***
Дазай смеëтся, и его глаза крадут лунный свет из открытого окна. Несмотря на всю его меланхолию и мрачный юмор, смех Дазая определенно возвышенный. Смех Дазая — это ощущение, когда возвращаешься со снегопада на улице домой к чашке горячего чая и пылающему камину, и Чуя мог бы провести в его объятиях всю жизнь. Хотя он будет временно оплакивать смену обстановки, скучая по улыбке Дазая до того момента, когда сможет снова насладиться ею, он переворачивает шатена на живот и скользит рукой вниз по его спине. Вдавливая пальцы в кожу, выглядывающую между бинтами на бëдрах Дазая, его дыхание овевает изгибы тела партнера, оставляя за собой мурашки предвкушения. Когда он приподнимает бëдра более высокого мужчины, Дазай выгибает спину немного выше. Это всë, в чем нуждается Чуя. Его руки скользят вверх, чтобы обхватить задницу Дазая, деликатно раздвигая поддатливую плоть ровно настолько, чтобы провести языком по чувствительному ободку, и слушать довольные вздохи в подушку сверху. В то время как голос Чуи, скорее всего, заполняет всë место в баре, голос Дазая бесстыдно захватывает весь воздух в его спальне. Каждый вздох, каждый хриплый стон и каждое заикающееся повторение имени Чуи растекаются по мятым простыням и выплëскиваются в коридор. Нет сомнений, что его слышно сквозь тонкие, как бумага, стены его квартиры, но Чуя выдержал бы тысячу неловких поездок на лифте и стычек в коридоре, чтобы услышать бессловесные похвалы Дазая, какими бы искренними и раскованными они ни были. Пылкое поощрение только делает Чую еще более жадным: он щëлкает языком в такт штанам брюнета и поскуливает. Его колени вжимаются в матрас, когда он устраивается в своей позе, используя рычаги давления, чтобы удерживать партнëра распростëртым перед ним. Его не пугают трясущиеся ноги перед ним, когда его язык проникает в кольцо мышц. И всë, что требуется — это два коротких слова, слетающих с розовых губ, чтобы отвлечь внимание. — Трахни меня. Одновременно мольба и приказ, и ни то, ни другое рыжеволосый не имеет ни малейшего желания отрицать. Он поднимается с колен и посмеивается над всхлипом, который вырывается у шатена при потере контакта. Он хватает бутылочку со смазкой с прикроватного столика и щедро выдавливает еë всю на ладонь. Он проводит скользким гелем по своему члену и чуть вздрагивает от внезапного холода. Поглаживая свой член, он украдкой бросает взгляд на мужчину в своей постели. Бинты на его предплечьях постепенно ослабевают, когда он вытягивается на матрасе. Когда он, наконец, поднимает взгляд, чтобы встретиться взглядом с Чуей, его глаза яркие, игривые и манящие. Он забирается обратно на кровать и подталкивает Дазая, чтобы тот перевернулся. — Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, понял? Он замечает скептицизм в том, как приподнимаются брови его партнера, но, тем не менее, тот кивает. — Я собираюсь убедиться в том, что ты не будешь думать ни о ком другом сегодня вечером. Он наблюдает, как осознание мелькает в больших карих глазах, прежде чем они закатываются. Дазай хочет возразить, подразнить Чую, просто чтобы вновь разозлить, но его губы завладевают прежде, чем у него появляется шанс. Его рука сжимает подбородок возлюбленного, и он целует его так, словно это последний шанс, который у него когда-либо будет. Эгоистичный, изголодавшийся и немного напуганный. Он не может припомнить, чтобы когда-либо так боялся потерять кого-то, довольствуясь лишь наблюдением за тем, как люди приходят и уходят из его жизни с постоянством приливов и отливов. Но этот мужчина, — этот абсолютно приводящий в бешенство, опьяняющий вызов в виде парня, — вонзил свои когти в грудную клетку Чуи, и он отказывается позволить им выскользнуть. Он ослабляет хватку на лице Дазая только для того, чтобы обнаружить пальцы, запутавшиеся в его волосах и притянувшие его обратно. Он проводит свободной рукой по чередующимся полоскам хлопка и кожи, чтобы обернуть их вокруг талии Дазая, притягивая его бëдра вперëд. Чуя медленно прижимается к нему, наблюдая за любым намеком на дискомфорт. С его губ срывается тихое шипение, и Чуя замолкает. — Ты в порядке? Он отстраняется, чтобы как следует разглядеть обращëнное к нему умоляющее выражение лица. Дазай скулит в ответ, и Чуя качает головой. — Говори как есть, принцесса. — Да, мне хорошо, очень хорошо, продолжай. Его бëдра качаются вперëд и вызывают ещë один стон у более высокого мужчины. Он толкает бедро Дазая назад, углубляя движение и превращая его скулëж в полноценный стон. — Хороший мальчик, — напевает он, — дай мне знать, что это доставляет тебе удовольствие. Мужчина под ним дрожит, и он чувствует, как его член прижимается к животу в знак подтверждения. Он наклоняется, ловя губы Дазая своими, полностью погружаясь в него. Он чувствует, как Дазай покусывает его нижнюю губу — так Дазай просит большего. Обычно Чуя заставил бы его умолять об этом, но он слишком озабочен напоминанием сопляку, что он его сопляк, чтобы заставлять его работать ради этого. С каждым движением бëдер он трахается с Дазаем все глубже и всë больше теряет самоконтроль. — Идеально, — бормочет он между нежными поцелуями, — просто идеально для меня. Он перестаëт беспокоиться о том, чтобы быть нежным, вся оставшаяся осторожность тает с каждым блаженным стоном, срывающимся с языка Дазая. Прошло совсем немного времени, прежде чем он достиг дна, и его зубы предъявили свои права на кожу Дазая. Однако ему не уйти без единого засоса. Ногти вырезают заповеди собственности на его спине, и он наслаждается каждой отметиной. Он скорее умрëт, чем признает это, но он хочет, чтобы мир знал, что он принадлежит кому-то, принадлежит Дазаю. Член шатена пульсирует рядом с животом, и ему почти жаль его. Он чувствует, как пальцы в страстном желании сжимают оголëнную кожу на его спине. — Открой рот для меня, — шепчет он в ключицу Дазая, прежде чем провести языком по чувствительной коже. Его принцесса делает, как ему сказано, и Чуя засовывает два пальца в открытый рот Дазая. Он жадно сосëт это подношение, проводя языком между средним и безымянным пальцами Чуи и втягивая их в слюну, скапливающуюся у него на щеках. Чуя начинает отстраняться, но он ещë не закончил: инстинктивно хватает рыжего за запястье и удерживает его на месте, в то время как его голова мотается всë быстрее и сильнее. Слюна стекает с его губ, а глаза наполняются слезами, но он не сбавляет темпа. Только когда один вырывает сдавленный стон из другого, Дазай решает освободить его. — Б-блять.. Заикаясь, произносит он, отводя руку назад, а ритм сбивается, пока он ищет член Дазая. Головка уже скользкая от преэкулята, и покрытая слюной рука Чуи легко скользит вниз по стволу. Стоны Дазая становятся всë громче и громче, пока у Чуи не остается иного выбора, кроме как успокоить его, проведя языком по его горлу. Поцелуй грубый, но пропитанный обожанием. Он вдыхает каждый звук, вбирая стоны удовольствия и заявляя на них права, как на свои собственные. Каждый стон, каждое поскуливание, каждый снисходительный вдох воздуха, когда его глаза закатываются — они все принадлежат Чуе. Каждый поцелуй нежнее предыдущего, это уже не акт сдержанности, а сдержанность в словах, которые не следует произносить между лихорадочным дыханием и стиснутыми зубами. Сейчас было бы слишком легко спутать искреннюю просьбу и стремление к поспешному захвату контроля, но теперь он знает наверняка — он хочет Дазая. Всего его. Интеллектуальные игры и игры власти, ужасные шутки, рассказанные с большим очарованием, чем они заслуживают, даже давняя марля с его бинтов, которая будет окутывать их ещë долго после того, как они пожелают друг другу спокойной ночи. Его сосредоточенность окончательно ослабевает, когда скрипучий голос мурлычет в маленькое пространство между их губами. — Я близок. Следующий толчок бëдер Чуи более медленный, но обдуманный. Ему нужно всего несколько точных движений, прежде чем он почувствует, как тëплая сперма скользит по его обнаженной коже, а член Дазая начинает размягчаться в его руке. Когда он сжимается вокруг Чуи, рыжий начинает выгибаться. Он пытается отстраниться, более чем довольный тем, что вскоре кончит сам, пока Дазай ещë немного наслаждается, а длинные ноги обхватывают его спину и прижимают к себе. — Но... Гибкие пальцы мягко направляют его назад, где его встречают ещë одной серией нежных поцелуев, медленных и искренних. Дазай прижимается к нему со всей оставшейся у него силой, обхватывая руками затылок своего возлюбленного в качестве опоры. Решимость заботиться о Чуе толкает его через край. Он скручивает простыни в руках и трахает Дазая до его кульминации. Как только полностью опустошается, он отстраняется, чтобы полюбоваться видом, восхищаясь результатами своей тяжëлой работы. На щеках Дазая расцвëл очаровательный румянец, периодически прерываемый потоками солëной воды. Раскрасневшаяся кожа зовëт Чую вернуться; он отвечает с энтузиазмом, снова зарываясь в одеяла и обвивая руками женственного парня. Он прижимает Дазая к себе и молится, чтобы его сердце билось в груди и говорило само за себя. Измученный и довольный, Дазай покрывает ленивыми поцелуями шею Чуи и прислушивается к каждому слову, которое пульсирует на его губах. Кончиками пальцев он проводит по розовым ушам и перебирает пряди, освободившиеся от резинки для волос. Он отмечает изгиб рук Чуи на своей спине, отчаянно желая быть еще ближе. Их ноги переплетаются, и все равно каждой точки соприкосновения никогда не будет достаточно. Дазай чертит пальцами круги на обнажëнной спине Чуи и тихо рассказывает по памяти свою любимую историю любви. — «Я знаю, это, должно быть, стало для тебя чем-то неожиданным, поскольку всë, что я когда-либо делала — это презирала тебя, унижала и насмехалась над тобой, но я люблю тебя уже несколько часов, и с каждой секундой всë больше. Час назад я думала, что люблю тебя больше, чем любая женщина когда-либо любила мужчину, но полчаса спустя я поняла, что то, что я чувствовала раньше, было ничем по сравнению с тем, что я чувствовала сейчас. Но через десять минут после этого я поняла, что моя предыдущая любовь была лужей по сравнению с открытым морем перед штормом». Он чувствует, как Чуя вздыхает под ним, успокоенный безудержной привязанностью. Как могло что-то настолько странное, неизвестное до этого самого момента, чувствоваться, как дом? Прошлое, настоящее и будущее — дом, который никогда не сгорит. — «Мои руки любят тебя, мои уши обожают тебя, мои колени дрожат от слепой привязанности. Мой разум умоляет тебя попросить о чëм-нибудь, чтобы он мог полностью повиноваться». И вот Дазай поднимает голову с теплого плеча Чуи и стремится раствориться в бесконечности его глаз. У него едва ли есть шанс, потому что руки Чуи исчезают у него за ушами и нежно поглаживают кожу головы. Он прикасается к губам своего возлюбленного с большим пылом, чем может выразить словами. Чуя может предложить только три, и он надеется, что они расскажут Дазаю все, что ему нужно услышать. — Как только пожелаешь.Часть 1
12 февраля 2024 г. в 20:41
Чуя закрыл глаза, отчаянно цепляясь за свой последний шанс дышать.
Это просто одна ночь. Он сможет пережить эту ночь с помощью простых бесед и шуток, которые он не поймёт. Он многим был обязан Дазаю благодаря этому.
— Ох, Чуя.
Длинноногий шатен с другого конца зала помахал ему рукой. Он был одет в блузку цвета красного, как мак и очаровательно улыбался.
Барная стойка тянулась бесконечно, пока он пробирался к столу, где собралось уже множество людей. Его ждало множество незнакомых лиц: высокий блондин в очках, темноволосая девушка в костюме, кажется, феи, другой мужчина, сидящий рядом с Дазаем, одетый как...Шерлок Холмс? Может быть?
И, конечно, Дазай собственной персоной. Звезда шоу, центр внимания, королева драмы Дазай. Каштановые локоны, падающие на его лоб в редкой форме, мягкие и очерченные, как будто так и просились, чтобы их обвили пальцы Чуи.
Он умолял рыжеволосого согласовать костюмы, чересчур злоупотребляя своей властью, чтобы тот надел костюм Принцессы-невесты.
«Я делаю одолжение миру, заставляя Чую нарядиться сегодня».
Трудно воспринимать это всё всерьёз, когда так называемый собеседник обнимает тебя за плечи и страстно одаривает поцелуями каждый обнажённый дюйм кожи.
Дазай злодейски осознаёт, как хорошо он выглядит в крестьянской блузе, свободно завязанной спереди, так что был виден только кусочек кожи, выглядывающий из-под бинтов.
Он также достаточно умëн, чтобы ещё до встречи понять, как будет захватывать дух от Чуи в полностью чёрном ансамбле Уэстли, которого попросили не надевать головной убор. Ему не была интересна идея завязывать его, когда пряди могли выбиться из низкого хвостика и обрамлять веснушчатые щëки Чуи.
Когда Чуя, наконец, добирается до Дазая, он чувствует, как рука обвивается вокруг его талии и подтягивает падающую ткань. Другая рука на бедре притягивает его ближе, и глубокий вырез платья спускается ещё ниже.
— Друзья, Куникида, это Чуя!
Дазай сиял, смотря на группу выгоревших аспирантов.
— Чуя, это половина сотрудников нашей университетской газеты.
Чуя мягко улыбнулся и робко помахал рукой, будучи неуверенным в том, что на самом деле означало «это Чуя» для странной кучки людей. Знали ли они о том, как их пара познакомилась? Это всё, что они о нём знали? В тот день пожарному-волонтëру было поручено снять взрослого мужчину с дерева средь бела дня.
Как будто прочитав его мысли, темноволосая девушка заговорила.
— Наконец-то я смогла взглянуть на того, чьë имя постоянно выходит из широкого рта Дазая.
Её улыбка — злая и соблазнительная, свидетельство её уверенности, которой, если честно, завидовал сам Чуя.
Это, должно быть, Йосано Акико, медицинский работник и ординатор-хирург. Её взгляд был чётко отточен, чтобы в прямом смысле вскрыть вас и вынуть самое больное «я». Поразительную красоту Йосано затмевали только невероятный ум и мастерство в творческом решении проблем. Чуя довольно быстро решил, что она ему понравилась.
— Хочу ли я вообще знать, что он говорил обо мне?
— Нет ничего такого, чего бы я не говорил тебе напрямую, — сказал Дазай с идиотской ухмылкой.
— О, значит, ты уже рассказывал ему о своих фантази—
Дазай мигом толкнул брюнета локтем в ребро, и тот подавился леденцом прежде, чем успел закончить.
— Ах, это Рампо. Он, возможно, единственный человек, у которого рот шире, чем у Дазая, — произнёс спокойно блондин, не отводя взгляда от книжки в его руках, — и я Куникида, приятно познакомиться.
Он протянул руку и искренне улыбнулся Чуе, и тот отвечает тем же.
— Так..кто вы друг другу? — вновь вмешалась в разговор Йосано.
Дазай посмотрел на Чую сверху вниз и ухмыльнулся недобро.
— Вы разве не видели мою Принцессу-невесту? Он мой маленький фермерский мальчик.
— О, так ты всё же рассказал ему о своих странных сексуальных фантазиях.
Дазай сразу щëлкнул товарища в висок, как по команде, но слишком поздно. У Чуи уже то самое выражение лица, — почти неотличимое между ужасом и яростью, — и он знал, что за это Осаму рано или поздно ответит.
Однако подобные выходки сработали. Чуя постепенно чувствовал себя всё более комфортнее в компании. Они забавные и прилагали усилия, чтобы помочь ему освоиться, по крайней мере, те немногие из них, о которых, казалось, Дазай заботился. И всë же, он не мог избавиться от пары глаз цвета ржавчины, устремлëнных на него.
За соседним столиком сидят другие студенты и сотрудники газеты, но они все ясно дали понять, что хотели выделиться: все мужчины были одеты в плиссированные брюки и рубашки на пуговицах, а несколько женщин среди них всë ещë носили свои блейзеры и юбки-карандаши. Никто из них не предпринимал никаких усилий, чтобы пообщаться с аспирантами, не были в восторге от костюмов, игр с выпивкой и растущей кучи конфет рядом с Ранпо. Одна женщина, в частности, не отводила свой пристальный взгляд с их столика с того самого момента, как появился Чуя, и он превратился из слегка нервного в по-настоящему раздражëнного.
Он дотронулся спины Дазая, чтобы привлечь его внимание, и более высокий мужчина промурлыкал в ответ. Закрыв глаза и подавшись навстречу прикосновению, он наклонил ухо к своему спутнику.
— Кто это и почему она прожигает дыру у меня в затылке весь чëртов вечер?
— О, ты про Сасаки?
Он не потрудился даже открыть глаза, чтобы подтвердить факт, который не ускользнул от внимания Чуи.
— Она, наверное, просто разозлилась, потому что рассчитывала пойти со мной домой сегодня вечером.
— Прошу прощения?
Фраза вырвалась слишком быстро, чтобы он успел подавить рычание в глубине своего горла. Озорной огонëк в глазах Дазая показывал, что незначительная оплошность дорого ему обойдëтся. Он сжал кулаки в тщетной попытке перенести напряжение с остальной части своего тела на какое-нибудь менее заметное, куда-нибудь, где это не доставило бы шатену такого удовольствия.
— Что? Просто она у меня всегда, когда в отделе выходной, — хихикнул Дазай.
— Всегда?
— Да, если я больше никого не подцеплю до конца вечера. А что? Ты ревнуешь?
— Нет.
Он ревновал.
— Это умилительно.
— Я бы хотел, чтобы она взяла тебя с собой на ночь.
Он не хотел.
— В самом деле? Я уверен, она была бы более чем счастлива...
— Хватит.
Резко огрызнулся Чуя, которого уже тошнило от того, как раздувались его ноздри и краснело лицо без его разрешения. Он не гордился этой своей частью — защитной, собственнической частью, которая постоянно втягивала его в неприятности. Он хотел игнорировать злую ухмылку, медленно расползавшуюся по лицу Дазая, и то, как загорались его глаза при изгибе губ. Больной ублюдок наслаждался реакцией, но это продлится недолго.
— Не позволяй ему слишком сильно издеваться над тобой, Чуя, — Йосано потянулась через стол и сжала его руку, — Ты первый человек, с которым он нас познакомил по своему желанию. Тебе не о чем беспокоиться.
— Кто сказал, что я беспокоюсь? — Чуя поморщился, но его глаза не могли скрыть облегчения и признательности, которые он испытывал, — Может быть, я просто недолюбливаю, когда грëбаный незнакомец пялится на меня всю блядскую ночь.
— Я не думаю, что проблема в этом, — беззаботно ответил Дазай.
— А? Это ещё почему?
— Ты даже не заметил рыжеволосого парня за стойкой, который ни разу не отвëл от тебя глаз.
— Что? Кто? Покажи мне.
— Не веди себя так нетерпеливо, я могу начать беспокоиться, что ты уйдëшь с ним.
Когда Дазай указал в сторону небольшой группы старшекурсников, Чуя мгновенно почувствовал, как у него начал сжиматься желудок. Должно быть, это было довольно очевидно, потому что дерзкая ухмылка Дазая мигом сменилась вспышкой искреннего беспокойства.
— Что случилось?
— Ничего. Я просто не знаю, как я их упустил из виду, вот и всë.
— Кто они?
— Некоторые другие волонтëры со станции. И ты прав насчëт рыжего.
— Конечно, я такой.
Но гордость Дазая замерла, когда он осознал смысл этого заявления.
— Погоди, откуда ты это знаешь?
— Боже правый, пожалуйста, я уверена, что этот парень влюблëн в тебя.
Йосано прислушалась к их разговору, который становился громче с большим интересом, чем она проявляла к кому-либо за последнее время.
— Если ты хочешь это так называть...
— О, это интересно.
— Похоже, у тебя появился конкурент, Дазай, — сказал Ранпо через плечо, замечая веселье Йосано.
— Ни капли.
— Ну, по крайней мере, он не собирался идти домой с ревнивой гарпией, — фыркнул Чуя, только ещë больше вызывая восторг у хронически скучающих компаньонов Дазая.
— О, это не та игра, в которую ты хочешь играть со мной, Чуя.
— Разве? — его недовольная гримаса быстро сменяется в озорную, разжигая огонь в сердце Дазая.
Так началась их игра. Не слишком дружелюбная проверка их собственной неуверенности в себе и друг друге, вызов на принадлежащую им по праву территорию. Коллеги Дазая заключили пари между собой: даже Куникида, кажется, воспользовался моментом веселья от потенциальных мучений Дазая.
В последний раз, когда они играли в неё, те были незнакомцами, только-только узнающими, на какие кнопки нажимать, чтобы спровоцировать друг друга, и всë это — во имя невинного соревнования. Сегодня они уже хорошо разбирались в слабых местах друг друга, и их спортивное мастерство было хорошо развито. На этот раз они хотели выиграть не игру, а войну. Каждый в баре должен знать, что они принадлежат друг другу. Вопрос только в том, кто сломается первым и потребует то, что принадлежит ему ценой собственной гордости.
Они с самого начала дали понять, что жаждут крови.
Чиби Уэстли чуть шире распахнул свою блузку поэта под мелодию свиста Йосано. Он попытался скрыть румянец за беспорядочными рыжеватыми завитками, обрамляющими его лицо, и направился прямиком к толпе благонамеренных, симпатичных идиотов.
Рыжеволосый, о котором шла речь, первым заметил приближающегося парня.
— Чуя, я не ожидал увидеть тебя на Хэллоуин, знаешь ли.
Тачихара нервно переминался с ноги на ногу, поддерживая зрительный контакт так долго, как только мог.
— Кто, а..кем ты должен быть?
— О, это просто какой-то персонаж из тупого американского фильма.
— Ну, м, ты хорошо выглядишь. Типа, действительно хорошо.
Его решимость ослабевала, а рвение возрастало, когда он рассматривал каждую деталь другого мужчины. Чуя ухмыльнулся младшему.
— Правда? Спасибо. Ты и сам неплохо выглядишь. Из тебя получился бы горячий пират.
Лицо Тачихары мигом стало свекольно-красным от комплимента, но у него не появилось шанса ответить, прежде чем его друзья начали окружать Чую, предлагая ему выпить и бросая вызов на партию в дартс, которую, как они уже знали, обязательно бы проиграли.
А всë это время Дазай вëл гораздо более интимный разговор с Сасаки. Ему не нужно проделывать большую часть работы, чтобы насмехаться над Чуей, она справилась сама с этим.
«Боже, она выглядит такой отчаявшейся.»
Подумал он про себя. Хуже, однако, то, что он полностью это понимал. На её месте он бы чувствовал Дазая внутри и вокруг себя, опьяняющего, неземного и такого. чертовски. прекрасного. Он сделал всë возможное, чтобы стряхнуть с себя хмурый вид, окунуться в шумные игры и алкоголь.
Его друзья открыто показывали привязанность друг к другу, целовали друг друга в висок и обнимались с каждым мигающим объявлением о победе, за которым не последует никаких призовых билетов, а вместо этого проигравший купит ещë один раунд. Тачихара не исключение, несмотря на нервный характер парамедика.
Когда они выиграли очередной раунд настольного футбола благодаря голу Тачи, забитому вращающейся фигуркой вратаря, Чуя запечатлел краткий восторженный поцелуй на его губах и вскинул руки вверх.
— Тачихара, идиот, я люблю тебя!
Если голос Чуи слышен, когда он трезв, то он ещё более громок, когда он пьян. Ему не составило труда крикнуть это так, чтобы было слышно Дазаю на другом конце бара и вызвать у него подëргивание глаза.
Чуя мог выиграть прямо там. Он мог бы забрать домой золото, славу и права на злорадство на весь вечер. Но он этого не сделал. Он совершил ошибку, проверяя реакцию Дазая глазами, и его встречает его парень, с чужим пальцем в петле на поясе.
Это нечестно. Несправедливо, что Дазаю даже не нужно было пытаться, что Сасаки совершила всю работу за него, вскипятив кровь Чуи и завязав узлы у него в животе. Но этот придурок всë равно выиграл.
— Чëрт возьми, я выхожу из игры.
Чуя бросился Дазаю и быстро закончил строить из себя что-то, стягивая его вниз за шëлковый шифон, накинутый на ключицу, и забирая воздух прямо из его легких.
Дазай не попытался сопротивляться. Его руки немедленно нашли своë место на тонкой талии Чуи, не давая ему отстраниться от улыбки, появившейся на его губах.
— Это заняло слишком много времени, — ухмыльнулся он, крепче прижимая рыжеволосого к себе. Ни один из них даже не вздрогнул, когда Сасаки в раздражении вышла из-за стола, бормоча что-то, заканчивавшееся на «мудак».
— Ты мог остановить это в любой момент, когда захотел бы.
Чуя изо всех сил старался казаться сердитым, но Дазай прижал их лбы друг к другу, и улыбка полностью выдала его.
— Ммм, но я бы не хотел проиграть маленькому чибикко, — напел он, касаясь носом носа Чуи.
— Ты заноза в заднице.
— Да, но я твоя заноза.
— Чертовски верно. Давай убираться отсюда поскорее.