ID работы: 14380857

под звуки марша мендельсона.

Гет
R
В процессе
20
автор
Размер:
планируется Мини, написано 13 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
20 Нравится 12 Отзывы 4 В сборник Скачать

1. Макар «Отцы, дети и призраки недалёкого прошлого»

Настройки текста
Примечания:
Его кошечка проводила время в этот летний вечер определённо куда веселее нежели он сам. Этому свидетельствовал не только болезненный стон соседей от стоящего шума из звона бокалов и адского микса из репертуара Аллегровой с «Царицей» Анны Асти, басами отбивающей клубные ритмы из нескольких колонок где-то на фоне, но и подпевающий ей табор из сопливых и не очень женских голосов. Макар усмехнулся: в принципе чего-то подобного стоило ожидать зная, что в этой развеселой компании наигранно-разбитых сердец постоянным завсегдатаем была Настя. Это прекрасное создание с внушительным бюстом и еще более внушительным характером, с которым ему выпала честь познакомиться в тот день, когда Елисей каким-то хреном восседал в директорском кабинете Марго с ватой в ноздрях, словно заяц на детском утреннике — вошло в его жизнь вместе с Валей, словно акционный киндер-сюрприз с подгорающим сроком годности. Вроде и халявно, а вроде и не нужно. Увы, деваться было некуда — цирк дюсолей с Настей в главной роли был частью жизни Вали, а значит и его как ни крути. Чего только не сделаешь ради любимой женщины. И все её заскоки примешь и всех долбанутых подруг тоже. Он бегло оглядел своё жилище: участок тонул в глупых детских шариках, светомузыке и неадекватных настроениях. Для полного фу л-пати-контраста не хватало только огромного бутафорского торта с разноцветными конфетти и полуголым стриптизером в придачу. Настина любовь и щедрая душа к радикальным действиям и событиям была известна всем. Девичник явно был в самом разгаре, но пока ничего криминального не наблюдалось. Даша подогнув под себя ноги расслабленно покачивалась в плетеном садовом коконе только лишь изредка отрывая свой взгляд от экрана смартфона, чтобы запечатлеть на камеру какой-то рандомный момент, а Валя с Настей наперебой горлопанили что-то в микрофон сверкая широкими улыбками и кусками белого фатина на их собственных головах. Кажется, пару дней назад Даша яростно протестовала против этой доисторической традиции бессильно наблюдая за тем, как подготовка к предстоящей вечеринке превращается в какой-то кринж кринжовый, но Настя была бы не Настей если бы не поступила по своему. Белые тошнотворно-банальные куски тряпок всё равно были внесены в обязательную часть праздничного дресс-кода. Королёву же оставалось только гадать насколько сильно этот праздник выйдет на широкую ногу и похмелье едва ли не выпирающее из жопы. Глобально, бояться скрываться или стыдиться им с Валей друг перед другом было нечего. Её трусы в горох для него уже стали делом привычным житейским, и в какой-то мере даже родным. Бухими в фонтане вместе они уже тоже купались, да и блевотой животворящей Валя однажды Леру хорошо так обдала. Фонтан защиты обновляющейся четы Королёвых просветления, мать вашу. Без смузи, но зато с самбукой. Получите и распишитесь. И желательно выметайтесь. Вместе со всей своей йогой, тантрой и запоздалыми попытками в семью. Я тут типа что-то новое на старости лет склеить пытаюсь. Макар на короткое мгновение отвлекается от созерцания происходящего и наконец вспоминает, что стоит здесь не один. Сын. Елисей. Пересёкший границу и вялотекущий, взглядами презренными бросающийся на всех паспортный контроль от силы часов шесть назад, и обухом свалившийся откуда-то из мира за бугром с огромным темно-синим чемоданом ему на голову. Вот так просто. Без предупреждений и чётко выверенной даты прилета за исключением сдержанного «ок» в трубке телефона в ответ на словесное приглашение на свадьбу. Поцелованный горячим солнцем загаром карамельным проступающим на его коже, заметно вытянувшийся в росте и разросшийся в плечах — такой взрослый, совсем совсем другой. Растягивающий губы в стандартной ухмылке и искрящий цепкой синевой калифорнийского неба в хитро прищуренных глазах. Скрещивающий руки на груди в каком-то полу-защитном жесте и голову заинтересовано склоняющий на бок в немом вопросе алкогольными дивидендами поделишься, женишок? Или с мамой Валей будем чаи гонять и в настолки играть? Ну, или герундий проходить. Повторение мать учения. Макар порывается его обнять, чтобы и с чувствами отцовскими и без них — госпожа пока-ещё-Иванько настаивает на открытии всей сотни замков, за которыми сопит в одеяльном царстве его собственная сокрытая от всего мира нежность. Ты хороший, но об этом знаю только я, вторит она понимая и принимая то, что перекроить его характер это что-то из разряда фантастики и обострённого чувства справедливости, которым страдают все супергерои марвеловской вселенной и она сама, кстати тоже. Елисей на какую-то жалкую секунду даже позволяет себе изумление — почти незримое, потерянное, сбитое с толку и стучащее едва-едва ощутимо о стенки зрачков. Отношения отец-сын у них до того дисфункциональные, что впору только шутками плоскими кидаться друг во друга, только бы полосами широкими, темными, размашистыми заштриховать всю ту неловкость, страх и непонимание, что свинцовыми тучами висит над их головами. Июль дробится надвое, вина Макара — натрое. Бутылка «рэд лэбэла» распитая парой-тройкой гранёных стаканов в первом попавшемся баре переливается жидким янтарем отдаваясь внутри высокоградусным жаром, и напряжение между ними не разбавляет, а сгущает еще сильнее. Вокруг всё давит, расходится помехами серо-черными как в совковых телевизорах и заставляет внутри что-то ёжится в приступе фантомной боли. Сыну двадцать один. Попытки пробиться через тернии к его мыслям, чувствам, жизни через редкие сообщения и недоотправленные голосовые терпят крах, неудачу и полный деструкт. Макар сглатывает колючий комок нервов щедро залитый алкоголем чувствуя, как он когтистыми лапами царапает стенки пищевода. Три года виртуально-фальшивого привет-пока множат проблемы на сто в конечном счёте равняясь саднящей горечью не растворившихся крупиц кофе на дне фарфоровой чашки. Он нечитаемым взглядом буравит до блеска вылизанную столешницу чувствуя себя на редкость паршивым отцом. И будущим мужем прекрасной женщины — так себе. — Мы сейчас так методично и по-семейному спиваемся потому что ты женишься или потому, что Валечка тебя зашить решила? Елисей привычно язвит, отзывается громкими словами желчным привкусом на языке и догорает солнцем не калифорнийским — ярославским, дома ведь дома. Если это понятие вообще что-то значило или значит для него. Макар заливает в себя три-четверти содержимого стакана одним махом, тут же заглушая яд в словах сына безжалостно грохочущий в ушах. Техника быстрого питья работает безотказно, но хреново клеящемуся разговору не помогает ни капли. Дядюшка Макар жозенько пьёт. Но в жизни разбирается на уровне десятилетки: всё черное — черное, всё белое — белое. Никаких полутонов, полумер и сказочно описанных стратосфер уплывающих куда-то за полосу горизонта. У него в голове проигранное восстание, токсичная годами выработанная маскулинность и женщина-Иванько в белом платье с увесистым томиком по психологии в руках, по-прежнему не оставляющая попыток его спасти. — Харэ, — Елисей ловко сцапывает стакан и отодвигает его в сторону стоит Макару только задуматься о добавке. — Я твою бренную тушку, папенька тащить на себе не собираюсь. Макар хмыкает почти с обидой и настойчиво игнорирует сосущее ощущение под ложечкой. Ему хочется спросить у сына всё на свете: как Америка, как его работа над музыкой, как он долетел и что значит его новая татуировка на запястье. Но по итогу получается только саркастичный односторонний диалог прерываемый лишь негромкой музыкой и стуком посуды за барной стойкой. Елисей удивлённо выгибает бровь, когда отец игнорируя жалобный скрип высокого деревянного стула поворачивается к нему всем корпусом и смотрит так внимательно, словно на нём фиалки растут — не иначе. — Я рад, что ты приехал. — Обижаешь, — довольно тянет он, выпуская в воздух едва заметный смешок проходящийся по позвонкам тёплой дрожью. Ведёт плечом слегка в сторону разминая затёкшие мышцы, и думает о том насколько сильно будет чувствовать себя лишним на этом холёном празднике жизни. — Как я мог пропустить перфоманс «пятьдесят оттенков мужицкой синевы и женщины, которые готовы поубивать друг друга в батле за букет невесты». Это ж покруче любого блокбастера будет. Тарантино отдыхает! Макар в ответ на такую эмоциональную речь хрипло смеётся и растягивает губы в улыбке. Расслабляется. Всего на мгновение, неуловимое, мимолётное и разительно контрастирующее на фоне постоянного напряжения. Продолжает неотрывно смотреть на сына в самых растроганных родительских чувствах, на которые только способен и с какой-то дикой ностальгической тоской понимает, что как раньше уже никогда не будет. — Расскажи что-нибудь. А то по матерным мемам в мессенджере трудно понять как у тебя обстоят дела. Елисей мажет задумчивым взглядом по уставшему лицу отца не зная что сказать. Рассказать о низком уровне влажности летом в Калифорнии? О бесчисленных попытках встать на доску для сёрфинга? Или может поплакаться на вселенскую несправедливость жизни, в которой ты даёшь кому-то всё, а тебе в ответ хер на палке? То, что отец пытался установить с ним какой-то минимальный контакт настораживало и нервным хохотом врезалось болезненными спазмами в надгортанник. Поздно мистер пить Боржоми когда почка отвалилась, хотелось прокричать. С примесью обиды: глупой, совсем совсем детской и взращивающей собственную железобетонную гордость. Младший Королевич когда-то давным-давно любил маму, рубиться в приставку и притворяться идиотом, хотя никогда им не был. Сейчас же всё было совсем по-другому. — Жив, здоров. — Флегматично бросает он, игнорируя попытку Макара подтолкнуть беседу в нужное русло. — На общую жилплощадь не претендую, на место в новой ячейке общества — тем более. Королёв-старший возмущенно хмурит брови и тут-же вспыхивает негодованием: — Ты можешь хоть раз ответить нормально?! — Претензия — топ. — Саркастично припечатывает Елисей, ничуть не удивляясь размерам пропасти образовавшейся между ними. Если папенька хотел слёз, нытья и откровений, то он опоздал со своими благими намерениями лет так на пять. — Сам этот тупой разговор начал, сам же и казишься. Тональность их (недо)общения меняется в один момент. Воздух наполняется искрами, напряжение растет. Макар со стороны выглядит до того устрашающе, словно готов здесь и сейчас без малейшего сомнения совершить кровавую вендетту над собственным наследничком. У бармена исподлобья наблюдающего за этой сценой и нервно колотящего чей-то коктейль, кажется тотчас волосы встают дыбом. Не хватало ещё чтобы эти двое петухов погром тут затеяли. Елисей расслабленно выгибает спину до хруста позвонков, с силой сжимает слипающиеся веки, и на смертном одре себя не ощущает от слова совсем. Ему не привыкать к отвратительному характеру Макара, за столько лет насмотрелся и наслушался достаточно. По самое горло. Он ловко спрыгивает с высокого стула под тяжелым отцовским взором и лезет рукой в задний карман джинс. Батя как был всю жизнь индюком вспыльчивым — таким и остался. Ни черта не меняется. Валечку даже малость жаль. Хотя признаться по-правде, они друг друга стоят: мышь и престарелый альфач — убойное комбо. — Сдачи не нужно, спасибо. Он кладёт несколько купюр на гладкую поверхность столешницы желая убраться отсюда как можно скорее и вовсе не замечает выразительного взгляда бармена в ответ на неприлично щедрые чаевые. Макар презрительно фыркает: какой-же отвратительно пафосный жест. И знакомый. Яблоко от яблони, как говорится… — Погнали. — Говорит Елисей, торопливо выстукивая пальцами по экрану айфона номер такси. — Я на «спокойной ночи, малыши» опаздываю. — Че? — Через плечо, — передразнивает прикладывая гаджет к уху, и в душе надеется что отец не допился до чёртиков и всё ещё способен адекватно соображать. — Хочу в душ и спать. Даже согласен на Валечкины сырники и десятиминутную лекцию по семейной психологии. Макар позволяет себе усталый вздох. Пусть они не могли и пяти минут провести в обществе друг друга без скандалов — это всё равно было лучше гнетущего и угрюмого молчания, которое порой давило так сильно, что хотелось головой о стену биться. Он на плохо гнущихся ногах сползает со стула и встряхивает головой. Мир вокруг слегка кружится смешивая звуки, запахи и картинки в одну сплошную какофонию. Хочется воды и свежего воздуха, которого уже неделю как не наблюдалось посреди плавящегося от жары асфальта Ярославле. — Думаю, сырников сегодня мы не дождёмся. Да и тишины — тоже. — В смысле…?

***

— Даже малость обидно, что мне ты такого не позволял. Макар смерил сына скептическим взглядом. Одно дело доверить участок в хрупкие руки Вали для небольшого женского кутежа, а вот отдать его на растерзание толпы пьяных, обкуренных и гормонально нестабильных подростков — это совершенно другое. Ему хватило истории с базой, когда Елисей вместе со своими закадычными друзьями угодили в ментовку с легкой руки одной небезызвестной овцы, отправившей их в поездку самих без какого либо присмотра. О, да. Тема прямо или даже косвенно касающаяся Ярославы Олеговны Сапрыкиной была негласным табу в стенах этого дома. Валя еще ни разу не решалась заводить разговор о ней вслух, хотя зная её истинно альтруистические порывы — она явно хотела это сделать. Макар внешне изо всех усилий старался быть спокойным и не реагировать, но внутри метал гром и молнии. Ярославу в тот день, когда вся возмущенная общественность узнала о её связи с Елисеем, спасло только то, что он несколько дней подряд безбожно пил будучи поглощенным собственными проблемами. Принять и переварить такую новость на трезвую голову было взрывоопасно во всех смыслах. Отцовское охотничье ружье, которое вот уже лет двадцать как использовалось только в качестве раритетного декора, находилось в опасной близости и вполне вероятно могло быть использовано по назначению. Озвучь Макар эту безумную мысль Вале, она бы точно ужаснулась. Несмотря на всё это, Яся по-прежнему оставалась её подругой и он ничего с этим сделать не мог. Валя на самом деле поступала разумно: она поддерживала общение с Ясей, но делала это на стороне и вне поля его зрения, таким образом не затрагивая его крайне шаткого равновесия и не выставляя при этом Сапрыкину на первую линию огня. Но всё же, иногда до него доходили кое-какие отдаленные слухи. Ярославль был относительно небольшим городком по-сравнению с той же Москвой, и всевозможные новости здесь распространялись со скоростью света. Кажется, после преподавания в школе и скачек на его сыне, она подалась в частные предприниматели и даже чего-то добилась. Серёга как-то упоминал, что его жена даже подумывала вложиться в бизнес Сапрыкиной, но в конечном итоге ничего не срослось, так как на её шмоточный магазин клюнула рыба куда крупнее прокурорской семьи местного разлива. Их пару раз мельком видели в местах, где любил зависать Ярославский бомонд. Тот самый, где регулярно отсвечивал Землянский со своими знакомыми из мэрии, и где на постоянной основе тусовалось девяносто процентов бывших Макара. Он был высоким широкоплечим и очень странным типом, который явно что-то скрывал под несколькими слоями ткани своих идеально выглаженных костюмов. Она была по-прежнему хороша и явно пользовалась этим без каких либо принципов и стеснения. Вокруг них всегда шептались и разговоры были один чуднее другого. Кто-то считал, что Ярослава банально пытается отбелить свою репутацию, кто-то приписывал им вселенскую страсть и пороки, а кто-то и вовсе делал ставку исключительно на деловые отношения. Макару большинство этих версий казались абсолютно бредовыми. Он сталкивался с ней в городе от силы пару раз, но с уверенностью мог сказать, что в отличии от её прежней версии нынешняя Ярослава Олеговна Сапрыкина смотрела на всех особей мужского пола с тотальным равнодушием. Краем уха от Вали и Насти он слышал, что она с головой закопалась в работу, редко посещала их женские посиделки и кажется даже переборола свою страсть к алкоголю. Последний факт пугал Настю больше всего. Свой морально-болезненный опыт по попыткам выстроить видимость идеальной ЗОЖ-жизни со стабильным Сеней и до блеска начищенными шкафчиками на кухне она не могла забыть и по сей день. — Они че москитные сетки с окон содрали и на головы нацепили? Елисей давит в себе издевательский смешок и перехватывает пластмассовую ручку чемодана покрепче. Колёсики противно скрежещут по тротуарной плитке запуская неприятную дрожь во всём теле и армию мурашек бегущих по коже. Усталость после перелёта конечно-же никуда не девается волшебным щелчком пальцев, но настроение определённо подскакивает к отметке «неплохо». Он смотрит на дом практически не изменившийся за все эти годы (за исключением новых свежепосаженных цветов) и чувствует едва различимое по-мальчишески детское тепло где-то глубоко глубоко внутри. Это чувство задерживается в нём совсем ненадолго, но даже этого хватает чтобы сравнить прежние годы и время проведённое вдали отсюда. Время, так заметно меркнущее даже под самым ярким калифорнийским солнцем, сияние которого там — под каплями океанского бриза скрывают темные стекла солнцезащитных рейбен. Макар каменным изваянием стоит рядом. В нем с ног до головы сквозит нервное напряжение и будто-бы нашёптывает угрожающе и яростно из самого укромного уголка о том, что Елисей должен вернуться в Штаты как можно скорее. Абсолютно дерьмовое предчувствие ярлыком лепит знак «стоп» в самый центр лба и Королёв понимает — он всеми возможными и невозможными способами должен помешать тому, что неизбежно. Валя замечает их не сразу. Юлой крутится вокруг собственной оси, запустив тонкие пальчики в пряди растрепавшихся волос и прикрыв глаза от удовольствия. Забавно притопывает ножкой, улыбается и танцует утопая в слёзно-лирических мотивах Настиного завывания в микрофон. Возвращается в реальность и поворачивается лицом только когда Даша дёргает её за бретельку платья и кивком головы указывает в их сторону. Макар смотрит на неё с неподдельной теплотой во взгляде и в который раз убеждается в том, что лучшей женщины чем она на этой планете для него просто не существует. — Макар! — она приветственно машет рукой, подпрыгивает и её тут же ведёт в сторону. Вся такая радостная, счастливая и явно нетрезвая судя по нетвердо стоящим ногам и глазам сверкающим «счастьем алкогольным». — Елисей, с приездом! Она вместе с Настей и Дашей в два шага оказываются рядом с ними. — Развлекаетесь? — Макар заключает Валю в кольцо своих объятий и она отвечает ему пьяным хихиканьем где-то в районе груди. Елисей досадливо сжимает челюсти и смотрит на них с едва заметной завистью. Своего хэппи энда он так и не получил. — Ну че сопляк, — Настя по-хозяйски закидывает руку ему на плечо и наваливается всей своей по-истине необъятной женской душой, кривя губы в ехидной усмешке. — Че пить будешь? Детского шампанского в меню не предусмотрено. Елисей со скепсисом косится на осыпавшуюся с ресниц тушь, а затем на кричащий маникюр ядрено-красного цвета на силу подавляя в себе самоубийственное желание съязвить на счет её возраста. — Баловаться детскими напитками это женская прерогатива, — язвительно отзывается он. — А я вроде как с утра ссал в унитаз стоя. Валя слегка краснеет от столь прямолинейного высказывания, а Настя взрывается громким хохотом и с явным одобрением хлопает его по плечу. Отстраняется, обходит со всех сторон словно он платье из новой коллекции, которое она так сильно жаждет приобрести. Смотрит пытливо, внимательно, оценивающе. Подрос сопляк, достойно отвечает и без папкиной помощи, мельком проносится в её голове. — Девочки, мне курьер написал. — Обмен колкостями в какой-то момент прерывает задумчивый голос Даши. — Торт будет через полчаса. — Ну и отлично! — Довольно всплёскивает в ладоши Настя. — Пока он едет мы успеем ещё бахнуть! Елисей морщится от через чур высоких децибел её голоса и с кислым выражением лица оглядывает всех присутствующих: — Если это торт в виде члена, то я пойду просить политического убежища у наших соседей. Стоит Макару только подумать о том, что их драгоценнейшие соседи скорее заявят на его сынка в ментовку за прошлые происки, нежели и впрямь предоставят ему временный уголок, как их не до конца закрытые откатные ворота из продольной конструкции озаряет яркий свет фар. Из машины кто-то настойчиво начинает сигналить призывая открыть ворота полностью и дать проехать на территорию участка. Он достаёт из кармана дистанционный ключ в виде брелка и кликая на кнопку «открыть» чувствует, как верхний ряд его зубов смыкается на нижнем. Белый Фольксваген Битл сначала сдаёт немного назад, а затем неторопливо въезжает на территорию их дома и с характерным потрескиванием шин останавливается на одном из нескольких парковочных мест. Макар знает чья это машина и всем своим нутром чувствует каких масштабов пиздец последует за её появлением. Он вместе с Елисеем будучи ближе всех щурится от выедающего глазные яблоки света — водитель машины по-прежнему не спешит глушить мотор. Когда внезапно шум стихает, а яркий свет сменяется мягкими сумерками летнего вечера, Макар видит перед собой лишь выплясывающие цветные пятна и подушечками пальцев трет уголки глаз в попытке привести зрение в норму. Елисей заинтересованно разглядывает незнакомую ему машину, совсем не замечая нервозность отца. Он прищуривается пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь тонированные стекла и видит совсем мельком таинственный силуэт обретающий до боли знакомые очертания. Елисея током прошибает узнавание и всё его тело тут же натягивается в незримом напряжении словно струна. Звук открывающейся дверцы отрезвляет своей реальностью похлеще чем контрастный душ после крепкого перепоя. Макар сглатывает ком в горле и мысленно считает до пяти. Бомба замедленного действия сама лично явилась в его дом впервые спустя три долбанных года и красными флажочками маячила на горизонте ворохом проблем для его сына. Яся появляется призраком недалёкого прошлого. Плывет по воздуху словно мираж. Словно сказочное наваждение в глазах Елисея и самый отвратительный кошмар в глазах Макара. В сияющем белоснежном костюме и с неестественно прямой осанкой. Небрежно встряхивающая копной смоляных кудрей и гордо вышагивающая по тротуарной плитке со звонким цоканьем шпилек. Ещё более яркая и прекрасная чем когда либо. Близкая и одновременно далёкая, непостижимая, недосягаемая. Но до сердечной пожирающей изнутри боли — желанная. Она проходит мимо Елисея, Макара и Вали с надвигающимся, но тщательно скрываемым ощущением страха, тяжелого словно черный занавес бетонной плитой падающий прямо ей на голову. Подходит к радостно улюлюкающим подругам даже не удостоив ни одного из мужской четы Королёвых хотя-бы мимолётным взглядом. Не оборачивается. Нервно сжимает пальцами маленький клатч. Борется с желанием сбежать отсюда и намертво запереться в своей квартире на ближайшее небезопасное будущее. Похоронить как можно глубже все тревоги, мысли и чувства под Пизанской башней из скопившейся рабочей документации. Яся храбрится, горделиво вытягивает шею и держит оборону изо всех сил. Елисей оцепенело смотрит ей в спину и понимает, что-то в нем снова всколыхнулось из-под слоя пыли и корки воспоминаний. Он чувствует себя так, будто-бы видит её из-за стекла. Снаружи. Словно посторонний наблюдатель. Аутсайдер. С глубоко затаившимся ощущением оборванной болезненной привязанности, которая не оставляла его в покое ни на одно чертово мгновенье все эти годы. — Мать честная, Яська! — напряжение повисшее в воздухе внезапно прерывает неподдельный восторг Насти заинтересованно разглядывающей Сапрыкину. Валя в мгновение ока оказывается рядом с ними. — Подружек не боишься застудить? — она посмеивается с неприкрытой смесью из издевки и некого изумления настойчиво кивая на верхний элемент Ясиного костюма, проглядывающийся сквозь распахнутый пиджак и больше напоминающий вверх от купальника нежели укороченный топ. — А то поди совсем сдуются и силиконом накачивать прийдется. Ярослава с трудом сдерживается чтобы не фыркнуть в ответ. — Ясь, это офигенно. Из последней поставки? — Даша наверное впервые за весь вечер полностью переключает всё своё внимание с телефона на реальный мир и конечно же не упускает возможности поинтересоваться у подруги последними новинками. — Нет… это, — Яся нервно облизывает пересохшие губы и затылком чувствует горящие взгляды Королёвых пробирающиеся ей под самый ворот пиджака. — Это не из нашей продукции. Даша понимающе кивает и заправив выбившуюся прядь белокурых волос за ухо, делает какую-то пометку в телефоне. Валя впрочем никаких вопросов задавать не спешит. Подходит к Ясе почти вплотную и забавно хмуря брови просто обнимает. Без лишних слов. С самыми теплыми и неподдельными дружескими чувствами. Они так мало общались в последнее время, что Ясю порой хотелось чуть ли не наручниками к себе пристегнуть, только бы она прекратила так глупо и скоропостижно сбегать. Вале ужасно не хватало их прошлых общих безумств. Казалось, после отъезда Елисея в Америку что-то в их крейзи-трио изменилось, сломалось. Вышло из строя и отчетливо не желало возвращаться в норму, словно отголоски детской мелодии безжалостно процарапанной на стекле. Яся похоже больше не чувствовала себя с ними комфортно. И дело было явно не в Макаре мысленно рисующем на её спине мишень для стрельбы. Настя привычно и совсем неосмотрительно бросалась громкими словами и резала ими в точности по живому: С мелким Королевичем?.. Ну нифига ты дала жару! А потом запоздало понимала, что будь всё на самом деле так просто — Яся не стремилась бы показывать что всё пушка бомба и ракета, когда на самом деле она шла ко дну как ебаный Титаник. Валя во всем этом по-прежнему оставалась центром равновесия, который пытается всё и всех (а хотелось бы себя) удержать. Настю от излишней прямолинейности, Макара от зудящего в кулаках желания к рукоприкладству, а Ясю — от крайностей раз за разом перевешивающей чаши её же весов. Но с приездом Елисея — всё усложнялось словно уравнение с двумя переменными и рушилось на глазах словно карточный домик. Валя не могла винить его в этом. Потому что он пострадал от всего произошедшего едва ли не больше чем сама Яся, которая хотела сделать как лучше, а получилось впрочем — как всегда. Настя начинает понимать всю степень дерьмовости ситуации в тот самый момент, когда Королёв-старший делает шаг в их сторону. Это происходит бесшумно но в то же время угрожающе, будто бы он хищник опасно подкрадывающийся к своей жертве. Он надвигается тучной темной фигурой прямо на Ясю и в глазах его читается льдистая серо-голубая ярость. В изгибах губ и острых чертах носа ядом плещется мрак свидетельствуя о том что на глупую приятельскую болтовню он совсем не настроен. Когда его горячие пальцы крепко вцепляются в предплечье Сапрыкиной и резко разворачивают её к себе лицом — Настю накрывает натуральная паника. — Макар, пожалуйста… — Валя блеет невинной овечкой пытаясь взывать к остаткам благоразумия своего будущего мужа, но это оказывается как мертвому припарка. Хватку он даже и не думает ослаблять. В следующие несколько секунд расстановка фигур на шахматной доске Королёвых меняется до неузнаваемости. Настя и Валя с треском терпят неудачу в попытке оттащить Макара от подруги, а Даша ошарашено смотрит на всё происходящее со стороны так и не решившись встрять. Елисей буквально из ниоткуда стеной вырастает между Макаром и Ясей закрывая собой последнюю словно щитом. — Решил с детского рукоприкладства на женское переключится? — презрительно цедит сквозь зубы он. Взгляд у Елисея острый, всклокоченный и ничуть не менее опасный нежели у его отца. Яся стоя позади него на короткое мгновение забывает как дышать — её нос практически в упор утыкается в его теплую загорелую шею. Он так близко. Черт. Слишком близко. Она чувствует как внутри всё дрожит и предаётся совсем не нужным сейчас воспоминаниям, тревожа привычную могильную тоску. Как веки непроизвольно смыкаются сами по себе, а на подкорке сознания шевелится что-то, запуская в полный оборот рестарт из собственных подавленных чувств. Яся ловит себя на мысли, что разглядывает изгиб его шеи куда дольше, чем следовало бы. Она так сильно хочет завыть, забыть и идти дальше, но память о касаниях его шершавых губ очерчивающих края её родинок догоняют и по сей день. Она вздрагивает от собственного внутреннего монолога делая глубокий вдох. Размыкает веки и твердо отвечает на свирепый взгляд Макара адресованный вовсе не ей. — Елисей, — он дергается словно ошпаренный, когда ощущает чужое дыхание на коже и слышит своё имя из её уст впервые за три года. Впервые за одну тысячу девяносто пять бесконечных дней. С ума сойти. — Не нужно. Если твой папа хочет поговорить, окей. Я всегда открыта к дискуссиям. Убийственный взгляд Макара скользит к её лицу зрительно проходясь по слегка нахмуренным бровям, плотно сжатым губам и глазам взирающим на него с цепкой эхом отбивающейся от стен оборонительностью. Он видит в ней отвратное напоминание о собственных ошибках и о той мерзости, которая произошла между ней и его сыном, не зная как подавить в себе кричащее желание прикончить её на этом же самом месте. Ненавидит. Презирает. В её жестах — резковатых, защитных, напряженных и ранее совсем ему незнакомых видится бесстрашие граничащее с безрассудством. Когда она пришла к нему признаваться во всём этом дерьме — она такой не была. Три года всё же проехались по ней основательно. Какая ирония. Тогда Ярослава, я-встречаюсь-с-Елисеем-прости из-под опущенных ресниц искрила страхом и топящим её чувством вины, буквально умоляя помочь разорвать эту порочную связь. Теперь же казалось ей всё было по боку, будто бы на её улице внезапно перевернулся грузовик с бесплатной решимостью и нынче клеймил её не училкой совратившей собственного ученика, а мятежной идущей против всего мира душой вырвавшейся из-под пера очередной авторской антиутопии. Только это была не книга с драконами принцессами и злодеями — это была сраная реальность, и места безосновательной храбрости, пусть и подкрепленной вполне положительными мотивами — здесь не было. Ярослава судя по всему и близко не представляла какую опасную игру затеяла раз так открыто и глупо бросала ему вызов. Макар выныривает из собственных мыслей словно из вязкого как патока омута, и не желая продолжать их с Ясей стихийную перепалку при всех, огибает Елисея по правую сторону и хватает её за запястье волоком оттаскивая куда-то в сторону. Настя спохватывается очень вовремя — младший Королевич резко вскидывается обезумевшим от злости зверем и меняет траекторию своего движения явно намереваясь последовать за ними. Она на пару с подоспевшей Валей преграждает ему путь с раскинутыми в сторону руками и чуть ли не кидаясь грудью на амбразуру, про себя молясь о том, чтобы весь этот распрекрасный вечер не закончился кровавой поножовщиной. Яся шипит от боли иглами пронизывающими кожу на запястье и едва ли успевает переставлять ноги сильно покачивающиеся из-за высоких каблуков. Хватка у Макара грубая, безжалостная, почти медвежья — настолько широки и смертоносны его ладони. Её мутит от всей абсурдности этой ситуации и от осознания собственного псевдо-лихачества: ко встрече с Елисеем так скоро она была совсем не готова. Но пожалуй признавала это только внутри — бесшумно и молчаливо, перманентно ощущая как на дне желудка шевелится что-то мерзкое, противное и инородное. Противоречивое. Обвинительное. Крышесносное. И давящее на мозги до того сильно, будто бы коктейль обнуляющий разом трехмесячный счетчик трезвости со всеми тонкими нитями нервов, беспрестанно беснующимися глубоко под кожей. Ей хочется быть кем-то другим, не собой. Не тем злосчастным пятном на идеально-белой глади общества, вокруг которого роем гудят сплетни и злословят поганые языки. Яся заливисто хохочет им всем в лицо, а оборачиваясь к ним спиной — прячется в складках сирени из собственных мешков под глазами. Наташа качает головой и призывает её ко взрослому (серьезно, Наташ?) благоразумию, Сапрыкин привычно крутит пальцем у виска, а Васька с болезненным пониманием во взгляде покидает её на целых четыре недели. Яся скалится своему посеревшему отражению в зеркале и смачно лепит в сторис фальшиво улыбающийся эмоджи. Желает сама себе на все праздники здоровой менталки, творческой реализации и всего самого (не)хорошего всей династии Королевичей до седьмого колена. — Слушай сюда, — Макар наконец тормозит около бассейна и стиснув руками хрупкие женские плечи, приближается к её лицу настолько близко, что она может разглядеть каждый залом мимических морщин на его коже. Меньше эмоций, папаша, а то такими темпами здесь скоро и ботокс будет бессилен, едко подмечает про себя Яся. — Елисей прилетел всего на пару недель. Постарайся сделать так, чтобы он не передумал возвращаться обратно в Штаты. Уловила ход моих мыслей? — Макар Андреич, — она глубоко вдыхает с усердием концентрируя весь скопившийся яд на кончике языка и горделиво вздёргивает подбородок, но его рост всё равно возвышается над ней невидимой угрозой и заведомо выигрывает эту битву. — Идите в жопу. — Резкие слова тут же срываются с её губ, прежде чем она успевает мысленно себя одёрнуть. Обида перемешавшаяся внутри со злостью и отчаянием притупляет инстинкт самосохранения отдающийся предупредительным кличем где-то на задворках сознания. — Я смотрю ты, мать смелости где-то набралась. Не боишься за сохранность своей кудрявой головушки? — Не-а. — С кривой ухмылкой отвечает она со всем достоинством выдерживая немалый вес его враждебного взгляда, от которого казалось даже воздух накренился. — Я за свои поступки ответила сполна, так что не нужно использовать меня в качестве груши для битья. Ответочка может прилететь. На провокацию Королёв вестись не спешит. Только лишь со скрипом в зубах и тревожным удивлением отмечает несокрушимую и несколько пугающую стойкость в её взгляде исподлобья. Мысленно оценивает её ответную реакцию на свои крайне прозрачные угрозы и даже на какую-то секунду позволяет себе восхищение — Ярослава ни единым жестом не выдаёт истинной природы своих мыслей и эмоций. — Предупреждаю: держись от моего сына подальше и… — Ничего не могу обещать. — Перебивая, качает головой она игриво вскидывая брови. — За свои действия я в ответе, а вот за его, уж прости — не моя юрисдикция. Она стирает фальшивую улыбку со своего лица и лжет так искусно, что сама в какой-то момент начинает во всё это верить. Её действия не так давно взятые под собственный неусыпный контроль нынче не поддавались никакой логике. Елисей находился в трехстах метрах от неё и одним своим присутствием ломал все стены кирпичик за кирпичиком выстраиваемые все эти годы. Это до самых кончиков пальцев раздражало и… пугало. — Ты там вроде какого-то хмыря подцепила? — громко вопрошает Макар, скорее не интересуясь а банально констатируя факт. — Вот и экспериментируй на нем, а сына моего не трожь. — О, ты так беспокоишься о моей личной жизни? Как мило, меня сейчас прям стошнит от переизбытка чувств. Яся язвит, защищается и вновь открывает левый фланг нападая и высоко задирая нос до болезненной ломоты в шее. Внимательно следит за каскадом стремительно сменяющихся одна за одной эмоций на мужском лице и получает какое-то истинно маньячное удовольствие от этого перфоманса. — Да плевать я хотел на тебя и на твои лямурные похождения. — Королёв шумно выдыхает ощущая, как челюсть сводит от ярости. — Я тебя терплю только затем, чтобы Валю не расстраивать. Разрушаешь себя? Вперед! Елисея разрушать я не позволю! — И давно ты стал таким офигенным родителем? — С тех самых пор, как одна местная дрянь поюзала моего ребенка, чтобы самоутвердиться. Он скопом выплёвывает весь этот отвратный набор слов куда-то в воздух так просто и обыденно, будто-бы это не более чем глупое и ничего не значащее поздравление с получением очередного куска картона на котором написано, что ты умный и чего-то там стоишь. Призрачное и до боли знакомое чувство вины теснит его в прутья собственной клетки в голове заранее определяя исход ситуации. Макар понимает это, но давать заднюю слишком поздно. Время, увы не имеет свойства отматываться назад. — Макар!..- Валя вскрикивает в метре от него с благоговейным ужасом и неловко зажимает рот ладошкой. Яся мигом затихает и сглатывает вязкую слюну во рту. Урод. Её дыхание сбивается в подрагивающую кардиограмную рванину семидесятилетнего старика прыгая то высоко вверх, то низко вниз. Сердце с зудящей изнутри болью гоняет кровь по венам, где-то на периферии словно торнадо воздушными потоками закручивая тысячи слов ненависти и проклятий. Уродскотинакозёл. Она кричит безмолвно и всё это бумерангом возвращается к ней же — тупым ударом под рёбра, под каждую тонкую ветвь губчатых костей. Ноги в этот самый момент намертво прирастают к земле будто бы корни пустили туда — в самую глубину сухой обезвоженной почвы. Она каждым сосудом ощущает ледяное оцепенение, обиду и чертово бесславие, которое так и норовит жестоко пнуть её по голени. Макар бесспорно имел право её ненавидеть, но сказанное было слишком даже для него. — П-поюзала?.. Яся выдавливает из себя этот отголосок миллениальской терминологии до того жалко и разбито, что Макар отшатывается от неё в хлёстком и растерянном ошеломлении. Это слово врезается в каждый атом и бьёт её наотмашь. Со всей дури. С мрачным торжеством мести над её личным позором и её личной слабостью, которая приводит её в панику одним только лишь невесомым движением пальцев вдоль линии подбородка. Королёв изучающе рассматривает её поникшие плечи, нервно вздымающуюся грудь и бешено бьющуюся жилку проступающую сквозь кожу в районе шеи — Яся дрожит и отчаянно хватает кислород ртом словно рыба выброшенная на берег, а краешек её бледно-розовых губ щедро намазанных блеском дергаются в предверии накатывающей истерики. — Знаешь, — произносит она с плохо скрываемым унижением, намереваясь ответно уколоть его ещё больнее. В её глазах блестят слезы, а внутри разрастается персональный Ад. — Ты наверное не зли местную дрянь. А то вдруг она по второму кругу решит пойти? В воздух ненавязчиво вползают секунды насквозь пропитанные глухой злобой. Макар вгрызается в самоубийственно хорохорящуюся Ясю бешеным взглядом и ситуация окончательно выходит из-под контроля. Он не успевает сам себя остановить и вообще понять что происходит. Едва ли он ведет корпусом в сторону Сапрыкиной, как Елисей испепеляющий всё вокруг своими потемневшими от гнева глазами повторно материализуется прямо перед ним по мгновению волшебной палочки — защитник хренов. Настя своими ядовито-красными ногтями вцепившимися в белую футболку пытается оттянуть его на себя, но Елисей и ухом не ведет — Макар удерживает всё его обострившееся внимание на себе. Яся с ощущением внешней победы и внутренней рвани делает пару шагов назад и отходит на безопасное расстояние от общей потасовки. Её дыхание постепенно выравнивается уступая место пустоте, порождающей пугающее безразличие ко всему окружающему миру. Слезы норовившиеся сорваться тонкими дорожками вниз по щекам продолжают напоминать о том, что она так усердно пыталась спрятать все эти годы. Нездоровая привязанность к ребенку. Влюбленность. Непозволительно-трепещущее чувство к тому, кто в сыновья ей годится. Разница в тринадцать долбанных лет. Невозможно-огромная безысходная пропасть. Ошибка на ошибке. Боль на лжи. Ложь на вине. Крепкий отборный мат Королевичей липким тестом смешался в её голове с женскими вскриками и общим фоновым шумом от неудавшегося девичника. Она длинно моргает смахивая с глаз непрошеные слезы, встряхивает своими великолепными кудрями и затравленно смотрит на тонкую лазурную гладь хлорированной воды в бассейне. Безумно-задорная мысль с налётом привычной вы-че-делаете-Ярослава-Олеговна ебанцы посещает её мысли настолько быстро и неожиданно, что обдумать и взвесить все «за» и «против» она не успевает. И не хочет. Яся скидывает с ног охренительно-дорогие шпильки, мысленно прощаясь с укладкой и зная что завтра она совершенно-точно пожалеет об этом. Проделывает то же самое с пиджаком — её оголенные плечи тут же оказываются в опасной близости с внешним миром. Она крепко сжимает зубы и мысленно посылая всех и вся — глубоко вдыхает, сгруппировывается и отталкиваясь ногами от газонной травы просочившейся между пальцев — ныряет в воду головой вниз с вытянутыми руками. Мокрый всплеск режет слух и неизбежно привлекает всеобщее внимание. Макар и Елисей наконец отвлекаются друг от друга и смотрят на вспенившуюся от прыжка воду. Ярослава на пару секунд исчезнувшая с поверхности — всплывает и начинает грести руками так быстро, будто-бы стремится уплыть от самой смерти затаившейся в пасти морского дьявола. Она проплывает маршрут ведомый только ей и остановившись — руками упирается в бортик в попытке перевести сбившиеся дыхание. С силой сжимает и разжимает веки. Замирает и напряженно что-то обдумывает. Проходит примерно несколько минут прежде чем Сапрыкина позволяет себе вновь пошевелиться. Она влажно хлюпает носом и цепляется руками за навесную лестницу. Брюки с лифом напитавшееся водой и тело отдающее усталостью с тягучей болью в мышцах, казалось стали весить в сотню раз больше — это затрудняло любые попытки к передвижению. Пересиливая эти неприятные ощущения, она медленно подтягивает ноги к ступенькам и наконец полностью выбирается из воды игнорируя толпу чужих остекленевших взглядов. А затем удаляется шлёпая мокрыми босыми ногами так стремительно, что никто и слова не успевает сказать ей вдогонку. Елисей неотрывно следит за её хрупкой сгорбленной фигурой и чувствует, как обострившееся чувство тревоги камнем ухает куда-то вниз больно ударяясь о примеси ненависти к собственному отцу. Её имя встает у него поперёк глотки. Звенит каждой буквой и затягивается крепкой удавкой вокруг шеи.

«Яся…»

Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.