***
Ещё секунду назад он плакал, смотря на Марту, другую Марту, зная, что это конец. Ещё секунду назад его тело рассыпалось, превращаясь в мелкие частички, которые забирал ветер. Он хотел в последний раз коснуться её, стереть слезы с её лица. Но уже не мог. Физическая боль так и не наступила, а чувство исполненного долга притупляло ужасающий факт умирания, если это вообще можно было так назвать. Скоро он перестанет существовать в настоящем, прошлом и будущем. Его никогда не было и он больше никогда не будет. Естественный порядок вещей придет в норму. Винден будет спасён ценой таких, как они. Ценой тех, кого никогда не должно было существовать. Но они существовали, застряв в петле и раз за разом проживая жизнь, наполненную одной лишь болью. Они исправили это. Они смогли. Последний раз взглянув на Марту, Йонас закрывает глаза. Дальше лишь поглощающее ничего. Это конец.Это конец.
***
«Это конец» эхом отдается на задворках подсознания. Открыв глаза, он столкнулся взглядом с серым потолком. Лишь одна из трёх кроватей, на которой он и лежал, была занята. Это была небольшая комната с серыми, точь-в-точь как потолок, стенами. Помотав головой, которая нещадно раскалывалась, Йонас попытался перейти в сидячее положение, но, дёрнув рукой, не смог отвести ее дальше чем на пару сантиметров. Он был связан. Прикован к постели. События последних дней, нет, лет, начали всплывать темными кляксами. Они растекались, становились больше и больше, пока не заполняли абсолютно все. Как болезнь, зараза, которой все в Виндене были поражены. Яркими вкраплениями возникали воспоминания о ней. Без особых раздумий Йонас изо всех оставшихся сил прокричал её имя. Снова и снова, словно чем дольше он это это делал, тем больше вероятность того, что громоздкая металлическая дверь со скрипом откроется, а Марта войдёт со связкой ключей и высвободит его. Марта. Та Марта, чья кожа всегда горячая. Она ассоциировалась с жарким летом. Тем летом, когда они впервые провели ночь вместе. Ещё до событий, перевернувших их жизни. До смерти отца. До того, как все началось. Сначала пропал Миккель, навсегда исчез в их времени, а в прошлом появился Михаэль, отец Йонаса. Даже узнав это, Йонас не мог предположить, чем все обернется. Не мог представить себя у тела Марты. Другая Марта, более мрачная и холодная. Хоть и глупо было так думать, но именно такой она казалась в первую встречу. Темная одежда, чёлка и черная подводка. Она напоминала осень. Эта Марта разделила с ним тяжёлую участь по предотвращению локального апокалипсиса, а затем исчезла. Растворилась в мире, не принадлежащем никому из них. Когда все начиналось, он не мог этого представить. Два разных девушки, две разных Марты Нильсен. Обе его. Обеих он потерял. То ли из-за темноты, то ли из-за лекарств, которыми его, судя по всему, накачали, на миг показалось, будто ладони снова испачканы в крови. Из головы не выходила мысль — быть может, все это было ничем иным, как сном? Затяжным кошмаром, из которого он наконец сумел выбраться. Если так, как долго он спал? С какого момента наступала нереальность? Поднявшись по старым скрипучим ступенькам на чердак, во мраке Йонас нашел отца, подвешенного на деревянной балке. Без раздумий он кинулся его вытаскивать. Наспех отыскал нож и разрезал верёвку, рухнув на пол вместе с телом самого дорогого ему человека. Михаэль был уже холодным. Скорее всего он умер в первые секунды, ведь высоты балки было достаточно, чтобы сломать шею, но Йонас продолжал делать ему искусственное дыхание, пока слезы ручьем катились из глаз. Тогда жизнь покинула не только Михаэля, но и самого Йонаса. Каждое утро он жалел о том, что снова проснулся. Жалел о том, что родился. О том, что он есть. Он угодил в психиатрическую больницу, не сумев смириться с горем утраты. И вернулся, погрязнув в пучине тайн и недомолвок. Но вернулся ли он? Или… Ногти впивались в ладонь. Пальцы царапали и расчесывали кожу до крови. Хотелось почувствовать боль, но получилось лишь что-то похожее на лёгкий дискомфорт. В ночь, когда, как он считал, пропал Миккель, на самом деле пропал Йонас. Отец забрал его, затянул в липкую черную жидкость, в которой утонул сам. Йонас даже не пытался выбраться, позволив тягучему веществу заполнить лёгкие. Его друзья вернулись домой и продолжили жить, не вспоминая о нем. Это ощущалось чем-то правильным и само собой разумеющимся. Миккель не оказывался его отцом, никакой машины времени не существовало. Все это было лишь больными фантазиями умирающего мозга. Так было правильно. Но он здесь. Сковывающие движения оковы напомнили о том, что Йонас был жив. Наверное. По крайней мере, именно так это выглядело. Будет ли мертвец смущён нахождению в психиатрической клинике? Он покачал головой и усмехнулся. Мысли продолжали путаться. Образы возникали и тут же затухали. Одним из них был Адам, направляющий на него оружие. Но на этот раз он стреляет в Йонаса. Его обезображенное лицо и все тот же шрам на шее, который он когда-то предоставил в качестве доказательства тому, что будущее Йонаса предопределено. Теперь в этом не было смысла. Адам убивает Йонаса. Адам убивает себя. Йонас убивает себя. Внезапно он дернулся. Точно, шрам. Если Йонаса пытались повесить, он был в будущем. Если он действительно был в будущем, он не сошел с ума. Но он не мог даже сесть. Это ужасно злило. Казалось, если прямо сейчас убедиться в своей нормальности, он вернётся в реальность. Реальность… Какую из? Что было его реальностью? И где он сейчас? Снова хотелось кричать. Брыкаться и вырываться. Он зарыдал. И засмеялся. Все вышеперечисленное отнимало слишком много сил. Хотелось спать. Больше не получалось думать. Но спать не получалось тоже. Начиная проваливаться в сон, резкий прилив адреналина заставлял его вернуться, начать искать глаза в темноте. Кто-то наблюдал. Изучал его. Хотел сделать больно. Становилось страшно. Он дёргался всем телом и падал на постель. Простынь под ним сбилась. Слезы снова покатились по лицу. Он жалок. Через, казалось, часы мучений, дверь отворилась и в помещение полоской проник теплый свет. Но вместо Марты вошёл крупный мужчина в светлой больничной одежде. Санитар? Перед собой он катил металлическую тележку с тарелками. Санитар с сочувствием посмотрел на Йонаса, слабо улыбнувшись. Ещё молодой, не успевший очерстветь к работе. Йонас открыл рот, собираясь что-то спросить, но не решился. Мужчина присел на край кровати и снял ограничители с верхней половины тела. Одну руку он оставил пристегнутой, но ослабил крепеж так, чтобы Йонас мог сесть. Поднос с тарелкой, на которой было что-то, напоминающее картофельное пюре, был поставлен на тумбочку. Йонас свободной рукой потянулся к пластиковой ложке, но чужая рука быстро перехватила её. Мужчина взял столовый прибор и зацепил на него немного светло-желтой массы. — Это просто ложка, — голос Йонаса был неожиданно охрипшим. Даже слишком. — Мне сказали… — мужчина не договорил и глубоко вздохнул, — Ладно. Но без лишних телодвижений. — Он вложил ложку в дрожащую руку парня. На вкус пресно, но Йонас съел почти всё. Мужчина оставался рядом. Хотелось спросить, не было ли у него других дел, ведь на подносе стояли ещё две тарелки, но судя по тому, как пришлось отстаивать право использовать ложку, ему здесь не особо доверяли. В груди возникло неприятное чувство. Если он здесь, если он не умер, значит ли это, что Марта тоже жива? Заперта в такой же палате, также растеряна и не понимает, что произошло. Девушка связана по рукам и ногам. Она не оставляет попыток вырваться и зовёт на помощь. Зовёт его. Марта, где же ты? Марта, продолжай звать меня и я найду, я сумею отыскать. Марта. Марта… Когда Йонас вот-вот снова остался бы один, с его губ сорвался тихий и такой привычный вопрос. — Какой сейчас год?