Клянусь — и наяву, и во сне

Сначала была только темнота. Потом сквозь темноту начал пробиваться негромкий, но очень настойчивый голос. Ризли пытался оттолкнуть его. Он не понимал, принадлежал голос ему или чему-то другому, извне; звуки начали напоминать заезженную пластинку, а Ризли сопротивлялся, как муха, попавшая в липкую ловушку. Наконец Ризли открыл глаза — вынырнул, как из ледяной воды. Жадно задышал, в панике оглядываясь по сторонам. Но рядом не было ничего опасного, он лежал на широкой кровати, заправленной чистым постельным бельём, простыня под ним смялась, а подушка и вовсе валялась на полу. Над ним нависало обеспокоенное лицо Нёвиллета. — Ризли, это я. Всё хорошо. Ты в безопасности. Я разбудил тебя, потому что ты кричал во сне. Тебе снился кошмар? — Уф, — герцог позволил себе облегченно выдохнуть и откинулся на подушки, закрывая лицо руками, — да. Извини, ты видимо проснулся из-за меня. Всё в порядке, я каждый раз радуюсь, что это был всего лишь сон. — Каждый раз? — Нёвиллет нахмурился. — Тебе часто снятся кошмары? — Э-э-э. Нет, не совсем, не то чтобы часто, — пробормотал Ризли так беззаботно, насколько это было возможно. — Я имею в виду — с моим прошлым, моей работой, это же вполне нормально? Нёвиллет задумчиво кивнул, но не выглядел удовлетворённым ответом. Даже ему самому кошмары снились достаточно редко, хотя он каждую неделю на судебных заседаниях слушал подробности насильственных сцен и в том числе жестоких убийств. — Ты помнишь, что тебе снилось? — спросил юдекс. Через пару секунд он, опомнившись, добавил: — Если это слишком личное, ты не обязан говорить. Ризли пробежался глазами по чужому лицу, затем обвёл взглядом стены и потолок, посмотрел на свои руки, вздохнул и ответил: — Я бы не хотел об этом говорить, извини. — Да. Конечно. В глазах Нёвиллета едва заметно что-то угасло. Он вновь почувствовал себя неуверенно из-за того, что не смог выстроить достаточно доверительные отношения; в итоге один из немногих близких людей оказался не готов доверить ему свои переживания. Ризли видел всё. Он передвинулся ближе на кровати, сел, заключая Нёвиллета в кольцо своих рук, и погладил его по спине. — Нёви, я доверяю тебе больше, чем кому-либо в этом мире, — он улыбнулся, а потом мягко поцеловал судью в мочку уха. — Просто мне кажется, что это не самая приятная тема. Ты тоже был в моём сне. Я не хотел рассказывать не потому, что не готов делиться с тобой; я просто боюсь, что тебя это расстроит. — Я был в твоём кошмаре? — переспросил Нёвиллет, моргнув. — Я… сделал тебе что-то плохое? Судья словно окаменел в чужих руках. Ризли не мог видеть его лица, но глаза Нёвиллета расширились от неприятного осознания. Герцог снова погладил его по лопаткам, а потом прямо по центру спины между. — Ты не… не совсем. Точно уверен, что хочешь об этом услышать? Моё отношение не изменилось к тебе ни на каплю после этого сна. — Я бы хотел, — голос Нёвиллета прозвучал твёрдо, — если тебе снилось что-то со мной, значит, тебя что-то беспокоит. — В общем, — Ризли вздохнул и отсел в сторону, чтобы видеть глаза юдекса напротив себя. — Мне приснилось, что я сильно постарел. А ты остался таким же — блистательным и идеальным. Поэтому ты… э-э… не захотел больше быть вместе со мной. И я почувствовал себя очень плохо. Ризли не стал рассказывать, как во сне цеплялся за подол дорогой судейской мантии, словно утопающий, и как больно Нёвиллет оттолкнул его своей тростью прямо в грудь, из-за чего он, старый и слабый, упал на мостовую прямо посреди площади, а юдекс смотрел на это с брезгливой отчуждённостью, как будто они были друг другу никем. Тогда Ризли почувствовал, что начал задыхаться, и пытался крикнуть: «Не уходи», но голос не слушался его, он не мог произнести ни слова, получалось только сипение. Нёвиллет не обернулся. Ризли лежал на улице и задыхался, но никто из толпы людей не остановился, чтобы ему помочь, и его медленно поглощала болезненная вязкая темнота. Настоящий Нёвиллет в реальности молчал. На его лице отражались горечь и сожаление. Он смотрел в льдистые глаза Ризли, чуть наклонив голову, перебирая в голове слова, пытаясь упорядочить их. Раньше Верховный судья часто думал о том, что им с Ризли отмерено разное время. Он считал, что это беспокоило его одного: ведь это ему придётся прощаться с Ризли, когда время подойдёт к концу, а не наоборот. Оказалось, что герцог тоже переживает, пусть и видит ситуацию по-своему, под совершенно другим углом. Юдекс взял чужую руку в свою. Он вдруг почувствовал, что этого мало, и поступил так иррационально и импульсивно, как обычно никогда бы не поступил: резко придвинулся, обнял, поцеловал в макушку, в щёку, стиснул в своих руках, прижимаясь крепко к чужой груди. Ризли рассеянно гладил его по серебряным волосам, пропуская через пальцы шёлковые пряди. Нёвиллет испытал сильный приступ страха. Он не мог это объяснить; возможно, виной была мысль о том, как скоро по меркам его многовековой жизни им придётся расстаться; возможно, его ударило понимание, что после ухода Ризли он вновь останется один; страх сдавил горло, и Верховный судья задышал чаще, не в силах наполнить лёгкие достаточным количеством кислорода. За окном начинался дождь. — Нёви, ты чего? Я всё-таки тебя расстроил. Не стоит воспринимать это так близко к сердцу. Надо жить настоящим, а не думать о том, что будет через сорок лет. «Сорок лет, — подумал судья, — это слишком мало». Но сказал Нёвиллет другое: — Ризли, ты теперь часть моей судьбы. Так будет и завтра, и через сорок, и через восемьдесят лет. Только если ты сам не захочешь больше меня видеть, я уйду. Но в остальных случаях я останусь рядом с тобой, и моё слово нерушимо. Нёвиллет отпустил Ризли из своей хватки, посмотрел ему в глаза и увидел, что они покраснели. — Думаю, — сказал Нёвиллет, — что раз ты был честен со мной, я обязан ответить тебе тем же. Я боюсь остаться один. Я был один на протяжении сотен лет, и человеческий век кажется мне пугающе коротким. С улицы послышались глухие звуки удара дождевых капель о подоконник. Где-то далеко раздался первый громовой раскат. — Поэтому, — продолжил юдекс, — в моей голове никогда не было мыслей, что я могу оставить тебя, когда с возрастом ты изменишься. Я всегда хотел быть с тобой до самого конца. Лишь то, что этот конец слишком быстр для существа вроде меня, заставляет моё сердце истекать кровью. Тогда Ризли начал понимать, насколько глупыми были его опасения, насколько он недооценил верность и благородство дракона, насколько были беспочвенны его страхи. Вообще-то всё это время Ризли боялся не того, чего ему следовало бояться на самом деле. А бояться следовало себя и той боли, которую он мог причинить другому своим коротким человеческим веком. — Нёвиллет, я не могу обещать тебе, что найду способ продлить своё время, ты понимаешь, — герцог убрал прядь волос ему за ухо. — Но могу обещать, что буду беречь свою жизнь. И за то время, пока мы вместе, покажу тебе человеческий мир; научу всему, что поможет тебе жить комфортно и общаться с другими, чтобы, когда время придёт, ты не остался один. — Большего я не могу и желать. Судья улыбнулся, но как-то устало. Ему нужно было время, чтобы обдумать их отношения, чтобы сжиться с мыслью о расставании и принять её для себя. Нёвиллет был уверен, что однажды сможет жить с этим знанием с лёгким сердцем. Просто не сейчас. Сейчас же он потянулся к герцогу и нежно поцеловал. Ризли запустил пальцы ему в волосы на затылке, массируя, и ответил на поцелуй. Не удержавшись, переключился на шею. Его всегда удивляло, насколько эта зона была чувствительной, поэтому Ризли безумно любил выцеловывать шею долго, сминать кожу губами, пускать мурашки горячим дыханием. Нёвиллет обессиленно застонал, тут же сжимая губы, пытаясь сдержать этот позорный звук и руками цепляясь за чужие широкие плечи. Ризли уложил его на кровать, нависая сверху своим большим телом. Без привычной мантии Нёвиллет казался более хрупким. Вдобавок его кожа была такой светлой и нежной, алебастровой, пахла тонким морским парфюмом и холодом. Ризли целовал шею, широкими ладонями гладил грудь, живот, проникая под домашнюю рубашку. Он был везде, его было много, и от шершавых пальцев по телу бежали мурашки. Внезапно Нёвиллет вывернулся и сел на кровати. Он подхватил Ризли под руки и легко поменял их местами благодаря своей силе. Теперь герцог оказался лежащим на спине, а Нёвиллет сидел на его бёдрах. — Я хочу сделать кое-что, — тихо сказал Верховный судья и положил руки на пояс чужих штанов. — Ты позволишь мне? Ризли откашлялся и понял, что краснеет. — Конечно. Ты можешь делать со мной всё, что захочешь. — Не стоит давать таких дозволений, — усмехнулся судья, а затем стянул чужие штаны и белье и опустился вниз на кровати. Ризли не знал, почему чувствовал себя настолько смущённым, хотя спал с Нёвиллетом уже не раз. Но сейчас он не мог придумать, куда деть руки, куда смотреть и куда сбежать от переизбытка чувств. Нёвиллет прикоснулся губами к низу живота и спустился дальше дорожкой поцелуев. Он гладил ладонями внутреннюю сторону бедра, а потом обхватил рукой уже стоящий член и помассировал большим пальцем головку. Ризли изогнулся и дёрнулся, его почему-то затапливало смущение, но это чувство стыда только сильнее разжигало возбуждение. — Чшш, — Нёвиллет приподнялся и положил ему ладонь на солнечное сплетение. Этот жест был невероятно тёплым и защищающим. — Расслабься и получай удовольствие. Затем судья снова спустился вниз, взял руку герцога сам, запуская её в свои волосы, чтобы Ризли было, за что держаться. Тянуть за прекрасные серебряные волосы управляющий крепости посчитал кощунственным. Но потом, когда его член обхватили губами, мысли улетучились. Сначала судья взял неглубоко, посасывая головку, обводя ствол невероятно длинным языком и слегка проникая тонким кончиком в дырочку уретры. Ризли заскулил. — Ты… ах! Нёвиллет не дал ему что-либо сказать, вбирая член глубже и ускоряясь, втягивая щёки, обхватывая длину губами. Ризли беспомощно выпустил из рук его волосы, потому что не мог позволить себе их дёргать, взамен отчаянно хватаясь за простыни. Герцог сжал кулаки так, что было почти больно, пока Нёвиллет активно двигался и не собирался останавливаться. Ризли дрожал, внутри импульсами распространялось тепло, мышцы живота свело в напряжении. — Нёви, я долго не… ахххх… «Не продержусь», — хотел договорить управляющий, но слово превратилось в сплошной длинный стон. Судья впустил в себя член до конца, так, что тот теперь проходил почти в горло, и Ризли взвыл на одной ноте, после чего затрясся в оргазме. Когда герцог наконец смог отдышаться, он поймал Нёвиллета в крепкие объятия, целуя его лицо везде, куда мог попасть. Он шепнул в заострённое ухо: — Позволь мне тоже позаботиться о тебе. В чужих объятиях Нёвиллет расслабился, наслаждаясь тем, как крупная рука с мозолистыми пальцами обхватывает его член и медленно ведёт вверх-вниз. Ризли поцеловал сгиб шеи, губами поднялся к нежной зоне за ухом, снова спустился к плечу, и, продолжая двигать рукой, не смог отказать себе в небольшом засосе. Нёвиллет низко застонал, плавясь, закрывая глаза и позволяя белым вспышками плясать под веками. Ему было преступно хорошо. — Пожалуйста, сделай так ещё раз, — попросил тихо, стягивая с себя рубашку. Глаза Ризли загорелись от разрешения. Он снова начал посасывать кожу губами, впиваясь в плечо сильнее, оставляя новый алый след. Целовал лопатки и кусал плавную линию, по которой шея переходила в плечо. От лёгкой боли Нёвиллет потерял связь с реальностью. Ему было так приятно, что на эти мгновения уже ничего не имело значения. — Кончишь для меня? Судья изогнулся, вжимаясь в Ризли спиной, и на минуту мир вокруг него погрузился в бархатный полумрак, в котором искрились фейерверки.

* * *

Спустя две недели Ризли приснился тот же сон. Во сне герцог опустил взгляд на свои руки и сразу понял, что в нём уже не было той силы, как раньше; мощные мышцы ушли, кожу расчертили морщинки. В это время впереди появился силуэт Нёвиллета. Его точёный профиль, длинные струящиеся волосы, белая рубашка, выглядывающая из-под мантии, были всё теми же. Ризли испытал леденящий ужас, когда к нему пришло осознание, что Верховный судья смотрит на его изъяны, на его истёртое временем лицо. Нёвиллет подошёл ближе. В отличие от обычного сценария, он не брезгливо морщился, а тепло улыбался. — Ризли, пойдем домой? Юдекс протянул ему свою изящную ладонь без перчатки. Герцог, словно в замедленной съёмке, схватился за него собственной суховатой рукой. Он спросил: — Ты всё ещё хочешь быть со мной? — Конечно, я хочу быть с тобой, — Нёвиллет сжал его руку в своей, и они пошли по улице. Солнечные блики распадались маленькими звёздами на мостовой. — Я люблю тебя, и клянусь любить всегда — и наяву, и во сне. В ту ночь они впервые видели один сон на двоих. Когда Ризли проснулся, он обнаружил себя утыкающимся носом в чужое плечо. Рукой он обвивал Нёвиллета поперек туловища, прижимая к себе. Он был по-прежнему молод, видел собственные выпирающие сильные мышцы рук, чувствовал крепкое тело. Нёвиллет тоже уже не спал. Он запустил руку в тёмные волосы, ероша их на макушке. — Я видел твой сон, — негромко сказал судья. — Не иначе как Госпожа мудрости подарила нам своё внимание, — улыбнулся Ризли. А потом сразу же замер — испуганно, потому что был пойман. — Нёвиллет, ты видел меня таким? Слово «старым» было трудно произнести вслух. Судья задумался. — И да, и нет. Я попеременно видел тебя как изменившимся, так и таким же, как обычно. — Ты не испугался? Ризли не заметил, как неосознанно стиснул юдекса рукой ещё сильнее, практически прижимая к себе. — Нет. Думаю, это было не важно для меня. Не важно, потому что я знал, что это ты. И этого для меня было достаточно. Судья всегда стоял на страже правды, и его честность кристальной водой смывала любые сомнения. «Наяву и во сне», — вспомнил Ризли. А потом подумал, что никогда не чувствовал себя таким живым. Он не догадывался, что Верховный судья Фонтейна в этот момент думал о том же.