Не помидоры, а реальный человек с реальными губами

      — Лол, ребзи, вы зачем так близко к Шасту банку с помидорами поставили? Щас опять начнётся мастер-класс. — Матвиенко таки забивает гвозди в гроб очередного размеренного, неспешного вечера на даче и вспоминает историю, произошедшую совсем недавно.       И следом ещё и вся компания ржёт, сволочи такие.       Да, было. Антон напился до состояния эйфории и сумасшедшего веселья, поэтому начал при всех учиться целоваться на маринованных помидорах бабушки Макара. Тем не менее тогда прихерели все от неумелого околоэротического шоу, поэтому Шаст стыдливо отворачивается от друзей и натыкается взглядом на непробиваемое лицо Арсения, обосновавшегося здесь совсем недавно, но успевшего покорить сердца всех парней: пятерых в дружеском смысле и одного конкретного, Антона, в романтическом. Смотрит он остро, точно так же улыбается, оценивая ситуацию. Он тоже видел тот концерт, а затем помог умыться и до дома проводил. Единственный, кто не глумился. Ещё перенял на себя открывание калитки и двери дома ключом, поднял за ручку по лестнице в комнату и чуть ли не спать уложил. Ушёл тихо, всё запер, а связку ключей на следующий день вернул и беспокоился о самочувствии. О, и комара бережно прихлопнул на лбу. Просто сказка. Герой, который не носит плащ.       Когда все отсмеялись, повисает секундная тишина, и Арс успевает сказать явно хорошо обдуманное:       — Шаст, ошибка лишь в том, что ты учился на помидорах. Они не подходят.       Антон вытягивается в лице и краснеет пуще прежнего, неловко уточняя:       — И что же подходит? Персики?       Взгляд на себе ловит максимально читаемый: «Наивное дитя. Персики, ну да, конечно».       — Реальный человек с реальными губами.       — Отлично. Спасибо, что напомнил, что мне это не светит в ближайшем будущем, — отфыркивается Антон и наконец спешно отворачивается от объекта своих нежных чувств, внутренне содрогаясь от идеи, что поучиться можно на Арсении. Но это вряд ли. Слишком просто, чтобы он вот так прямо намекал, и одновременно с этим слишком сложно, чтобы переспросить, а нет ли в его словах междустрочия. Шаст же свалится в обморок от страха. Или начнёт заикаться, а из его рта полетит не вовремя сбежавшая капелька слюны и окажется прямо на лице Арсения. Очень сексуально, конечно.       Но до его больших ушей, точно как у абиссинца, долетает: «Отчего же не светит?». И приходится снова повернуть голову, стараясь сосредоточиться на беседе тет-а-тет, пока парни шумно решают, во что бы им поиграть: в «Дурака» или в «Есть контакт». На гей-драму им, откровенно говоря, поебать из-за количества пива в семнадцатилетних организмах.       — Не понял? — спрашивает Антон, сжав ладонями колени от резко выросшего уровня нервяка. Хорошо, что этот жест не виден под столом.       — Поцелуй с реальным человеком тебе очень даже светит, если ты согласишься, чтобы я тебя научил. — Выражение лица у Арса такое, что шуточным разговором здесь и не пахнет. Почему он настолько серьёзен?       — Ты?! — Антон округляет глаза и на автомате убирает одну руку с колена и хватается за недопитую бутылку хмельного, потянув её ко рту. Как в кино прям — выпить после ахера, закурить во время лирического диалога и далее по списку.       — Я, — Арсений, спасибо большое, решает улыбнуться, но он всё равно выглядит не как добряк, а как хитрый гений. — Я ведь лучше помидора, согласись?       Шаст отнимает горлышко бутылки от губ с громким чпоком, чувствует, как предательски пахучая струйка течёт по его подбородку, быстро вытирает её тыльной стороной ладони, думая о своём маленьком позоре, и, почти не шевеля губами, произносит:       — Соглашусь.       — Вот и супер.       — Прямо сейчас что ли? — Антон, стараясь спрятаться не то от вырывающегося из глубин живота писка, не то от голубых глаз, что будто ни разу не моргнули и прожгли дыру, делает уйму движений после своего вопроса: зачесывает чёлку назад, кладёт сухарик в рот и накалывает на вилку кусок шашлыка.       — Нет. Завтра вечером у меня, — спокойно говорит Арсений и внезапно касается голого предплечья, погладив и по очереди легонько постучав каждым пальцем, чем вызывает всплеск небывалого восторга у Шаста. — Родители уедут в гости, нам никто не помешает.       Чёрт, как будто он потрахаться предлагает. Ну что за капец.       Антона конкретно ведёт, поэтому он отвечает кивком и тем, что не уходит от прикосновения, придвинувшись вместе со стулом поближе. Пивасик делает своё. Тот большой глоток явно нелишний, а наоборот правильный и подначивающий быть посмелее. Как же здорово. Арс будет учить целоваться… А можно ведь попросить с языком или научить ставить засосы. О да. Великолепно. Но как ему объяснить стояк? Он ведь точно будет. Или это нормально — стояк из-за поцелуя с парнем, который нравится? Хотя Арсений не в курсе. Как же сложно.       Взгляд немного плывёт, и пьяненький Шаст залипает на всё подряд: на бороду Макара, на часы на стене, на печь в углу комнаты, на двойку бубей, которая лежит возле пачки чипсов. Только на Арсения всё же не решается скосить свои обалдевшие глаза. Тот от предплечья перешёл к бедру. Его ладонь просто лежит и не двигается, но она там. Ужас. Что за ужас. Антон бы попросил убрать, но… Зачем? Вроде удобно и приятно очень. Мурашит от затылка до поясницы быстрыми волнами, а пиво добавляет остроты ощущений.       И для чего, спрашивается, Арс всё это делает. Шаст понятия не имеет. Может, он перепутал ноги и думает, что ладонь на его собственном бедре? Антон мысленно смеётся над самим собой, обвиняя в очевиднейшей тупости, но вечер бесповоротно обречён на оттенок «такого не может быть». Арсений же продолжает непринуждённую беседу с парнями, тоже потягивает пиво, ест одной рукой шашлык, и его совершенно ничего не смущает. Иногда он вырисовывает указательным пальцем узоры, поднимает ладонь, если активно жестикулирует свободной и та требует поддержки, но глобально местоположения руки не меняет ни на секунду.       Когда стрелка часов показывает три часа ночи, компания решает расходиться на сон с целью протрезветь, нежели выспаться. И Антон не удивлён, когда Арсений вызывается проводить. Они, немного шатаясь, доходят до Шастовой калитки и устраивают десятиминутный акт прощания, заканчивая болтать, что удивительно, о космосе и чёрных дырах. Арс рассказывает, как оно там всё работает, а Антон умудряется поддерживать беседу и задаёт вопросы заплетающимся языком. На подкорке мозга он в очередной раз подмечает, какой же Арсений восхитительный, особенно в белом свете уличного фонаря и под россыпью звёзд на чистом июльском небе, чёрном как… Как что? Шаст не может придумать метафору и быстро на неё забивает. Просто красивый. С щетинкой и развевающейся на лёгком ветерке причёской.       — Антон? — пытается дозваться Арс, помахав перед его лицом. — Ты здесь?       — Нет, — признаётся Шаст, потому что последнюю минуту он точно пропустил в своих размышлениях. — Я походу в чёрную дыру попал. — Арс от такой непосредственности смеётся:       — Это как?       — Задумался.       Антон прячет глаза и водит носком по песку вперемешку с мелкими камушками. Выглядит небось как первоклассник, забывший стих у доски.       — Не поделишься? — допытывается Арсений, и по его интонации долбанного следователя на вершине отнюдь не запутанного расследования прекрасно слышно, что он всё давно прочухал. Умный лис. Чересчур сообразительный. Они с парнями ещё в первый день это обсудили, когда Арс их всех в «Дураке» и «Бур-Козле» раком поставил с первого раза, исполняя такие финты, что им и не снилось.       — Ну, ты уж сам скажи, — бурчит Антон, зарывая подбородок в ворот своей зипки.       — Смею предположить, что ты думал обо мне.       Неужели.       — Угу, — Шаст булькает в ворсистую ткань.       — Кстати, вечером всё в силе? — вкрадчиво спрашивает Арс, делая шаг ближе и беря замочек молнии между указательным и большим пальцем и ведя его до кончика носа Антона, и тот от холодного прикосновения всё же поднимает голову, силясь не смотреть в голубые глаза, чтобы не ощутить на себя наверняка пронзающий душу взгляд.       — Ну да.       Шасту на мочевой пузырь давит пиво, а на сознание — Арсений, но не потому что он хочет, а потому что вот такой он интересный человек, пришедший, чтобы разодрать в клочья все выстроенные Антоном заборы вокруг зоны стабильного понимания окружающих.       — Тогда до встречи? — Арс приглашает в объятия, и Шаст, поколебавшись, поддаётся, задерживая дыхание, чтобы проигнорировать манящий запах, который даже пиво не портит, пусть и пасёт от них обоих наверняка за километр. Ещё и покурить успели по дороге сигариллу с пропитанным фильтром, и химозный виноград осел на кончике языка, как и вопрос, до последнего сидевший за губами и ждавший, когда же наконец Антон решится спросить в уже удаляющуюся спину:       — Арс, — окрикивает Шаст, и тот поворачивается моментально. — А зачем… Зачем это всё?       — Что «всё»? — Наверняка же только делает вид, что не понимает, о чём речь, собака.       — Ну… Вот это вот всё. Или ты веселишься? Я не понимаю.       По приколу зажимать в плену ладони бедро, конечно, можно, но лучше Антон сейчас скажет, что лучше не делать так вне упражнений по поцелуям. Да и само предложение о поцелуях, пусть и тренировке, выглядит в дружеском контексте внезапно. Не на спор, не в моменте пьяными, а с конкретным временем и местом... И всё же на внезапные прикосновения и подобного рода идеи можно нехило подсесть. Тело реагирует быстрее мозга. Ещё подумать толком не успел, а реакция зашкаливает. К чёрту страдания по ночам в подушку от безответных чувств.       В тишине ночной улицы прекрасно слышен смешок Арсения:       — По той же причине, по какой ты думал обо мне, пока я рассказывал про созвездие твоего знака зодиака.       — То есть? — непонятливо уточняет Антон, но вместо ответа Арс идёт в его сторону уверенным шагом, хватается лапой за приоткрытую калитку, за которой Шаст спрятался наполовину, чтобы не так страшно было, открывает её настежь, а следом плотно прижимается к пухлым губам на пару секунду и отстраняется, спрашивая:       — Так понятнее?       Антон от заставшего его врасплох поистине одного из самых ярких жизненных поворотов не придумывает ничего лучше, чем скомкано и быстро ответить:       — Да. Спокойной ночи.       И закрыть калитку с железным хлопком перед носом успевшего отскочить Арса. Он тоже желает спокойной ночи через преграду, а затем отчётливо слышно, как он уходит к себе домой размеренным шагом, пока Шаст силится не свалиться навзничь из-за негнущихся ног. По ощущениям онемело всё тело, а пиво мгновенно выветрилось из организма, бросив на поле боя в одиночку. Вот же лис. Он всё сделал специально. Это был его продуманный план, но, наверное, случившийся поцелуй в него не входил изначально. Пришёл бы Антон учиться целоваться и попал в плен, думая, что закончится всё на «ну, неплохо», но как бы не так.       Кое-как Шаст доходит до своей комнаты и не может заснуть два долгих часа. Уже петухи орать начали, а он глаз не сомкнул по одной простой причине, и имя ей Арсений. Всё ведь могло закончиться тем, что они будут друзьями. Пиво пить вместе, играть в карты, смотреть футбик и кино. Но нет. Ещё на речке, где они и познакомились, Шаст знал, что так просто не будет. Он пялился на подкаченные спину, живот и грудь и понимал — настал пиздец, а потом Арс открыл рот, начав издавать красивые звуки, и Антон окончательно пропал. Месяц как в тумане, и Шаст надеялся, что Арсений уедет обратно в город, но он собирается быть здесь до конца лета.       С пугающими и волнующими мыслями о вечере Антон наконец-то засыпает и открывает глаза, когда время давно обеденное. Бабушка готовит блины с мясом и отправляет в местный магазин за сметаной, на что Шаст соглашается и, проходя мимо участка Арсения, встречает того полуголого, в чёрных шортах до колена и газонокосилкой в руках. Он ровняет траву перед забором и, как только видит Антона, останавливает всё облагораживающее действо, бодро интересуясь:       — Как самочувствие?       — Всё отлично, — не врёт Шаст, потому что действительно не мучается от похмелья. Спасибо ночному инциденту. Дальнейший диалог разбивается об ослепительную улыбку Арса, и пауза затягивается, поэтому Антон решает её разбавить: — А ты как?       — Было нормально, но тебя увидел и стало замечательно.       Охуеть.       — Арс, — Шаст от очередной вспышки чувств нахмуривается и мотает головой из стороны в сторону, потому что искренне не понимает, как он должен себя вести, — что на тебя нашло?       — Ты.       Лучше не стало.       — Ладно, обсудим вечером, — Антон принимается за быстрый шаг и ретируется в сторону магазина, стараясь не оборачиваться.       — Без проблем. — Слышно вдогонку, и сразу после к трезвонящим мыслям добавляется рёв газонокосилки и звук разлетающейся в стороны травы.       Шаст добегает до магазина, покупает сметану и перед возвращением домой стоит перед выбором: снова пройти мимо Арсения или обойти по длинной дороге, но не столкнуться с лисом, неожиданно обрёкшим на поджатый хвостик и непонятливый скулёж. Не подготовил ведь толком! Да, ухаживал. Да, был рядом. Но…       Антон вот так, застыв на развилке со сметаной в руках, комаром на щиколотке, в сланцах, шортах с пальмами, футболке с дыркой на рукаве и зелёной кепке, подаренной ему на акции «Посади своё дерево», понимает, каким же слепым кротом уродила его матушка-природа. Нифига не неожиданно, а настолько логично, что триста двоек можно влупить в журнал по предмету «Причинно-следственная связь». Сколько Арсений комплиментов успел сказать — не сосчитать. Даже заколку-крабик блестящую успел подарить, потому что Антон жаловался, что ему волосы лезут в лицо, а резинки он не любит, ведь из-за них болит кожа головы. Сложить все детали — через неделю можно было понять, а не вздыхать блаженно, намывая посуду и думая о счастливом будущем с Арсением вместе.       «То есть ему надо было прямо сказать, окей. То есть я… Я ему реально нравлюсь. О боже, о боже. Я нравлюсь Арсению. И это факт. Как я мог прошляпить? Не понимаю», — рассуждает про себя Антон, всё же выбрав путь через Арса и разрываясь изнутри от желания начать целоваться с ним посередине улицы на глазах у всех соседей. И он был такой горячий со вздымающейся грудью и капельками пота, делающими его ключицы и плечи блестящими на солнце, что Шаст подлетает к нему сзади, чем изрядно пугает, и теперь уже его очередь ошарашивать:       — Давай заменим урок целовашек на свиданку? Посидим у тебя или погуляем, — и по мере поднимающихся всё выше бровей Арсения пыл Антона постепенно угасает, потому что кажется, что он всё делает неправильно, но вместо посыла нахер он слышит радостное и довольное:       — Я согласен!       И на душе небывалая лёгкость.       — Супер.       — Очень супер. — Арс вытаскивает засунутое под резинку шорт полотенце, торопливо вытирает им мокрое лицо, засовывает обратно и добивает: — Сил нет, как хочу тебя поцеловать. Пока никого…       — А, ну, да, давай, я не против, — перебивает Антон, потому что губы чешутся ещё с момента осознания, к тому же надо опередить подступающий к горлу мандраж.       Арсений незамедлительно тянется к лицу, прихватывает верхнюю губу своими и целует в той же манере, что и ночью, следом оставив горячее касание на щеке и тут же начиная засыпать чувственными комментариями:       — У тебя так мило кудряшки торчат из-под кепки. — И несильно оттягивает одну завитушку, затем отпуская её. — Как пружинка попрыгала.       — Ага… — пытается прийти в себя Антон, ведь всё-таки это слишком. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.       Они прощаются до вечера, и первое, что делает Шаст по приходе домой, — рассказывает обо всём бабушке. Та смотрит с лицом «Мне почти семьдесят, но это самая захватывающая история, которую я когда-либо слышала», отправляет внука есть и с улыбкой наблюдает, как тот от восторга быстро запихивает в себя еду, пытаясь параллельно рассказать о деталях.       — И знаешь че, бабуль?       — М?       — Помидоры — фигня какая-то. А вот с реальным человеком с реальными губами — просто песня.       И мечтательно улыбается, вспоминая солоноватый след, оставленный губами того, кто и о звёздах расскажет, и целоваться научит, и нежно-нежно скажет «Антоша, я так на дачу ездить не хотел, но ты стал причиной полюбить это место».