во имя твоей безопасности

— Знаешь, Акито, мне немного... одиноко, — как-то пожаловался Цукаса, грустно вздыхая. И вправду в этом доме... почти нечем было заняться. Конечно, Тенма старался развлекать себя как только мог, но всё равно даже так не мог не ощущать поедающее его изнутри одиночество. Пока кохая не было дома, он всё не мог найти себе места и, иногда ходя туда-сюда без остановки, всё думал и думал. Думал, как же ему избавиться от чувства одиночества, что поселилось в груди. Без Акито было одиноко. Его стало не хватать. Каждый раз, когда он уходил, Цукаса чувствовал себя, будто бы увядающий цветок или потухающая звезда. Даже в груди щемило так, словно сердце вот-вот выпрыгнет. Долго с такими чувствами жить невозможно. Даже если хотелось бы, Тенма не мог больше терпеть. Он терпел всё детство, когда его оставляли одного. Однако повторения тех времён ему не хотелось. Нет, теперь он взрослый, теперь всё должно быть иначе. Теперь он не должен находиться один. — Одиноко? — удивился Акито, подсаживаясь ближе. Блондин кивнул, после чего вздохнул ещё грустнее, чем до этого. Подобное поведение почти сразу заставило кохая заволноваться. В основном, из-за того, что понял: он делал недостаточно для любимого. — Я, я не знал... мне казалось, я провожу с тобой много времени– — Да, но когда ты уходишь... мне одиноко. — ...сильно одиноко? — с видимым сожалением уточнил Шинономе. В ответ получил кивок и понятное: — До невыносимости. Цукаса опустил голову, после чего и вовсе скрестил руки на груди. Поза была зажатой — так, как будто парень хотел убежать от разговора, но всё равно вместе с этим желал его продолжить. Ведь для него это было важно. Очень-очень важно. И Акито понимал эту важность до такой степени, что вдруг в голову ему пришла небольшая идея. Если Тенме и вправду так невыносимо в этом доме, то можно сделать ему небольшой подарок. Точнее сразу два подарка. Парень вытащил из кармана телефон, после чего подозвал сэнпая к себе ближе. Тот, удивлённо склонив голову, какое-то время не двигался, но вскоре всё же сдвинулся со своего места. И, подсев рядом, с интересом стал заглядывать Акито в глаза, при этом как бы задаваясь вопросами: «Что такое? В чём дело?». Шинономе пару секунд подумал, стоит ли и вправду рассказывать и вот так вываливать всю информацию. Но после понял: Цукаса итак видел его комнату. Ничего более тайного в его жизни уже не имелось. Поэтому все остальные секреты пора было уже раскрыть, особенно такой. Хоть актёра наверняка это шокирует, всё в порядке. К тому же, с этим самым «подарком» Акито уже договорился заранее, что они ничего и никому не скажут. — Слушай, сэнпай, а ты знаешь... о вокалоидах? — вопрос был таким неожиданным, что Тенма не мог не удивиться. В основном, из-за того, что да, о вокалоидах он знал. Причём настолько много, насколько только мог. Кое-как собравшись, блондин всё-таки смог кивнуть. — Так вот, эм, что ж... как бы тебе сказать– — Говори как есть, — настоял Цукаса, отчего-то вмиг серьёзный. Кохай сглотнул ком в горле, после чего продолжил: — Да, так вот, э... понимаешь, есть такая вещь, как сэкай– Блондин, пусть и немного ожидавший этого, когда речь вообще зашла про вокалоидов, всё равно удивился. Причём так, что даже видимо открыл рот. Акито всё объяснял и объяснял ему об устройстве этого другого мира, находящегося в телефоне, но Цукаса не понимал... не понимал, как сэкаев может быть несколько. Если их было уже целых два, то, скорее всего, имелись ещё другие. Хотя нет, сейчас были вопросы куда поважнее: был ли Шинономе создателем своего сэкая? И с кем он делил? Неужели с Тойей и остальными? Если так, то это всё... было тяжёлой для осознания информацией. Тенма всё слушал, но лишь в пол уха. В основном, из-за того, что ему всё это было не нужно — он итак прекрасно знал об устройстве этого мира с вокалоидами внутри. — ...и так вот, пока ты один, — всё говорил Акито, вертя в руках телефон. — Я мог бы попросить Мику и остальных общаться с тобой. — Правда? — блондин оживился практически сразу. — Правда можешь? — однако тут же у него появилось ещё больше вопросов: — А как? Ты доверишь мне свой телефон? — М-м... над этим я ещё подумаю, но, наверное, буду оставлять телефон тебе. В дни, когда совсем уж одиноко. Удивительно, но Акито всецело доверял своему пленнику. Тот ведь мог в любой момент позвонить в полицию и вызволить себя, но рыжеволосого это как будто не беспокоило. Он словно... словно знал, что Цукаса этого не сделает — даже если сильно захочется. А всё потому, что слишком добрый и не посмеет также запереть своего кохая, но уже за решёткой в тюрьме. Доброта была у Тенмы скорее минусом, нежели чем плюсом, как бы ни хотелось этого признавать. И всё же, он не мог не радоваться. Ему разрешили общаться с вокалоидами. Он увидит, как выглядят Мику и остальные из сэкая Акито. Может, и вовсе сможет посетить сэкай своего кохая. Больше не придётся быть одиноким в этом доме. Да и более того... Шинономе ему доверял. Настолько доверял. Это было даже в какой-то мере вызывало повод для гордости: за такое время Цукаса всё же смог построить доверительные отношения с похитителем. Сейчас главным было не подвести Акито и не надломить его доверие. И потом, кто знает, возможно, когда-нибудь в будущем и вовсе удастся выбраться на свободу. — А ещё... — добавил рыжеволосый. — Я знаю, как ты любишь мягкие игрушки, поэтому, — после этого он вдруг мягко улыбнулся. — Могу купить тебе несколько для твоих шоу. И, ну, чтобы дома было не так одиноко без меня. *** «Как же надоело, — думал рыжеволосый, стараясь шагать как можно тише. Всё-таки у него было ответственное задание, которое нельзя было сорвать. — Вот бы поскорее к сэнпаю домой, а не это всё...» Вечер был достаточно прохладным. Акито, иногда вздрагивая, не очень довольно шёл по еле освещённой улице. Ему правда хотелось пойти домой, но пока было нельзя. Он ещё не закончил важное задание: проследить за одной девушкой. Крайне неприятной девушкой, если уж говорить совсем откровенно (ведь знал он её уже очень давно), из-за чего отвращения к своему небольшому квесту было много. Однако нужно было, не смея уменьшать дистанцию, практически преследовать её, пока по телефону с кем-то она обсуждала не самые приятные вещи. Поначалу Шинономе даже думал, что проще будет надеть наушники и просто идти за ней, но после услышал до боли знакомую фамилию, исходящее из её уст: — ...Тенма? Чего это ты вдруг решил спросить меня о нём? — удивилась темноволосая. После секундной паузы вдруг усмехнулась. — Я тут не причём. Мгм-мгм. Да правду тебе говорю, я никакого отношения к его пропаже не имею. Стала бы я тебе врать? Как она вообще смела произносить фамилию звезды? Как смела с таким нахальным обсуждать его? Акито слишком хорошо знал эту особу, чтобы знать: она не заслуживала даже упоминать Цукасу в своих разговорах. Всё время она только доставляла ему неудобства и неприятности, и это не могло не злить. Сейчас же рыжеволосый был практически в ярости от того, что девушка и вовсе нашла в себе силы насмехаться, пока говорила о блондине. Руки неприятно сжались в кулаки, но Шинономе терпел. — Ха-ха, скажешь тоже, — продолжала девушка, вероятно, улыбаясь во все тридцать два зуба – это было понятно по её голосу и даже движениям. — Никому он не сдался. Особенно мне, — вновь она прервалась, чтобы выслушать голос из своего телефона. — Думаю, его уже давно убили. Так и надо выскочке. «Держись, держись, — твердил Акито, вдыхая и выдыхая, самому себе, пока следовал за ней. — Спокойно. Спокойно...». — Ему даже повезло. Если бы убивала я, он бы страдал так долго, как только возможно, — «держись». — Ха-а? Да потому что бесит! Давно ему уже пора сгнить два метра под землёй! Там самое место этому придурку. Он уже всех достал... «Угомонись, хватит, — повторял себе Шинономе, словно мантру, пока сам чувствовал, как белеют костяшки. — Она того не стоит, она того не стоит–». — Я тебя умоляю, да какой из него там актёр? Известность получил только за красивое личико, и всё. А так ни таланта, ни чего-то ещё у него нет, — после смеха в трубку, девушка быстро продолжила: — Слушай, может, он спал с режиссёрами? Ну, чтобы роли получать. Если так, я даже не удивлюсь, — руки внезапно потянулись к тому, что лежало на асфальте. Надо же, не камень, а что-то гораздо более тяжелее и опаснее. — Да ладно тебе, не защищай его так. Уже всем давно, понятно: никакая он не звезд– Шинономе и сам не понял, что точно произошло. Просто в один момент перед глазами резко потемнело, а руки вдруг заболели от того, с какой сил он ими замахнулся. Какое-то время парень даже подумал, что ничего и не сделал, пока не услышал глухой звук о землю — это девушка, которую он ударил, внезапно упала. Точно. Ударил. Он ударил своими руками. Хотя нет, не руками, а тем, что было в них. Ударил человека, до этого живого, тяжёлой арматурой– «Боже... — бросая обратно на асфальт арматуру с характерным звуком, подумал Акито, в ужасе уставившийся на тело. Девушка лежала к нему так близко, практически у самых его ног. И без единого движения. Казалось, даже не дышала. — Боже, боже, боже...». Боязливо Шинономе сделал шаг назад. Актриса всё не подавала никаких признаков жизни. Значит... да быть того не может. Или всё-таки может? Хватило ли сил для такого? Ведь Акито достаточно сильный, но чтобы вот так сразу и... убить? Убил ли он её? Акито понятия не имел, но и проверять не хотел. Однако ноги, против собственной воли, подвели к девушке ближе. У её головы медленно разливалась кровавая лужа — от одного только этого зрелища у Шинономе немного скрутило живот. Неужели он всё-таки докатился до подобного? Началось всё с избиений в школе и кончилось убийством? Да уж, не такой жизни он себе хотел. Точно не такой. Однако Шинономе, вдруг осознав кое-что, искренне испугался. А что если Тенма прознает об этом? Конечно, есть возможность всё скрыть, но что если как-то он узнает, что если что-то его выдаст? Да, сейчас Акито больше боялся не полиции, а именно своего единственного и любимого. «Что если Цукаса меня возненавидит? — и мир вдруг стал темнеть перед глазами. Акито слабо трясло – одновременно от осознания, что он убил человека, и от того, что рисовало его сознание: а именно актёра с презрительным взглядом. — Нет, нет, нет!.. Я, я просто, не скажу... он не узнает, не узнает, ведь, да?!..». Почему это было так тяжело? Почему это было куда хуже, чем избиения? Ранее, когда Акито бил людей, — особенно тех, которые заслужили этого, — не чувствовал никакого сожаления. Возможно, из-за того, что знал, что они, в конечном итоге, останутся в живых. Но сейчас о состоянии девушки ему ничего не было известно. Даже то, дышала ли она всё ещё или нет. Отчего-то было страшно. А что если он и вправду убил её? Как жить с пониманием этого? «Нет, успокойся, она заслужила это, — тяжело дыша, пытался успокоить себя Акито. Но получалось плохо, судя по его нервной, дёрганой ухмылке и трясущимся рукам. — Она давно желала смерти Цукасе, и это просто... просто для безопасности... — рыжеволосый трогал себя за щёки и холодный от пота лоб, чтобы хоть немного привести себя в сознание. Не надо паниковать. Он всё сделал правильно, разве нет? — Верно, я просто... просто– — нет, не получалось. Его всё ещё потряхивало. — Хватит, надо, надо успокоиться. Ведь в школе я всегда бил обидчиков Цукасы, так что... сейчас сделал то же самое, — однако сейчас его поступок отличался от тех, что он вытворял в школе. И он сам это прекрасно знал. — Господи, боже–». Акито еле подавил рвотный позыв. Он не мог убить человека. Конечно, был готов. Ради Цукасы следовало идти на любые жертвы. Однако парень и сам не ожидал, что вправду рискнёт, что ему хватит сил это сделать. Несколько абсолютно противоположных чувств — сожаление, страх и внезапно появившаяся гордость за себя — боролись внутри юноши. С одной стороны он ведь... защитил честь Цукасы. И его мечту, его звание. Он сделал хорошую вещь — всё ради любимого. Не нужно было бояться. Ведь Акито поклялся себе, что всегда, несмотря ни на что, не даст актёра в обиду. Даже сейчас не было исключением. Ухмылка вновь дёрнулась на лице юноши. Да, верно, он не сделал ничего плохого. Он просто защищал, как и должен был. Ради Цукасы можно было пойти даже на убийство. Пусть сердце и ныло, пусть твердило, что поступок ужасный, уже... плевать. — Ха... ха-ах... — Акито провёл руками по лицу, после чего издал звук, одновременно схожий и с плачем, и со смехом. Ладони всё ещё тряслись, а в груди ныло. Но всё в порядке. Всё точно в порядке. — Я не сделал ничего плохого, не сделал, не сделал– Так и надо. Так и надо было поступать с самого начало: просто убивать всех, кто когда-либо смел причинять какой угодно вред Цукасе. И не надо было чувствовать за это такой душераздирающий стыд. Всё это ради безопасности его любимого человека. Возможно, и вовсе стоит взять эту арматуру и, замахнувшись, ударить ещё несколько раз... до тех пор, пока девушка не истечёт всей кровью, что у неё имелась. Это наверняка будет верный поступок. Акито мучительно пытался уверить себя в этом, но, к сожалению, биение в сердце не прекращалось. Хотелось и вовсе вырвать у себя этот орган, лишь бы он перестал так стучать, лишь бы перестать слышать его в своих ушах, лишь бы оно не заставляло его хотеть рыдать. «Цукасу, я хочу увидеть Цукасу... — подумал вдруг парень, поднимая с асфальта своё оружие. — Я так хочу снова его увидеть...». Сейчас Тенма был необходим ему гораздо больше, нежели чем добивать девушку. Поэтому, взяв арматуру покрепче в своих руках, он пересилил голос в голове, твердивший: «убей её». И двинулся в сторону дома самыми пустынными путями на свете. Славо богу, никто так и не увидел его, а уж тем более то, что он держал. Во рту странно горчило. Интересно, было ли это чувство вины? Шинономе не знал, не хотел задумываться. Вместо этого ускорял шаг всё больше и больше, пока, наконец, не дошёл до заветного дома. Еле заплыв внутри, подобно призраку, он выдохнул и убрал окровавленную арматуру за огромный шкаф. Только после этого тщательно закрыл дверь на замки, дабы его любимой звезде, как и всегда, даже не пришла в голову мысль выбраться отсюда. — Акито! — родной, пронзительный голос подействовал, как успокоительное. Рыжеволосый обернулся и, заметив улыбку на бледном лице, ощутил, как ноги подкосились. Сразу во всём теле появилась такая лёгкость, коей не было ранее. Шинономе, даже не сняв обувь, сделал вперёд несколько тяжёлых, нечётких шагов, после чего... упал в руки Тенмы — тот, вскрикнув: «А-Акито?!», еле успел подхватить его в последний момент. В тёплых, нежных объятиях, которые инсценировал сам, кохай постепенно стал расслабляться. Так, словно всего того на улице и не происходило. Словно всё это было просто сном, словно он и не нападал на девушку. В глазах начало неприятно жечь, из-за чего Акито недовольно зажмурился. Цукаса не сразу понял, что стряслось с его кохаем, пока вдруг не услышал тихий всхлип. — Акито?! Акито, что такое, эй? — блондин как можно крепче сжал парня в своих объятиях, позволив зарыться в своё плечо. — Что-то случилось на работе? Тебя кто-то обидел? — Нет, нет, всё в порядке... — Ничего не в порядке! Ты же плачешь! Цукаса старательно успокаивал кохая: гладил по спине, по волосам, отстранял от себя, чтобы утереть дорожки солёных слёз, после чего снова прижимал к себе и шептал что-то такое тёплое, такое нежное, что в груди сердце билось чаще. Казалось, словно актёр прощает ему все грехи — и похищение, и нападение, и, в принципе, ненормальную одержимость. И от каждого прикосновения, от каждого слова становилось так спокойно, так мирно, так хорошо, что хотелось заплакать вновь. Но теперь уже от счастья. Верно, Акито был счастлив, что у него имелся такой хороший парень. И должен был быть благодарен за то, что вообще появился в его жизни. Должен был защищать его — ради этого даже идти на крайние меры, как сегодня. «Всё ради Цукасы, — продолжал утешать себя рыжеволосый, поддаваясь ласкам доброго актёра. И постепенно горечь во рту куда-то исчезала. Даже в груди становилось легче. — Всё, что я делаю... это всё ради него». — Цукаса, Цукаса-сэнпай, — позвал Акито, после чего сам отстранился. Блондин, не понимая, в чём дело, удивлённо склонил голову вбок. — Ты меня любишь? — вопрос, естественно, повёл в ступор, но вскоре парень сообразил и быстро ответил: — Люблю, конечно– — Хорошо, — и вновь Шинономе, тяжело выдыхая, обнял актёра. — Я тебя тоже. Объяснять что-либо Акито не собирался точно. Ему итак было нормально. Пока Цукаса был с ним... всё было в порядке. Ради него можно сделать что угодно — даже, как оказалось, пойти на убийство.