расскажешь? И он рассказал, а в процессе расплакался. Они сидели в комнате Цинсюаня, он переоделся в свою домашнюю одежду, стер тушь и помаду, как смог, и говорил, и говорил. О том, как чувствовал себя в тот первый день, на съемках, и как ему это понравилось. Затем он рассказал о своих страхах, о том, что брат, если узнает, не поймет, и они отдалятся еще сильнее, о том, что Цинсюань боялся потерять его, Хэ Сюаня, а он — вот, сидит и слушает. На этих словах глаза Цинсюаня снова увлажнились и покраснели. Хэ Сюань раскрыл объятия, и Цинсюань в ту же секунду нырнул в них. Они полулежали на диване и молча обнимались. Хэ Сюань ничего не сказал, но Цинсюань знал, что это не потому, что ему все равно и его это никак не трогает, а потому, что он тщательно обдумывает, что и как сказать. Хэ Сюань был из тех людей, которые говорили, может быть, не часто, но всегда по делу. Если это было утешение, то через его слова можно было почувствовать поддержку. Эта черта в его парне очень ему нравилась. Хэ Сюань мерно гладил по спине Цинсюаня, пока тот не успокоился, и затем заговорил своим спокойным голосом, звучащим утешающе: — Может быть, прозвучит банально, но ты — не твой гардероб, Цинсюань. Я вижу в тебе больше, чем твоя внешность, то, что ты носишь или что хочешь носить. Ты сам, твой характер, иногда раздражающий, твои шутки и смех, эти бесконечные смайлики в сообщениях и много чего еще — это ты, но никак не твоя одежда. — Он на секунду замолк. — Я люблю тебя не за то, как ты выглядишь, понимаешь? — на этих словах Хэ Сюань мягко коснулся губами лба Цинсюаня. Тут же тепло разлилось по всему телу, напряжение и тревога окончательно отступили. — То есть, — выдавил из себя Цинсюань, — ты не против, если… если я буду так одеваться и краситься тоже? — Я не могу быть против, Цинсюань. Это твое желание и то, как ты хочешь выглядеть. Я здесь не при чем. Как и твой брат, кстати. — Знаешь же, что с ним сложно. — Цинсюань не хотел сейчас развивать эту тему. У него уже был поддерживающий человек, и еще один откровенный разговор показался ему слишком большой эмоциональной нагрузкой. Ничего страшного не случится, если Ши Уду узнает об этом попозже. — Если вы все-таки поссоритесь, ты можешь… м-м, переехать ко мне. Цинсюань крепче прижался к груди Хэ Сюаня. На душе был полный штиль; да, все проблемы не решились в один миг, но он знал, что его поддерживают и любят несмотря ни на что.

***

С Ши Уду Цинсюань не разговаривал уже месяц. И столько же жил вместе с Хэ Сюанем. Квартира его была совсем небольшой и находилась в спальном районе города. Цинсюаню она казалась самым уютным местом на свете, он, разумеется, приложил к этому руку. — Он снова звонил мне. — Цинсюань кинул телефон на кровать, на экране высвечивался пропущенный вызов от Ши Уду. — Может, в этот раз он хочет извиниться? — Хэ Сюань успокаивающе погладил Цинсюаня по спине и оставил поцелуй в его волосах. — Нет, Хэ-сюн, он хочет снова взять мою жизнь под контроль и беречь непонятно от чего. Или, подожди-ка, от меня. Он хочет защитить меня от меня самого. Хэ Сюань вздохнул: ему нечего было сказать. Ши Уду не хотел принимать то, что Цинсюань хотел носить женскую одежду и краситься. Цинсюань же, найдя в своем парне крепкую опору и поддержку, теперь не хотел уступать и снова становиться таким, каким его хотел видеть брат. Сначала они просто не разговаривали, но Цинсюань жил в той же квартире, и напряжение росло с каждым днем. В один из дней они поругались сильнее обычного, и в пылу ссоры Ши Уду выдал все, что думал. Он кричал, что все еще ждет, когда его брат наиграется и расстанется с Хэ Сюанем. А тот мало того, что не собирался расставаться, так теперь еще и в женщину рядиться собрался. Припечатал он эту речь тем, что Цинсюань делает это все специально, чтобы позорить их семью. Тогда Цинсюань трясущимися руками побросал вещи в чемодан и весь в слезах появился на пороге квартиры своего парня. В тот день Хэ Сюаню долго пришлось успокаивать никак не перестававшего плакать парня, а потом убеждать его в том, что с ним все в порядке. Он крепко прижимал к себе трясущегося от плача Цинсюаня, гладил его по голове, мягко проводил по спине и целовал мокрые от слез щеки. Они просидели так весь вечер, и в конце концов полностью измотанный истерикой Цинсюань уснул в успокаивающих объятиях своего парня. Еще неделю Ши Уду делал вид, что брата у него нет, но затем стал звонить и писать Цинсюаню каждый день по несколько раз. Тот не хотел с ним говорить и игнорировал все сообщения и звонки. Обида была слишком сильной, и просто так прощать Ши Уду Цинсюань не собирался, да и знал, что извинения брата будут неискренними и вообще мало похожими на настоящее раскаяние. — Поговорю с ним только в платье и с шикарным макияжем на лице. Если он не захочет извиняться и говорить со мной в таком виде, то пошел он! Цинсюань храбрился, Хэ Сюань видел это. Связь между братьями была сильнее, чем могло показаться со стороны. Ши Уду имел большое влияние над Цинсюанем раньше, и теперь последнему было тяжело. Хэ Сюань готов был поддерживать и утешать парня сколько угодно и не хотел, чтобы тот мучился. — Хэ-сюн, давай накрасим тебе ногти? — Цинсюань появился перед Хэ Сюанем с флакончиком лака, кажется, черного. — Нет, — был лаконичный ответ. — Ну чего ты, это не страшно и красиво. Даю гарантию, что тебе очень пойдет. И вообще, мне нужно отвлечься немного, ты отлично с этим справляешься. Цинсюань выглядел так жалобно и просяще, что Хэ Сюань был неспособен отказать. Цокнув языком, он буркнул: — Ладно. Цинсюань быстро чмокнул его в губы и расплылся в улыбке. — Хэ-сюн, ты лучший!