Винные холмы

После Низвержения солнца Вэй Усянь больше торчал в кабаках, чем занимался чем-то полезным. А в один прекрасный день решил вдруг проведать своего учителя в Илине. Цзян Чэн не возражал. Раз Вэй Усяню отчего-то перестал нравиться Путь меча, может, хотя бы захочет продолжить изучать стиль пьяных богов. В войну новые приемы иногда выручали его в рукопашных боях, но армия мертвецов была намного эффективней. Теперь же, в мирное время, «кривая дорожка Тьмы» вызывала всеобщее осуждение. Пусть лучше побудет подальше от скандалистов и сплетников, чтобы не навлечь неприятности на себя и Юньмэн Цзян. С тех пор прошел почти год, и большую часть времени Вэй Усянь пропадал в Илине. Изредка он появлялся в Пристани Лотоса, набрасывался на суп сестры и воодушевленно болтал о том, как сделает из Могильных холмов земли, достойные небожителей. Цзян Чэн слушал вполуха — своих забот хватало, чтобы всерьез принимать всякие бредни. По крайней мере, выглядел Вэй Усянь намного лучше, чем сразу после войны, и так и кипел энергией. Да и общественность понемногу успокоилась насчет опасного и непредсказуемого Ушансе-цзуня. Однако на последнем собрании кланов, куда Вэй Усянь, разумеется, не явился, Цзинь Гуаншань вновь поднял вопрос о Тигриной печати. Отмахиваться от настырного интереса главы Цзинь к темному артефакту становилось все труднее. Насколько Цзян Чэн понял из путаных объяснений Вэй Усяня, с печатью тот что-то сделал. Она каким-то образом очищала Могильные холмы от темной энергии. Звучало не слишком правдоподобно, поэтому Цзян Чэн решил наконец наведаться к Вэй Усяню и во всем разобраться. Прилетев на мече в Илин, Цзян Чэн для начала зашел в чайную в поселке рядом с Могильными холмами. У Вэй Усяня чая наверняка не водилось, а для вина было еще рановато. Юный подавальщик в чайной оказался болтливым и сам завел разговор. — Молодой господин, видать, из заклинателей? – поинтересовался он после жалоб на непогоду и позднюю весну. — Только ежели вы к нам на нечисть пришли охотиться, то зря. — Почему это зря? — хмыкнул Цзян Чэн. Из-за близости Могильных холмов в Илине всегда было неспокойно, даже барьеры до конца не спасали. Неужели Вэй Усянь умудрился извести всю нечисть, с которой клан Вэнь веками не мог справиться? — Господин заклинатель, верно, не знает, — заулыбался подавальщик. — Это прежде к нам мертвецы да призраки с могильника лезли, а нынче неоткуда. Были у нас холмы Могильные, а стали Винные. Говорят, там кругом цветут сады и вино течет рекой. Жаль, хозяева через барьер чужих не пускают. Хотелось бы взглянуть хоть одним глазком. — Хозяева? — переспросил Цзян Чэн. Вэй Усянь говорил, что к его учителю перебралась какая-то родня. Видимо, речь шла про них. — Семья Цзю, — подтвердил подавальщик. — Они там вроде еще с начала войны поселились. А год назад пришел к ним один человек… Он-то и сотворил это чудо с Могильными холмами. За то его прозвали Старейшиной Илина. — Старейшина Илина? — Цзян Чэн чуть не подавился чаем. Это Вэй Усянь теперь старейшина, что ли? — И откуда известно, что там творится, раз за барьер не пускают? Может, и нет никаких садов? — Так у нас на сто ли вокруг фэншуй изменился. Раньше-то много было темной энергии, а нынче от горы одна светлая. И вино у них целебное — все хвори снимает. Старейшина Илина по праздникам на рынке всех бесплатно угощает. А господа Цзю лавку в поселке открыли. Помимо вина всякие травы и снадобья продают. Цзян Чэн допил чай одним глотком, бросил серебро на стол и поспешил на Могильные… Винные холмы. Лучше самому все увидеть, чем слушать местные байки. Барьер пропустил его беспрепятственно — Вэй Усянь неоднократно звал в гости, да Цзян Чэну все было недосуг. Узкая тропинка вела наверх. Постепенно заросли бамбука и трава вдоль нее сменились фруктовыми деревьями. Воздух полнился тонким ароматом цветов, нежно-розовые лепестки ковром устилали землю. А главное, повсюду ощущалась сильная светлая ци. Выходит, Вэй Усянь и впрямь непостижимым образом превратил старый могильник в «место для небожителей». Цзян Чэн уже заметил впереди ряды домов с соломенными крышами, когда из кустов выбрался маленький ребенок и вцепился ему в ногу. Он явно не был похож на мертвеца или призрака. Цзян Чэн на пробу дернул ногой, но ребенок не отлипал и с любопытством смотрел на него круглыми темными глазками. — Эй, А-Юань, ты кого там поймал? — раздался веселый голос. Вэй Усянь невесть откуда возник на тропе и как ни в чем не бывало поздоровался: — Привет, Цзян Чэн! — Забери своего ребенка, — пробурчал Цзян Чэн в ответ. — Аха-ха, ты тоже решил, что он мой, — Вэй Усянь легко подхватил ребенка на руки, тот принялся что-то тихо лепетать ему на ухо. — Что значит тоже? — нахмурился Цзян Чэн. — Я сказал Лань Чжаню, что сам его родил. — Вэй Усянь захохотал, чуть не согнувшись пополам. Ребенок только крепче обхватил его за шею — видимо, уже привык к подобному. — Представляешь, он почти поверил. — Лань Ванцзи был здесь? — Цзян Чэну стало обидно, что этот второй Лань успел побывать здесь раньше него. — Встретились случайно в Илине. — Вэй Усянь пожал плечами. — Ты сам виноват, я столько раз звал в гости, но даже Лань Чжань тебя опередил. Пойдем, покажу наше поселение. — Тебя тоже в Пристани Лотоса не дождешься, — парировал Цзян Чэн. — Здесь у нас сад, а там огород, — без умолку трещал Вэй Усянь, размахивая руками в разные стороны. Ребенка к тому времени забрала сухонькая старушка и увела в один из домов. По дороге попадались и другие люди, одетые как крестьяне. Они молча кланялись и возвращались к своим делам. — Тут грядки с редиской. А здесь, смотри, я посадил картошку. Цин-цзе сперва возражала, потому что у них раньше картошка не выживала, но теперь-то отлично растет. А вон там у Цин-цзе лекарственные травы, мне она запретила к ним приближаться. — Цин-цзе? — Цзян Чэн все отчетливее понимал, что Вэй Усянь нашел себе не только новый дом, но и новую семью. Чем ему не угодила Пристань Лотоса и компания Цзян Чэна с сестрой? Разве они не были его семьей? — Ох, я ведь тебе не говорил. На самом деле ты с ней знаком. И с ее братом. — Вэй Усянь остановился и громко позвал: — Цин-цзе, у нас гость! Дверь одного из домиков распахнулась, и за порог шагнула молодая женщина с гордой осанкой. Вслед за ней робко выбрался высокий парень. — Д-добрый день, глава Цзян. — Он вежливо поклонился. Цзян Чэн с удивлением узнал в них тех самых Вэней, что укрывали их после падения Пристани Лотоса. — Дева Вэнь? Вэнь Цюнлинь? — Цзю, — поправила Вэнь Цин. — Мы взяли фамилию бабушки. — И правильно сделали, — тут же подхватил Вэй Усянь. — Отличная фамилия! Пишется как девятка, но звучит совсем как вино. — Тебе лишь бы напиться, — пробурчала Вэнь… Цзю Цин. — Наше вино целебное, ты сама это признала. Цзян Чэн, пойдем-ка, я тебя угощу. — Вэй Усянь потянул его за руку в сторону темной скалы, что возвышалась за домами и огородами. — Вэй Ин, не забывай, ты обещал полить грядки, — раздался вслед голос Цзю Цин. — Помню-помню, Цин-цзе, обязательно полью, но сначала поболтаю с Цзян Чэном. Вэй Усянь подвел Цзян Чэна ко входу в пещеру внутри скалы. В нос ударил крепкий винный дух, на полу повсюду стояли глиняные сосуды. Над одним из них склонился человек средних лет в темной одежде. — Учитель, — обратился к нему Вэй Усянь, — а я гостя привел. Давно его сюда зазывал. Человек поднялся и с поклоном поприветствовал Цзян Чэна: — Рад видеть главу Цзян в нашей скромной обители. Можете звать меня четвертым дядюшкой. — Четвертый дядюшка тоже из семьи Цзю, — тут же встрял Вэй Усянь. Выходит, его учитель был из Вэней. — Он здесь уже двадцать лет живет. — А как здесь оказались остальные? — с подозрением спросил Цзян Чэн. Ему совершенно не нравилось, что Вэй Усянь близко сдружился с Вэнями, пусть и бывшими. Возможно, кто-то из них воевал. — Это долгая история. — Четвертый дядюшка проворно достал откуда-то три глиняные чаши, расставил на каменном подобии стола и разлил в них вино из одного из сосудов. Вэй Усянь принюхался. — «Радость встречи»? У дядюшки на каждый случай свой сорт вина, — пояснил он Цзян Чэну. Вслед за Вэй Усянем и четвертым дядюшкой Цзян Чэн опустился на циновку возле стола и с сомнением взял чашу. — Пей, не бойся. — Вэй Усянь одним глотком осушил полчаши. — У нас плохого не водится. Цзян Чэн на пробу сделал маленький глоток. Вино действительно оказалось вкусным — фруктовым с пряными нотками. — Этот напиток я создал как раз по поводу встречи с родственниками. — Четвертый дядюшка задумчиво пригубил вино и начал рассказ: — Когда Усянь ушел с Могильных холмов, мне было неспокойно. Вот и решил спуститься с горы, посмотреть, что в мире творится. И случайно наткнулся на обозы с моими родственниками. Они направлялись из Илина в Цишань по приказу главы Вэнь. Так мы и встретились через двадцать лет. Особенно матушка обрадовалась. Ну молодые-то меня не знали, конечно. Кто-то был слишком мал, кто-то еще не родился, когда я попал на Могильные холмы. Никто из них не хотел воевать, все люди мирные. Потому я им и предложил поселиться здесь. Так вся семья незаметно исчезла из мира. Когда в Илине все утихло, мы стали выходить понемногу. Сменили фамилию, никто и не догадался. Цзян Чэн не мог не признать, что они поступили мудро. Даже если этим Вэням не пришлось бы воевать, после войны их бы вряд ли пощадили. Все-таки родственники главной семьи. Его и самого до сих пор передергивало от фамилии Вэнь. Но теперь эти люди звали себя Цзю. К тому же Цзю Нин и Цзю Цин спасли Цзян Чэна из плена и укрыли в надзирательном пункте, устроили похороны родителей, а четвертый дядюшка помог Вэй Усяню выжить на Могильных холмах. Цзян Чэн должен был испытывать к ним благодарность. И все же в глубине души он злился, что Вэй Усянь проводил все время с ними, а не в Пристани Лотоса. Будто почувствовав неприязнь Цзян Чэна, четвертый дядюшка быстро допил вино и поднялся. — Пойду-ка схожу в сад. А вам есть о чем поговорить и без меня. Когда он вышел из пещеры, Цзян Чэн наконец задал вопрос, который побудил его отправиться в Илин. — Вэй Усянь, что ты сделал с Тигриной печатью? — Я же тебе рассказывал, когда приезжал в Пристань Лотоса в прошлый раз. — Вэй Усянь обиженно надул губы. — Ладно, давай наглядно покажу. Он повел Цзян Чэна вглубь пещеры к большой каменной купели, до краев наполненной прозрачной водой. На дне были выбиты знаки магического поля, в центре которого лежала Тигриная печать. Цзян Чэн видел ее вблизи всего пару раз, но ему показалось, что форма и узор изменились. От купели исходила мощная светлая ци. Цзян Чэн нахмурился в попытке разобрать действие заклинания, но так и не смог ничего понять — знаки выглядели хаотичными и во многом незнакомыми. — Между прочим, ты первый, кому я показываю мое величайшее изобретение, — торжественно сообщил Вэй Усянь. — Кроме семьи Цзю, но они не в счет. Можешь гордиться! — А Лань Ванцзи? — Лань Чжань был здесь всего один раз. Без малого год назад, когда у меня только появилась смутная идея. И, кстати, выслушал внимательно, в отличие от тебя. Вэй Усянь явно старался поддеть, но Цзян Чэн решил не поддаваться на провокации. — Как оно действует? — Если не вдаваться в подробности, я переделал Тигриную печать. — Вэй Усянь ткнул пальцем в центр купели. — Она притянула всю темную энергию Могильных холмов в магическое поле. Заклинание преобразует ее в светлую ци и отдает понемногу. Тут на несколько сотен лет хватит. — А если забрать печать? — Тогда она станет бесполезным куском железа. Само поле тоже перестанет работать, потому что печать замыкает контур заклинания. — Вэй Усянь окунул руку в воду и достал печать. — Видишь? Поток светлой ци тотчас иссяк. Темной энергии от печати также не ощущалось — Цзян Чэн хорошо помнил, каким холодом от нее веяло во времена Низвержения солнца. — То есть твоя гуева печать больше не может поднимать мертвецов? — уточнил он. — Именно! — Вэй Усянь вернул печать на место и горделиво вздернул подбородок. — Ну признай наконец, что я совершил невозможное! — Хвастать ты всегда был горазд, — усмехнулся Цзян Чэн. — Если это правда, Цзинь Гуаншань останется с носом. Ты уверен, что нельзя вернуть печати прежнюю силу? — Конечно, — фыркнул Вэй Усянь. — Она отдала всю темную энергию магическому полю. — Если я скажу об этом на следующем совете, никто не поверит, — покачал головой Цзян Чэн. — Так пусть пришлют наблюдателей, — с вызовом заявил Вэй Усянь. — Я их проведу через барьер и все покажу. — А бывшие Вэни? Вдруг кто-то их узнает? — Цин-цзе и Цзю Нина я спрячу. Остальные — скромные незаметные люди. Четвертый дядюшка вообще здесь двадцать лет провел. Кто его помнит, кроме родственников? Как ни старался, Цзян Чэн не мог найти слабые места в планах Вэй Усяня. Все выглядело идеальным, вот только… — Ты совсем не собираешься возвращаться в Пристань Лотоса? Вэй Усянь на мгновение напрягся, но тут же натянул на лицо дурацкую улыбку. — Пойдем-ка еще выпьем. Цзян Чэн поморщился от того, как он ушел от ответа, но вернулся к столу и потянулся к глиняному кувшину. — Не это. — Вэй Усянь остановил его руку, а затем принес другой сосуд. — Что, уже не радуешься встрече со мной? — едко спросил Цзян Чэн, вспомнив про название вина. Против обыкновения, Вэй Усянь ничего не сказал и наполнил чаши из нового кувшина. Напиток оказался намного крепче прежнего и огнем обжег горло. Вместе с тем в нем чувствовалась прохладная сладость аниса и легкая горчинка в послевкусии. Вэй Усянь мгновенно наполнял чаши, едва они пустели. — Ну, мы достаточно выпили, чтобы поговорить? — нарушил молчание Цзян Чэн после пятой чаши. На удивление, он уже не злился. Похоже, напиток притупил раздражение и тревогу. — Как хоть называется это вино? — «Откровение», — тихо ответил Вэй Усянь. — А ты достойный ученик своего учителя, — усмехнулся Цзян Чэн. — Каждому напитку свое время, да? Ну, я жду от тебя откровений. Начинай. Вэй Усянь плеснул ему вина в чашу, сам хлебнул прямо из кувшина и наконец заговорил: — Видишь ли, я теперь вроде как привязан к этому месту. — Он покрутил кувшин в руке, не глядя в глаза Цзян Чэну. — То есть могу отлучаться, но ненадолго… Вот оно! Цзян Чэн так и знал, что есть какой-то подвох. Слишком уж гладко все выглядело на словах. — Значит, ты провел какой-то ритуал, чтобы все получилось?! — Былые спокойствие и расслабленность немедленно испарились. Цзян Чэн вскочил на ноги. — Чем тебе пришлось пожертвовать? Своей свободой? — Нет-нет, ты неправильно понял, — замахал на него руками Вэй Усянь. — Никаких жертв! Наоборот, мощная светлая ци благотворно влияет на меня. Мои меридианы почти восстановились и уже способны удержать немного духовных сил. Цин-цзе подтвердила, что я смогу сформировать золотое ядро. Всего за несколько лет. Но мне нужна постоянная подпитка, поэтому не следует отлучаться надолго. Я даже сплю в пещере, потому что здесь самая высокая концентрация ци. — Сформировать золотое ядро?.. — Цзян Чэна словно сковало холодом изнутри. — А что случилось с прежним? Почему ты мне ничего не говорил? — Ты же помнишь, как я впервые оказался здесь. — Вэй Усянь вновь перевел взгляд на кувшин в руке. — Вэнь Чао поймал меня, а при нем всегда ошивался Вэнь Чжулю. Как странно, что Цзян Чэну никогда не приходила в голову такая очевидная мысль. Вэй Усянь никак не показывал свои слабости, тем не менее он перестал носить меч и использовал только Темный путь. Следовало бы догадаться. Цзян Чэн пошел бы к Баошань-саньжэнь, на коленях умолял бы простить за обман и помочь Вэй Усяню. — Цзян Чэн, я знаю, о чем ты думаешь. Не нужно. — Вэй Усянь покачал головой. — Все уже в прошлом. Я обязательно сформирую золотое ядро и снова обгоню тебя на Пути меча! — Не хвались раньше времени, — проворчал Цзян Чэн и вспомнил, с чего начался разговор: — Значит, ты еще несколько лет не сможешь вернуться в Пристань Лотоса? — Я помню, как обещал помогать тебе во всем, но… Сейчас не получится. Извини. — Вэй Усянь отпил из кувшина и вдруг улыбнулся. — Хотя у меня появилась идея. Тебе не помешал бы новый вассальный клан. — Как будто он у тебя есть, — хмыкнул Цзян Чэн. — Не у меня, а у четвертого дядюшки, — возразил Вэй Усянь. — Я вовсе не собираюсь брать на себя бремя главы. Клан Илин Цзю с Винных холмов. Неплохо звучит? Мы могли бы наладить поставки целебного вина в Юньмэн. Ты станешь посылать к нам учеников осваивать стиль пьяных богов. Не стоит полагаться только на духовные силы, всякие ситуации случаются. А Илин Цзю не помешала бы поддержка одного из Великих кланов. Ну как, согласен? Цзян Чэн допил вино из чаши. Он уже принял решение, но не хотел немедленно потакать Вэй Усяню. — Завтра обсудим на трезвую голову.