Ставки приняты

Тёплый свет падал на зелёное сукно. Где-то слева шумел металлический шарик вращающейся рулетки. Подходили девушки, предлагали шампанское, светя глубоким декольте. Скучно. Константин, не глядя, забрал бокал, следя за картами Антона. — Колл. В этом тёплом свете рука Романова, двигающая фишки, казалась зеленоватой из-за сетки невыпуклых, но очень заметных вен. Костя хочет целовать эту руку. Хотя бы мельком, на удачу. Но Антон будет ругаться. Он и так с ним едва не поссорился из-за внешнего вида самого Вилеева. — Если ты не переоденешься, то я буду звать тебя весь вечер Констанцией! — Тогда я тебя Д’Артаньяном. Это не было заботой о Косте, Антон просто его стеснялся. Поэтому просил сидеть от него на расстоянии хотя бы в метр, чтобы не привлекать внимание. Просил его не трогать, разговаривать с ним не так эмоционально. Константин одёрнул рукав фиолетового полушубка, подпёр голову рукой, рассматривая льдинки в стакане Романова. Он понимает, дело вовсе не в законе о пропаганде. О какой законности вообще может идти речь в казино? Дело и не в репутации. Костя сам видел тут однополые пары. Конечно, здесь никто не воспринимает это как любовь, скорее как блажь… Вилеев встречает не менее скучающий взгляд молодого человека напротив. Костя знает его: художник, Максим Миронов. Антон сам о нем рассказывал. Да и недавно, кажется, на прошлой неделе, Костя видел его картины на выставке в Крокусе. — Три-бет, — вздохнул художник, небрежно выкинув фишки в центр. — Пас, — слышится голос слева. — Колд-колл, — где-то наискосок. Романов тоже пододвигает фишки в центр, а потом заказывает ещё скотч. «Да куда тебе… И так пьян, а на руках пара только. Хиленькая...» — думает Константин, допивая шампанское. Ничего. Сейчас зато Антон проиграется и будет к нему нежен. Уткнётся в машине носом в мех его полушубка, крепко обнимет и начнёт спрашивать: «Котенька… Ну что я делаю не так? Я же почти выиграл!». Вилеев не так эгоистичен и на самом деле не хочет, чтобы его возлюбленный в очередной раз спускал все имеющиеся с собой наличные. Но всё, безусловно, к этому и придёт. Константин даже иногда задумывался, не специально ли Антон так делает? Кто знает, может его возбуждает и вдохновляет боль поражений. На столе появились ещё карты. Константин невольно улыбнулся. Совсем коротко, чтобы не выдавать себя. Стрит. Оставалось надеяться, что Антон напьётся прежде, чем начнётся следующая партия. Будет шанс увезти его домой довольным и с деньгами. Хотя Вилеева деньги никогда не волновали. Лишь моральное состояние Антона. Костя-то его любил. По-настоящему… Поэтому и терпел всё. Хотя вряд ли терпел, уже привык и смирился и всё стало само собой разумеющимся. Это Романов ещё пытался ещё менять. — Олл-ин! — довольно протянул Антон, выдвигая все свои уже немногочисленные фишки. Неужели на блеф надеется? Или уже настолько пьян, что даже не притворяется, а в самом деле уверен в победе? Слышится ещё одно недовольное «пас». Вилеев выжидающе глядит на художника, мол, давай, кинь свой фолд и мы уедем. Но Максим выдвинул свои фишки в центр, самодовольно заправил волосы за уши. Тоже блефует? — Да блять! — вскочил Романов, увидев карты оппонента. Фул-хаус. Максим с довольной улыбкой пододвинул все фишки к себе. Вилеев лишь одарил его разочарованным взглядом. Впрочем… На что он надеялся? Что Максим добровольно откажется от своего выигрыша? Максим Миронов! Никогда не оставляющий чаевых, избалованный, капризный, как ребёнок в свои тридцать? Или сколько ему… Конечно, не все эксцессы Костя видел лично. Но слышал, что этот художник однажды облил официанта принесённой водой, потому что та показалась ему слишком тёплой. А на глазах Кости Максим недавно ударил крупье по рукам. И вовсе не из-за того, что проигрывал. Ему просто не понравился ручной шафл: показался слишком тихим. Всё это лишь на первый взгляд казалось забавным. На самом деле все понимали, что поведение Максима Юрьевича давно перешло все рамки. С ним не дружили. Даже льстецы и лицемеры не хотели иметь с ним ничего общего. Но вычеркивать его из общества было нельзя. Эксцентричность и эпатаж Миронова сделали ему хорошую карьеру. Его картины не отличались ни уникальностью стиля, ни смелостью изображения, ни даже особыми смыслами. Даже презентация его первой выставки была совершенно скучная. Впрочем, может этим она и зацепила: гости до последнего ждали подвоха, какого-нибудь неприятного сюрприза, как на аукционе Бэнкси, к примеру. Но ничего так и не произошло. Впрочем, это тоже отразилось на его популярности. Критики и в этом сумели найти скрытый смысл, якобы, это вызов обществу, требующему в наш век только хлеба и зрелищ. Но Константин был склонен к тому, что Максиму было элементарно лень что-либо выдумывать. — Ещё партию! — поставил Романов стакан на стол. Костя даже удивился его решительности и силе: стекло аж звякнуло о сукно! — Антон Николаевич, вам больше нечем делать ставки. — мягко возразил крупье. — Или вы хотите в кредит? Костя вздохнул. Вопреки запрету, подошёл к Антону, осторожно взял его под локоть, чуть сминая чёрную ткань пиджака. — Тошенька, ну хватит. Поедем домой, ты устал и расстроен, — лилейно зашептал Вилеев. Нет, Антон не оттолкнул Костю. Не начал кричать или сопротивляться. Лишь заглянул в костины карие глаза. Так виновато, так жалобно… Так пьяно… — Коть… Прости, но я правда хочу отыграться. И отыграюсь, честно, — прошептал Романов в ответ. Он обернулся к крупье. Долго собирался с мыслями, всё хмурился, поджимал губы. В один даже снял пиджак, повесив его на стул и оставшись в тонкой белой рубашке. — Ой, пока вы думаете, я уже передумаю, — Максим сделал вид, что собирается встать, уйти… Даже, бровюры, выровнял складки на чёрной водолазке. — Да хорошо! Вот моя ставка! — Романов вдруг схватил Костю за руку и вывел его к крупье. Вилеев застыл на месте, тщетно пытаясь понять, что происходит. Он… Ставка? Да бред, быть такого не может! Крепостное право сто шестьдесят лет как отменили, нельзя ставить людей! Но крупье лишь согласно кивнул. Даже не удивился. Видимо, не первый случай… И Антон тоже знал, что так можно. — Да ты оху… — только начал Костя, но Романов мягко приложил палец к его губам, останавливая поток брани. — Котенька, всё будет хорошо, — судорожно зашептал Романов, подойдя так близко, словно забыв о своих принципах и мнении окружающих. —Это чистый символизм. Никто тебя не заберёт, конечно же. Да и я отыграюсь, честно отыграюсь. — Ты больной, — с горечью, сквозь зубы протянул Вилеев. Но от Антона не отошёл. Не убежал. Чистый символизм… Ну, в самом деле, как это может быть взаправду? Раз уже такое уже было, а сам Костя ни одной новости о том, что человека могли проиграть в казино, не видел. — Больше мы сюда не пойдём, ясно? — прошипел Константин. И всё-таки кивнул. Раз Антону это так важно и он уверен в себе… Да на худой конец, даже если всё окончится плохо, что может ему сделать этот художник, явно страдающий дистрофией? Зато Антону будет уроком и они сюда больше не вернутся. Никогда. — В олл-ин идёте, Антон Николаевич? — усмехнулся Максим. Не злорадно, даже весело. — А повышать как? Уж не себя ли ставить начнёте? Ладно, принимаю. И тоже иду в олл-ин. Романов по-прежнему виновато смотрел на своего Костю. А тот всё разглядывал фишки в центре стола. Неужели и он… Такая же фишка. От стола мигом отошли остальные игроки. Один крупье перемешивал карты, на этот раз с помощью шафл-машины. — Будьте добры, ставку — в центр стола, — попросил он. — Это же человек… — хотел было возразить Романов, но его перебили. — Это ставка. А по правилам, ставка должна лежать в центре стола. Максим засмеялся. Но на этот раз злорадно. На Константина, вернее, на «ставку» он даже не глядел, будто ему было всё равно. — Эх, Антон Николаевич… Не в обиду вам, но вы даже уже не пидор, а точно пидорас! — улыбался Миронов. Романов вынужденно проглотил это. Лишь протянул руку Косте, помогая ему взобраться на стул, оттуда на стол. А там уже аккуратно лечь на дорогое, пропахшее мелом и алкоголем сукно. Теперь каждый мог рассмотреть Вилеева всего: от вихря рыжих кудрей до мысок берц. Костя невольно зажмурился. Во-первых, из-за люстры, чей свет бил сейчас в самые глаза. Во-вторых, из-за жгучего отвращения внутри. К себе, к Антону, ко всем здесь. Константин же чувствовал на себе чужие любопытные взгляды. Слышал язвительные перешёптывания. И проклинал себя за то, что согласился. Лучше б ушел. Правда ушел, а не пошел на поводу у Антон. Константин чувствовал, как сверху, у его волос раскладываются карты. Он повернул голову в сторону Антона, пытаясь уловить его реакцию. Одного его взгляда хватило, чтобы понять: он на коне. Ещё карта. Закрыв половину лица рукой, Антон одними губами прошептал Косте: «флеш». Костя успокоено прикрыл глаза. Наконец-то Антон успокоится. Выиграет, остынет… И они точно уедут домой. Вскрыли карты. Константин приподнялся, дабы воочию увидеть победу Антона, но… Лицо любимого было растерянным… Он будто в миг протрезвел, а с ним и Костя. Вилеев резко развернулся к картам Максима, раз за разом пересматривая комбинацию. Вот перед ним дама и туз червей… А в центре стола десятка, валет и король… Тоже червей. — Что ж, Максим Юрьевич, — нервно вздохнул Антон. — Поздравляю с победой… Вы и правда везуч. Романов сжал ладонь Кости. Холодную от волнения, подрагивающую, тонкую ладонь. — Антон Николаевич, вы бы выигрыш мой не трогали. Обижусь еще. — усмехнулся Максим. Вот теперь-то Костя и почувствовал на себе его взгляд. Сам еще крепче сжал руку Антона, невольно со всхлипом вздохнул. Тоша же сказал, что это всё… Просто символично. Не отдаст же его Антон в самом деле какому-то взбалмошному художнику. Даром, что не австрийскому! — В самом деле, Антон Николаевич, — одернул его крупье. — Вы проиграли. Следовательно, ставку нужно оставить. Костя одернул руку от Антона, как от кипятка. Губы его задрожали, он выжидающе смотрел на Романова. Неужели обманул? Но Вилеев упорно ждал. Ждал смеха. Мол, это шутка, расслабься, Костик. Никто тебя не заберет. — Но ведь это просто шутка! — засмеялся Антон, всплеснув руками. — Ну что вы, как живого человека можно… Но кроме него никто не смеялся…