Безжалостное время

      Неизменно они приходили к одному и тому же итогу. Как бы Лу Гуан не старался, как бы не менял свои действия в прошлом, все равно оставался с холодеющим от потери крови телом Чэн Сяоши. Он умер у него на руках, именно поэтому способность брюнета передалась ему. Сам он мог только заглянуть в фотографию. Но сейчас сидел и пялился на цветной кусок бумаги, надеясь, что сможет предотвратить то, что случилось в прошлом.       Каждый раз, когда он возвращался обратно и вновь слышал вредные слова на его же едкие замечания, самому Лу Гуану хотелось плакать. Настолько привычные перекидывания фразами вызывали у него ноющее чувство в груди. Но не только. Радость от того, что он все еще может находиться рядом с Чэн Сяоши и наслаждаться такими обычными разговорами. И эти противоречивые чувства смешивались внутри, желая прорваться наружу.       Но он держался и только строил по обыкновению хмурое лицо, не давая пробиться даже крупицам печали или отчаянной радости. Скорее на автомате отвечал колкостями, сам в душе проговаривая сотни нежных слов, не произнося их вслух только чтобы Чэн Сяоши ничего не заподозрил и чувствовал себя комфортно. Последнее, чего ему хотелось бы, так это сваливать на него свой груз, который он самолично обязался нести. Он так погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как Чэн Сяоши стал звать его.       — Ты как, Лу Гуан? Все хорошо?       И он хотел ему ответить, но воздух вдруг будто встал поперек горла, не давая даже слову вырваться из грудной клетки. Но все же, прилагая усилия, он выталкивает застрявший воздух и немного хрипло произносит:       — Да, — но выходит так сбивчиво, что он бы и сам себе не поверил.       — Лу Гуан, посмотри на меня, — Чэн Сяоши беспокоится и звучит при этом так удивительно мягко, что за ребрами где-то в районе сердца начинает щемить.       И он будет смотреть, внимательно, бесконечно долго, столько, сколько захочет брюнет, сколько ему будет позволено отведенным им временем. И даже если время снова захочет забрать то, что давно должно было принадлежать ему, — жизнь Чэн Сяоши — он будет каждый раз собственными руками вырывать его из глотки этого жадного и несправедливого демона.       Лу Гуан поднимает взгляд и смотрит своим обычным взглядом, запирая внутри себя боль, отчаяние и одновременно трепетную нежность, ловя и этот момент в свои воспоминания, чтобы не забыть уже никогда ни одну деталь человека напротив. И, видимо, в его взгляде что-то такое есть, от чего Чэн Сяоши не перестает выглядеть взволнованным его состоянием. В этот раз он уверенней произносит:       — Я в порядке, — и даже выдавливает из себя подобие улыбки и тянется к лицу напротив, позволяя себе коснуться любимых губ, не чувствуя при этом мертвецкую прохладу и металлический привкус.       Чэн Сяоши расслабляется и перестает выглядеть настолько обеспокоенным, подаваясь легкому прикосновению губ навстречу. А Лу Гуан, чувствуя такое родное тепло, не может отказать себе в том, чтобы усадить брюнета к себе на колени и просто сомкнуть объятья на его спине.       Лу Гуан нежно обводит трепетными касаниями каждую частичку тела парня, чтобы убедить себя в том, что Чэн Сяоши все еще перед ним. Дышит, живой и невредимый. И пусть у него самого будет хоть с сотню синяков и кровящих порезов, он будет снова и снова, вопреки своему логичному поведению, осуждая Чэн Сяоши за подобное, кидаться в омут с головой, лишь бы его защитить.       Все еще была какая-то ирония в том, как Лу Гуан произносил брюнету все эти правила, настаивая на том, чтобы он их выполнял. Будто бы если все остальное время стараться им следовать, то жизнь простит ему его вмешательство в чужую судьбу и смерть. Будто Лу Гуан так и говорит: «Посмотри, какой я хороший. Так что, пожалуйста, прости мне это мое маленькое эгоистичное желание, ну хотя бы раз». Хотя на самом деле это происходит не раз, и не два. Бесконечный цикл, пытающийся заставить его смириться. Это уже превратилось в какую-то замкнутую петлю с битвой за жизнь Чэн Сяоши. И он не был готов так просто сдаваться.       Из раза в раз он намерен жертвовать своей жизнью в каждом из возможных разветвлений, которые вообще существуют. Если бы у него была такая возможность, он бы обменял свою жизнь на его. Но правда в том, что жизнь более беспощадна. Если имелась фиксированная точка событий, никто не мог уже поменять ее, даже если предложит равноценный обмен.       Время было даже хуже, чем просто демон. У существ с рогами и хвостами можно было просить все, что угодно, выменивая на вещь с похожей ценой. У времени ты не мог выменять ничего. Как бы не старался, оно расставит все по-своему, не давая тебе никакого выбора. И единственное, что его все еще держало на плаву, это наличие у него сил, позволяющих хоть немного с ним побороться. Вырвать хотя бы лишних несколько часов, минут, да хоть что-то, лишь бы Чэн Сяоши оставался жив и улыбался хоть немного дольше.       И каждый вырванный миг он запирал в свои воспоминания, чтобы можно было воспроизвести все до мелких деталей, прокручивая их каждый раз, перед тем, как снова, не давая себе смириться с ощущением холодного тела на руках, хлопнуть в ладоши перед совместной счастливой фотографией и отправиться обратно.