Комната Сакураи

Как ни странно, но повесить на одну из пустующих гримерок эту табличку было совсем не его идеей. Кажется, это придумал кто-то из стаффа, вдохновленный их словами о том, что состав BUCK-TICK не поменялся, что их до сих пор пятеро, что бы ни произошло. Так что, в первый раз увидев это, Имаи… можно сказать, удивился. То есть, он бы так описал свои ощущения, если бы его кто-то спросил. Когда останавливаешься, словно споткнувшись, а сердце делает кульбит в груди – это ведь удивление? Он быстро взял себя в руки и, сделав вид, что ничего особенного не происходит, прошел мимо. Потом, уже разложившись и частично переодевшись, он выглянул в коридор – табличка была на месте. В целом ничего удивительного, все логично и закономерно. Но почему внутри скребло от беспокойства и… предвкушения? Имаи списал это на волнение от предстоящего концерта. В конце концов им предстояло сделать то, что они ни разу не делали. Может быть, даже никто такого не делал. Очень многое сейчас зависело от того, как пройдет сегодняшний вечер, насколько четко у них получится выполнить все, что запланировано… От того, как примет их публика. Имаи был реалистом и прекрасно понимал, что какой-то процент фанатов может не принять новый курс вовсе. Кому-то не был нужен никто, кроме Аччана, кто-то посчитает их попытки продолжать неэтичными. А кто-то так сильно ранен – не только смертью Аччана, а, в первую очередь, своими личными обстоятельствами, – что не сможет выплыть из бесконечного круговорота горя, чтоб хотя бы попытаться взглянуть вперед. Это все было ожидаемо… Но даже осознание не спасало от волнения. Слишком многое было поставлено на карту. Можно, сказать, вся жизнь – и их четверых, и всех сотрудников, и всех членов их семей. Имаи не боялся ответственности – он нес ее вот уже… много лет, в общем. Наравне со всеми. Да, возможно, Аччан тянул на себе большую часть организационных обязанностей. Ну, теперь придется как-то выкручиваться. Перераспределять силы внутри команды. Это нормально, это не пугало. В общем-то, Имаи ничего не пугало. Напрягало – да, но это было хорошее, рабочее напряжение. Вот только эта табличка на двери пустой гримерки… «КОМНАТА САКУРАИ» Аччан отселился от них… давно? Ну, лет десять назад, наверное. Или меньше? Или больше? Имаи всегда думал, что отдельная гримерка ему нужна не столько для того, чтобы сосредоточиться и настроиться перед выступлением, сколько для статуса. У Аччана всегда было болезненное ощущение, что его мало ценят, мало любят, мало уважают. Старался, естественно, этого не показывать – гордость играла, – но время от времени пробалтывался каким-нибудь самым дурацким и наивным способом. И когда Имаи это замечал… он старался все исправить. Додать Аччану недодаденное. Вот, начал его называть публично по фамилии, когда тот упомянул в интервью, что его все зовут Аччаном, ну, типа, какой из меня Аччан в пятьдесят-то лет… Кто-то мог предположить, что это кокетство и попытка развести на комплимент, мол, да вы все так же молоды и прекрасны… Но Имаи знал его как облупленного. Знал все его больные мозоли. Очень старался не наступать на них, учитывал свои прошлые промахи, старался, но… тоже регулярно прокалывался, причем, тоже как-нибудь по-глупому. Да. У каждого из них были свои слабости. У Аччана – неуверенность в себе и болезненная потребность в принятии. У Имаи – проблемы с выражением мыслей и излишнее любопытство. И сейчас его любопытство зудело внутри, не давая толком сосредоточиться на предстоящем. Ему пришлось два раза делать вид, что он собирается в туалет, прежде чем удалось прошмыгнуть по пустому коридору, воровато оглянуться по сторонам и нырнуть в аччанову гримерку. И застыть там, прижавшись лопатками к двери, чтобы удержаться на разом подогнувшихся коленях. Он был внутри. Аччан. Как ни в чем не бывало сидел перед зеркалом в своем ни разу не надетом костюме для выступлений и красил губы красной помадой. Заметив Имаи в отражении, Аччан смущенно улыбнулся. – Сам не знаю, зачем это, если меня никто не увидит, – сказал он извиняющимся тоном. – Но… привычка, наверное. Сложно отвыкать от таких вещей. – Не надо, – хрипло произнес Имаи, откашлялся и повторил. – Не надо отвыкать. – Ну… а кому это сейчас нужно? – Аччан повел старательно обнаженной ногой в чулке. – Мне, – ляпнул Имаи и тут же поправил себя. – Нам. Всем. И им тоже. Кому надо, те тебя увидят. Аччан мягко хмыкнул, оборачиваясь к нему лицом. Абсолютно такой же, каким Имаи видел его в последний раз перед выходом на сцену. Не хотелось всматриваться, не хотелось анализировать и думать о том, что было бы, если… Прошлое не изменить. Можно только жить с тем, что есть. – Каждый сам выбирает, что видеть, – тихо сказал Аччан, глядя мягко и нежно. Имаи сглотнул. Было сложно представить, чем руководствуются люди, которые выбирают не видеть Аччана, но… у каждого свой путь. Имаи по своему следовал вот уже почти сорок лет и сворачивать не собирался. – Скоро уже начало, – сказал он. – Тебе тоже придется сегодня поработать. Аччан рассмеялся, снова отворачиваясь к зеркалу. – Да я уже и не надеялся, что смогу отдохнуть… Ступай, Хисаши. Мне нужно настроиться. Да и тебе, пожалуй, тоже. Имаи вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь и, не обращая внимания на изумленные взгляды сотрудников, вернулся в общую гримерку. Волнение перед выступлением никуда не исчезло, но, пожалуй, у него несколько поднялось настроение. Всегда приятно хотя бы для себя лишний раз убедиться, что все делаешь правильно.