State of grace

Я не ждал тебя в своей жизни. По правде говоря, я уже ничего не ждал. Ни еще одной смерти, ни нового начала, ни трезвости. Я принимал каждую новую ночь, как должное, и установившийся порядок чертового колеса фортуны, кажется, уже нельзя было остановить. Все, что я знал — закончить быстро, поцеловать грубо и забыть навсегда. Этот яд слишком глубоко впился в мои вены. Я так привык к грохоту, к пьянящим нескончаемым неоновым вспышкам, к сигаретному дыму, сворачивающему легкие и не дающему возможность дышать. Я привык замирать в этом мгновении, когда легкие полны этого яда, и все внутри ломается этой болью, словно трескаются ребра, и я останавливался, зависимый, не способный ни плакать, ни улыбаться, ни шевелиться. Я принимал этот яд, как меч к плечу. Словно меня могло что-то спасти. Словно в чем-то был смысл. Я тонул в ненависти к себе, я тонул в беспомощности и мысли мои уже были пусты, а руки слабы, как вдруг объявился ты. Раздражающий, простой, понимающий ты. Я не ждал тебя. Я не ждал тебя, правда, и оттого теперь все иначе, и я никогда уже не буду прежним. Вот же черт, что ты со мной сделал? Ты когда сел рядом и назвал меня лузером, что-то внутри раскололось. Ты сказал, мы похожи. Я не сразу это принял, хотя знал, знал, что с секунды, когда ты объявился в отеле, все изменилось. Я знал, что ты мне нужен. Я лишь не был уверен в том, что нужен тебе. А потом ты внезапно подхватил меня под руки и… И все обрело смысл. Я будто смог наконец сделать выдох. Когда я с тобой, моя броня исчезает. Она больше не нужна. Я не знаю, совершенно не знаю, как это описать, но с тобой мне не страшно. Будто с тобой все безопасно. Все становится светлее, тише. Все становится, как нужно, и я будто вижу выход оттуда, откуда выходов нет даже аварийных, потому что ты пришел и показал мне дорогу, хотя сам уже давно заблудился. Послушай, когда я ношусь в бесконечном блестящем хаосе ада, когда я перебегаю дорогу, едва не угодив под колеса, когда я работаю всю ночь подряд и возвращаюсь, не помня своего имени, когда весь мир кажется сплошным безумием, ты ведь там. Ты рядом со мной. Крутишься в мыслях, как какой-нибудь забытый мотив. И я никогда не думал, что все так обернется. Бурлящая жизнь, мелькающие огни, громкие голоса, и тут… ты. Смеешься и говоришь, что я лузер. И все вдруг останавливается, и будто это дьявольское адское одиночество уже не кажется таковым. Ты смеешься над собой, смеешься надо мной, и сквозь слезы и исступление я вдруг тоже начинаю смеяться. Послушай, мы же оба обречены, идиоты. Мы же оба последние неудачники. Мы же оба на дне. Оба. Вдвоем. Теперь только мы. И теперь все, что я знаю — не отпускать никогда, впервые любить тихо, впервые любить. И моя комната теперь пронизана не поганым отравляющим наркотическим дымом, а этим чувством тепла. Я никогда в жизни не чувствовал такого тепла. Что ты, давно отживший свое, давно повидавший все, что мог повидать, давно утративший способность заботиться, вечно хмурый и ворчащий, мог мне дать? Оказывается, весь мир. И я не умею любить, но я обещаю научиться. Когда ты сказал, что не хочешь меня, я уже думал уйти, потому что для меня это означает «нет». Но когда мы танцевали в том помойном переулке, я наконец понял, что ты имеешь в виду. Думаю, что понял. Надеюсь, что понял. Ты отрицаешь любые чувства ко мне, а потом вдруг приносишь мне еду на работу. Ты огрызаешься и отводишь взгляд, а потом вдруг я узнаю от Чарли, что ты сидел со мной всю ночь после того, как я отключился прямо на барной стойке. Что ты сидел, накрыв меня пледом, не сомкнув глаз, меняя мокрую повязку на голову, когда та становилась менее холодной, чем нужно. И от каждого твоего взгляда мне впервые хочется не напиться, не увести тебя в ближайшую комнату и выебать, не сделать какой-нибудь грязный комплимент, мне хочется… жить? Впервые. Впервые от чьих-то слов мне хочется жить. Я и не знал, что любовь может быть такой. Такой… не обжигающей, не рвущей на куски, не громкой и грубой. Такой нужной. Такой понимающей. Что я в тебе нашел? Что ты нашел во мне? Почему мы так сильно похожи? Мне иногда кажется, что наши сердца бьются одинаково, потому что шрамы на этих сердцах одной формы. И теперь только ты и я, и мы начинаем с чистого листа, потому что впервые за вечность у нас есть силы. Ты, пьяница, зависимый от азартных игр, ненавидящий все вокруг, показал мне, что значит любовь. Даже звучит смешно и глупо. Спасибо тебе за то, что ты позволяешь мне быть смешным и глупым. Никто и никогда не позволял мне этого. А я и правда лузер. Но ты ведь тоже, и поэтому мне не страшно быть ни смешным, ни глупым, пока ты держишь меня за руку и говоришь, что я все делаю верно. Это правда любовь? Это правда любовь. Та, за которую стоит сражаться, та, ради которой не умереть хочется, а ради которой хочется жить. И это больше не беспощадная игра, а тихий смех двух приговоренных к смертной казни, потому что если и идти на эшафот, крошка, то только с тобой под руку. И я взойду на эшафот. И я сломаю его к чертям собачьим, если ты хоть еще раз сможешь посмотреть на меня этим удивительным понимающим взглядом. Ты — моя слабость. Моя уязвимость. Ты — моя сила. Мой источник света. И я думаю, я нырну в этот омут с головой. Доверюсь тебе, доверю тебе все, что осталось от меня. И если ты это сломаешь, мне будет уже плевать, потому что на этом моя жизнь закончится. Но отчего-то я знаю, что не сломаешь, ведь внутри тебя такой же заржавевший механизм. Я плох в математике, но здесь, кажется, минус на минус дает плюс. Потому что черт возьми, не мог бы ты еще раз подарить мне тот танец? Не важно, будем мы пьяными или нет, будет ли что-то снова угрожать нашим жалким жизням или нет, знаешь, дорогой, мне так плевать, пока ты будешь танцевать со мной. Впервые я поверил в платоническую любовь. Прошу, давай не будем громкими и грубыми? Прошу, давай все останется, как есть? Я люблю тебя. Позволь повторить это странное, непривычное, словно забытое с детства «я люблю тебя». Знаю, не услышу ответ. Но увижу, когда ты отвернешься от меня, пряча румянец, почувствую на вкус, когда ты молча протянешь мне коктейль, что ты сделаешь специально для меня. И я узнаю эту фразу по теплу внутри, когда ты впервые меня поцелуешь. Из всех поцелуев мира я бы выбрал один твой. Пусть даже самый быстрый, самый неумелый, самый скованный. Он твой. Он наш. Потому что вдруг мне впервые дают право выбора, и из всего мира я выбираю тебя. Что-то отчаянно подсказывает, что сейчас самое время для чего-то хорошего, правильного и настоящего. — О чем задумался, Ангел? Энджел тихо усмехается. — Да так. Неудачники мы с тобой, вот и все. Я не ждал тебя. Спасибо, что ты появился и сделал так, что теперь все чуточку лучше.