Это последняя капля

Это последняя капля. Ты терпимо относишься ко многому из того, что делает Брамс. Когда он забрал твою трость сегодня утром, пока ты сидела за завтраком, все, что ты сделала, это рассмеялась и попросила её вернуть. Он скрылся с ней, ты просто вздохнула и смирилась со своей участью остаться на первом этаже. Пока продолжался твой день, он зашел после того, как ты начала стирать, и смешал несколько красок с твоими белыми вещами. Ты была зла, но это не было чем-то таким, с чем ты не могла бы справиться. Затем он последовал за тобой на кухню, а ты просто закатила глаза и поняла, что что-то случилось. Ты планировала поговорить с ним о его поведении. Весь день ты не кричала, не угрожала ему наказаниями; ты была слишком снисходительна. После его последнего номера ты достала швабру, чтобы убрать за ним, умело используя саму швабру в качестве опоры. Через несколько секунд после того, как ты убрала беспорядок, звук бьющегося стекла чуть не довел тебя до сердечного приступа. Брамс, который, по-видимому, прокрался внутрь, пока ты была занята, бросил стакан слишком близко от тебя. Вся твоя снисходительность к его плохому поведению привела к этому. Конечно, твой инстинкт подсказывает тебе накричать на него, закричать о том, как неуважительно и непослушно (и опасно) он себя ведет, но ты резко втягиваешь воздух и придерживаешь язык. «Почему ты это сделал?» — спрашиваешь ты, сохраняя свой тон монотонным и ровным, потому что ты предпочитаешь не вызывать у него той реакции, которой он хочет. Кулаки Брамса сжимаются: «Ты тратишь слишком много времени на уборку!» он кричит своим детским голосом. Ты сжимаешь губы и молчишь, чтобы переварить это. Неужели он не понимает, что ты убираешь за ним после того, что он сделал? «Я хочу, чтобы ты поиграла со мной! Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня! Ты почти не разговаривала со мной с сегодняшнего утра, и ты даже не видела меня, когда я вошёл!» он причитает, берет еще одно блюдо и швыряет его, на этот раз подальше от вас. Приступы гнева часто возникают и проходят у Брамса, и единственная хорошая вещь в этом факте — это то, что ты очень хорошо научилась справляться с ними. К сожалению, если ты не исправишь его поведение сейчас, оно ухудшится. Ты бросаешь на него самый яростный взгляд, на какой только способна, и Брамс замыкается в себе. Ты представляешь, что он начинает понимать, как сильно он облажался. «Брамс, — теперь твой голос холоден и тих, — ты поможешь мне навести порядок в этом беспорядке, пока я решу, что с тобой делать, понял?» он кивает, на ваш взгляд, чересчур нетерпеливо. Он убегает за метлой и совком для мусора, давая вам время остыть. К тому времени, как он вернется, ты уже возьмешь себя в руки. Брамс, однако, по-прежнему пуглив и плохо справляется с уборкой. Ты благодарна, что он, по крайней мере, пытается быть послушным. Он отдает вам метлу, когда считает, что закончил, и вы заканчиваете за него, подметая большие осколки, которые он пропустил. «Принеси мне мою трость», — говоришь ты ему в следующий раз. Брамс на мгновение колеблется, вероятно, думая «за» и «против» того, чтобы расстроить вас еще больше, затем принимает правильное решение и уходит делать то, что ему сказали. Пока ты ждешь, ты плюхаешься на один из стульев на кухне. Ты любишь его, но этот парень наверняка знает, как вызвать все ваши чувства. Примерно через минуту он возвращается на кухню, и то, что трость снова у тебя в руке, приносит облегчение. «Я собираюсь убрать это, — ты указываешь на швабру и веник, — подальше. Иди, подожди меня в моей комнате», — глаза Брамса расширяются из-под маски, и он кивает, взволнованно разминая руки. «И Брамс, — он останавливается как вкопанный, “ раздевайся». Брамс откровенно стонет и придвигается к тебе поближе. Однако ему удается взять себя в руки, и, еще раз кивнув, он выбегает из кухни. Ты напеваешь себе под нос после того, как он уходит, думая о том, какое наказание он должен понести за свои поступки. Тебе всегда требуется некоторое время, чтобы обойти этот глупо огромный дом, но сегодня это работает в вашу пользу. Ты не можешь удержаться от улыбки, когда представляешь, как он будет нервничать, ожидая тебя. То есть, если он вообще вас слушался. Стоя перед своей дверью, вы на мгновение останавливаетесь, пытаясь разглядеть, там он или нет. К сожалению, Брамс очень хорошо умеет оставаться незамеченным в этом доме, поэтому вам придется найти ответ только открыв дверь. Зрелище, открывшееся перед вами, не разочаровывает. Брамс сидит на краю кровати, как можно ближе к двери, обнаженный, если не считать маски, все еще на его лице. «Хорошая девочка», — ты награждаешь его самой незначительной похвалой. Он извивается под твоим пристальным взглядом и скулит. Ты чуть не спотыкаешься о кучу одежды у входа в дверь. Улыбаясь про себя тому, в каком отчаянии он, должно быть, был, ты отталкиваешь их с дороги своей тростью. Ты заставляешь Брамса подождать еще немного, когда берешь смазку и ставишь ее рядом с ним. Он нервничает в предвкушении. Затем вы осторожно опираетесь тростью о раму кровати и встаете над ним. Он уже наполовину возбужден. «Мамочка», — тихо бормочет он, его голос сладкий и нежный. Вы бы поспорили на деньги, что он надувает губы под своей маской, но все, что вы сейчас видите, — это неподвижное фарфоровое личико, смотрящее на вас снизу вверх. Ты прекрасно знаешь, что не стоит поддаваться на этот трюк, поэтому сохраняешь нейтральное выражение лица. «Знаешь что сейчас будет?», — начинаешь ты, — «меня отшлепают», — скулит Брамс, и у тебя нет никаких сомнений в том, что он, скорее всего, перешел от надувания губ к откровенному хмурому выражению лица. Ты замолкаешь, и он хнычет, склоняя голову в знак покорности: «Ты извинишься за то, что был дерзким, и позволишь маме немного поиграть с тобой. Категорически запрещается кончать без моего разрешения. Что ты об этом думаешь, куколка?» Брамс на мгновение надувает губы. Он пыхтит из-под своей маски, тихонько поскуливает и, наконец, говорит: «Звучит заманчиво, мамочка». Ты тихо напеваешь, доставляя ему удовольствие провести рукой по его темным вьющимся локонам. Он немедленно прижимается носом к твоей руке, отчаянно нуждаясь в любой ласке и внимании с твоей стороны. При одном его виде тебе почти хочется смягчиться по отношению к нему. Потом ты вспоминаешь его поведение и отстраняешься. «Ложись для меня на спину, красотка», — легко приказываешь ты, и он делает, как ему говорят. Не сказав ни слова, Брамс передает вам подушку. Тронутая сердцем, ты одариваешь его любящей улыбкой. Брамсу не свойственно думать о нуждах других людей, и для него многое значит дать вам это без слов. Ты кладешь подушку на кровать рядом с его бедром и медленно опускаешься на колени над ним. Чтобы не упасть, ты кладешь одну руку ему на плечо. «Подними ноги», — Брамс раздраженно выдыхает, но все равно делает, как ему говорят, подхватывая руки под колени и подтягивая их к груди. В этой позе, когда вы шлепаете его, нет никаких сомнений, что вы ударите его по яйцам один или два раза. Вы знаете, что Брамс знает об этом, и его теперь полностью возбужденный член выдает его невысказанное возбуждение — Считай шлепки. Я хочу услышать, что ты потом пожалеешь», — ты отдергиваешь руку, — «и ты должен сказать мне, почему у тебя неприятности, так что подумай об этом». Ты опускаешь руку и шлёпаешь его один раз. Брамс вскрикивает, его глаза за маской крепко зажмуриваются. — Раз, — стонет он, крепче сжимая собственные ноги. Твой большой палец нежно проводит круговыми движениями по его плечу, что резко отличается от того, как твоя другая рука снова и снова грубо шлёпает его задницу. Брамс поворачивает голову, пытаясь уткнуться фарфоровым личиком в руку, лежащую у него на плече. Ты немного потакаешь ему и двигаешься, чтобы провести пальцами по его волосам. Снова и снова ты шлепаешь его. «Ах!» — кричит он, и его тело содрогается, когда ты бьешь его в одиннадцатый раз. По его реакции вы догадываетесь, что ваша рука, должно быть, коснулась его яиц. — Э-э… Одиннадцать, — заикается он, его дыхание немного учащается. Вы решаете, что он усвоил свой урок, после того, как он отсчитывает двадцать пять шлепков. Ноги Брамса дрожат, его задница и яйца теперь ярко-красные, а твою руку жжет. Брамс тяжело дышит из-под своей маски, но на этот раз он не плакал. «Теперь ты можешь опустить ноги», — незамедлительно последовал его ответ. С твоего разрешения он опускает ноги и обхватывает ладонями запястье твоей руки, которое затерялось в его густых локонах. Он прижимается к тебе так, что это почти причиняет боль, у него перехватывает дыхание. Ты ждёшь его извинений, но ничего не происходит. «Брамс», — он отворачивает от тебя голову, но все еще цепляется за тебя. «Детка, я просила извинений», — строго напоминаешь ты ему. Брамс скулит: «Нет, — кричит он, — я не сделал ничего плохого!» Ты стискиваешь зубы, вырывая у него свою руку. «Я была готова сократить твое наказание, но ты все еще ведешь себя так неуважительно», — отчитываешь его ты, поднимаясь с колен, Брамс начинает сжимать в кулаках простыни и надувает губы. Ты немного неуверенна в себе, поэтому действуешь медленно и непринужденно, пробираясь между его ног. Как только ты устраиваешься поудобнее, ты хватаешь его за бедра и притягиваешь ближе к своему телу. Ноги Брамса покоятся на твоих мягких бедрах, его член трогательно свисает между ног, красный и набухший. Ты останавливаешься, хватаешь флакон со смазкой и покрываешь ею свою руку. «Посмотри на меня», — он послушно делает это, его ноги напрягаются. «Позволь мне напомнить тебе, что ты не кончишь без моего разрешения. Я оставлю тебя здесь на остаток ночи, если ты это сделаешь», — угрожаешь ты. Это рискованная угроза, и ты это знаешь. Если он все-таки кончит, а ты останешься верна своему слову и оставишь его в покое, у него может произойти гораздо более неприятная вспышка гнева. Тем не менее, это само по себе хорошее предупреждение, и из-за этого он может лучше прислушаться к тебе. Брамс понимающе кивает головой, и ты берешь его член в руки. — Унгх, мамочка, — выдыхает он, выгибая спину от облегчения, что его наконец-то коснулись. Смазка холодная, и ты знаешь, что её контраст с его разгоряченной кожей усиливает его удовольствие. Ты сразу приступаешь к делу, бездумно потирая его волосатое бедро свободной рукой и поглаживая его в среднем темпе. Во всех смыслах этого слова Брамс напряжен под твоим руководством. Он издает болезненные вздохи, дрожащими движениями поднимая бедра вверх, двигая своим членом в твоем кулаке. Его руки так туго вцепились в простыни, что ты боишься, что они будут болеть к тому времени, как ты закончишь. Его бедро под вашей рукой согнуто. Проходит совсем немного времени, прежде чем небольшое количество спермы вытекает из его члена, давая тебе понять, что он близок к оргазму: «Кончаю», — выдыхает он, — «я сейчас кончу!» Ты полностью убираешь от него руку, оставляя его поднимать бедра в никуда. «Мамочка!» он жалобно пищит. Вы воркуете и мягко успокаиваете его, пока его дыхание не вернется к ровному, медленному вдоху и выдоху. Он растекается по кровати, снимая напряжение, которое держал в себе. Его член стал еще более красным теперь, когда ты дразнишь его, и когда ты прикасаешься к нему снова, ты обнаруживаешь, что он стал более чувствительным. «Унгх», — он издает слабый, страдальческий звук, когда ты снова берешь его в свою смазанную руку. Опять же, вы не даете ему приспособиться к темпу и начинаете с того, что безжалостно дрочите ему. Через несколько секунд напряжение возвращается в его тело. Он издает короткие, прерывистые вздохи, его грудь драматично поднимается и опускается. Одна из его рук отрывается от кровати и тянется, чтобы слабо схватить тебя за запястье: «Мамочка, мне больно», — хнычет он. Ты шлепаешь его по руке. «Очень жаль», — фыркаешь ты, ускоряя шаг. Член Брамса дергается в твоих объятиях твоей руки, и его прежнее состояние возвращается. Рука Брамса безвольно падает вдоль тела, его спина красиво выгибается. Он может выдавить только «кончаю!», прежде чем ты уберешь руку. Секунду он не издает ни звука, его спина все еще выгнута дугой, а влажный член подпрыгивает у него на животе. «Если ты думаешь, что собираешься кончить, может быть, мне следует заткнуть тебя, что ты об этом думаешь?» Брамс тут же качает головой: «Ннгх-не-а-э-э-нет», — бормочет он в ответ на ваше предложение. Он продолжает качать головой, словно избавляясь от тумана похоти: «Нет, пожалуйста. Я могу быть хорошим.» Ты фыркаешь от смеха, хватая флакон со смазкой, пока он переводит дыхание и вновь обретает самообладание. «Это правда?» — спросил я. Брамс кивает: «Если бы ты была хорошей девочкой, ты бы извинилась», — замечаешь ты. Он скулит, но не отрицает этой правды. Ты смазываешь свои пальцы и на этот раз прижимаешь их к его дырочке: «Я думаю, мне следует взять свой член, чтобы мы убедились, что ты не кончишь без разрешения», — ты вводишь один палец, пока он отвлекается. «О нет, мамочка, пожалуйста», — он сжимается вокруг твоего пальца. Вы двигаете им, растягивая мышцы. Он извивается под тобой, приспосабливаясь к вторжению в его проход. Ты вводишь другой палец, «раздвигая его ножницами», и его член дергается. «Может, мне лучше посадить тебя в клетку», — размышляешь ты вслух, как будто решаешь, что съесть на ужин. Это пустая угроза, и он это знает, потому что вы приберегаете клетку на тот случай, когда он будет вести себя гораздо хуже, чем сегодня. «Нет, нет, нет!» — все равно кричит он в отчаянии. Затем Брамс издает стон удовольствия, когда вы прижимаете пальцы к его простате. Он продолжает извиваться под тобой, как будто не знает, хочет ли он, чтобы твои пальцы были глубже, или это слишком много, и он хочет кончить, чтобы перевести дыхание. — Ааа, — его стон звучит страдальчески, — Ух-ух-ух… — он не может выговорить ни слова, но ты знаешь, что он пытается донести. Ты перестаешь ощупывать его внутренности и ждешь, когда он придет в себя после оргазма в третий раз. Брамс издает звук, нечто среднее между фырканьем и рычанием, сворачиваясь калачиком. Ты беспокоишься, что он будет слишком ошеломлен и начнет капризничать, поэтому тихонько воркуешь. «Успокойся, красотка, я еще не закончила с тобой». Он скулит: «Сколько еще, мама?» Судя по голосу, ему больно, он задает свой вопрос сквозь стиснутые зубы из-под маски. «Пока я не подготовлю тебя к тому, чтобы ты поместил в себя мой большой член», — прямо отвечаешь ты, затем снова начинаешь двигать пальцами. Брамс содрогается под вами, не произнося ничего, кроме искаженной бессмыслицы. Тебе придется остановиться еще два раза, прежде чем ты почувствуешь себя комфортно от того, насколько он растянут для твоего члена. Его тело блестит от пота. Твои руки болят от осознания того, что это наказание сделает его слабым, податливым и мягкотелым. «Ты готова, малышка?» — спрашиваешь ты, медленно трахая его анус четырьмя пальцами. — Да, — выдыхает он достаточно громко, чтобы ты услышала это из-под маски. Тихонько напевая, ты высвобождаешь из него свои пальцы. У Брамса даже нет сил ныть. Он лежит там, переводя дыхание, в то время как ты немного поворачиваешь его тело и осторожно поднимаешься на ноги. Вы благодарны за то, что ваша трость находится рядом, потому что вы абсолютно не доверяете своим ногам после того, как так долго ими не пользовались. Ты неторопливо направляешься к ящику, в котором лежит твой страпон. Вам потребуется некоторое время, чтобы надеть его, но это работает в вашу пользу, так как время, которое ты тратишь, позволяет Брамсу успокоиться, чтобы он не кончил, как только ты получишь то, что хотела. Когда ты снова пробираешься между его ног, он тянется к тебе. Ты наклоняешься, чтобы он мог обнять тебя за плечи, и удерживаешься, держась за его бедра. У него перехватывает дыхание, когда он чувствует, как головка твоего толстого страпона прижимается к его дырочке. «Готов?» Ты тихо бормочешь. Брамс кивает, прижимаясь бедрами к твоему ремню. «Унгх», — сквозь отверстия маски ты можешь видеть, как закрываются глаза Брамса, когда ты вдавливаешь головку своего фаллоса в него. «Расслабься, красотка», — мягко воркуешь ты. Ты смотришь, как он пытается делать то, что ему говорят, его тело расслабляется в постели. «Я знаю, что твоя попка тугая, красотка, но ты можешь взять мой член, я знаю, что можешь», — хвалишь ты. Брамс скулит, а затем откровенно стонет, когда ты еще больше погружаешься в него. Он крепче прижимается к тебе по мере того, как ты все глубже входишь в него. Он такой милый, когда берет этот страпон. Если бы не тот факт, что это требует такой тщательной подготовки (Брамс обычно слишком нетерпелив, чтобы довести дело до конца), ты бы трахала его этим почаще. — Подожди, — выдыхает он, когда ты почти наполовину входишь в него. Ты по-прежнему двигаешь бедрами, позволяя ему приспособиться. Брамс прерывисто дышит, притягивая тебя ближе к себе: «Поцелуешь меня?» — спрашивает он, весь такой мягкий и ласковый. Ты мгновение обдумываешь его просьбу, затем наклоняешься и прижимаешься губами к его фарфоровым губам. Брамс радостно бормочет из-под своей маски. Ты оставляешь поцелуй за поцелуем на лице, пока Брамс не пробормочет: «Еще, пожалуйста». Дальше все идет гладко, и он стонет и поскуливает, пока твои бедра не соприкасаются с его бедрами. «Ах, мама, я хочу кончить, пожалуйста», — признается он. Ты, честно говоря, беспокоилась, что он кончит, как только ты войдешь в него своим членом, и, в его защиту, он продержался немного дольше. Ты издаешь смешок. «Нет, не раньше, чем ты извинишься», — напоминаешь ты ему, опуская руку, чтобы потереть выпуклость, которую образует твой член, когда ты вдавливаешься в него. Когда ты начинаешь двигать бедрами, он вскрикивает, выгибая грудь навстречу тебе. «Посмотри на свои красивые сиськи», — он делает, как ему говорят, глядя вниз на свою грудь. Озорно ухмыляясь, ты закрываешь пространство между его грудью и своим лицом. «Ты хотел, чтобы мама с ними поиграла?» — спрашиваешь ты, наклоняя бедра, чтобы ударить его по простате. — Не-а, нет, — стонет он. Ты постукиваешь своими зубами. «Похоже, что ты это хочешь, иначе ты бы не тыкал ими мне в лицо», — и с этими словами берешь в рот один из его сосков. Брамс издает прерывистый звук, еще больше выгибая грудь к твоему лицу, желая большего. Ты сосешь и теребишь зубами его сосок, наслаждаясь тем, как он вскрикивает и стонет для тебя. Поскольку ты чувствуешь себя особенно садисткой, ты убираешь руку с того места, где она двигалась по его животу, и берешь его сверхчувствительный член в свою ладонь. Его пенис подергивается, когда ты переключаешься, чтобы уделить внимание другому соску, и ты перемещаешь руку к основанию, крепко сжимая его и не давая ему кончить. Продолжая трахать его глубоко и жестко, ты играешь с его сосками, пока они не набухнут, а Брамс все еще не кончает. Ты, честно говоря, шокирована тем, что он продержался так долго (даже с твоей помощью остановив его оргазм). Это говорит о том, что ваши наказания оказали на него некоторое влияние; очевидно, просто не поведенческое. «Блять!» наконец он визжит, впиваясь ногтями в твою рубашку. Брамс прерывает вас прежде, чем вы успеваете игриво отчитать его за нецензурную лексику: «Прости», — всхлипывает. «Прости, прости, прости, я был такой непослушным и ужасным по отношению к мамочке. Она заслуживает того, чтобы злиться на меня, я был ахх-ужасен», — начинает плакать он. Ты воркуешь, наклоняясь, чтобы нежно поцеловать его в щеку. Брамс икает и издает несколько искренних всхлипываний, дрожа под тобой, пока ты продолжаешь трахать его. Он делает глубокий вдох и переориентируется. «У меня настоящие проблемы, потому что я действовал, а-вместо того, чтобы говорить, ха-ха, о своих чувствах», — он изо всех сил пытается выдавить слова, поскольку он так ошеломлен, но ты все равно способна его понять. «Я буду лучше, мама, я о… о, обещаю, пожалуйста, пожалуйста, дай мне кончить», — ты на мгновение замолкаешь, думая о его мольбах. Наконец-то он извинился, и это лучшее извинение, чем некоторые другие, которые вам приходилось вытягивать из него. Тебе почти хочется заставить его умолять о большем, но он почти задыхается от того, насколько он возбужден. «Хорошая девочка, ты можешь», — разрешаешь ты наконец, убирая руку с основания его члена. Он кончает не сразу (его мозгу требуется некоторое время, чтобы осознать, что сейчас можно расслабиться), но через два толчка он кончает. Он почти не издает ни звука, настолько поглощенный удовольствием, что не может придумать, что сказать. «Вот так, дорогой», — мягко хвалишь ты, «Ты так хорошо выглядишь, кончая на мой член, такая хорошая девочка, что наконец извинилась, я так сильно тебя люблю». Продолжая нашептывать сладкие слова, ты трахаешь его до самого оргазма, медленно и неуклонно, и смотришь, как он дергается и дрожит от экстаза, когда его наконец-то отпускает. Кажется, что его оргазм будет длиться вечно, но, наконец, он издает болезненный звук, и это твой сигнал прекратить двигаться. Ты позволяешь ему немного сжать твой член в нём, пока слезы не прекратятся и его тело не станет мертвым грузом от изнеможения. Ты медленно выходишь из его ануса и ложишься рядом с ним. Твоим ногам потребуется небольшой отдых, прежде чем ты сможешь приступить к последующему уходу, но, к счастью, Брамс не возражает против беспорядка. Лежа, ты делаешь все, что в ваших силах, например, снимаешь с себя фаллос и осторожно снимаешь с него маску. Его глаза закрыты, когда ты открываешь снимаешь маску, но ты знаешь, что он все еще бодрствует. Ты вытираешь слезы и слюни с его лица, нежно целуя его в губы и лицо, пока не убедишься, что сможешь пользоваться своими ногами. Брамс скулит, когда ты собираешься уходить: «Я сейчас вернусь, обещаю, детка, мне просто нужно взять мочалку и пижаму для тебя. Хорошо?» Расставаться с Брамсом всегда нелегко, но, несмотря на истерики и срывы, ты поняла, что ему нужно услышать, что ты делаешь, и что ты вернешься. Он кивает головой и хватается за простыни, на которых ты лежала. Ты делаешь так, как сказала ему, что будешь делать, немного дольше, учитывая твои больные ноги, но не так долго, как потребовалось бы, если бы Брамс все еще прятал твою трость. Когда ты вернулась, ты начала с того, что привела Брамса в порядок, ты поразилась синякам, которые ты оставила на его заднице, и огромному количеству спермы, растекающейся лужицей по его животу. Ты деликатна и нежна с ним, как будто его маска — не единственная вещь, сделанная из фарфора. «Тебе придется немного помочь мне надеть это», — шепчешь ты, протягивая пижаму, которую принесла для него. Брамс приоткрывает один глаз и морщится. Однако он делает, как ему говорят, и ты с гордостью улыбаешься тому, как хорошо он себя ведет сейчас. Как только Брамс одевается, он снова ложится в постель, и, выключив свет, ты снова прижимаешься к нему. Он прижимается к тебе, утыкаясь лицом в твою мягкую грудь. «Спокойной ночи, дорогой», — ты целуешь его в макушку. «Спокойной ночи, мамочка», — отвечает он, и его голос звучит приглушенно из-за того, что он утыкается в тебя лицом. На мгновение становится тихо, и вы почти уверены, что Брамс заснул. Вот почему его громкий вздох заставляет тебя вздрогнуть. «Ты не испытала оргазма», — шепчет он, отрывая голову от твоей груди, чтобы посмотреть на тебя, хотя он едва ли в сознании. Ты не можешь решить, хочешь ли ты смеяться или ворковать над его осознанием. Вместо этого ты запускаешь пальцы в его густые волосы. «Все в порядке, милый, сегодняшний вечер был посвящен тебе», — он улыбается твоим словам, еще крепче прижимаясь к тебе. «Ладно. Хорошо раз так, мамочка. Но если бы ты захотела, я бы позволил тебе использовать меня до тех пор, пока ты этого не сделаешь», — на это ты не смогла удержаться от смеха. Ты сомневаешься, что он испытает еще один оргазм, но важна сама мысль.